Читайте также:
|
Оперативный сотрудник одного из ОВД Москвы, капитан Владик Шестернёв, очень хотел вступить в противоестественные половые отношения со своей службой, начальством, вчерашним собутыльником Сеней из ОМОНа, а также со всеми, кто придумал производить и продавать смесь этилового спирта с водой, именуемую водкой. Нет, когда они вчера начинали, было, в общем, неплохо, душевно было, всё чин по чину. В соседней бывшей шашлычной, а теперь - кафе «Державном», давно облюбованном для дружеских посиделок личным составом отделения, они мирно пили пиво, просто для того, чтобы скрасить унылый осенний вечер. Правда, Сашка и Димка быстро отвалили - их дома ждали злые жёны, да и он, Шестернёв, собирался уже восвояси, но немного не успел. К столику подрулил уже изрядно нагруженный Сеня-«Мародёр» - омоновец с двенадцатилетним стажем и огромным количеством жутких историй обо всех мыслимых и немыслимых ментовских операциях, захватах, погонях, задержаниях, наездах, разборках и прочем, прочем, прочем… История его прозвища затерялась где-то в Чечне. Но это неважно, так как слушать его рассказки можно было часами, поскольку он никогда не уставал выдавать всё новые и новые. И, самое главное, они всегда были безумно интересными. По напряжённости сюжета и красочности описаний ни один печатный детектив им в подмётки не годился. Правда, при этом, чем более захватывающим был рассказ, тем меньшей в нём была доля реальных событий. Что делать – либо правда, но обыденная, либо, скажем так, лёгкое преувеличение, но зато уже куда более яркое. Повествовал свои истории Сеня до того увлекательно и вдохновенно, что даже его непосредственные коллеги с удовольствием их слушали, никогда не пытаясь поправить Сеню даже в тех местах, где фантастические действия начинали происходить с ними самими. Обычно это было очень весело, к тому же, Сеня никогда не зарывался и не выпячивал себя в главные герои. Немаловажным фактором служило и то, что зачастую он сам оплачивал выпивку своим слушателям, отчего рейтинг литературных вечеров с Сеней мог запросто сравниться с рейтингом какого-нибудь экранного боевика или не самого значимого футбола. Справедливости ради следует заметить, что в настоящем деле Сеня всегда был резок и смел, никогда не показывал спину, никогда не бросал товарищей, и потому ему с радостью прощали его склонность к некоторому преувеличению.
Вот и на этот раз Сеня, поздоровавшись и плюхнувшись за стол, сразу начал излагать длинную и очень весёлую историю о том, как они всем взводом недавно брали тигра, заблудившегося в московских каменных джунглях и решившего нападать исключительно на гастарбайтеров. Поскольку вместе с Сеней на столе возникла литровая бутыль с огненной водой и сопутствующая закуска, то Владик решил не уточнять, откуда это в Москве взялся тигр и почему он столько времени ходил незамеченным, особенно на фоне недавно выпавшего снега. Вот почему тигр выбирал своими жертвами только всеми притесняемых таджиков и хохлов без регистрации, Шестернёву удивительно не было - так, в принципе, и должно было быть. Но вот чтобы тигр… Впрочем, после выпитой половины выставленной посудины уже и тигр потерял свою актуальность. Ну, подумаешь, тигр, не динозавр же, в самом деле…
Зато наутро следующего дня капитан поминал того тигра особенно злыми словами, сжимая руками очень больную голову, которой не помогал даже аспирин и два принятых алкозельцера вкупе с антиполицаем. Сейчас, в период больших перемен, начальство было злое, можно сказать, нервное было начальство, могло и под пресс сгоряча пустить. А горячиться было с чего - жизнь в столице стала напряжённой и полной сюрпризов. Эх, и где оно, докризисное благополучие?
Звонок гадского телефона будто молотом шарахнул по многострадальной головушке капитана. Он с ненавистью взглянул на трубку и решил, что поднимать её ни за что не будет. Все уехали на задание. Телефон зазвонил ещё, на этот раз более настойчиво. «Да пошли вы все, с вашим тигром!» Но проклятый звонок никуда идти не желал, просто переместился на мобильник Владика. Это уже было совсем нехорошо, поскольку на дисплее медленно кривлялась глумливая надпись: «Шеф…шеф…шеф…»
- Да, товарищ подполковник, слушаю! – прохрипел в трубку Шестернёв.
- Нет, Владик, это я тебя слушаю, - ехидным голосом пробасила трубка. – Ты какого хрена трубку не берёшь?
- Так я это… на задании, - сморозил первое пришедшее в неработоспособную голову капитан.
- Ты, Шестернёв, совсем охренел! – рявкнул шеф. – Каком, на хрен, задании? Яйца просиживать? А ну, бери материалы по банку и бегом ко мне, я тебе сейчас дам задание!
