Фресковые сонеты

ХРИСТИАНУ З.

* * *

Разубранному в золото чурбану

Я возжигать не буду фимиам,

Клеветнику руки я не подам,

Не поклонюсь ханже и шарлатану.

Пред куртизанкой спину гнуть не стану,

Хоть роскошью она прикроет срам,

Не побегу за чернью по пятам

Кадить ее тщеславному тирану.

Погибнет дуб, хоть он сильнее стебля,

Меж тем тростник, безвольно стан колебля,

Под бурями лишь клонится слегка.

Но что за счастье жребий тростника?

Он должен стать иль тростью франта жалкой,

Иль в гардеробе выбивальной палкой.

* * *

Личину мне! Отныне я плебей!

Я не хочу, чтоб сволочь золотая,

В шаблонных масках гордо выступая,

Меня к родне причислила своей.

Хочу простых манер, простых речей,

В которых жизнь клокочет площадная, -

Ищу их, блеск салонный презирая,

Блеск острословья, модный у хлыщей.

Я ворвался в немецкий маскарад,

Не всем знаком, но знаю эти хари:

Здесь рыцари, монахи, государи.

Картонные мечи меня разят!

Пустая шутка! Скинь я только маску -

И эти франты в страхе бросят пляску.

* * *

Да, я смеюсь! Мне пошлый фат смешон,

Уставивший в меня баранье рыло.

Смешна лиса, что ухо навострила

И нюхает меня со всех сторон.

Принявшая судьи надменный топ,

Смешна высокомудрая горилла,

Смешон и трус, готовящий кадило,

Хотя кинжал и яд припрятал он.

Когда судьба, нарушив наш покой,

Игрушки счастья пестрые сломала

И в грязь швырнула, черни на потеху,

Когда нам сердце грубою рукой

Разорвала, разбила, растерзала, -

Тогда черед язвительному смеху.

* * *

Страшны, о друг мой, дьявольские рожи,

Но ангельские рожицы страшнее;

Я знал одну, в любовь играл я с нею,

Но коготки почувствовал на коже.

И кошки старые опасны тоже,

Но молодые, друг мой, много злее:

Одна из них - едва ль найдешь нежнее -

Мне сердце исцарапала до дрожи.

О рожица, как ты была смазлива!

Как мог в твоих я глазках ошибиться?

Возможно ли - когтями в сердце впиться?

О лапка, лапка, мягкая на диво!

Прижать бы мне к устам ее с любовью,

И пусть исходит сердце алой кровью!

ЛИРИЧЕСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО

(1822-1823)

ПРОЛОГ

Жил рыцарь на свете, угрюм, молчалив,

С лицом поблекшим и впалым;

Ходил он, шатаясь, глаза опустив,

Мечтам предаваясь вялым.

Он был неловок, суров, нелюдим,

Цветы и красотки смеялись над ним,

Когда брел он шагом усталым.

Он дома сиживал в уголке,

Боясь любопытного взора.

Он руки тогда простирал в тоске,

Ни с кем не вел разговора.

Когда ж наступала ночная пора,

Там слышалось странное пенье, игра,

И у двери дрожали затворы.

И милая входит в его уголок

В одежде, как волны, пенной,

Цветет, горит, словно вся - цветок,

Сверкает покров драгоценный.

И золотом кудри спадают вдоль плеч,

И взоры блещут, и сладостна речь -

В объятьях рыцарь блаженный.

Рукою ее обвивает он,

Недвижный, теперь пламенеет;

И бледный сновидец от сна пробужден,

И робкое сердце смелеет.

Она, забавляясь лукавой игрой,

Тихонько покрыла его с головой

Покрывалом снега белее.

И рыцарь в подводном дворце голубом,

Он замкнут в волшебном круге.

Он смотрит на блеск и на пышность кругом

И слепнет в невольном испуге.

В руках его держит русалка своих,

Русалка-невеста, а рыцарь - жених,

На цитрах играют подруги.

Поют и играют; и множество пар

В неистовом танце кружатся,

И смертный объемлет рыцаря жар,

Спешит он к милой прижаться.

Тут гаснет вдруг ослепительный свет,

Сидит в одиночестве рыцарь-поэт

В каморке своей угрюмой.

