Битва за хлебные пути

Пока жив был Колаксар, дружно жили его сыновья. Не ссорились сколотские племена и вместе радели о защите родной земли. Когда мудрому Колаксару исполнилось шесть десятков и ещё пять лет, на юге Восточной Европы произошло событие, положившее начало огромным переменам в жизни наших пращуров.

В 655 г. до н.э. на берегу Днепробугского лимана был осно­ван эмпорий — торговое поселение, которое выросло вскоре в Ольвию — первую греческую колонию на юге нашей страны. Мы уже рассказывали о смелых греческих мореплавателях, добрав­шихся до Янтарного берега и оста­вивших потомкам сведения о мужественных и благородных венедах — праславянах Балтики.

Почти одновременно корабли эллинов появились у север­ных берегов Понта Эвксинского — Чёрного моря. Только здесь они вы­с­тупали не заезжими купцами, а активными и настойчивыми колонистами. Понт Эвксинский — не Янтар­ное море. Его волны плещутся гораздо ближе к Элладе, чем студеные воды Север­ного океана. Путь в Северное Причер­номорье оказался гораздо менее опасным, чем дорога к Янтарному берегу. Хотя и здесь тонули корабли.

Но смелых и предприимчивых эллинов ничто не могло оста­но­вить. Тем более, что в соседних с Северным Понтом землях они уже бывали. На берегах Западного Понта (Фракийском по­бе­режье) выросли их полисы (независи­мые города, отделив­шие­ся в политическом отношении от своих метрополий). На север те полисы выстроились до самого Истра (Дуная). Крупнейшими из них стали Истрия, Томы, Каллатис, Дионисополь, Одесс, Ме­сем­б­рия, Аполло­ния. Та же картина наблюдалась на восточном побе­ре­жье. Здесь возникли Диоскуриада (Сухуми), Фасис (Поти), Пи­ти­унт, Гиенос. Не говоря уже о южном побережье Понта, коло­низованном греками ранее (например, Синопа была основана в VIII в. до н.э.).

Оставались ещё северные берега Понта. Основав в 655 г. до н.э. Ольвию, эллины сделали первый шаг в их освоении. В VII-V вв. до н.э. здесь появились Никоний (на левом берегу Тираса — Днестра), Тира (на правом берегу Тираса), Калос Лимен, или Пре­красная Гавань, и Керкинитиды (в северо-западной Таврике — Крыму), Херсонес (на юго-западе Таврики), Феодосия (южная Тав­рика) и масса городов на европейском и азиатском берегах Бос­пора Килшерийского (на Керченском и Таманском полуостровах, разделённых Керченским проливом)[70]. Большинство из них так или иначе оставили след в праславянской истории, и мы ещё поведём об этом сказ. А пока вернёмся к основанию Ольвии.

Первые десятилетия пребывания эллинов в Северном При­черноморье были мирными. Ольвия возникла в устье Гипаниса среди земель алазонов. Последние, хоть и понуж­дали их к тому царские скифы, не были воинственным народом. Они сеяли злаки, лук, чеснок, чечевицу. Эллины сразу же вступили с ними в обмен. Изделия греческих мастеров и другие заморские товары высоко ценились у тамошних обитателей. В свою очередь элли­ны обменивали их на продукты труда алазонов.

Через алазонские племена греки познакомились с прасла­вя­на­ми-сколотами. Прежде всего с авхатами, жившими по той же ре­ке Гипанис, что и алазоны. Если последние жили, по средне­му её течению, то авхаты-бужане обитали в верховьях. Там стоя­ли Немировское городище и грады авхатов. Так завязались торговые отношения между греками и праславянами. Наиболее на­блюдательные из посланцев Эллады сразу заметили порази­тель­ное сходство между вене­дами Янтарного берега и сколотами Восточной Европы. Венеды и сколоты суть одного языка люди — праславяне.

Как показали дальнейшие события, из всех народов Север­ного Причерноморья эллинов более всего интересова­ли прасла­вя­не-сколоты, или скифы-пахари, как поначалу прозвали их греки. Почему? На этот вопрос ответил Геродот: «Над алазонами обита­ют скифы-пахари, сеющие хлеб не для собственного употребле­ния в пищу, но дляпродажи». Кочевые скифы не могли постав­лять пшеницу и рожь эллинам. Алазоны сеяли их в незначитель­ных количествах.

В целом, ни у одного народа Восточной Европы не было так раз­ви­то земледелие, как у праславян лесостепи — сколотов. Земле­па­шестве у них со времён Сварога, научившего людей ковать же­ле­зо, было плужным. Урожаи повысились и поя­вилась возмож­ность выращивать хлеб на обмен и продажу. Первым выгоды от этого дела оценил Колаксар. По его совету спустились к устью Ги­паниса в Ольвию первые лодьи с зерном, что вёл старший сын вещего старейшины — вождь авхатов.

