Преэмптивная война

Войны, которые ведут Соединенные Штаты Америки и их сообщники должны иметь свое научное обоснование в виде официальной доктрины действий в ХХІ веке. Такая доктрина была основательно изложена 17 сентября 2002 года в виде ежегодно представляемой самим президентом Бушем «Национальной стратегии обеспечения безопасности США» (National Security Strategy United States). Несколько позже, 10 декабря 2002 года, доктрина была дополнена «Национальной стратегией борьбы с оружием массового поражения» (National Strategy to Combat Weapons Mass Destruction).

«В основе этой доктрины, которую нередко называют доктриной Буша, лежит идея преэмптивной войны (preemptive war) и преэмпции (Bush's doctrine preemption).

«Преэмпция» означает опережающий захват или силовое действие на опережение, т.е. уничтожение опе­режающим образом как самой существенной угрозы, так и всех обстоятельств данной угрозы (оружия, к при­меру) и, главное, самого субъекта этой угрозы – т.е., как правило, режима и власти в стране или террорис­тической организации. Таким образом, преэмпция ориентирована на смену режима (Regime Change), на перехват национального суверенитета и на строитель­ство на месте неправильной нации – новой нации, т.е. нациостроительство – нациобилд (Nation-Building) и нациоперестройка, или нациопеределка (rebuilding Iraq, reconstruct Iraq или remaking Iraq).

Все приводимые в скобках английские слова являются в наши дни самыми обыденными для внешнеполитического и оборонного сообщества США по от­ношению к суверенным странам и используются по­чти как официальные термины. Поэтому так и важна идея преэмпции, что только через нее можно хоть как-то понимать происходящее и основания действий США в мире»[23].

Как агрессор задает необходимость и содержание преэмпции?

В Национальной стратегии обеспечения безопас­ности США в сентябре президентом Бушем было чет­ко заявлено: «США находятся в состоянии войны с террористами, которая ведется повсюду на Земном шаре... Мы уничтожим террористические органи­зации посредством... определения и уничтожения лю­бой угрозы до того, как она достигнет наших гра­ниц. При всем стремлении США всегда и везде зару­чатся поддержкой международного сообщества, при необходимости, мы ни в коем случае не остано­вимся перед принятием односторонних решений и действий. Они необходимы в целях реализации нашего права на самоза­щиту посредством преэмптивного действия против террористов, чтобы не дать им возможности сво­бодно действовать против наших сограждан и на­шей страны.

...Необходимо ясно понимать истинную природу этой новой угрозы.

При наличии очевидных целей стран-изгоев и тер­рористов США не могут далее полагаться исключи­тельно на принцип реагирования, как мы это делали до сих пор. Неспособность удержать потенциально­го субъекта атаки, моментальность реализации современных угроз и огромный масштаб потенциального ущерба, который может быть вызван при при­менении того типа оружия, которое посчитает не­обходимым применить противник, – все это не позво­ляет полагаться на принцип реагирования.

Мы не можем позволить нашим врагам первыми нанести удар.

В «холодной войне», особенно после кубинского кризиса, нам противостоял в целом предсказуемый и имеющий такие же риски, как и мы, противник. Сдер­живание было эффективным способом защиты. Но сдерживание, которое основывается только на угрозе ответного удара, перестает работать против ру­ководителей злонамеренных государств (стран-изго­ев, rogue states), которые, напротив, сами желают подвергаться риску, легко жертвуют жизнями своих людей и богатством своих народов.

В годы «холодной войны» оружие массового пора­жения (ОМП) рассматривалось в качестве оружия «крайнего случая», использование которого несло риск неминуемого уничтожения самого того, кто его пер­вым использовал. Сегодня наши враги смотрят на ОМП как на один из равно возможных типов оружия. Для стран-изгоев все виды ОМП являются инстру­ментами запугивания и военной агрессии против сво­их соседей. ОМП также позволяет подобным госу­дарствам предпринимать попытки шантажировать США и наших союзников в целях не допустить наше­го сдерживания или неприятия агрессивного поведе­ния государств-изгоев.

...Привычная концепция сдерживания более не работает против такого нового врага, как террори­сты.

