|
Читайте также: |
древнескандинавский миф о Рагнароке. Эта драматическая легенда наполнена
таким количеством крови, огня и смертоубийства, какое только может
представить себе человек в тот день, когда сегодняшний мир встретит свой
конец. В поэмах скальдов, вошедших в Старшую Эдду, описано, как наступят!
сумерки богов и погибнет мир. Циничный же наблюдатель может с уверенностью
заявить, что час Рагнарока уже настал:
На брата брат пойдет войной
Свою мать сын предаст родной
Щит топору заплатит виру
Горе и блуд - кончина мира
Доносит ветер волчий клич, тогда
Земли отмерен будет век
Когда, пронзив копьем врага,
Умрёт последний человек.
Как гласит пророчество, эти знамения предвещают ещё более ужасный
катаклизм - последнюю битву, после которой наступят Сумерки Богов. Один и
остальные Асы будут сражаться с силами тьмы несмотря на то, что их
собственная судьба предрешена. Нечестивый Локи, коварный лжец и плут,
освободится от своих уз и примкнёт к схватке. Его сын, ужасный волк Фенрир
(Фенриз) победит Одина, проглотит Солнце, и Земля погрузится во мрак.
Сурт, великан, охраняющий вход в царство злобных духов Муспелльхайм, своим
огненным мечом подожжет Землю, и весь мир охватит очистительный огонь.
После того, как погибнут небеса и земля, начнется воскрешение мира и его
новая молодость. Поля вновь зазеленеют и зацветут, бог Солнца Бальдр
вернётся и на горе Гимли построит залу великих и справедливых правителей.
Идеальную параллель с легендой о Рагнароке можно найти в египетской
мифологии, где сказочная птица Феникс сгорает в пламени с тем лишь, чтобы!
воскреснуть вновь и в ослепительном опереньи восстать из пепла.
Был момент, когда "отцы-основатели" блэк-метал просто-таки бредили
Рагнароком, всерьёз мечтая ускорить его приближение. Они пытались поджечь
фитиль пороховой бочки, лежащего за фасадом цивилизации двадцатого
столетия затаённого чувства злобы на ближнего - так же, как и их нечаянные
попутчики - праворадикалы. Ни первым, ни вторым этого сделать не удалось.
Это отнюдь не означает, что в бочонке закончился порох, просто пока ещё
никто не нашёл конец бикфордова шнура.
Наше путешествие в мир, где непостижимым образом сплелись музыка,
преступление и инфернальная философия, мы начали отрывком из стихотворения
одного из самых одарённых норвежских писателей и поэтов уходящего столетия
Тарьея Весааса. В нём он пишет об "огненной птице", незабываемом
мифологическом Фениксе. Поразительно, но в своем несложном стихотворении
"Пепел" Варг Викернес выражает почти те же настроения. Сочиняя свои стихи,
оба автора, безусловно, вкладывали в них разный смысл, вдобавок стиль и
язык Викернеса безмерно примитивны в сравнении с таким мастером слова, как
Весаас, но в то же время оба стихотворения звучат сверхъестественно в
одной тональности. Помимо того, что оба они навевают одно и то же
настроение, главное кроется всё же в том, что в стихах как Викернеса, так
и Весааса, заключена глубоко символичная правда.
Их вдохновенные слова могут сказать о движущих миром силах, обо всех
великих потрясениях, куда больше, нежели любая, даже самая мощная теория,
любые исследования, ибо они передают невыразимое. Помимо этого в них есть
и упоминание о циклической сути человеческого бытия: бесконечной
органической смене рождения, жизни, смерти. В них заключен свой особенный
символизм, а именно в царстве символов можно найти ключ (не забудьте о
всепоглощающем человеческом стремлении идентифицировать себя с помощью
символов!) к разгадке такого необъяснимого, казалось бы, феномена, как
блэк-метал.