С тех пор поток золотого зерна со сколотских земель в гре­чес­кие колонии, а оттуда — в Элладу нарастал. Греция нуж­да­лась в хлебе всё больше и больше. Её крошечные по терри­то­рии города-государства со скудными земельными участками в го­рах не могли прокормить растущее население. А сколоты могли поставлять зерно в огромных количествах (вернёмся ли мы к та­кому положению к XXI в.?). На праславянском хлебе выросли мно­гие великие эллины: фило­софы, поэты, полководцы, скуль­п­то­ры, государственные дея­тели. Можно сказать, что праславянский хлеб стал продоволь­ственной базой эллинской культуры наряду с хлебом Сицилии и Египта.

Начиная с VII в. до н.э. и до того момента, как кочевники-сар­ма­ты в III в. до н.э. временно оттеснили сколотов из лесостепи, праславяне кормили Элладу. Миллионы пудов хлеба были дос­тавлены в неё морем. Кстати, вернувшись в лесостепь в начале нашей эры и одолев своих врагов, славяне ещё четыреста лет торговали зерном с античным миром. Лишь страшное нашествие гуннов в IV в. н.э. остановило этот экспорт.

Если на севере эллины, а до них финикийцы, не могли нала­дить сколь-нибудь значительную торговлю с праславянами Янтар­но­го берега, то на юге товарообмен со сколотами ширился год от года. Главным центром хлебной торговли стала Ольвия. Неда­ром её называли «торговым городом борисфенитов». Ведь борисфе­ниты — это днепровские праславяне-пахари.

Но их «торжищем» Ольвию стали называть не в VII в., а в VI в. до н.э., когда праславяне смогли положить конец скифским на­бегам на лесостепь.

В седьмом же веке до нашей эры это право свободной торговли хлебом предстояло ещё завоевать. На то и нацели­вал сколотов Ко­лаксар. Онпредвидел, какие выгоды прине­сёт экспорт (как бы мыска­зали сейчас) зерна в Элладу, и основание торгового пункта гре­ков на о.Березань в устье Гипаниса считал первой ласточкой. Гений Колаксара разгля­дел за этим событием последствия выдающиеся.

Действительно, поставки хлеба в Элладу понуждали сколо­тов под­ни­мать урожаи, а, значит, и самим жить богаче. Давно уж не боялся ни­кто голодной смерти в сколотском краю. В обмен на зерно пра­сла­вяне приобретали у эллинов греческие товары: дорогое оружие, тонкие ткани, прекрас­ные керамические сосуды, украшения, вина, олив­ковое масло и многое другое, чем была богата одна из вели­чай­ших цивилизаций древности. Торговля хлебом с Грецией подго­то­ви­ла грядущий расцвет славянской прародины, наступив­ший в V-IV вв. до н.э.

Но, чтобы достигнуть этого расцвета, предстояло сделать постав­ки зерна в Ольвию и другие колонии беспрепятствен­ными. Этому мешали скифы. Их цари и знать позволили грекам утвердиться на се­верных берегах Понта. Хотя при желании несметная орда степ­няков могла стереть в порошок ещё не укрепившиеся как следует тор­говые пункты эллинов.

Но Скифия не была единым государством. Хотя тот же Мадай пользовался огромной властью во время военных действий, после возвращения из дальних походов она стано­вилась значительно меньшей. На местах хозяйничали династы-номархи и базилевсы-старейшины. Каждый управлял своим родом и племенем. Даже среди царских скифов не было единства и они делились на три большие орды.

К тому же скифской знати приглянулись заморские това­ры, особенно ювелирные украшения, оружие и вино. В отношении оружия известно, например, что целые мастер­ские в Афинах и дру­гих городах Эллады работали по зака­зам скифской родо­пле­менной верхушки. Вот почему на скифских царях и знатных всад­ни­ках так часто красовались бронзовые шлемы и железные латы гре­ческой работы. Кроме того, эллины основывали колонии не на пустых землях. Территорию будущих поселений они выкупали у алчных скифских вождей.

Была ещё одна причина, побуждавшая скифскую верхушку до­пустить греков к северным берегам Понта. А именно — наличие у греков крупного рабовладения. Все эллинские государства были рабовладельческими. Более того, размеры применения рабского труда росли. Невольников нещадно эксплуатировали. Из-за жес­то­кого обращения рабы восстава­ли. Их усмиряли, и всё повто­ря­лось сначала.

В греческих колониях Северного Причерноморья многое было возведено руками рабов. Их требовалось, всё больше и больше. Скифская знать воспользовалась этим и стала постав­лять захва­ченных в плен людей на греческие невольничьи рынки. Эллинские работорговцы и рабовладельцы были в восторге. Скифская кон­ни­ца совершала дальние походы во все края света и могла пос­та­в­лять рабов на любой вкус — русоволосых, желтолицых, чер­но­кожих.