...В продолжение столетий международное пра­во исходило из того, что государства не должны под­вергаться вооруженному нападению до того, как они смогут законно предпринять необходимые меры для защиты себя от тех сил, которые представляют непосредственную опасность нападения.

Ученые юристы и специалисты по международно­му праву часто обусловливали высшую законность преэмпции (опережающего захвата) наличием непосред­ственной угрозы (imminent threat) – чаще всего очевид­ными мероприятиями по мобилизации и подготовке к нападению армий, флотов или военно-воздушных сил.

В наши же дни мы обязаны привести в соответ­ствие понятие непосредственной угрозы к фактичес­ким возможностям и подлинным целям противосто­ящего нам сегодня противника. Страны-изгои и тер­рористы не собираются атаковать нас посредством обычного (конвенционального) оружия, поскольку зна­ют, что такого рода нападения не дадут им нужно­го результата. Именно поэтому они всецело рассчи­тывают теперь на проведение террористических актов и, потенциально, на использование ОМП – т.е. того типа оружия, которое может без труда быть спрятано, скрытно доставлено и использовано без предупреждения в террористических целях.

Объектами подобных атак являются наши воо­руженные силы и наше гражданское население, что является прямым и грубым нарушением одной из прин­ципиальных норм законов ведения военных действий. Как показали страшные итоги событий 11 сентября 2001 года, массовые потери гражданских лиц и иной ущерб, при террористической атаке наиболее выгод­ных для террористов объектов, могли бы быть несо­поставимо во много раз большими, если бы террори­сты в тот раз сумели приобрести и применить ОМП.

США в течение долгого времени сохраняли за собой возможность осуществления преэмптивных действий на случай исключительной угрозы для нашей нацио­нальной безопасности. Но чем больше угроза, там большим оказывается риск недействия – и, тем самым, все более и более настоятельными оказываются ситуа­ции, когда следует в обязательном порядке предприни­мать предупреждающие действия в целях самозащи­ты, даже если сохраняется неопределенность по по­воду времени и места нападения врагов. Чтобы надеж­но предвосхитить и предотвратить подобные враж­дебные действия наших противников, США будут в случае необходимости действовать преэмптивно.

США не будут использовать силу в каждом случае, когда они решат преэмптивно ликвидировать возни­кающие угрозы, и другие государства точно так же не должны использовать преэмпцию в качестве пред­лога для агрессии. И вместе с тем в момент, когда враги цивилизации открыто и активно стремятся ов­ладеть наиболее разрушительными современными тех­нологиями, Соединенные Штаты Америки не могут оставаться безучастными к растущим угрозам.

...В то время как мы признаем, что лучшим спо­собом защиты для нас является наше собственное по­бедоносное нападение (our best defense is a good offense), нам следует также усиливать обществен­ную безопасность внутри США...»

В течение 2002 года был совершен гигантский шаг от доктрины сдерживания и создания противовесов (deterrence and containment) времен «холодной войны» к доктрине преэмптивности – т.е. предварительного захвата страны и смены режима ради предотвраще­ния возможной в будущем угрозы.

И главной причиной этого является, как, опять же, ясно сказано в Национальной стратегии, «кардиналь­ное изменение смысла и задач национальной обороны. В прошлом врагам, чтобы угрожать Америке, нужны были огромные армии и огромные промышленные сис­темы. Теперь же скрытые сети отдельных индивидов оказываются в состоянии принести в наш дом вели­кий хаос и страдания, и им требуется затратить на это средств меньше, чем чтобы купить всего один танк. Террористы так теперь организованы, чтобы проникать в открытые общества и оборачивать мощь наших современных технологий против нас самих.

Чтобы ликвидировать подобную новую угрозу, мы должны задействовать все имеющиеся у нас налич­ные средства – военную мощь, лучшую организацию внутренней безопасности, усиление законодательных ограничений, разведку и энергичные меры по перекры­тию финансирования террористов.

Война с террористами в глобальном масштабе бу­дет продолжаться неопределенно долго...

