Beautiful Freak

Мы хотели поп-группу, которая нравится всем? Мы ее получили!

«Комсомольская правда», 1997 год

Вскоре Лагутенко надо было выезжать в тур по 80 городам. Состав концертирующих музыкантов набирался в последний момент, но меня не покидало ощущение, что все будет хорошо. Что Илья все вытянет, не подведет. Так в итоге и произошло.

Когда начался тур, у меня была возможность путешествовать вместе с «Троллями» и наблюдать их концертную эволюцию воочию. На сцене Илья смотрелся выше всяких похвал — пластичный, с неподражаемой мимикой и великолепной физподготовкой, он мастерски транслировал свои чары в духе спортивного сексапила. Он мог прыгать на полуметровую высоту, принимать позы из арсенала восточных единоборств, отжиматься от пола, маршировать на месте или имитировать с перевернутой микрофонной стойкой позу «распятие Христа». Когда он успел этому научиться, было непонятно.

«Я вряд ли экономлю себя на концертах», — признался как-то раз лидер «Троллей». И это была чистая правда. Традиционный дебют концерта «Троллей» модели осени-97 — угарный инструментал «На яды», где Илья играл на ритм-гитаре, Денис Транский — на клавишах, Сдвиг — на басу, Олег Пунгин — на барабанах, Юра Цалер — на гитаре, а бэк-вокалистка Олеся била в бубен и исполняла половецкие пляски. Затем начинались «Кот кота», «Скорость» и вся классическая обойма хитов из «Морской».

Знакомые журналисты, вернувшиеся с пражского концерта U 2, сравнивали Лагутенко с Боно. Точно можно сказать лишь одно — практически каждое выступление «Троллей» становилось событием. Кроме тех случаев, когда Илье мешали так называемые «технические причины».

«У меня были концерты, о которых я до сих пор вспоминаю с ужасом, — откровенничал Лагутенко впоследствии. — Так, в первый месяц активных гастролей вся группа где-то в Сибири слегла с гриппом, и пару концертов я хрипел из последних сил. Потом меня пришлось вывезти в Москву и положить в хорошую больницу. Как-то во Владивостоке вся пиротехника, которую приготовили для концерта, почему-то взорвалась на первой же песне. Вокруг нас все полыхало, и ничего не было видно из-за дыма. Мне это не очень понравилось. Еще мы застревали в снегопадах где-то в северном Казахстане…»

Неудивительно, что со временем Лагутенко превратился из ухоженного лондонского денди в опытного скифского кочевника. С луком, колчаном и стрелами. Порой Илья брал на гастроли мой диктофон, который приносил на пресс-конференции и… начинал пугать им журналистов. Показывал пальцем на диктофон и строго говорил, что будет сверять тексты вопросов-ответов. Лично. На самом деле функции диктофона были иными. Лагутенко наговаривал на пленку «дорожные впечатления», чтобы я был в курсе происходящих с группой событий. Выглядела эта односторонняя переписка следующим образом:

«Дорогой Александр! Пишет тебе звуковое письмо группа „Мумий Тролль“. Сегодня 21 декабря 1997 года. Время — полшестого утра. В полном составе мы приехали на станцию Миасс, если ты знаешь — это где-то в районе Челябинской губернии… Вышли мы из поезда, обдуваемые всеми ветрами. Мороз — минус тридцать. Никого не встретили, как обычно. Зашли в подземелье, вышли на вокзале. На доме надпись: «Дешево — не значит плохо»… Тут мы вспомнили, что Сдвиг забыл в поезде рыжий пиджак, известный по его выступлениям на крупнейших концертных площадках России. В пиджаке Сдвига лежал его паспорт. Так что это уже второй минус — после того, как нас никто не встретил. В-третьих, мы здесь ни разу не были. Зато наш клавишник Денис помнит этот город, поскольку именно здесь пять лет назад в одном из подвалов впервые курил анашу… Такие вот, Александр, новости — наверное, не самые хорошие. Сейчас пойдем изучать расписание… Сегодня воскресенье, и рыбаки со своими снастями в красивых теплых валенках и ватных штанах отправляются на рыбалку. А мы стоим со своими снастями, скушав новогодние мандарины. До Рождества остается четыре дня, до Нового года — десять дней. Мимо проходят девушки в шубах, а мы передаем тебе привет из Миасса».

