Отражение категорией семантики части речи

Часть речи характеризуется так называемым категориальным значением, имеющим прототипическую природу. Это означает, что часть речи предназначена для обозначения класса реалий, для каждой части речи своего. Морфологическая категория, обслуживающая часть речи, отражает какую-то существенную характеристику этого прототипа, то есть является характеризующей.

Применимость категории позволяет выделить в пределах части речи зону эталонных слов, центр, а ее неприменимость – грамматическую периферию.

Поэтому одно из главных умений в курсе морфологии – обнаруживать применимость категории. Для этого необходимо уверенно определять семантику категории и грамматический способ.

Есть лексемы, относящиеся к данной части речи, семантика которых соответствует прототипу, но есть и семантическая периферия, то есть слова, лексическое значение которых настолько отлично от прототипического значения части речи, что это может приводить к сбою в работе категорий применительно к данному слову. Таким образом, семантическая периферия непрямо соотносится с грамматической периферией.

Вариативность морфологической системы и механизмы выбора вариантов

Морфологическая система потенциальна, довольно часто она предлагает носителю языка или языковому коллективу выбор из нескольких возможностей. Так, существительное в принципе может изменяться по любому из типов склонения, включая адъективное склонение, или быть неизменяемым. Например, существительное кофе было заимствовано в русский язык и освоено им как изменяющееся по 2 типу склонения с консонантной финалью -j: кофей. Однако более строгое и, видимо, более просвещенное следование фонетическому виду в языке-источнике, французском, привело к утрате -j и переводу слова кофе в аморфный класс. Давнее существование во 2 типе склонения отразилось в отнесении существительного к мужскому роду, составляющем ныне нормативную проблему.

Особенность морфологической вариантности заключается в том, что она может быть связана не только с видом одной словоформы (например, профессоры / профессора), но и с выбором системы словоформ, формального класса, например, шампунь (2 субстантивный тип склонения или 3-й).

В динамике система языка имеет вектор развития, тенденцию к архаизации, снижению регулярности и продуктивности некоторых словоизменительных моделей и вариантов, вплоть до их утраты, доминированию других моделей, которые могли быть до того на периферии морфологической системы. Так, категория вида в праславянском языке была локальной и сосуществовала с развитой системой времен, а в современном русском языке пронизывает всю глагольную лексику, за исключением двувидовых глаголов.

В связи с необходимостью ситуативного или регулярного, индивидуального и коллективного выбора варианта в языке и обществе сформированы языковые и социальные механизмы выбора.

Языковые причины выбора очень разнообразны. Это может быть лексическое значение слов, связанное с семантикой категорий и отдельных форм. Например, тип склонения может быть обусловлен родом существительного, который связан с полом обозначаемого человека (дочь / *доча (дочка) может изменяться только по 1 или 3 типу субстантивного склонения). Это может быть и словообразовательная структура слова. Так, некоторые суффиксы существительного жестко связаны с определенными типами склонения (- тел’ - – со 2 типом субстантивного склонения, - ш- – с 1 типом) а через них и с родом, некоторые суффиксы глаголов – с типом спряжения (-ыва- – с 1 типом спряжения). Для выбора типа склонения важен фонетический облик слова, прежде всего его конечная фонема – финаль. Так, слово шампунь и дочь могут относиться только ко 2 или 3 типу субстантивного склонения. А слова мадам и мисс по характеру финали могут изменяться только по 2 типу склонения, но в силу лексического значения не могут принимать этот тип склонения и остаются поэтому аморфными. Важно, что языковые причины действуют тотально, влияя на выбор всего языкового коллектива.

Неязыковые факторы выбора вида словоформы (и соответственно аффикса) или модели словоизменения разнятся в зависимости от объема единицы социума, которая осуществляет выбор.

Более понятны причины регулярного выбора морфологической формы. Совокупность выборов индивида составляет его языковую привычку и в сочетании с используемой лексикой, синтаксическими моделями, индивидуальным произношением и другими индивидуальными особенностями языкового поведения образует идиолект.

Общественные механизмы выбора связаны с действием по крайней мере трех сил:

1) узус, общественное бытование языка. Узус есть речевая реальность, объективные предпочтения языкового коллектива. В силу разнообразия и разномасштабности языковых коллективов, у каждого из которых может быть свой узус, индивид, одновременно принадлежащий к разным коллективам, осуществляет выбор с учетом условий прагматической ситуации. Чем выше уровень культуры и образования индивида, тем вероятнее ориентация в выборе варианта на условия общения;

2) норма как целенаправленное воздействие кодификаторов (лингвистов-нормативистов, светских и религиозных цензоров) на употребление языковых средств (такую норму обычно называют кодифицированной; по нашему мнению, норма как таковая не может быть не кодифицированной);

3) мода как следование авторитетным образцам употребления языковых средств: писателям, политикам, журналистам и средствам массовой информации, артистам кино, телевидения, театра и эстрады.

В языковом коллективе с неразвитыми социальными институтами (например, у носителей территориального диалекта русского языка) внутренние (этнокультурные) тенденции развития языковой системы выступают основным источником узуса и его смены. Только на "пограничных территориях" – в контакте с носителями другого диалекта – происходит фиксация дифференцирующих употреблений как своего рода аналога нормы с возможной рефлексией диалектной самобытности.

