Поворот к Москве

В английском поместье Блечли 1500 английских специалистов по дешифровке продолжали свою работу. В конечном счете они прочитали варианты кода Энигма, применяемого немцами в радиообмене между Берлином и Восточным фронтом. По приказу Черчилля в Москву были доставлены дешифрованные данные о дислокации германских войск на Восточном фронте. Особый интерес представляли данные о концентрации германских войск вокруг Смоленска. Кроме Сталина эти данные получал только один человек - начальник генерального штаба маршал Шапошников. На вопросы об источнике этих сведений английский связной - Сесил Барклай отвечал, что у английской разведки есть свой человек в германском военном министерстве.

Советская разведка имела свои важные источники. Наверное самым важным из них была “Красная капелла”, разведывательная сеть. базировавшаяся на германском министерстве авиации. В нее входил Шульце-Бойзен, глава разведывательной службы люфтваффе, Дольф фон Шелиа из министерства иностранных дел, Арвид Харнак из министерства экономики. Используя секретную радиостанцию, “Красная капелла” снабжала Москву сведениями о главных операциях германских вооруженных сил, особенно детально о планах германских вооруженных сил. Так советское руководство узнало о том, что, после взятия Киева Клейст не собирается к кавказским предгорьям, о том, что Гитлер решил взять Ленинград измором, а не прямым штурмом.

В Токио группа Зорге была близка с помощником премьера Коное. Уже в конце июня Зорге докладывал, что Япония решила оккупировать французский Индокитай и голландскую Ист-Индию - они устремляются на юг, а не к советским границам. Третьим важнейшим источником была группа ”Люси” в Швейцарии. Историк Эриксон отмечает: “Информация, поступавшая в Москву была столь точной и невероятно детализированной, что вызвала сомнения, что работает опытный специалист по дезинформации из Абвера, что это гигантская западня. Но в конечном счете Москва признала аутентичный характер информации “Люси” о планах германских вооруженных сил, ее способность ответить на самые сложные вопросы относительно обсуждений самого высокого уровня в германской армии”.[56] (В то же время немцы не имели ни малейшего представления об основных процессах в Советском Союзе; они оставили сами попытки организовать подлинно стратегическую разведку и полагались лишь на допросы военнопленных, слежение за перемещением полков и дивизий. Воздушная разведка давала тоже мало - советские части перемещались преимущественно ночью, их тылы не были глубокими, они быстро исчезали из поля зрения).

Пока немцы наступали, работа разведки была менее заметна и значима. Но когда речь зашла о стратегической обороне, незнание противника становилось для вермахта существенно значимым. На фронтах полевые командиры получали информационную помощь со стороны партизан, чего немцы никогда не имели. и хотя немцы ввели практику убивать 50 советских людей за одного немца, они не могли остановить рост партизанского движения. Расстреливая, немцы старались попасть жертвам ниже пояса, часто хороня заживо, хороня раненых в страшных мучениях. Как пишет А.Кларк, “немцы получали от репрессий садистское удовольствие. Он совмещали долг и спорт; совмещали рвение крестоносцев и специфическое физическое удовольствие, которое столь многие немцы извлекают из причинения боли другим. В долгие летние вечера “охота на людей” предпринималась по малейшему поводу; деревни окружались, а жителей избивали прямо на улицах. В Германию отсылали “сувениры”. Один из оккупантов отослал в Германию “локон волос русской девушки-партизанки. Они сражаются как дикие кошки и это явные недочеловеки”.[57]

Часть планировщиков Берлина уже начала считать поставленные в России цели достигнутыми. Ленинград был изолирован, Украина завоевана, Донбасс отрезан от советской экономики. Военное министерство стало планировать возвращение в Германию восьмидесяти дивизий, половину которых предполагалось уже расформировать. Военное управление на Востоке будет иметь в своем распоряжении “мощные мобильные силы в главных индустриальных и коммуникационных центрах; каждая воинская группировка, помимо своих обычных оккупационных обязанностей будет в состоянии посылать быстро действующие боевые группы в центры неоккупированных территорий с целью сокрушить любую попытку сопротивления еще до того, как она стала представлять опасность”. Нужно сказать, лишь Рундштедт (с пассивным сочувствием Браухича) в эти дни и недели эйфории стоял за то, чтобы остановить германскую армию на Днепре и дожидаться весны 1942 года. Другие - Бок, Гудериан, Гот, Клюге - и слышать не хотели о паузе в войне, для них сама мысль о замедлении операций была абсурдной.

На оккупированной территории, следуя указаниям непосредственно Гитлера, Гиммлер, Борман и Кох действовали по принципу: мы - господа, они унтерменши. Немцы должны господствовать и управлять. Как отмечает немецкий историк Г.-А. Якобсен, “любую попытку считаться с чувствами и образом жизни русских они отвергали как сентиментальничанье.” Рейхсфюрер СС сформулировал свое отношение одной фразой: “Что касается русских... мне совершенно безразлично, живут ли они в достатке или подыхают с голода; меня они интересуют лишь постольку, поскольку мы нуждаемся в них как в рабах для нашей культуры, а до остального мне дела нет”. По оценке германского историка М. Геринга, Германия “ярчайшим, потрясающим образом показала всему человечеству, в результате каких обстоятельств культурный народ смог с гордой высоты погрузиться в самую мрачную бездну. На его примере подтвердился опыт истории, на его примере была доказана незыблемость твердых, имманентных природе вещей законов”. Эти законы исключали безнаказанность массового насилия.

Постепенно, капля за каплей, две простые идеи стали навещать головы немцев: Россия огромна, русских много. Ответом на зверскую жестокость немцев стала бездонная ненависть русских.

Дата добавления: 2015-07-10