* * *

В чудеснейшем месяце мае

Все почки раскрылися вновь,

И тут в молодом моем сердце

Впервые проснулась любовь.

В чудеснейшем месяце мае

Все птицы запели в лесах,

И тут я ей сделал признанье

В желаньях моих и мечтах.

* * *

Из слез моих много родится

Роскошных и пестрых цветов,

И вздохи мои обратятся

В полуночный хор соловьев.

Дитя, если ты меня любишь,

Цветы все тебе подарю,

И песнь соловьиная встретит

Под милым окошком зарю.

* * *

Гляжу в глаза твои, мой друг, -

И гаснет боль сердечных мук,

Прильну к устам твоим - и вновь

Целенье мне дарит любовь.

Склонюсь на грудь - и, как в раю,

Блаженство трепетное пью.

Но ты шепнешь: "Люблю, твоя", -

И безутешно плачу я.

* * *

Щекой прильнуть к твоей щеке, -

И слезы - единым потоком.

И сердце - с твоим оно заодно -

В пламени бьется жестоком.

И если бы хлынул такой поток

В такое пламя однажды,

В твоих объятьях бы я изнемог

От этой смертельной жажды.

* * *

Недвижны в небе звезды, -

Стоят и сквозь века

Друг другу шлют влюбленно

Привет издалека.

И говорят друг с другом

Тем чудным языком,

Что никакому в мире

Лингвисту не знаком.

Но я изучил и запомнил

Его до скончания дней.

Грамматикой мне служило

Лицо ненаглядной моей.

* * *

На крыльях песни, подруга,

Со мной умчишься ты

На Ганг, под небо юга,

В чудесный край мечты.

Там, весь в багряном цвете,

Растет волшебный сад.

Там лотосы в лунном свете

О милой сестрице грустят.

Фиалки смеются лукаво,

И тянутся розы к звездам,

И шепчут душистые травы

Душистую сказку цветам.

Пугливо подходят газели

И слушают шум ветерка,

И волнами еле-еле

Священная плещет река.

Под пальмами вместе с тобою

Я там опущусь на траву,

Предамся любви и покою,

Блаженному сну наяву.

* * *

Пугливой лилии страшен

Палящий солнечный зной.

Она, поникнув, дремлет

И ждет прохлады ночной.

Ее любовник - месяц

Красавицу будит от сна,

И лик цветущий и нежный

Ему открывает она,

Сияет и на небо смотрит,

И льет аромат над рекой,

Дрожит, и трепещет, и плачет,

И страстной томится тоской.

* * *

Поднявшись над зеркалом Рейна,

Глядится в зыбкий простор

Святыня великого Кельна

Великий старый собор.

И есть в том соборе икона,

По золоту писанный лик,

Чей кроткий свет благосклонно

В мой мир одичалый проник.

Вкруг девы цветы, херувимы

Парят в золотых небесах,

И явное сходство с любимой

В улыбке, в губах и глазах.

* * *

Молва пуста, молва слепа,

И мир вокруг стал косным.

Дитя, не потому ль толпа

Зовет твой характер несносным!

Молва слепа, молва пуста,

Тебя не понимают:

Не знают, как сладки твои уста

И как они жарко пылают.

* * *

Ангел мой, я жду ответа,

Может быть, была ты сном,

Одурманившим поэта

Летом в сумраке лесном.

Но лицо, и стан, и ножки,

Этих глаз волшебный свет, -

Нет, такой прелестной крошки

Не создаст вовек поэт.

Змей, драконов безобразных,

Монстров, пышущих огнем,

Вот каких уродов разных

Мы, поэты, создаем.

Но тебя, твой смех прелестный,

Твой лукавый смех - о нет!

Твой, плутовка, взор небесный

Не создаст вовек поэт.

* * *

Как из пены волн рожденная,

И прекрасна и пышна,

За другого обрученная,

Дышит прелестью она.

Сердце многотерпеливое!

Не ропщи и не грусти

И безумство торопливое

Бедной женщине прости.

* * *

Я не ропщу - пусть сердце и в огне:

Навек погибшая, роптать - не мне!