В этом свете тот факт, что скандинавские повстанцы использовали в
качестве своего оружия исключительно огонь, не вызывает ни малейшего
удивления. Огонь олицетворяет собой все силы, которые заключены внутри
подобных вспышек. Как сказал древнегреческий философ Гераклит, "всё
превращается в огонь, и из огня всё рождается". Гастон Бахелард в своей
книге "Психоанализ огня" (Psychoanalysis of Fire) так рассуждает на эту
тему:
Если всё бренное жизнью познаваемо постепенно, то огнём оно познается
мгновенно. Огонь - это сверхживой элемент. Он последняя и вселенская
инстанция. Огонь живёт в наших сердцах. Он живёт в небесах. Он возникает в
самых сокровенных недрах материи и согревает нас теплом любви. Иначе он
может вернуться туда, откуда пришел - вернуться в свое латентное состояние
в материи, в темнице которой он будет тлеть ненавистью и местью.
В нашем исследовании мы воочию убедились как действуют силы,
описанные в мифах Европы, напрямую связанные с огнём. Титан Прометей украл
огонь у богов и дал его людям; он являет собой образец дерзкого, пытливого
бунтаря, который не видит инертность и косность. Он идеал провидца,
искателя и художника. Более того, Прометей представляет собой главнейший
прототип Сатаниста: он иконоборец, противник существующего, своими делами
подстегивающий наступление перемен. Ещё один сказочный великан предстает
перед нами в форме Сурта, стража Муспелльхайма, огненного царства,
которому подвластны разрушительные аспекты огня. Он выкорчевывает старое,
дряхлое, изжившее себя, не дающее взойти молодой поросли. Сурт - ещё один
вдохновитель бунтарства, но венцом его усилий должно быть воскрешение,
рождение заново. Без этого его бунт суть не более, чем материализованный
нигилизм.
Огонь разжигает в человеке дух творчества; это искра, от которой
Загорается воля к созиданию. Как точно заметил Бахелард, он олицетворяет
полярность чувств: с одной стороны - пылкие высшие идеалы, с другой -
горячий всепоглощающий, не прислушивающийся к голосу разума, нрав.
Революционеры обладают пламенным характером, и их самая высокая мечта -
увидеть как огонь революции уничтожает прогнивший старый мир. Религиозному
фанатику, будь он христианин или Сатанист, видятся гротескные картины
огненной адской геенны.
Нынешнее "цивилизованное" общество не очень-то жалует огонь, как в
буквальном, так и в переносном смысле. Большинство людей потеряло связь с
настоящим огнём; некогда мистическое, вселенское действо разведения костра
во тьме ушло из их жизни. Тех, кто пытается разжечь пламя раздора и
разногласия, мир, ставший рабом комфорта и сферы всевозможных услуг, с
распростёртыми объятиями не встречает. Голос тех, кого природа одарила
неукротимым духом, заглушают или заставляют петь под общие аккорды. Их
порывы должны быть погашены раз и навсегда. Проявлений чувств, выходящих
за общепринятые рамки, следует остерегаться - ослушникам же уготована
участь изгоев. Выходящее из берегов море приторных развлечений - в награду
за прилежное поведение предоставляет нам официозная "культура". Искусство
и музыка, доступные массам, имеют консистенцию мягкой, рыхлой пульпы -
среды, которую трудно назвать огнеопасной.
Но несмотря на это, пламя ещё не умерло. Оно теплится в угольях,
покрытых толстым слоем пепла, и погасить его нельзя. Силы прагматизма и
материализма страждут раскидать эти головешки и затоптать ногами. Но чем
под большим покровом пытаются они скрыть огонь, тем интенсивнее становится
в его недрах жар сопротивления. Вместо того, чтобы погаснуть и навсегда
остыть, угольки неповиновения только разгораются пуще прежнего. В них
начинается движение, они со всё большим ожесточением пытаются найти
источники кислорода. Горящие искры ума, духа и чувств ищут друг друга. Их
самая светлая надежда заключена в том, что они вновь смогут слиться в
единое пламя, высвободив всю свою внутреннюю энергию. Если у них будет
необходимое горючее, они смогут рассеять тьму и испепелить все дряхлое,
увядающее, стоящее без движения.