Делать нечего, пришлось собрать воедино разбросанные по столу редкие листочки с пояснениями горе-очевидцев и глубокомысленными выводами Сашки-балбеса и, скрипя всеми конечностями в попытке создать бравый и сосредоточенный на службе вид, следовать пред злые, отнюдь не светлые, очи начальника.
- Разрешите? - с надеждой, что его сейчас пошлют куда подальше и он с радостью пойдёт, поскрёбся в начальственную дверь капитан.
- Входи, гамадрил пьяный, присаживайся, - кажется, всё-таки, прямо сейчас Владика убивать не станут, может быть, даже дадут дожить этот злополучный день, раз шутить изволят.
- Спасибо, - стараясь не дышать в сторону шефа, капитан примостился на дальнем стуле, с краешка, как очень стеснительный проситель на приёме у большого чиновника.
- Ты, пропойца, когда уже бросишь квасить? Или следом за Евсюковым хочешь? – подполковник говорил вроде как сурово, но сквозь строгость тона проглядывало и некоторое участие.
- Я, товарищ подполковник, - с трудом выговорил Владик, - уже давно ни-ни… Просто этот тигр вчерашний, скотина, всю мне гармонию сбил…
- Ты что, бредишь? Какой ещё тигр? Ты смотри мне, охотник, ещё раз увижу в таком виде – выгоню, к чёртовой матери, с соответствующей записью. Не дай Бог что учудишь… Мне следом за тобой совсем не хочется - мне до пенсии два года всего осталось. Учти, Владик, ты хоть опер и хороший, но всему есть предел! – теперь голос шефа неприятно гремел, и это действовало на Шестернёва в его нынешнем состоянии совсем угнетающе. Тем не менее, надо было что-то сказать в ответ, иначе ситуация могла стать неконтролируемой.
- Последний раз, твщ пдкник, - попытался браво вытянуться Владик.
- Ох, не доводи до греха… Ладно, давай, что вы там нарыли на этих революционеров? – при этих словах подполковник недовольно сморщился, как от кислого лимона, приправленного уксусом. Вот уж не думал он, когда учился в школе и с удовольствием читал книжки про героическую борьбу ленинской гвардии с угнетателями, что ему самому, как какому-нибудь жандарму, придётся бороться с продолжателями дела Железного Феликса и его друзей.
- Ну, - как только речь пошла о деле, Шестернёв преобразился, - пока информации не много. Толком никто ничего не видел, не знает, не помнит, словом, никаких зацепок. Старшая смены, дура, не может объяснить, зачем она так действовала, охранник ничего не помнит после выхода из банка, нет никаких отпечатков, окурков, оторванных пуговиц, следов протекторов и прочего. Даже нет, хотя мы и очень надеялись, никакого кода в шрифте использованного текста на листовках - обычно современные печатные устройства их содержат. Такое ощущение, что их отпечатали на допотопной технике, вот только качество печати очень высокое. Бумага – тоже не зацепиться, такой сейчас полно, в любом магазине купить можно. Текст – бред какой-то, привязать его к каким-нибудь определённым радикалам не получается. Да и ответственность за акцию никто на себя не взял и брать, похоже, не собирается. Лично я думаю, что это просто гоп-стоп, только замаскированный под идею.
- Те, кто ловил товарища Кобу, тоже так думали, когда он со своими друзьями банк взял. Да вот ошиблись. Ещё мысли какие-нибудь есть?
- Я, Сергей Петрович, не знаю, но мне так показалось… В общем, там на записи видеонаблюдения, сделанной за сутки до эпизода, мужик один подозрительный мелькает, с бородой.
- Чем подозрителен?
- Да как-то он удачно в ракурс не попадает, только кусками, как будто специально от камеры шарахается, - капитан, казалось, окончательно протрезвел.
- А персонал опросили, что они про этого мужика помнят? - подполковник насторожился.
- Да в том-то и дело, что почти ничего и не помнят. Вроде был такой, вроде мелькал… Что спрашивал – не помнят… Как выглядел – тоже не помнят, фоторобот никак не складывается, одна только борода вылезает, да и та какая-то неуверенная.
- Интересно, интересно… Ты вот что, Владик, отправь людей своих в банки по округе, в такие же уединённые отделения, может быть, там чего вспомнят про этого мужика бородатого.
- Уже послал, - капитан улыбнулся, - сегодня и отправил с опросом, пусть ножки разомнут.
На столе у подполковника затрезвонил старомодный красный телефон. Шеф нехотя снял трубку:
- Подполковник Кириллов, слушаю! – однако после услышанного лицо его изменилось, а сам он как будто сел в кресле по стойке «смирно». – Да, товарищ генерал! Никак нет! Да, товарищ генерал-майор! Слушаюсь!
