НОЧЬ НА БЕРЕГУ

Ночь холодна и беззвездна;

Море кипит, и над морем,

На брюхе лежа,

Неуклюжий северный ветер

Таинственным,

Прерывисто-хриплым

Голосом с морем болтает,

Словно брюзгливый старик,

Вдруг разгулявшийся в тесной беседе...

Много у ветра рассказов -

Много безумных историй,

Сказок богатырских, смешных до уморы,

Норвежских саг стародавних.,

Порой средь рассказа,

Далеко мрак оглашая,

Он вдруг захохочет

Или начнет завывать

Заклятья из Эдды и руны,

Темно-упорные, чаро-могучие...

И моря белые чада тогда

Высоко скачут из волн и ликуют,

Хмельны разгулом.

Меж тем по волной омоченным пескам

Плоского берега

Проходит путник,

И сердце кипит в нем мятежней

И волн и ветра.

Куда он ни ступит,

Сыплются искры, трещат

Пестрых раковин кучки...

И, серым плащом своим кутаясь,

Идет он быстро

Средь грозной ночи.

Издали манит его огонек,

Кротко, приветно мерцая

В одинокой хате рыбачьей.

На море брат и отец,

И одна-одинешенька в хате

Осталась дочь рыбака -

Чудно-прекрасная дочь рыбака.

Сидит перед печью она и внимает

Сладостно-вещему,

Заветному пенью

В котле кипящей воды,

И в пламя бросает

Трескучий хворост,

И дует на пламя...

И в трепетно-красном сиянье

Волшебно-прекрасны

Цветущее личико

И нежное белое плечико,

Так робко глядящее

Из-под грубой серой сорочки,

И хлопотливая ручка-малютка...

Ручкой она поправляет

Пеструю юбочку

На стройных бедрах.

Но вдруг распахнулась дверь,

И в хижину входит

Ночной скиталец.

С любовью он смотрит

На белую, стройную девушку,

И девушка трепетно-робко

Стоит перед ним - как лилея,

От ветра дрожащая.

Он наземь бросает свой плащ,

А сам смеется

И говорит:

"Видишь, дитя, как я слово держу!

Вот и пришел, и со мною пришло

Старое время, как боги небесные

Сходили к дщерям людским,

И дщерей людских обнимали,

И с ними рождали

Скипетроносных царей и героев,

Землю дививших.

Впрочем, дитя, моему божеству

Не изумляйся ты много!

Сделай-ка лучше мне чаю - да с ромом!

Ночь холодна; а в такую погоду

Зябнем и мы,

Вечные боги, - и ходим потом

С наибожественным насморком

И с кашлем бессмертным!"

БУРЯ

Беснуется буря,

Бичует волны,

А волны ревут и встают горами,

И ходят, ошибаясь и пенясь от злобы,

Их белые водяные громады,

И наш кораблик на них с трудом

Взбирается, задыхаясь,

И вдруг обрушивается вниз,

В широко разверстую черную пропасть.

О море!

Мать красоты, рожденной из пены!

Праматерь любви, пощади меня!

Уже порхает, чуя труп,

Подобная призраку белая чайка,

И точит клюв о дерево мачты,

И жаждет скорей растерзать мое сердце -

То сердце, в котором звучат песнопенья

Во славу дочери твоей,

То сердце, что внук твой, маленький плут,

Избрал своей игрушкой.

Напрасны мольбы и стенанья!

Мой крик пропал в завыванье бури,

Средь оргии бесноватых звуков,

Средь воя, грохота, рева и свиста

Сражающихся ветров и волн.

Но странно, сквозь этот гул я слышу

Мелодию сумрачной дикой песни,

Пронзающей, разрывающей душу, -

И я узнаю этот голос.

На дальнем шотландском берегу,

Над вечно шумящим прибоем,

На древнем утесе высится замок,

И там, у сводчатого окошка,

Стоит больная прекрасная женщина,

Почти прозрачна, бледна, как мрамор,

На лютне играет она и поет, -

И развевает соленый ветер

Ее волнистые длинные кудри

И далеко в шумящее море

Уносит ее непонятную песню.

МОРСКАЯ ТИШЬ

Тишь и солнце! Свет горячий

Обнял водные равнины,

И корабль златую влагу

Режет следом изумрудным.

У руля лежит на брюхе

И храпит усталый боцман;

Парус штопая, у мачты

Приютился грязный юнга.

Щеки пышут из-под грязи;

Рот широкий, как от боли,

Стиснут; кажется, слезами

Брызнут вдруг глаза большие.

Капитан его ругает,

Страшно топая ногами...

"Как ты смел - скажи, каналья!

Как ты смел стянуть селедку?"

Тишь и гладь! Со дна всплывает

Рыбка-умница; на солнце

Греет яркую головку

И играет резвым плесом.

Но стрелой из поднебесья

Чайка падает на рыбку -

И с добычей в жадном клюве

Снова в небе исчезает.

ОЧИЩЕНИЕ

Останься ты на дне глубоком моря,

Безумный сон,

Ты, часто так ночной порою

Неверным счастием терзавший душу мне

И даже в светлый день теперь грозящий

Мне, будто привидение морское, -

Останься там, на дне, навеки.