В своих стихах Тарьей Весаас часто говорит об огне, этой неукрощённой
обществом людей энергии. Он рассказывает нам о "стране тысячи огней",
аллегорической земле, которую может посетить всякий, но только никому не
удастся найти её на географической карте. Варг Викернес хорошо знает её
координаты - она лежит в нас самих.
Стихами Весааса мы открыли нашу книгу, ими же мы её и закончим:
Пепел и лавы мёртвой след
Да лишь воспоминаний дым
О мире юном - днях седых
Счастливой некогда земли, которой уж в помине нет
Страна несчитанных огней во мгле веков погребена
Но под плитою гробовой геенны пекло ждёт - до дня
Когда поднимется со дна
Огонь, рождённый от огня
Тарьей Весаас, "Страна тысячи огней"
*****
ПРИЛОЖЕНИЕ I.
МЫ ЗАЖГЛИ ОГОНЬ
Печатается с разрешения Финна Бьорна Тондера.
(статья в Bergens Tidende, 20 января 1993)
Дьяволопоклонник берёт на себя ответственность за восемь сожжённых
церквей!
<За всеми сожженными церквями стоим мы. Первой была церковь в Фантофте, и
мы не собираемся останавливаться.>
Пожелавший остаться неизвестным молодой человек лет двадцати.
Наша цель - сеять злобу и страх, страх перед тёмными силами, поэтому
я и говорю сейчас с вами. Первой была церковь в Фантофте, и мы не
собираемся останавливаться на уже сожжённых восьми.>
Говорящий эти слова - молодой человек, на вид лет двадцати,
пожелавший остаться неизвестным. Bergens Tidende вышла на него через двух
общих знакомых, устроившим нам полночное рандеву в его квартире на юге
города.
<Называйте нас как хотите. Мы поклоняемся Дьяволу, но предпочитаем не
употреблять слово <Сатана>, потому что оно стараниями некоторых слабоумных
позёров, идиотов, считающих себя крутыми мужиками, приобрело смехотворный
оттенок.>
То, что рассказывает нам этот парень, чудовищно, и поначалу
невозможно поверить, что ты не ослышался или это не какая-нибудь
галлюцинация. Но тем не менее, он в подробностях описывает детали
нескольких поджогов. Среди них есть и такие, которые не были преданы
публичной огласке, но которые Bergens Tidende вчера подтвердили полиция и
институт Гейдса (институт судебной медицины при госпитале Хоклэнде). А
следовательно, наш недавний собеседник говорил правду. На основании этого
можно сделать вывод, что в Норвегии существуют группировки, к которым
общество должно отнестись со всей серьёзностью.
*****
Он ненавидит свет
В кромешной тьме мы поднимаемся на верхний этаж дома, где находится
его квартира - на часах уже за полночь. Кроме того, мы были предупреждены,
что наш собеседник вооружён - на случай, если мы приведем с собой полицию.
Его квартира абсолютно непохожа на жилище обычного человека. Это
скорее детская не повзрослевшего ребёнка, который находит удовольствие в
нацистской атрибутике, оружии и Сатанинской символике. Или же
корреспонденты Bergens Tidende попали в <мир>, который не всякому дано
понять.
Окна завешены коврами. <Я ненавижу солнечный свет>, - поясняет худое
длинноволосое существо, представившееся каким-то немыслимым именем.* Уже с
первых минут нам стало ясно, что парень, тем не менее, не прочь
покуражиться, поэтому для нас было совсем не просто понять, когда он
говорит правду, а когда - нет.
Вскоре мы узнали некоторые подробности о пожарах в церквях. Один из
следователей, занятых этим делом, сказал нам, что описания этого парня
вполне похожи на правду. В то же время адъюнкт-профессор института Гейдса
Инге Морильд подтвердил информацию о сгоревшем кролике, найденном подле
церкви Фантофт.