Как ни сияй в алмазах для очей,

А ни луча во мгле души твоей.

Я это знал: ведь ты же снилась мне!

Я видел ночь души твоей на дне,

Я видел змей в груди твоей больной,

Я видел, как несчастна ты, друг мой.

* * *

Да, ты несчастна, - и мой гнев угас.

Мой друг, обоим нам судьба - страдать.

Пока больное сердце бьется в нас,

Мой друг, обоим нам судьба - страдать.

Пусть явный вызов на устах твоих

И взор горит, насмешки не тая,

Пусть гордо грудь трепещет в этот миг, -

Ты все несчастна, как несчастен я.

Улыбка - горем озарится вдруг,

Огонь очей - слеза зальет опять,

В груди надменной - язва тайных мук...

Мой друг, обоим нам судьба - страдать.

Забыла ты навсегда, без возврата,

Что я владел твоим сердцем когда-то,

Прелестней и лживей нет ничего

Сердечка маленького твоего.

Любовь и страдания ты забыла -

Все то, что сердце мое теснило.

Чего было больше - страданий, любви ли?

Знаю, они огромными были!

* * *

Отчего весенние розы бледны,

Отчего, скажи мне, дитя?

Отчего фиалки в расцвете весны

Предо мной поникают, грустя?

Почему так скорбно поет соловей,

Разрывая душу мою?

Почему в дыханье лесов и полей

Запах тлена я узнаю?

Почему так сердито солнце весь день,

Так желчно глядит на поля?

Почему на всем угрюмая тень

И мрачнее могилы земля?

Почему, объясни, - я и сам не пойму, -

Так печален и сумрачен я?

Дорогая, скажи мне, скажи, почему,

Почему ты ушла от меня?

* * *

Немало они болтали,

Немало вздора плели,

Но главной моей печали

Тебе открыть не могли.

По косточкам разбирая,

Меня называли злым,

Жалели тебя, вздыхая, -

И ты поверила им.

Но самого дурного

Никто не знал обо мне, -

Дурного и смешного,

Что скрыто в души глубине.

* * *

Когда-то друг друга любили мы страстно.

Любили хоть страстно, а жили согласно.

Женой ее звал я, она меня мужем;

День целый, бывало, играем, не тужим.

И боже спаси, чтоб затеяли ссору!

Нет, все б целоваться - во всякую пору!

Играть наконец мы задумали в прятки

И в чаще лесной разошлись без оглядки.

Да так-то сумели запрятаться оба,

Что, верно, друг друга не сыщем до гроба.

* * *

Покуда я медлил, вздыхал и мечтал,

Скитался но свету и тайно страдал,

Устав дожидаться меня наконец,

Моя дорогая пошла под венец

И стала жить в любви да в совете

С глупейшим из всех дураков на свете,

Моя дорогая чиста и нежна,

Царит в моем сердце и в мыслях она.

Пионы щечки, фиалки глазки, -

Мы жить могли бы, точно в сказке,

Но я прозевал мое счастье, друзья, -

И в этом глупейшая глупость моя.

* * *

И розы на щечках у милой моей,

И глазки ее - незабудки,

И белые лилии - ручки-малютки

Цветут всё свежей и пышней...

Одно лишь сердечко засохло у ней!

* * *

Когда в гробу, любовь моя,

Лежать ты будешь безмолвно,

Сойду к тебе в могилу я,

Прижмусь к тебе любовно.

К недвижной, бледной, к ледяной

Прильну всей силой своею!

От страсти трепещу неземной,

И плачу, и сам мертвею.

Встают мертвецы на полуночный зов,

Несутся в пляске, ликуя,

А нас могильный укрыл покров,

В объятьях твоих лежу я.

Встают мертвецы на последний суд,

На казнь и мзду по заслугам,

А нам с тобой хорошо и тут.

Лежим, обняв друг друга.

* * *

На севере диком стоит одиноко

На голой вершине сосна,

И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим

Одета, как ризой, она.

И снится ей все, что в пустыне далекой

В том крае, где солнца восход,

Одна и грустна на утесе горючем

Прекрасная пальма растет.

* * *

Надев сюртучки побогаче,

Мещане гуляют в лесу,

Резвятся в восторге телячьем

И славят природы красу.