Положив трубку, подполковник достал платок из ящика стола, вытер с лысого лба выступивший пот и, выдав длинную и очень выразительную матерную тираду, сказал капитану:
- Дело у нас забирают. ФСБ. Так что, давай, отзывай своих, - и покачал с удивлением головой.
Шестернёв вздохнул с облегчением: «Баба с возу…»
Подполковник мрачно взглянул на похмельного капитана, а потом, неожиданно для самого себя, добавил:
- Ты вот что, Владик, дело собери, а мысли свои насчёт этого мужика туда не прикладывай, нехай сами копают.
- Есть, товарищ подполковник! Разрешите идти, готовить дело к передаче?
- Иди, иди, гамадрил, да смотри у меня, - и подполковник погрозил вслед ускользающему капитану пальцем. Потом ещё немного посидел неподвижно, хмурясь и вздыхая, после чего достал из ящика стола синенький листочек и в который раз начал читать: «Соотечественники! Все…»
Глава 22. «Счастливые часов не наблюдают…»
Сознание опять куда-то поплыло, и потолок, мгновение назад получивший устойчивость, снова закружился в бешеном вихре. Тело вновь стало невесомым, совсем неощутимым, а в голове как будто взорвалась маленькая ядерная бомба. Рената вдруг увидела себя со стороны и услышала свой стон - сначала низкий и вибрирующий, но постепенно переходящий в тонкий, еле слышимый писк, будто в комнате заблудилась сотня комаров и теперь они хором пели свою противную песню. Тело гнулось и извивалось, мокрое от пота, а может быть и не только от пота, а волна неземного, восхитительного, фантастического блаженства захлестнула её полностью, без остатка, поглотив и растворив в себе. Который раз это повторялось, сколько будет ещё? Ничего не понятно, есть только крик и страсть, и животное, необоримое желание испытывать этот миг раз за разом. Вот только сил уже не осталось, тело категорически отказывалось участвовать в этом сладостном изнуряющем марафоне…
Когда она, больше из упрямства и злости на зарвавшегося сноба, нежели от обдуманного желания, вызвалась показать Володе, насколько она крута на самом деле, то ничего, кроме самоуверенного ехидства, Рената не ощущала. Подумаешь, секс… Да она сейчас этого наглеца на клочки порвёт! Ещё ни один самец не смог пробыть с ней столько времени, чтобы хоть как-то утомить её, а кроме того, никто ни разу не показал ей хоть бледного подобия того удивительного танца страсти, который так усердно рекламируется в книгах и фильмах. Так, возня какая-то, пыхтение и стоны, а ещё неуверенность и откровенное бессилие. После трёх десятков проб Рената сделала для себя вывод, что все мужчины – это лишь похотливые, неоправданно самоуверенные, мало что умеющие, эгоистичные скоты, а, кроме того, ещё и лицемерные подлецы. Правда, где-то в глубине души Рената сознавала, что есть в этом её мнении что-то неправильное, но, поймав себя на переживаниях по поводу собственной нестандартности или даже ущербности, сразу же впадала в ярость. Ничего нет, никакой любви и светлых чувств, и отношения мужчины и женщины, по определению, не могут быть гармоничными и всепоглощающими, всё сводится к гормонам, похоти и лицемерному притворству…
Однажды, на одной из вечеринок, позволив настойчивым ухаживаниям одной из случайных подружек перейти определённую границу, более из пофигизма и любопытства, нежели по причине природной склонности, Рената вдруг испытала нечто, доселе ей незнакомое. Это незнакомое оказалось достаточно приятным, хотя наутро, когда девушка протрезвела, стало ощутимо давить на психику. Как-то не вязались её воспитание и детские мечты с однополой лесбийской любовью. Но, раз попробовав, Рената уже не могла остановиться, хотя и спокойно продолжать гомосексуальные отношения тоже не получалось - не давала совесть. Поэтому на вечеринках Рената наркотиками и алкоголем активно загоняла своё сознание в далёкий угол, попутно пытаясь вызвать в себе хоть какой-то интерес к особям противоположного пола. Но заканчивалось всё уже по накатанной – всегда подворачивалась какая-нибудь сучка, готовая заняться с Ренатой «этим» ради щедрого вознаграждения. И расплачиваясь, Рената всегда чувствовала омерзение по отношению к себе и отвращение к случайным партнёршам...