__________
* Это имя, без сомнения <Граф Гришнак>, тогдашний псевдоним Христиана
Викернеса. (прим. автора)
Фантофт
<Кролика мы поймали у горы Фана. Это было куда трудней, чем сжечь эту
деревянную церковь. Возле церкви мы обезглавили уже мёртвое животное, а
тело положили на ступени церкви. Голову бросили тут же, в траву. Так, на
наш взгляд, картина выглядела ещё более удручающе и горестней. Мы так
надеялись, что этого ни в чём неповинного кролика найдут, и это будет как
символ добродетельности, который пожрал огонь.>
В разговоре с нами Морильд вчера также заметил, что труп кролика был
найден без головы. По его словам, эту информацию до этого не предавали
гласности: <Я даже не уверен, знают ли об этом полицейские>, - говорит он.
Но оторвали ли кролику голову, или же его шея сгорела во время пожара,
неизвестно: <Наша экспертиза не может этого определить>.
Один человек
Как говорит Сатанист, поджёг церковь в Фантофте один единственный
человек: <Он хотел сделать это самостоятельно, он не хотел ни с кем
делиться своей жертвой. Церковь, которая считалась священной больше восьми
столетий, была достойной целью для нас. Сам день поджога был нами выбран
очень тщательно. Это был 6-ой день 6-го месяца года, на который, вдобавок
пришелся канун троицына дня в этом году. Зажгли же мы эту церковь ровно в
шесть утра. Первоначально в наши планы входило, что наши единомышленники
по всей Норвегии сделают то же самое с другими церквями в тот же час, но
все они обделались, и их пустая болтовня так и осталась болтовнёй.
Благодаря их трусости мы теперь обладаем над ними еще большей властью, ими
теперь проще управлять.>
Мертвый студент
Его описание процесса поджога церкви изобилует детальнейшими
подробностями и полностью соответствует версии полиции.
<Мы сожгли её не сразу - до того как поджигатель вошёл в открытую
церковную залу через восточный предел, мы находились там довольно много
времени. Мы хотели напасть на первого прохожего, которому случилось бы
идти в столь ранний час по лесу. Этой дорогой часто пользуются студенты,*
но, как на зло, не один так и не появился на горизонте. Гораздо
грандиозней было бы принести в жертву студента, нежели кролика.>
Он не смеётся, не выглядит расстроенным. Он с поразительным
хладнокровием продолжает чеканить свои зверские сантименты.
__________
* Неподалеку от места преступления расположен Университет Бергена, (прим.
автора)
Церковь в Асане
Дьяволопоклонник неизменно использует слово <мы>. Он утверждает, что
в поджогах восьми норвежских церквей участвовало шесть человек. Несмотря
на то, что он не подтверждает свои слова, у БТ возникло ощущение, что он
сам также присутствовал при сожжении дотла церкви в Асане, произошедшем в
сочельник.
<То, что церковь в Асане была подожжена в вечер перед рождеством,.
было простой случайностью. Более того, этот пожар не был запланированным.
Искрой, зажегшей церковь в Асане было слово, сказанное кем-то по
телевидению. Это было слово <безмятежность>. И нас просто взбесила эта
общественная праведность. Но на этот раз мы использовали одного ничтожного
недальновидного неудачника. С ним пошел один из <нас>. Сперва они
попытались пролезть в церковь через одно из окон, но им не удалось их
открыть, даже когда в ход был пущен топор. Дверь же, напротив, поддалась
довольно быстро.>
Как сообщают источники Bergens Tulende, яти двое облили бензином
алтарь и статую Христа: <Если церковь не сгорела бы дотла, то Иисус сгорел
бы точно.> По утверждению юноши, они разорвали в клочья требники и сложили
их подле стен церкви, пол в колокольне облили бензином с особой
тщательностью. Церковь сгорела от буквально нескольких спичек.