И брошу я к тебе на дно

Всю грусть мою и все грехи мои,

12 1

И с погремушками колпак дурацкий,

Звеневший долго так на голове моей,

И лицемерия змеиный,

Коварный, ледяной покров,

Давивший долго так мне душу,

Больную душу,

Все отрицавшую - и ангелов и бога,

Безрадостную душу.

Гой-го! Гой-го! Уж ветер поднялся...

Вверх парус! Вздулся он и вьется!

И по водам коварно-тихим

Летит корабль, и ликований

Полна освобожденная душа!

МИР

Высоко в небе стояло солнце,

Окруженное белыми облаками.

На море было тихо,

И я, размышляя, лежал у штурвала.

Я размышлял, и - отчасти въявь,

Отчасти во сне - я видел Христа,

Спасителя мира.

В легких белых одеждах,

Огромный, он шел

По земле и воде;

Голова его уходила в небо,

А руки благословляли

Земли и воды;

Сердцем в его груди

Было солнце -

Красное, пылающее солнце;

И это красное, пылающее солнце-сердце

Лило вниз благодатные лучи

И нежный, ласковый свет,

Озаряя и согревая

Земли и воды.

Плыл торжественный звон,

И казалось, лебеди в упряжи из роз

Тянули скользящий корабль,

Тянули к зеленому берегу,

Где в высоко возносящемся городе

Живут люди.

О чудо покоя! Что за тихий город!

Не слышно глухого шума

Говорливых тяжелых ремесел,

И по чистым звенящим улицам

Бродят люди, одетые в белое,

С пальмовыми ветками в руках,

И когда встречаются двое -

Проникновенно глядят друг на друга,

И, трепеща от любви и сладкого самоотречения,

Целуют друг друга,

И глядят вверх -

На солнечное сердце Спасителя,

Миротворно и радостно льющее вниз

Красную кровь,

И, трижды блаженные, восклицают:

"Хвала Иисусу Христу!"

О, если б такое ты выдумать мог,

Чего бы ты не дал за это,

Мой милый!

Ты, немощный плотью и духом

И сильный одною лишь верой.

Не мудрствуя, ты почитаешь троицу

И по утрам лобызаешь крест,

И мопса, и ручку высокой твоей патронессы.

Святость твоя возвышает тебя. Сперва –

надворный советник,

Потом - советник юстиции

И, наконец, - правительственный советник

В богобоязненном городе,

Где песок и где вера цветет

И терпеливые воды священной Шпрее

Моют души и чай разбавляют.

О, если б такое ты выдумать мог,

Мой милый!

Ты занял бы лучшее место на рынке;

Глаза твои, сладкие и мигающие,

Являли бы только покорность и благость;

И высокопоставленная особа,

Восхищенная и ублаженная,

Молясь, опускалась бы вместе с тобой на колени.

В ее глазах, излучающих счастье,

Ты читал бы к жалованью прибавку

В сотню талеров прусских

И, руки складывая, бормотал бы:

"Хвала Иисусу Христу!"

ЦИКЛ ВТОРОЙ

СЛАВА МОРЮ

Таласса! Таласса!

Славлю тебя, о вечное море!

Десять тысяч раз тебя славлю

Ликующим сердцем,

Как некогда славили десять тысяч

Бесстрашных эллинских сердец,

Не сдавшихся в бедах,

Стремящихся к родине,

Прославленных миром солдатских сердец.

Бурлило, вздымалось

И пенилось море.

Струило солнце на темные волны

Играющий алыми розами свет,

И сотни встревоженных чаек

Метались над морем и громко кричали.

Но птичий гомон, и звон щитов,

И конский топот и ржанье -

Все заглушал победный клич:

"Таласса! Таласса!"

Славлю тебя, о вечное море!

Твой шум для меня - точно голос отчизны.

Как детские сны, причудливой зыбью

Сверкает ширь твоих вольных владений.

И в памяти оживают вновь

Игрушки милого пестрого детства:

Рождественские подарки под елкой,

Багряные рощи коралловых рифов,

И жемчуг, и золотые рыбки –

Все то, что тайно ты хранишь

На дне, в кристально-светлых чертогах.

О, как я грустил, одинок, на чужбине!

Подобно цветку в ботанической папке,

Засохло сердце в моей груди.

Я был как больной, всю долгую зиму

Запертый в темпом больничном покое.

И вдруг я выпущен на волю:

Передо мной ослепительно ярко

Сверкает зеленью солнечный май,

Шепчутся яблони в белых уборах,

Из зелени юные смотрят цветы,

Подобно пестрым душистым глазам, -

Все дышит, смеется, благоухает,

И в небе синем щебечут птицы.

Таласса! Таласса!

О храброе в отступлениях сердце!

Как часто, постыдно часто

Тебя побеждали дикарки Севера!

Их властные большие глаза

Метали огненные стрелы,

Их остро отточенные слова

Раскалывали грудь на части,

Каракули писем гвоздями вонзались

В мой бедный оглушенный мозг.

Напрасно я закрывался щитом;

Свистели стрелы, гремели удары, -

И наконец я отступил

Под натиском диких северянок,

Я к морю бежал от них, и теперь,

Свободно дыша, я приветствую море,

Спасительное, прекрасное море, -

Таласса! Таласса!

Дата добавления: 2015-11-16