В языковых коллективах, организованных в структуры государственного типа, во времена идеологического монизма главенствующую роль играет кодифицированная норма, которая часто подминает под себя естественные тенденции развития системы. В это время лингвистика нормативистского типа и государство сращиваются, ученый-нормализатор и цензор (по отношению к последнему имеется в виду только языковой аспект его деятельности) дополняют друг друга, задавая языку теоретически (это функция лингвиста) и идеологически (с позиций цензора) определенное существование. Такая ситуация была с русским языком в Советском Союзе, в котором существовал, например, единый орфографический режим, а также в фашистской Германии.

В условиях демократии и идеологического плюрализма решающим фактором языкового узуса является мода, которая тиражирует черты идиолектов наиболее авторитетных персон или языковой стиль наиболее популярных СМИ. Мода, как и норма, идеологична, но идеологичность ее проявляется не бюрократически, как у нормы, а через более гибкие механизмы, например, финансирование авторитетных речедеятелей соответствующими идеологическими структурами и т.п.

Ситуативный выбор осуществляется, как правило, с учетом многих факторов, при этом он может быть неосознанным, а может составлять повод для языковой рефлексии.

Так, у каменщиков основной рабочий прием в кодифицированном языке обозначается глаголом класть, образующим супплетивную видовую пару с глаголом положить, однако как носители просторечия они используют глагол ложить. Носитель кодифицированного языка в таких условиях оказывается в ситуации выбора: следовать своей привычке, обусловленной речевой нормой, или узусу языкового коллектива: Это в сортире кладут, а каменщики ложут.

Таким образом, морфология частей речи, представляющая совокупность частей речи русского языка как морфологическую систему, сталкивается уже в теоретической базе описания с противоречивостью, динамикой, вариативностью как атрибутами живого языкового организма.

Это предполагает использование по отношению к части речи не формально-образцового принципа описания, как это предполагается в грамматиках нормативного типа, а полевого принципа, который основан на представлении о том, что часть речи – это структура полевого типа, в центре которой помещаются слова, в семантическом, и в словоизменительном, и в синтагматическом аспектах соответствующие прототипу, а периферию составляют слова, которые в той или иной мере отклоняются от прототипа, причем располагаются они в зависимости от степени отклонения. Границы центра и периферии (или более дробного деления) образуются применимостью грамматических категорий, которые совокупностью своей семантики формируют семантический прототип, а особенностями выражения – словоизменение и синтагматику части речи.

Динамичность и полевой характер части речи как класса слов предполагает наличие пограничных явлений, которые могут образовывать даже область пересечения классов. Так, слово один, в плане словоизменения совпадающее с прилагательным, семантически и синтагматически соотносится с тремя частями речи: числительным, входя в систему обозначения элементов натурального ряда: Я купил одну ручку и два карандаша, прилагательным со значением состояния: Сегодня я совсем один, слабоопределенным местоимением, аналогом артикля: Сегодня я разговаривал с одним знакомым.

Пограничные явления образуют зоны межчастеречных переходов, для которых используется система терминов, в которых корень образует латинизированное название части речи, словообразовательный суффикс - циj- обозначает переход в данную часть речи, а конфикс де- -циj- – выход из пределов части речи:

– субстантивация – десубстантивация: столовая; * Маяковская строка; номинализация: бежал – бег – существительное;

– адъективация: стриженая голова – прилагательное;

– адвербиализация: наконец – наречие;

– прономинализация – депрономинализация: человек ‘кто-нибудь’; Ждем самого ‘директора’ – местоимение;

– нумерализация – денумерализация: штука ‘тысяча рублей’; Подошла первая тысяча – числительное.

Кроме того, для некоторых морфологических классов используется русифицированный термин:

– опредложивание: в течение;

– «окачествление» относительных прилагательных: железный характер.

Существуют даже целые линии процессов:

– адъективация причастий – субстантивация прилагательных. Так, система словоформ ранен(н)ый (падеж × (род + мн. число)) может быть полным страдательным причастием прошедшего времени (подсистемой словоформ глагола), прилагательным и, с утратой части граммем, существительным;

– субстантивация прилагательных – адвербиализация существительных: русский – русский – по-русски.

Литература

Бондарко А.В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Л.: Наука. Ленинград. отделение, 1983. 208 с.

Бондарко А.В. Функциональная грамматика. Л.: Наука, 1984. 133 с.

Вежбицкая А. Лексические прототипы как универсальное основание метаязыковой идентификации «частей речи» // Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков / Пер. с англ. М.: Языки русской культуры, 1999.

Зализняк А.А. Русское именное словоизменение. М., Наука, 1967.

Земская Е.А. Словообразование // Современный русский язык: Учеб. для филол. спец. высших учебных заведений. 3-е изд. М.: Азбуковник, 1997. С. 286-441.

Маслов Ю.С. Перфектность // Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л.: Наука. Ленинград. отд-ние, 1987. С. 195-209.

Панов М.В. Позиционная морфология русского языка. М.: Наука, Школа «Языки русской культуры», 1999. 275 с.

Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л.: Наука. Ленинград. отд-ние, 1987. 348 с.

Теория функциональной грамматики: Темпоральность. Модальность. Л.: Наука. Ленинград. отд-ние, 1990. 263 с.

Теория функциональной грамматики: Персональность. Залоговость.
СПб.: Наука. С.-Петербург. отд-ние, 1991. 370 с.

Теория функциональной грамматики: Субъектность. Объектность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность / неопределенность. СПб.: Наука, 1992. 304 с.

Щерба Л.В. Очередные проблемы языковедения // Языковая система и речевая деятельность. М.: Наука, 1974. С. 39-59.

Дата добавления: 2015-07-12