<Через несколько секунд в церкви сработала противопожарная
сигнализация; пожарные машины были на месте уже через две-три минуты. Мы
были рядом. Наши описания, появившиеся в прессе, абсолютно точны. Но тот
сосунок, которого вызывали в полицию, с нами ничего общего не имеет>, -
ухмыляется наш рассказчик. Но улыбка быстро пропадает с его губ: <Нам не
пристало улыбаться. Нам не над чем смеяться в этом смехотворном обществе.>
ПРИЛОЖЕНИЕ II.
Нижеследующий очерк - любопытное исследование о сходстве некоторых
элементов современного Блэк-метал и древних обычаев германских народов.
Написан он австрийским ученым и музыкантом Кадмоном для издаваемого им
журнала <Аорта>, посвященного вопросам эзотерики, культорологии и т.п.
(Впервые опубликована в журнале <Аорта> P.O.Box 778 А-1011 Вена, Австрия)
ОСКОРЕЙ
I
В детстве, что прошло в горной части Австрии, в прекрасном месте меж
горных озёр, мне довелось увидеть Перхтов, которые тёмными зимними ночами
бродили по городам и весям. Перхты были добрые, прекрасные, в ярких
разноцветных одеждах, с блестящими украшениями, Шьяхперхты - ужасные
приведения с того света, с грубыми формами, с деревянными или берестяными
масками, облепленные мехом, мохом или лишайником, одним словом, демоны, в
которых рядились на празднество местные жители. Так вот Шьяхперхты
почему-то привлекали меня больше всего. Их окружала своеобразная аура
паники. Еще несколько веков, а в некоторых отдаленных уголках, и
десятилетий тому назад, эти костюмированные персонажи, которые сегодня
выполняют лишь роль примитивного шоу, китча для развлечения приезжих, были
совершенно искренней обрядовой практикой, сохранившейся с дохристианских
времен. Зрелище было настолько жутким, что при виде этих демонических
существ с звериными масками ужас Испытывали не только дети, но и взрослые.
В карнавале Перхт языческая древность, так называемые <тёмные века>,
языческая культура вервольфа может в первозданном виде сохраниться и до
наших дней. Взрослые, как правило, всегда распознавали ряженных, но даже
после того как они узнавали в чудище соседского мальчишку, в их сознание
вкрадывалось странное ощущение того, что под облачением призрака находится
совсем другой человек.
<Всякий облачающийся в эти опасные одеяния рискует сам попасть под
влияние тёмных, неведомых сил. Нечистые бесовские силы пробуждаются в нём;
он сам превращается в беса... Ряженые в эту ночь становятся <одержимы>,
они являются сосредоточием бесовства и чертовщины.>
Отто Хефлер, <Тайные обрядовые сообщества германцев>
Во всех шаманских культурах присутствуют танцы, символизирующие
животных. Шаман облачается в меха, одевает украшения из зубов, клыков,
перьев или же раскрашивает тело и лицо для того, чтобы пробудить в себе
качества того или иного животного. Каждый ритуал зачастую может иметь свою
определённую динамику, а простое копирование поведения животного в
какой-то момент совершает метаморфозу в самом танцующем.
В этой психологической драме мифология переплетается с глубинной
психологией. В сознании шамана и в сознании внешнего мира его дух сливался
с духом изображаемого им существа. Оживлённое воображение перерастало в
мистическое родство. Маска не только меняла внешность, она влияла на
восприятие. Она <замыкала накоротко> повседневное сознание на часы, дни и
даже недели, перед глазами открывалась пустыня... <Псимволическая> магия
оказывала действие на человека, стирая грань между актёром и изображаемым
им существом.
Подобная метаморфоза играла также значительную роль среди берсеркеров
и вервольфов - происходила она иногда сознательно, иногда нет. Эти воины
носили волчьи шкуры, ремни их были спялены из волчьего волоса, они пили
особые напитки, в которые, вероятно, подмешивались наркотические вещества.