Америка поможет тем государствам мира, кото­рые нуждаются в нашей помощи в их борьбе с тер­рором. Но Америка также обратит особое внима­ние на те страны, которые идут на компромисс с террором, особенно на те, которые дают террористам пристанище и возможность создания баз и ук­рытий – постольку, поскольку союзники террора яв­ляются врагами цивилизации...

Самая большая опасность для нашей Нации ле­жит в возможности соединения экстремизма (radicalism) и технологии.

История строго спросит с тех, кто видел эту над­вигающуюся опасность и не сумел соответствующим образом действовать. В том новом мире, в который мы уже шагнули и вошли, единственным путем к миру и безопасности является путь действия.

Мы защитим мир, сражаясь с террористами и тиранами... Мы будем распространять мир во всем мире посредством поощрения свободных и открытых обществ на каждом континенте... США объединят все позитивные интересы в мире и обеспечат глобаль­ную безопасность»[24].

Ключевое значение для понимания позиции США и преэмптивности имеют ясные указания во всех глав­ных документах на кардинальное изменение типов оружия, которое могут использовать террористы, и на предельное сокращение времени подготовки данного оружия к боевому использованию. Непрерывно под­черкивается, что устоявшееся в международном пра­вовом языке выражение «непосредственная угроза» («imminent threat») перед лицом современного терро­ризма приобретает совершенно новое значение. За несколько месяцев после сентября 2002 года только это понятие imminent (непосредственность) разбира­ется в сотне статей и трудов.

Итак, если крайне опасная идея превентивной вой­ны (preventive war – а у нас так и переводят preemptive war неправильно как превентивная война) исходит из необходимости действовать опережающим образом в отношении очевидной и созревшей угрозы, то концеп­ция преэмптивной войны основана на том, что первая и единственная супердержава, «империя добра» про­сто обязана не допускать самого возникновения угрозы нигде и никогда в мире.

Причем сегодня речь идет, прежде всего, по пово­ду ОМП – оружия массового поражения, но арсенал опасных видов угроз в любой момент может попол­ниться новым видом.

Через принятие на вооружение понятия преэмптив­ной войны США не только полностью забирают себе право Совета Безопасности ООН «определять суще­ствование любой угрозы миру, любого нарушения мира или акта агрессии и делать рекомендации или решать, какие меры следует предпринять в соответствии со статьями 41 и 42 для поддержания или восстановле­ния международного мира и безопасности» (статья 39 Устава ООН).

США полностью присваивают это право Совбеза ООН и идут еще дальше.

В итоге газета The Washington Post в статье «Преэмптивные удары – часть стратегической доктрины США», опубликованной на следующий день после оглашения декабрьской Национальной стратегии, име­ет все основания для следующего утверждения: «В противостоянии запрещенным неконвенциональным вооружениям «все средства хороши»[25].

Однако за подробно обсуждаемой чисто военной стороной вопроса в доктрине преэмпции необходимо видеть ее целевую функцию.

Эта целевая функция состоит в кардинальной пере­делке всего мира, наиболее важных для США огром­ных регионов мира, в смене режима и в строительстве новых наций в тех государствах, которые пытаются ос­таваться независимыми. Все эти цели были полностью и однозначно предъявлены в ситуации с Ираком.

Сенатор-республиканец от штата Индиана, пред­седатель сенатской комиссии по международным от­ношениям Ричард Лугар (Richard G. Lugar) откровен­но заявил 22 мая 2003 года в газете The Washington Post: «Администрации США следует без обиняков заявить, что мы в данное время занимаемся в Ираке «нациостроительством» («The administration should state clearly that we are engaged in «nation-building»).

И пояснил это так:

«Решимость президента Буша, разработан­ный его командой план войны и мастерство наших коалиционных вооруженных сил предоставили нам уникальную, только раз в жизни каждого поколения появляющуюся возможность кардинально изменить политический ландшафт Ближнего Востока.

В Ираке имеются все необходимые ингредиенты для того, чтобы стать современным государством (modern state): образованное население, нормально функционирующий бюрократический аппарат, разви­тую торговлю и промышленность, а также огром­ные запасы нефти – на благо иракского народа. Транс­формированный из тирании в демократию Ирак мо­жет стать трамплином для проведения демократи­ческих реформ во всем регионе и началом конца моды на абсолютизм и притеснения, которые так характерны для многих арабских режимов. Позади те дни, когда американцы могли выигрывать сражения и за­тем быстро возвращаться домой на парад»[26].

