Читайте также:
|
|
Б. X.: Сексуальное насилие над детьми в семье часто является следствием нарушения баланса между давать и брать. Это нередко происходит втех случаях, где жена во второй раз вышла замуж и имеет ребенка от первого брака, а у мужа нет собственных детей. То есть между ними создается определенный перепад: мужу приходится заботиться о чужом ребенке. Это значит, что он должен отдавать больше, чем получает. Часто жена даже требует этого от него. И тем больше становится разница между тем, что он отдает, и тем, что получает. В такой системе господствует непреодолимая потребность в уравновешивании, и для того, чтобы достичь его, жена словно отдает мужу
13»
ребенка, если этот ребенок девочка. Сексуальное насилие над детьми довольно часто базируется на такой семейно-системной динамике. Не всегда, существуют, конечно, и другие динамики.
При таком неуравновешенном балансе между давать и брать, а также при других формах сексуального насилия над детьми, почти всегда участвуют оба родителя, мать на заднем плане, а отец — на переднем. Пока мы не начнем рассматривать такую ситуацию как единое целое, решения проблемы не найти.
Итак, что было бы решением подобной проблемы? Прежде всего, нужно исходить из того, что терапевт имеет дело с жертвой, и его задача — помочь ей. Целью терапевта не должно быть преследование насильника, так как это никоим образом не поможет жертве. Например, если пациентка рассказывает о том, что она была жертвой сексуального насилия со стороны отца или отчима, я советую ей представить себе мать и мысленно сказать ей: «Мама, я рада делать это для тебя!» После произнесения этих слов вдруг возникает совсем другая картина. А еше ей следует представить себе отца и сказать ему: «Папа, я рада делать это для мамы!» Тогда на свет выходит скрытая до сих пор динамика, и никто больше не сможет вести себя по-прежнему.
Если ситуация еще актуальна, если я имею дело с одним из родителей, например, с мамой, тогда я говорю ей в присутствии ребенка: «Ребенок делает это для мамы!» А ребенок должен сказать матери: «Я рад делать это для тебя!» Тогда сексуальному насилию будет положен конец. Оно больше просто не сможет продолжаться. Когда же терапию проходит отец, я советую ребенку сказать ему: «Я делаю это для мамы, для уравновешивания». Тогда ребенок сможет сразу же посмотреть на себя как на невиновного и признает себя невиновным. И ему больше не нужно чувствовать себя виноватым.
Следующее, что я делаю, я помогаю ребенку снова обрести чувство собственного достоинства, потому что ребенок переживает инцест как лишение чести. Тогда я рассказываю одно небольшое стихотворение Гете о маленькой розе, которая была сломана мальчиком. Оно начинается с того, что мальчик видит растушую розу. И заканчивается тем, что он ломает розу. А затем я открываю одну тайну: эта маленькая роза, несмотря ни на что, все еще благоухает.
Не следует упускать и того факта, что для многих детей инцест сопровождается чувством удовольствия. Но они не могут доверять этому чувству, потому что их совесть говорит им, что это плохо. Ребенок находится в замешательстве. Ему нужно предоставить возможность признать, что он при этом испытал удовольствие, если так дей-
ствительно было. Но в то же время он должен знать, что, даже если он испытал удовольствие, он остается невиновным. Ребенок ведет себя как ребенок, когда он из любопытства идет на подобный шаг, и все же он остается невиновным. Когда же ребенку дают понять, что сексуальное удовольствие — это плохо, тогда он видит все, связанное с сексуальностью, в странном свете, так, как будто это что-то очень ужасное. При этом не надо забывать о том, что инцест — это просто преждевременное осуществление необходимого человеческого опыта. Иначе говоря, в случае инцеста ребенок раньше времени получает определенный опыт, свойственный нормальному развитию человека. Когда терапевт сообщает ребенку об этом, ребенок испытывает облегчение.
Распространено мнение, что подобный преждевременный опыт препятствует в дальнейшем нормальному развитию ребенка. Так и есть. Развитие ребенка затормаживается, потому что через этот сексуальный опыт устанавливается определенная связь между ребенком и тем мужчиной. В будущем, став взрослым, такой ребенок не сможет иметь отношения с кем-то другим, пока он не признает своего первого партнера. Если же взрослые будут представлять опыт ребенка в черном свете и преследовать мужчину, тогда ребенку будет трудно сделать это. Но если ребенок сможет принять этот опыт и реальность этой первой связи, то он, став взрослым, сможет начать новые отношения. Тогда этот преждевременный сексуальный опыт сохраняется как позитивная энергия и теряет свой проблематичный аспект. Если заниматься такой проблемой, проявляя негодование и возмущение, это только препятствует ее решению и наносит вред жертве. Клаудия: А если это вовсе не было приятным для ребенка? Тогда тоже устанавливается связь?