В 1691 году в теперешней Латвии произошел такой случай: старый
крестьянин по имени Тьез вдруг начал постоянно рассказывать о том, что он
является членом стаи вервольфов, о том, как одевая волчьи шкуры они
превращаются в волков, приобретая при этом невиданную силу, о том, как они
охотятся на настоящих или воображаемых врагов, как рвут на части животных
или спасаются от собак.
Этот старик в свои восемьдесят все ещё был вервольфом и хотел перед
смертью передать свою силу молодому преемнику. Он сам был посвящен в
вервольфы таким же старым крестьянином, передавшим ему свою волчью шкуру.
Отныне в определённое время года - в частности, в зимнее и летнее
солнцестояния - он должен был обращаться, будь то по своей воле, или нет,
в волка. Выбора у него не было, и хотел ли он использовать свою силу или
нет, не имело значения, даже если бы он решил бороться с ней.
<В старину жили на свете молодцы, которые в особый день надев
колдовскую шкуру, превращались в вервольфов. В обычной жизни же были они
такими же, как и все, а может и лучше: были они добры и дружелюбны и
никогда не причиняли никому вреда. Но когда принимали они волчью личину,
нужно было опасаться их. Многие из этих несчастных хотели избавиться от
проклятых шкур, но...>
Г.Гойе, Р.Фольтер <Фламандские былины>
II
Упоминания о <Дикой Охоте>, стае мрачных силуэтов призраков-воинов,
мы находим во многих легендах. На своих конях они мчатся ночью по лесам,
ведомые Одином, одноглазым покровителем мёртвых, или же женщиной-всадницей
- в христианские времена трансформировавшиеся в архангела Михаила и его
воинство. Чёрными всадниками, несущимися по грозовым облакам, были души
падших воинов, возвращающимсия в родной край в определённое время - чаще
всего во время зимнего солнцестояния, когда в течение двенадцати дней на
землю приходят призраки, а также во время карнавала, называемого Фашинг
(Fasching).
Австрийскому фольклористу Отто Хефлеру в своих книгах <Тайные
обрядовые сообщества германцев> и <Культы перевоплощения> удалось
доказать, что <Дикая Охота> была не мифологической интерпретацией бурь,
гроз или птичьих стай, как полагали многие исследователи, но являлась
союзом мифологии и фольклора, мифа и реальности, а также важнейшим
элементом нордических мистерийных культов.
В этих легендах он усматривал упоминания о первобытных, подчас диких
обычаях, в которых принимали участие молодые, как правило, неженатые люди
на празднества и гуляния. Они образовывали некие союзы, и то, чему в них
учили, должно были оставаться тайной за семью печатями - разительное
сходство с тайными средиземноморскими культами.
Хефлер также отмечал некоторое сходство этих культов перевоплощения в
животных и демонов, с культом Митры, в котором посвящённые различного
уровня носили маски львов и воронов. Таким образом юноши олицетворяли души
своих далёких предков. Хефлер подчеркивал, что в германском
Weltanschauung, как и во многих других дохристианских культурах не
существовало чётких границ между этим и загробным миром - эти границы были
весьма размыты. Обычаи этих культов были весьма жестокими. Употребляя или
же нет наркотические вещества, их члены достигали тевтонской ярости,
которую Хефлер называл <сознательным экстазом ужаса>, который мог доходить
до различных крайностей:
<Этот тип религиозного <расширения реальности> вовсе не являл собой
лишь удовольствие, получаемое от оргии, но был скорее своеобразным долгом
перед умершими....В экстазе рушились границы индивидуального сознания, но
не границы порядка: человек должен был достичь надиндивидуальной общности
с умершими>
<В германских племенах берсеркеры олицетворяли необузданную страсть,
воображение, вдохновение, что для полноценного существования общественного
организма не менее важно, чем консервативная функция, которую исполняли
более взрослые родичи или же старцы.>
Георгий Думезил
Любопытные детали, касающиеся <Дикой Охоты> были найдены мною в
диссертационной работе Кристины Иоханнессен, посвящённой нордическому
молодёжному костюму. В Норвегии <Дикую Охоту> называли <Оскорей>,
<Оскорейди>, <Оскорейен>. Это слово, более не употребляющееся в
современном норвежском, означало <ужасающая скачка>, <громоподобная
скачка> или же <скачка Асгарда>, все эти коннотации взаимно дополняли одно
и то же понятие.