Подобных дорожных заметок, запечатленных на аудиокассетах, было великое множество. Все я бережно храню: тут и психоделические репортажи с саундчеков, и фрагменты региональных пресс-конференций, и совершенно безумные монологи, осуществляемые музыкантами «Троллей» в прямых эфирах радиостанций… В процессе подобного панк-рока местные журналистки теряли голову и влюблялись в Лагутенко по полной программе. Он уезжал, а они оставались. Одни. Без крыши и чердака, которые унесло теплым «троллевским» ветром. Возможно, по мотивам подобных коллизий Ильей впоследствии и была написана пронзительная баллада «Ему не взять тебя с собой».

В паузах между концертами Илье чуть ли не ежедневно приходилось участвовать во всевозможных пресс-конференциях, теле- и радиоэфирах. Нельзя сказать, что Лагутенко моментально стал выдающимся спикером. Первоначально он не всегда импровизировал, ставя репортерам защитные блоки. На съемках клипа «Утекай» к нему подошел тележурналист Коля Табашников и задал прямой вопрос: «Илья, о чем твои песни?» «А вы послушайте, я и сам не знаю», — честно ответил Лагутенко.

Вскоре выпускающий лейбл организовал для «Троллей» некое подобие брифинга. Процесс общения с журналистами происходил в танцевальном клубе «Пропаганда». Юные акулы сели напротив мудрого дельфина и, заметно волнуясь, приготовились задавать вопросы.

«Илья, как вы думаете, мне стоит постричься налысо, или оставаться с длинными волосами?» — лихо дебютировала рыжая заочница журфака МГУ. Остальные вопросы были ненамного лучше. На десерт популярный журнал «Дилижанс» поинтересовался у артиста: «Скажите, вы специально делаете столь эротичный голос, который провоцирует не только женщин, но и мужчин?» «Вас провоцирует? — искренне удивился Илья — Ну тогда есть смысл заканчивать пресс-конференцию». Более достойное завершение брифинга в «Пропаганде» придумать было сложно.

Через несколько дней в Минске журналисты пытали Илью на тему: «Как вы представляете себе конец света?» Лидер «Троллей» включил серьезное выражение лица и медленно произнес: «На трех больших нолях. Затем откуда-то возникает четвертый ноль. А когда появляется пятый ноль, это уже будет Олимпиада». Помнится, после этого ответа прогрессивные белорусские корреспонденты устроили музыканту настоящую овацию.

В процессе тура Лагутенко набрал неплохую форму спикера, сопровождая свои ответы вдохновенной мифологией. Илья внимательно изучил опыт коллег — начиная от Гребенщикова и заканчивая Криспианом Миллзом из Kula Shaker. Предельно естественный внешне, Илья закатывал глаза к небу и начинал впаривать: «Деньги за концерты переводятся нам в „Утекай-банк“. Вы видели его офис, блистающий всеми цветами стекла и бетона, посреди Москвы, конечно же, посреди этой, как ее, Тверской. Посреди Тверской стоит огромное здание „Утекай-банка“, которое больше, чем здания „Лукойл“ и „Газпром“, вместе взятые. Здание с часами, красное. В общем, туда-то все деньги и уходят, это я вам точно говорю».

Когда у меня была возможность, я эту игру с удовольствием подхватывал. Поскольку у нас не было не только банка, но даже собственного офиса, часть интервью происходила в моей квартире на Шаболовке. Небольшая хитрость состояла в том, что журналисты приглашались в гости на час раньше. Они, как правило, опаздывали. Прибегали — все в мыле, громко извинялись. По всему чувствовалось, что им крайне неловко. Я их успокаивал и говорил, что волноваться не стоит, поскольку Илья уже уехал. Они искренне страдали и переживали. В ответ слышали грубое — мол, нехуй опаздывать. Тогда журналисты начинали оправдываться и жаловаться на жизнь. Я их искренне жалел и говорил, что сейчас позвоню Илье и попрошу его вернуться. Мне верили. К моменту приезда Лагутенко представители СМИ выглядели, как шелковые и на сто процентов были готовы к популяризации группы.

…Вдоволь наигравшись в интервью и пресс-конференции, мы с Бурлаковым и Лагутенко начали всерьез задумываться про книгу, посвященную взлету «Троллей». Незадолго до этого Лагутенко привез из Лондона фотоальбом про группу Kula Shaker. «Какие наглые! — подумал я, держа в руках этот красочный фолиант. — Выпустили один-единственный диск, а уже столько пафоса!» Но идея популяризации группы через книжный бизнес мне нравилась — очень захотелось увековечить «Мумий Тролль», который взлетел на вершину пьедестала всего за несколько месяцев.