И тонут в блаженстве их души:

Цветет романтически дол!

И внемлют, развесивши уши,

Как в чаще щебечет щегол.

А я свои окна закрою

От света черным сукном;

Мои привиденья порою

Меня посещают и днем.

Приходит любовь былая

Ко мне из забытых дней,

Садится со мной, рыдая,

И я рыдаю с ней.

* * *

Как призрак забытый, из гроба

Встает былое мое:

Напоминает, как жил я

Когда-то близ нее.

По городу, бледный, печальный,

Бродил я, как в полусне,

И люди с удивленьем

В лицо глядели мне.

Ночами было лучше:

На улицах - ни души.

Лишь я с моею тенью

Брожу в пустынной тиши.

Вот мост перехожу я,

Шаги мои гулко звучат.

Луна мне вслед из тучи

Бросает хмурый взгляд.

И вот твой дом, и снова

Гляжу на твое окно.

А сердце так томится,

Так замирает оно!

В окне я часто видел

Неясную тень твою.

Ты знала, что я возле дома,

Как изваянье, стою.

* * *

Красавицу юноша любит;

Но ей полюбился другой.

Другой этот любит другую

И назвал своею женой.

За первого встречного замуж

Красавица с горя идет;

А бедного юноши сердце

Тоска до могилы гнетет.

Старинная сказка! Но вечно

Останется новой она;

И лучше б на свет не родился

Тот, с кем она сбыться должна!

* * *

Приснилась мне королевская дочь,

Была она снега бледнее,

В аллее под липой вдвоем всю ночь

Сидел я, обнявшись, с нею.

"Не нужен мне трон отца твоего,

Не нужны драгоценные камни,

Не нужно державы, короны его, -

Лишь ты, ты одна нужна мне".

"Недостижима мечта твоя -

Лежу я во мгле могилы,

И лишь по ночам любовь моя

Меня пробуждает, милый".

* * *

Обнявшися дружно, сидели

С тобою мы в легком челне,

Плыли мы к неведомой цели

По морю при тусклой луне.

И виден, как сквозь покрывало,

Был остров таинственный нам,

Светилося все, и звучало,

И весело двигалось там.

И так нас к себе несдержимо

Звало и манило вдали,

А мы - безутешно мы мимо

По темному морю плыли.

* * *

Из старых сказок машет

И руку подает,

Манит, звенит и пляшет,

В тот чудный край зовет,

Где дали золотые,

Закатом залиты,

И, нежные, томятся,

Как девушки, цветы.

Где все деревья хором

Вздыхают и поют

И с плясовым задором

Ключи шумливо бьют.

Такие песнопенья

Там в честь любви гремят,

Что дивного волненья

Ты дивный выпьешь яд.

Ах, мне бы там укрыться,

От горестей уйти,

Из всех ключей напиться,

Свободу обрести.

Ах, в этот край порою

Меня уносит сон,

Но с утренней зарею,

Как пена, тает он.

* * *

Они меня истерзали

И сделали смерти бледней, -

Одни - своею любовью,

Другие - враждою своей.

Они мне мой хлеб отравили,

Давали мне яда с водой, -

Одни - своею любовью,

Другие - своею враждой.

Но та, от которой всех больше

Душа и доселе больна,

Мне зла никогда не желала,

И меня не любила она!

* * *

Двое перед разлукой,

Прощаясь, подают

Один другому руку,

Вздыхают и слезы льют.

А мы с тобой не рыдали,

Когда нам расстаться пришлось.

Тяжелые слезы печали

Мы пролили позже - и врозь.

* * *

За столиком чайным в гостиной

Спор о любви зашел.

Изысканны были мужчины,

Чувствителен нежный пол.

"Любить платонически надо!" -

Советник изрек приговор,

И был ему тут же наградой

Супруги насмешливый взор.

Священник заметил: "Любовью,

Пока ее пыл не иссяк,

Мы вред причиняем здоровью".

Девица спросила: "Как так?"

"Любовь - это страсть роковая!?

Графиня произнесла

И чашку горячего чая

Барону, вздохнув, подала.

Тебя за столом не хватало.