Кроме того, выясняется, что в Норвегии вплоть до конца прошлого
столетия (!) среди молодых людей существовал обычай на праздники носить
шкуры, меха и маски.
<Неистовая скачка, как правило, заканчивавшаяся погромами и
разрушениями, была естественной вещью для этих людей. Но в то же время, в
ней всегда соблюдались определённый порядок, определённый закон, и конечно
же, традиция; и объяснять с психологической точки зрения это явление одним
лишь буйством молодых людей, неверно>
Кристина Иоханнессен
Обычно в таком облачении они появлялись ночами в дни зимнего
солнцестояния. Они носили маски на лицах, рядились в диковинные одежды и
придумывали себе вымышленные имена, чтобы остаться нераспознанными. Иногда
они ходили пешком, но чаще ездили верхом. Их задачей было наказать того,
кто нарушал карнавальные традиции. Мстили, а точнее, вредили, они как
могли: заколачивали двери, забивали трубы, похищали или крушили домашнюю
утварь или вешали в кухне козла. Самой же вожделенной их целью было
хозяйское пиво - бочонки или бесследно исчезали, или же на утро вместо
ячменного напитка в них оказывалась вода или лошадиная моча, либо моча
самих <неуловимых мстителей>. Кони, как правило, тоже были краденые: на
ночь они становились собственностью Оскорея. Наутро крестьяне находили
своих лошадей в стойлах загнанными до полусмерти, или, того хуже, им
приходилось ещё долго искать их, потому что <всадники апокалипсиса> {|
могли бросить их где вздумается. В Nordisk Jul (<Нордические святки>)
шведский собиратель фольклора Хильдинг Силандер описывает празднование дня
Святого Штефана (26 декабря) в шведской деревне Блекинге. Всмотритесь, не
проглядывают ли под ликом этого святого уже знакомые нам черты Одина и
Оскорея:
<...Мы мчались по полям и лугам как безумные, не разбирая дороги и ни
о чём не задумываясь. Некоторые из нас на скаку становились на колени на
круп своего скакуна, крича при этом во всю глотку как умалишённые, самые
же лихие становились на коня в полный рост - и никто из них не упал.
...Так мы мчались, и это была рискованная езда - как для животных, так и
для людей....Мы распевали песни, но ни одна из них не была посвящена
Штефану, хотя вся затея и называлась <гонкой Штефана>....Крестьяне
выходили из дворов, поднося нам хмель и воспевая наше шествие. За всё
время скачки мы не разу не вылезли из седла....Если позволяли размеры
избы, один из всадников въезжал прямо на коне в светлицу и пил
приготовленный хозяевами мёд....Мы пили, не слезая с коней и мчались на
следующий хутор, где сценарий повторялся в точности. В конце концов, мы
конечно же, напились мертвецки. Когда же мы вернулись, наши кони были все
в пене. Лошадям наша скачка явно не пошла на пользу.>
Но кроме наказания тех, кто не хотел пускать Оскорей на порог, дикие
обычаи <Дикой Охоты> имели и другое значение. Если демоны получали в доме
еду и питье, то они приносили гостеприимным хозяевам довольствие и
достаток. Иногда крестьяне даже оставляли лошадей в стойлах с оголовьями,
Дата добавления: 2015-11-16; просмотров: 55 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Кровавый восход норвежского блэка 29 страница | | | Кровавый восход норвежского блэка 31 страница |