Буквально все ключевые слова и термины в выс­туплении сенатора не случайны.

Так, современное государство – modern state, на­помним, не проходная фраза, а ключевое понятие по­мощника министра обороны и заморских дел Вели­кобритании Роберта Купера (Robert Cooper), которое он подробно изложил в политологическом бестселле­ре 2002 года «Постмодерновое государство и миро­вой порядок» (The post-modern state and the world order).

Купер считает, что мы живем в эпоху, когда одно­временно существуют предмодерновые государства, модерновые и постмодерновые, составляющие три соответствующих «мира».

Первый мир – досовременный, или предмодерновый – представляет типичные «неудавшиеся государства» типа, как указывает автор, многих стран Ближнего Во­стока, Чечни и некоторых республик бывшего СССР, многих других азиатских и африканских государств. В этом мире существуют те, кто еще не научился или уже разучился организовывать наиболее известное в последние 300 лет национальное государство – современ­ное, или модерновое, по терминологии Купера.

Послесовременный, или постмодерновый мир ха­рактеризуется «полным разрушением различий меж­ду внутренними и внешними делами», «взаимным вмешательством в то, что раньше традиционно счита­лось исключительно внутренними делами, и взаимное надзирательство», «отвержение силы для разрешения споров» и т.д.

Главный вывод Купера состоит в том, что основ­ной работой для постмодерновых государств явля­ется перевод несостоявшихся предмодерновых стран в модерновые – т.е. организованное нациостроительство. Для этого ведущие страны мира сегодня должны выбрать гегемонию как более надежный и совершен­ный тип миропорядка и окончательно признать: «то, что сегодня необходимо – это новый вид империализ­ма, приемлемый для мира прав человека и космопо­литических ценностей... Империализм, который, как и любой империализм, нацелен на привнесение и обес­печение порядка и организации, но который зиждется на принципе добровольности»[27].

По Куперу, следует безотлагательно приступать к массовому строительству современных или модерно­вых наций-государств, поскольку «в модерновом мире продолжается секретная гонка по приобретению ядер­ного оружия. В предмодерновом мире интересы орга­низованной преступности, включая международный терроризм, растут существенно масштабнее и быст­рее, чем само государство. Совсем не­много времени уже осталось».

Изучая теорию новых войн, это очень важно знать и не путаться в понятиях и не думать, что все как-то пройдет, пройдет ли само собой. Не пройдет, потому что сегодня уже американские стратеги изучают возможности нацстроительства в Крыму, отдельных регионах Западной Украины и тому подобное. И добросовестные исследователи знают, что делают, когда советуют провести административную реформу, что может многое изменить в жизни Украины. Все эти административные реформы и связаны с исследованиями в отрасли «нацбилдинга» или нацстроительства.

Кроме того, без знания технологий новой войны и целей демонической цивилизации по перестройке мира на нашей планете, невозможно понять заявлений и событий, происходящих в мировой политике.

Когда, например, лидеры Восьмерки G8 в Эвиане принимают заявления, то, независимо от последующих их комментариев участниками Саммита и работы пропагандистских машин, стоит видеть не только легализацию и легитимизацию Восьмеркой агрессии США и Великобритании против Ирака, но и полное принятие Восьмеркой и каждым ее государством отдельно доктрины Буша.

Следовательно, перед нами не отдельные документы или «экстремистские» заявления отдельных личностей, а сформированная в начале 2003 года и реализованная 20 марта 2003 года в Ираке англоязычная доктрина глобального мирового порядка XXI века. Это и есть теория промежуточного этапа перманентной войны как системы преэмптивных войн и базового инструмента организации такого глобального порядка, как имперской гегемонии постмодерновых государств.