Гвоздь в крышку гроба моего сознания вбил другой Илья — Кормильцев. После записи альбома «Яблокитай» он привез из Англии свежие выпуски «Melody Maker» и «New Musical Express». С группой Kula Shaker на обложках и огромными интервью Криспиана Миллза внутри.

Что мне нравилось в вокалисте Kula Shaker — как мастерски он умел делать из мухи слона. Темы его интервью всегда отличались оригинальностью и не пересекались между собой. Он мог часами рассказывать байки про тибетские мантры и путешествия в Гоа, C тивена Кинга и Робина Гуда, Священный камень Грааля и «Звездные войны», а также про мифы и легенды о короле Артуре. «Наш человек», — подумал я. Почему-то сразу же захотелось оформить подобную мифологию для «Троллей», красиво представив ее в виде роскошного фотоальбома, отпечатанного где-нибудь в Финляндии.

На импровизированной редколлегии с участием Лагутенко, Бурлакова и фотографа Кирилла Попова все это полиграфическое чудо было решено назвать «Правда о Мумиях и Троллях». Для полноты образа мне надо было взять несколько эксклюзивных интервью с музыкантами «Троллей».

Сказано — сделано. Большинство бесед происходили в «Мумий Доме» — подмосковной резиденции «Троллей». В паузах между концертами мы общались прямо во дворе. Рядом бродил веселый Бурлаков, бегали дети… Кто-то играл в настольный теннис, кто-то жарил шашлыки, кто-то наяривал на гитаре блюзы. Тут же перепродавались концерты — свободных дат с каждым днем становилось все меньше и меньше.

Написанные главы Илья просматривал по диагонали, не оказывая никакого давления на авторскую позицию. Принципиальная стычка случилась лишь однажды. Расспрашивая Лагутенко про лондонский период 95—96 годов, я попытался вывести его на откровенный монолог про былые финансовые неурядицы. Мне хотелось воссоздать истинную картину восхождения Ильи — начиная именно с того места, в котором он оказался за год до записи «Морской». Но Лагутенко молчал, как партизан.

«Это что, интервью или допрос?» — повысил голос Илья. Говорить на скользкую тему он отказывался категорически. Это было понятно даже серому коню, который пасся поблизости. Коню, но не мне. Я упрямо пытался добиться правды: «Но ты ведь сам говорил в нескольких интервью — цитирую: „музыки мне не хватало, чтобы оплачивать счета и поэтому порой приходилось выполнять всякую работу“. И чего, спрашивается, этого стесняться?» «Следующий вопрос», — сухо отрезал Илья. Я наконец-то отстал — и проблем коммуникационного плана у нас больше не было. Мы действительно работали душа в душу.

…«Правду о Мумиях и Троллях» было решено закончить рассказом о предстоящем выступлении группы на «Максидроме-98». Книга уже была написана и практически смакетирована. Финальную главу планировалось дописать ночью после выступления «Троллей» в «Олимпийском». На следующий день эти страницы макетировались, сбрасывалась на пленку и уезжали на поезде в одну из типографий города Хельсинки. Мы хотели выпустить книгу к летним концертам «Троллей» в Лужниках и в родном Владивостоке. Счет шел на минуты.

Закончить работу в спокойной обстановке, увы, не получилось. Концерту в «Олимпийском» предшествовала безумная ночь в «Мумий Доме». Почти до самого утра менеджмент группы в лице Бурлакова вел телефонную войну с оргкомитетом фестиваля, шаг за шагом отвоевывая разные привилегии — от комфортабельного транспорта до рекламных баннеров.

Мы вместе с Ильей следили за этими баталиями не без тревоги. В течение ночи группа несколько раз оказывалась за бортом фестиваля и столько же раз туда возвращалась. Под утро стало понятно: «Тролли» на «Максидроме» все-таки играют! Непонятным оставалось только одно — как после стольких эмоциональных катаклизмов группа найдет силы, чтобы взорвать «Олимпийский».