Ещё киммерийцы, захватив в плен чернолесских праславян, гна­ли их в рабство в далёкую Переднюю Азию. В начале VII в. до н.э. скифский царь Партатуа водил караваны пленников туда же. Но из-за огромных расстояний такое занятие не могло стать очень прибыльным делом. Хотя крепкие мускулистые праславян­с­кие рабы высоко ценились на невольничьих рынках.

Положение изменилось с основанием на берегах Понта гре­чес­ких колоний. Теперь рабов продавали на их рынках. Это бы­ло очень выгодно кочевникам. Из своих походов на праславян и их соседей они старались привести как можно больше плен­ни­ков. Наживаясь на горе сколотов, богатели кочевые вожди и гре­ческие рабовладельцы. Постепенно и Скифия превращалась в ра­бо­владельческое государство. Если у скифов-кочевников, ала­зо­нов, меланхленов и гелонов ещё господствовали родо-племен­ные отношения, то на царских скифов трудились тысячи рабов. Осо­бый размах рабский труд приобрёл при царе Мадае.

Итак, скифская знать имела основания не мешать появле­нию греков на берегах Чёрного моря. Но позволить упорным сколотам, что отказываются платить дань, торговать хлебом с эллинами — это уж слишком! Скифские цари и номархи хотели завладеть пло­дородной лесостепью, покорить прасла­вян, а выращенный ими хлеб выгодно продавать в Элладу. Пусть всё золото, оружие, керамика и вино, вырученные от поставок зерна, текут в руки скифской знати.

Рассуждая так, Мадай и другие кочевые вожди не приняли посольство сколотов, которое явилось к ним договориться о мире и выгодной для обоих народов (праславяне готовы были делиться частью вырученных товаров) хлебной торговле с Элладой. Ма­дай рассвирепел: ничтожные сколоты ещё осме­ливаются предла­гать ему мир! И при этом ни слова не говоря о покорности!

Он потребовал от праславянского посольства передать их ста­рейшинам его волю: сначала дань от каждого вашего рода — ра­бами и товарами. А потом уж, если Мадай пожелает, будет за­ключён мир. Торговля же хлебом должна вестись только в пользу царских скифов.

Посольство сколотов возглавлял седой Арпоксар. Не скло­нил он головы перед скифским царём. Изрёк только: земля сколот­ская не примет условия Мадая и дани не даст. Или разбиты праславяне скифами, чтобы покориться им? Или не сколотские витязи, а степные всадники стоят на «Змиевых валах»? Не Ма­дай ли бежал с позором из праславянского края? Так и с каждым будет, кто на сколотскую землю позарится. А хлебушек с лесо­степ­ных чернозёмов — он был и есть славянский.

Налился кровью Мадай, услыхав такой гордый ответ. Про­из­нёс с угрозой: или, безумный сколот, судьба старшего брата твое­го, Липоксара, ничему не научила тебя? Не захотел он покориться отцу моему, царю Партатуа, и погиб лютой смертью. Ныне твой черёд пришёл. А там и до злейшего врага Степи — твоего млад­шего брата Колаксара доберёмся.

Молвил так Мадай и взмахнул рукой. И сотворили его палачи над Арпоксаром ту же казнь лютую, что и над его старшим бра­том Липоксаром. Так погиб седой посол сколо­тов за дело обще­сла­вянское. Других послов, что с ним были, ослепили враги и с од­ним поводырём за «Змиевы валы» отправили. И передали ска­зать: всех своих рабов мы ослеп­ляем. То же с вашими послами сделали. Ибо скоро вы все будете нашими рабами.

Выслушав слепцов, поняли сколоты: только силой богатыр­ской можно укротить алчность скифской знати. Скифы вдвойне меша­ют хлебной торговле с эллинами. Их конница, врываясь в пра­славянский край, топчет посевы, а зачастую выжигает их. Привычно уж стало сколотам видеть горящую ниву. Нещадно уничтожают степ­няки плоды кропотливого труда праславянских землепашцев. Да ещё норовят осенью прийти, чтобы лошадям своим скормить колося­щие­ся поля. Как случится такое — жди беды. Какая там торговля, самим бы с голоду не умереть...

Кроме того, Мадай велел выставить дозоры южнее «Змиевых валов». Особенно по берегам Борисфена и Гипаниса. Только войдут обозы с зерном в степь, как перехватывают их кочевники. Хлеб от­бирают, а торговых людей в рабство угоняют. Остаётся один путь — водный. Да за каждым изгибом реки поджидает скифская засада. Засыпает стрела­ми смельчаков, что на тяжелогружёных лодьях вниз по течению к морю спускаются.

Но разве остановят смелого стрелы, пусть они и скифс­кие?! Во все времена скифских походов на славянскую прародину среди сколотов находились удальцы, что, презрев опасность, отважно пускались в дорогу. И пройдя через бесчисленные препятствия, достигали желанной цели! При­возили в Ольвию, куда стекались, образуя лиман, воды Гипаниса и Борисфена, сколотский хлебушек. Обменивали его на товары заморские и пускались в обратный путь.

Дата добавления: 2015-07-11