Преэмптивность необходимо отличать от превентивности. Слово «преэмпция» происходит от латинс­кого «emo» – «покупаю», т.е. покупаю наперед. В анг­лийском языке это слово обычно означает «преимуществен­ное право на покупку» или «завладевать раньше дру­гих». В американской практике – «приобретение пре­имущественного права на покупку государственной земли». А слово «превентивный» происходит от латин­ского «venio» – «прихожу», т.е. раньше приходить на место или успевать что-то сделать раньше, предотв­ращать. И смысл преэмпции, таким образом, не в пре­дотвращении (как превенции) и не в абстрактном опе­режении, а в прямом смысле в захвате.

Смысл превентивной войны состоит в том, чтобы осуществить военный удар по противнику прежде, чем тот нанесет свой очевидный удар. Смысл преэмптивной методики в начале XXI века состоит в том, что следует захватывать («брать») враждебные государства до того, как они окажутся в состоянии нанести удар, который еще даже совершенно не очевиден и который, как ска­зано в Национальной стратегии, «может еще окон­чательно и не вызреть».

То есть главный смысл преэмпции в доктрине Буша – захват, овладение чужим суверенитетом. Такая преэмптивность является во всех отношени­ях революционной идеей, которая не только обосно­вывает перевороты, смены режимов и перевороты буквально в любой точке земного шара, но и перевороты в системах рассуждения и права.

Как заметил один американский неоконсерватив­ный аналитик, новая идея преэмптивности носит преж­де всего «педагогический смысл и характер, чтобы другим было неповадно»[28].

С точки зрения преэмптивной войны, война про­тив Ирака является абсолютно законной, даже если никогда никакого ОМП (оружия массового пораже­ния) в захваченном Ираке не будет найдено вообще. Этот момент необходимо подчеркнуть особо. Основа доктрины Буша не в спасении мира от ОМП через преэмптивные войны, а в спасении мира от не­правильных режимов. Ведь ОМП сами по себе, без ре­шения об их использовании со стороны режима, не применяются. Наличие или отсутствие оружия массового поражения мало о чем говорит, ведь ОМП могут и разрабаты­ваться, и неожиданно доставляться к месту использо­вания лидерами (тиранами) неправильных, безответственных режимов в странах «оси зла».

Но к чему на деле приведет принятие на вооружение доктрины преэмптивной войны?

Доктрина Буша носит не временный и не техни­ческий характер, она основывается на построении гло­бального порядка на основе преэмптивных войн. И по­рядок этот зиждется на достижении глобального гос­подства и гегемонии любой ценой и на деле является принципом и ведущим механизмом Пятой мировой войны. Поэтому порядок по-американски оказывает­ся хаосом и сталкиванием человечества в бездну ми­ровой гражданской войны.

Такие аномалии, когда порядок оказывается хаосом или считается возможным рождение порядка из ха­оса, приводят только к тому, что война становится тотальной и бесконечно истребительной.

При этом последовательное и систематическое уничтожение «неправильного» или «лишнего» чело­вечества является исключительно гуманным. Ведь все действия предпринимаются исключительно во имя прав человека и реализации основных положений из­начальных принципов американской нации, зафикси­рованных в Конституции США и Билле о правах и особенно в Декларации независимости, т.е. в переносе принципа революции (фундамента мирового ви­дения бывшей британской колонии) на весь мир.

В Декларации независимости, принятой 4 июля 1776 года, сказано ясно: «Мы исходим из той само­очевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемы­ми правами, к числу которых относятся жизнь, сво­бода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпаю­щие свои законные полномочия из согласия управляе­мых. В случае если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учре­дить новое правительство, основанное на таких прин­ципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат лю­дям безопасность и счастье...»

Истребление человечества является гуманным в высшей степени, поскольку никто специально не хо­чет убивать, поскольку убивают по необходимости, даже глагол при реализации преэмптивной войны и построении империи свободы должен быть безличным, как вечереет или светает, не убиваю, не убиваем, а убивается.

Как-то вот так оно берет и убивается.

В самом деле.

Таким образом, США дали старт распространению доктрины преэмптивной вой­ны и вдобавок к «ползучему» распространению оружия массового поражения США запусти­ли право и основание практически для любой страны мира действовать преэмптивно, вне всяких ограниче­ний и угрызений совести.

Это и есть локомотив наращивания глобальной «войны всех против всех» – мировой гражданской войны.

Дата добавления: 2015-07-10