Б. X.: Да, связь все же устанавливается. Но в любом случае, было ли это приятно или нет, ребенок имеет право злиться на этого мужчину, так как с ним обошлись несправедливо. Ребенок должен сказать тому, кто это сделал: «Ты поступил со мной несправедливо, и я тебе этого никогда не прощу». В этот момент он отдает вину совершившему, отграничивает себя от него и выходит из переплетения. Ребенку не следует злиться на совершившего, уходя в эмоции, гневно упрекая его. Эмоциональная реакция только привяжет ребенка к этому мужчине. Четкое отграничение освобождает ребенка от совершившего инцест. Борьба и упреки не могут привести к решению проблемы. В борьбе нет решения, потому что она связывает.
Я хочу сказать вам еще кое-что важное с системной точки зрения. С системной точки зрения терапевт должен всегда становиться
на сторону того, кого обвиняют. Иными словами, терапевт должен с самого начала работы дать человеку, совершившему что-то, место в своем сердце.
Дагмар: В моем сердце?
Б. X.: В твоем сердце. Иначе ты не найдешь решения проблемы, в том числе и для жертвы. Ты должна исходить из того, что человек, совершивший инцест, тоже находится в семейно-системном переплетении. Каким образом, ты не знаешь. Но если ты будешь видеть переплетение, то сможешь понять совершившего инцест. Тогда ты сможешь совершенно по-другому работать с этим. Ты понимаешь?
Йоханн: Меня удивляет то, что ребенок или жертва не прощает того, кто совершил инцест. И несмотря на это, он может освободиться?
Б. X.: Прощение здесь было бы самонадеянностью. Ребенок не может делать этого. Когда ребенок прощает того мужчину, он поступает так, словно он может взять вину на себя. Человеку не позволено прощать. Прощение допустимо, только если оба партнера виноваты. Тогда взаимное прощение дает им основу для нового начала их отношений. Ребенок же должен сказать мужчине: «Это было плохо, и я оставляю все последствия тебе, и я, несмотря на то, что произошло, сделаю что-нибудь хорошее из моей жизни». Если ребенок, несмотря на то, что он был жертвой сексуального домогательства, позже построит счастливые отношения с другим человеком, тогда это будет облегчением и для мужчины, совершившего инцест. Если же жертва в дальнейшем делает все для того, чтобы ее жизнь не удалась, это является, кроме всего прочего, местью совершившему инцест. Подоплекой многих вещей на самом деле является что-то совсем другое, чем это представляется на первый взгляд.
Клаудия: Когда такой преждевременный сексуальный опыт доставляет удовольствие ребенку, он часто старается сблизиться и с другими взрослыми, чтобы снова его испытать. Однако новый опыт, как правило, заканчивается унижением, в результате у ребенка возникает цепная реакция самообвинений, самокритики и упреков...
Б. X.: Если ребенок пытается таким же образом сблизиться с другими взрослыми, то этим он говорит своим родителям: «Я просто шлюха, и сама во всем виновата. Вам не нужно чувствовать себя виноватыми». Такое поведение — тоже доказательство любви ребенка к родителям. Когда терапевт объясняет это ребенку, тот начинает чувствовать себя невиновным. Нужно всегда искать, где любовь. И там же находят и решение.
Дагмар: Может, это и так, но до сих пор я еще не находила такой любви в случае с детьми, ставшими жертвами сексуального насилия.
Б. X.: Подобные замечания лишают тебя доступа к проблематике. Дагмар: Этого я не понимаю.
Б. X.: Нужно всегда рассматривать любовь причиной происходящих событий. Я могу считать что-то совершенно ужасным, не осуждая тех, кто это совершил. Задача терапевта состоит в том, чтобы найти решение переплетения, и, прежде всего, для жертвы. Если жертва отделяет себя и оставляет вину и последствия тому, кто совершил инцест, и если она делает для себя что-нибудь хорошее, тогда прошлое для нее прошло и осталось позади и проблема решена. Но как только вмешивается какая-нибудь эмоция, например, что нужно жестоко наказать злого агрессора, совершившего подобное, тогда для жертвы путь к решению оказывается закрытым. Такая позиция терапевта является очень вредной для клиента.
Приведу вам пример. Однажды на встрече психиатров одна участница с гневом сообщила, что ее клиентка была изнасилована собственным отцом. Я предложил ее расставить семью этой клиентки и самой встать на то место, которое было бы, по ее мнению, правильным. Она встала рядом со своей клиенткой. Тогда все члены системы рассердились на нее, и никто из них не испытывал к ней доверия. Тогда я поставил ее рядом с отцом, и сразу же вся система успокоилась, а все члены семьи выразили доверие к ней. Сама же пациентка ощутила глубокое облегчение.
Б. X.: Нельзя никого исключать из системы, кроме случаев, когда эти лица совершили очень серьезные преступления, а инцест редко причисляется к серьезным преступлениям. Решение состоит в том, чтобы вернуть этих членов семьи в систему. И это удастся скорее, если терапевт держит в поле зрения не только отца как непосредственного виновника, но и мать, как тайную виновницу, «серого кардинала» инцеста. Если терапевт объединяется только с жертвой инцеста, а не с системой в целом, тогда он работает так, что все только ухудшается. Последствия такого подхода будут не только вредными, но и далеко идущими.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 102 | Нарушение авторских прав