Поспать перед фестивалем толком не удалось — вместо пропущенного накануне саундчека музыкантам пришлось отстраиваться ранним утром. Потом мы всем скопом поехали ко мне на Шаболовку — убить время до начала акции. Илюха тут же завалился спать, включив в качестве саундтрека божественную музыку группы «Хуй забей».

Музыканты расположились в гостиной, превратив ее в съемочную площадку для условного кинофильма «Табор уходит в небо». Сдвиг и Цалер дислоцировались в третьей комнате, наигрывая на фортепиано какие-то легкомысленные фокстроты.

Счастье длилось недолго. С работы вернулись родственники, увидели весь этот балаган и тихо озверели. Последовала короткая, но жаркая стычка, победителей не определившая. Пришлось разбудить Илью — мы отступали, но отступали с минимальными потерями. Приехал автобус — нам пора было выдвигаться в «Олимпийский».

Московское время 20 часов 30 минут. «Сейчас здесь появится группа, которую я ждала всю жизнь!» — бодро анонсировала выход «Троллей» на сцену диджей Рита Митрофанова. Разогретая пивом и предыдущими рок-группами, 18-тысячная толпа ответила ей дружным ревом.

Выступление «Троллей» началось с новой концертной версии «Дельфинов»: «Мне под кожу бы, под кожу мне... запустить... дельфинов стаю», — чуть ли не с моэмовскими паузами принялся плести вокальные интриги Лагутенко. Залом он дирижировал в одиночку. У всех, кто в тот момент мог трезво мыслить, создавалось одно абсолютно четкое ощущение: полового акта, умышленно замедленного для достижения полного оргазма.

К этому моменту публика наглухо забыла о том, что находится на рок-концерте. Все происходящее напоминало если не секс, то наверняка — массовую молитву в стенах тибетского монастыря. В этот момент стоявший за микшерным пультом Козырев удивленно сказал своей свите: «О, смотрите: кажется, крутняки пошли!»

Продюсер фестиваля Володя Месхи медленно повернулся к Козыреву и, претендуя на цитирование, многозначительно произнес: «Смотри, как они друг перед другом выебываются». Речь, по-видимому, шла о противостоянии дебютантов — «Троллей» и «Сплина», — о котором накануне активно говорилось в кулуарах. Конечно же, никакого противостояния не было. Игра шла в одни ворота.

«Мы пришли к вам с миром», — раскинув руки, обратился Лагутенко к залу, из которого уже после первой композиции можно было вить веревки. После «Кот кота» настал черед «Утекай», во время которого лидер «Троллей» имитировал разрезание «на меха» и, аки Мик Джаггер с Тиной Тернер, начал облизывать обнаженное плечо хорошенькой бэк-вокалистки Олеси. Затем последовал «Владивосток 2000», в припеве которого нежданно-негаданно бабахнула вся пиротехника «Олимпийского». Я отчетливо помню, как огненный столп взвился под самые своды стадиона, а Илью в результате подобных светоэкспериментов отбросило от микрофона метра на два.

«В тот момент я только чудом не потерял дар речи», — вспоминал впоследствии гитарист Юра Цалер.

Стоявшая за сценой Наталья Ветлицкая, которая собиралась выступать вместе с «Ногу свело», увидев, как взрывная волна отбросила Лагутенко, взмолилась: «У меня тоже такое будет? Предупредите меня заранее, пожалуйста!»

Неизвестно, как остальные «Тролли», но Илья от этого гиперфейерверка не на шутку рассвирепел. На хард-роковой «Доле риска» он сорвал с себя куртку и устроил на сцене фирменную деструкцию. Падающие микрофоны, скрежещущая гитара, рваная ритм-секция, параноидальные клавиши, свирепый вокал: «Скорей, е-е-е-ей!»

Публика: бьется родная, в экстазе пылая, — в очередной раз.

Казалось, что в этот вечер королевство Лагутенко начиналось там, где заканчивалась энергия Кинчева. Остается лишь сожалеть, что в телевизионную версию «Максидрома» эту «Анархию в „Олимпийском“» режиссеры включить так и не рискнули. По-видимому, из-за отсутствия позитива. Правда, уже через несколько минут после завершения этого хаоса в гримерку к «Троллям» ворвался Гарик Сукачев. «Я ни разу не видел ваших выступлений, только слушал записи, — взволнованно сказал он. — То, что произошло сейчас... Я просто потрясен... Сегодня вы в этой стране — номер один».

Дата добавления: 2015-11-13