А ты бы, мой милый друг,

Верней о любви рассказала,

Чем весь этот избранный круг.

* * *

Отравой полны мои песни -

И может ли иначе быть?

Ты, милая, гибельным ядом

Умела мне жизнь отравить.

Отравой полны мои песни -

И может ли иначе быть?

Немало змей в сердце ношу я

И должен тебя в нем носить!,

* * *

Я тихо еду лесом,

Коляска везет меня

Веселой долиной, волшебно

Цветущей в блеске дня.

Сижу, любуюсь и грежу,

Мечту о милой таю.

Вдруг вижу - три тени мелькают,

Кивая в коляску мою.

И скачут, и строят гримасы,

С насмешкой робкой глядят,

Свиваются в дымку тумана,

Хохочут и в чащу летят.

* * *

Во сне я горько плакал:

Мне снилось, что ты умерла.

Проснулся я, и тихо

Слеза за слезой текла.

Во сне я горько плакал:

Мне снилось, я брошен тобой.

Проснулся я и долго

Плакал в тиши ночной.

Во сне я горько плакал:

Мне снилось, ты снова моя.

Проснулся я - и плачу,

Все еще плачу я...

* * *

Сырая ночь беззвездна,

Деревья скрипят на ветру.

Я, в плащ закутавшись, еду

Один в глухом бору.

И мчатся мечты предо мною,

Опережают коня, -

Как будто на крыльях воздушных

К любимой уносят меня.

Собаки лают. Привратник

Выходит во двор с фонарем.

Я, шпорами бряцая,

Врываюсь по лесенке в дом.

О, как там тепло и уютно

При ласковом свете свечей!

И я бросаюсь в объятья

Возлюбленной моей...

Свистит осенний ветер,

И дуб говорит седой:

"Куда ты, глупый всадник,

С твоей безумной мечтой?"

* * *

Зарыт на перекрестке

Тот, кто покончил с собой.

Печальный грешнолистник

Там вырос голубой.

Стоял я на перекрестке,

Вздыхал я в глуши ночной.

Печальный грешнолистник

Качался под луной.

* * *

Взгляд был окутан мраком,

Рот был залит свинцом -

С окаменелым сердцем

Я спал в гробу глухом.

Как долго был, не знаю,

Я мертвым сном объят,

Проснулся я и слышу -

В мой темный гроб стучат.

"Ты встать не хочешь, Генрих?

К нам вечный день идет,

И вечное блаженство

Для мертвых настает".

Мой друг, я встать не в силах,

Раскрыть не в силах глаз:

Небесный свет от плача

В них навсегда угас.

"Глаза целуя, Генрих,

Я свет дневной верну -

Ты ангелов увидишь

И неба глубину".

Мой друг, я встать не в силах.

Не слышен сердцу зов, -

В пего ты нож вонзила

Своих жестоких слов.

"Тихонько к сердцу, Генрих,

Прильнет моя рука,

И кровь не будет литься,

Излечится тоска".

Мой друг, я встать не в силах,

Кровоточит висок, -

Когда тебя утратил,

В тоске я спустил курок.

"К виску больному, Генрих,

Прижму я локон свой,

Очнешься от страданий

Ты с ясной головой".

Она звала так нежно,

Не мог я устоять;

Я захотел подняться,

Навстречу милой встать.

Но вдруг раскрылись рапы,

Кровь полилась моя

С неудержимой силой, -

И тут проснулся я.

* * *

Дурные, злые песни,

Печали прошлых лет!

Я вас похоронил бы,

Да только гроба нет.

Не спрашивайте, люди,

Что сгинуть в нем могло б,

Но гейдельбергской бочки

Обширней нужен гроб.

Еще нужны носилки,

Но из таких досок,

Что больше моста в Майнце

И вдоль и поперек.

Тогда двенадцать братьев

Зовите из-за гор, -

Тех, что сильней и выше,

Чем кельнский Христофор.

Пусть этот гроб громадный

Закинут с крутизны

В громадную могилу,

В простор морской волны,

А знаете вы, люди,

На что мне гроб такой?

В него любовь и горе

Сложу я на покой.

Дата добавления: 2015-11-16