Датировка

В монографии не ставились задачи хронологического характера, но все-таки некоторые аспекты датировки арифмосемиотики здесь следует отметить. Хотя реконструкция базировалась на анализе текстов, относящихся в основном по времени написания к V—IV вв. до н.э., однако выявление системного характера арифмосемиотики позволяет говорить о более раннем происхождении схожих ее форм по причине более ранней датировки ее некоторых компонентов, которые не могли существовать сами по себе, не будучи частями целостного учения.

Так, если на основании упоминания отдельных названий гексаграмм в “Цзо чжуани” (описывающей некоторые события истории Китая с 722 по 448 г. до н.э.) полагать, что комплекс гексаграмм существовал уже в VII в. до н.э., то и для остальных главнейших компонентов реконструированной арифмосемиотической системы можно воспользоваться той же датировкой, поскольку без них было невозможно наименование гексаграмм. Например, этого нельзя было сделать без схемы циркуляции пневмы по меридианам, пары которых символизируются “младшими” триграммами. При этом триграммы должны иметь корреляцию с полярными этическими категориями, а построение этой схемы предполагает знание алгоритмов преобразования порядков триграмм. Наконец, должно быть развитое представление о структуре психокосмоса человека, с которым корреспондируют гексаграммы как кодовые описания его состояний.

Учитывая свидетельства “Цзо чжуани”, Ю.К. Щуцкий полагал, что “И цзин” написан между VIII и VII вв. до н.э., поскольку “гадательные надписи на костях, доходящие до VIII в. до н.э., представляют более архаическую форму языка, чем в древнейших частях “Книги перемен””, под которыми в данном случае подразумеваются названия гексаграмм и общие “изречения” при них (Щуцкий 1993: 210, 187). Но для выяснения датировки арифмосемиотики нет надобности обращаться к подобному лингвистическому анализу, поскольку формальная сторона текстов при гексаграммах не составляет ее суть. Ясно, что “изречения” при гексаграммах и при чертах опираются на некоторые заложенные в гексаграммах смыслы, о которых и следует говорить. Минимум, который при этом необходимо учитывать, это названия гексаграмм, так или иначе выражающие данные смыслы. В отношении же датировки происхождения этих названий, состоящих из одного или двух иероглифов, языковедческие методы оказываются мало эффективным. Кроме того, если содержание гексаграммных “изречений” указывает на то, что они создавались при династии Чжоу, поскольку в них отражаются некоторые реалии первых ее шагов, то названия гексаграмм не имеют никаких параллелей с событийной историей Чжоу и, в принципе, могли быть составлены ранее ее начала. В целом, приходится согласиться с мнением Ю.К. Щуцкого, что первый слой “И цзина”, куда по его реконструкции входят названия гексаграмм и “мантические формулы” сы дэ (выделенные в общих “изречениях” при гексаграммах), представляет собой такой текст, истоки которого “теряются в недостаточно документированном прошлом” (Щуцкий 1993: 205). Поэтому, пока можно зафиксировать определенно только существование арифмосемиотической системы в VIII—VII вв. до н.э., а для того, чтобы установить гипотетический “верхний” предел в ее датировке, необходимо прибегнуть к дополнительным соображениям.

В отношении выяснения самого раннего времени существования арифмосемиотики дела обстоят достаточно сложно. Если не брать во внимание китайские легенды о совершенномудрых правителях первой половины III тысячелетия до н.э., открывших народу Поднебесной основы арифмосемиотических знаний, и подвергать сомнению традиционные данные династийной истории, то опереться в китайской литературе в вопросе датировки, практически, не на что. Не решает напрямую эту проблему и археология. Имеются археологические свидетельства о знании иньцами некоторых созвездий из набора 28-ми сю и об использовании в уже XIII в. до н.э. двенадцатеричных и десятеричных комплексов “циклических” знаков. Приблизительно к этому же времени относятся найденные археологами литофоны, имеющие настройку по принципам системы 12-ти люй, и бронзовые приборы тулу для красок, содержащие остатки краски традиционной цветовой гаммы, которые, как было выяснено, уже тогда использовались в качестве символов пространственных направлений. Все эти арифмосемиотические частности не дают оснований полагать, что в данное время арифмосемиотика существовала как целостная мировоззренческая система со своим специфическим формализмом. Однако и без них она не могла состояться. Поэтому можно утверждать, что арифмосемиотическая система содержит в себе представления, в разрозненном виде начавшиеся складываться в XIII в. до н.э. или даже раньше.

Касательно происхождения триграмм, являющихся базовыми символами арифмосемиотики, у исследователей существуют самые разные мнения (см. подборку А.И. Кобзева в книге: Щуцкий 1993: 35—38). Имеются предположения, что они сформировались в уходящем в неопределенную архаику периоде перехода от узелкового письма к зарубкам на бамбуковых планках или возникли из практики гадания иньцев на панцирях черепахи как развитие символики мантических трещин чжао, трансформировались из десяти “небесных стволов”, имеют прототипы в значках на керамике неолитической культуры баньпо (IV тысячелетие до н.э.) и т.д. Общей тенденцией данных гипотез является отнесение времени происхождения триграмм в дочжоускую эпоху. Однако все их авторы берут во внимание численно-графическую структуру комплекса триграмм и не касаются той его содержательной стороны, которая позволяла бы видеть в нем символически фиксируемое развитое мировоззренческое учение с категориальным строем, подобным описанному в настоящей монографии.

С другой стороны, в эпоху Чжоу, в самом ее начале, в процессе формирования чжоуской династией нового мировоззрения, политической доктрины и религиозно-ритуальной практики, являвшимися неотделимыми друг от друга, возникает несколько категорий, без которых данное учение было бы немыслимым. Прежде всего, это “Небо” (тянь), “благая сила” (дэ) и “небесное предопределение-приказ” (тянь мин). Они определенным образом взаимосвязаны и влекут за собой применение других понятий, в которых раскрывается внутренняя сущность раннечжоуского ритуала как акта встраивания человека в космическую вертикаль. Последнее, по сути, символизируется и триграммами. Поэтому, хотя других исторических подтверждений на то не имеется, все же приходится признать, что триграммный аппарат с выявленным при вышеприведенной реконструкции содержанием мог начать формироваться в древнем Китае только с приходом к власти династии Чжоу и, видимо, получил свое более-менее определенное выражение в середине западночжоуской эпохи вместе с институционализацией ритуальной деятельности.

Далее, можно полагать, что в Западном Чжоу арифмосемиотика существовала на уровне элитарного учения, поддерживаемого администрацией при дворе вана. После поражения Ю-вана в борьбе с цюань-жунами и переезда в 771 г. до н.э. нового чжоуского правительства во главе с Пин-ваном в восточную столицу Лои, что ознаменовало начало эпохи Восточного Чжоу, система передачи арифмосемиотического знания прерывается. Возможно, утрачиваются важные документы из чжоуских архивов, часть чиновников остается на завоеванных жунами территориях, а остальные, последовавшие за Пин-ваном, оказываются не в силах по тем или иным причинам обеспечивать сохранность и функциональную пригодность арифмосемиотики на должном уровне. Чжоуская династия теряет реальную власть в стране, которую потрясают крупные социально-политические перемены и в которой нарождаются слои общества с новым мировоззрением. Вследствие всего этого учение начинает приходить в упадок так быстро, что ко времени Конфуция уже практически никто в Китае не знает его первичных положений. Благодаря деятельности Конфуция и других мыслителей в Поднебесной происходит пробуждение интереса к философствованию, и на осколках величественного ранее учения создаются его упрощенные во многих отношениях и уступающие по целостности модификации, на долгие века определившие традиционные формы мировоззрения.

Разумеется, история арифмосемиотического учения более сложная, чем в вышеприведенном эскизе, а конкретные его выражения в разные исторические эпохи могли отличаться теми или иными чертами от экстраполяционно-обобщающей реконструкции, проводившейся в настоящей монографии. Дальнейшие исследования, возможно, исправят встречающиеся в ней частные неточности и ошибки, искупаемые тем, что выявленные автором общие принципы могут дать начало совершенно новым подходам в изучении древнекитайской арифмосемиотики, позволяющим перевести наше знание о ней на качественно иной уровень.

Дата добавления: 2015-07-12