Дома уже неоднажды случались скандалы на эту тему, родители, а особенно отец, души не чаявший в своей милой дочурке, были на грани серьёзного срыва. Пару раз поднимался вопрос о возможной изоляции дочери от развращающего действия окружающей её среды, но у родителей не хватало духу осуществить свои угрозы. Поэтому пока они пришли только к паллиативу – приставили к Ренате наблюдателя, очень молчаливого и скорого на расправу бывшего майора службы охраны, определив ему в функции ограждение девушки от возможных неприятных последствий её бурных ночных похождений, а также от назойливого внимания представителей масс-медиа. Впрочем, несмотря на все усилия, слухи уже вовсю гуляли по политическому бомонду, и папаша Ренаты уже имел неприятный разговор со своим шефом. Наверное, буквально на днях, девушку всё-таки оградили бы от её общества, но сегодня ночью произошло непредвиденное – вмешался Володя…
Когда они пришли в снятый Володей номер, Рената даже немного растерялась, настолько неожиданным было поведение её спутника. Обычно, когда её будущие партнёры понимали, что сейчас должен быть секс, они вели себя достаточно агрессивно, настойчиво и как-то неуверенно-торопливо. Впрочем, все предыдущие были достаточно молоды, не старше двадцати пяти лет, а Володя выглядел, как Джордж Клуни, только менее седой, то есть ему было явно за сорок. Этот постсорокалетний мачо извлёк из маленького бара виски и колу, смешал их, преспокойно уселся в кресло и теперь, потягивая напиток, задумчиво рассматривал Ренату, не говоря ни слова и не совершая никаких суетливых движений. Такое равнодушие взбесило девушку, и она начала переходить от одного предмета мебели к другому, беря в руки всякие безделушки, вертела их, делая вид, что они её очень заинтересовали, а потом нервно возвращала на место. В конце концов, осознав, что так ничего не добьётся, Рената спросила:
- И что, ты так и будешь сидеть и разглядывать меня?
- А что я должен делать? – Володя был безмятежен.
- К-к-как это ч-ч-что? – обескураженная девушка даже стала заикаться. – Ты кажется хотел меня трахнуть? Так чего ты тогда сидишь, как пень?!
- Я же тебе сказал, что ты должна будешь постараться. А ты только по комнате мечешься… Не вижу старания, - Володин взгляд был циничен, а лицо имело такое выражение, будто он отчитывал уборщицу или кухарку за недостаточное прилежание.
- Я?! Ты! – у Ренаты, от подобной наглости, перестали получаться связные слова. – Да я… ты…
- Ты пока ничего не показала, - жёстко сказал фальшивый тамбовчанин. – Я сейчас допью виски да, пожалуй, поеду домой, спать. Ночь-то выдалась бурная. Впрочем, я, честно говоря, ничего от тебя и не ждал, всё это были понты дешёвые. Ты, небось, и секса-то нормального боишься, - на этих словах он спокойно поймал левой свободной рукой брошенную в него пепельницу.
- Сволочь! – заорала Рената. – Ублюдок! - остальные слова разозлившейся не на шутку девушки были сплошь из лексикона портовых грузчиков.
Володя с удовольствием взглянул на разбушевавшуюся девушку, продолжавшую метать в него попадавшиеся ей под руку предметы. Всех их он легко ловил и аккуратно складывал рядом с креслом. Когда мелкие атрибуты гостиничного комфорта иссякли, девушка попыталась схватить телевизор, чтобы отправить его в голову Володи. И тут он молниеносно вскочил, в два шага легко подлетел к Ренате и сгрёб её в охапку, да так, что она не могла пошевелиться. Странно, но все движения её ног тоже были блокированы, и даже головой она не могла дёрнуть как следует. Зато мачо имел полное преимущество в манёвре и, жёстко зафиксировав голову девушки, аккуратно накрыл её губы своими. И тут, впервые в жизни, Рената осознала смысл избитой фразы про «сладость поцелуя»… У неё вдруг одновременно ослабли все конечности, ноги стали подгибаться, а в голове зачирикали маленькие разноцветные птички…
А дальше был полный провал, взрыв, огонь, фейерверк и фонтан, извержение вулкана и торнадо. Девушка унеслась в такие заоблачные дали, что уже не могла понять, как она сможет вернуться обратно, да и не было смысла возвращаться, настолько всё было волшебно и чудесно. Она чувствовала себя податливым пластилином или гипсом, в руках гения принимавшего любую, самую фантастическую форму, вот только, в отличие от пластилина, она испытывала ни с чем несравнимое, просто божественное удовольствие, мягкими мощными волнами подбрасывающее её все ближе и ближе к небесам…
Очнулась Рената оттого, что поняла - больше с ней ничего не происходит. Она просто лежала голая на скомканных, мокрых простынях, губы её мелко дрожали, а руки всё ещё царапали уже порванный матрас. Володя стоял у кресла, держал в руках бокал и опять очень задумчиво смотрел на девушку. По его спокойному, даже сосредоточенному виду никак нельзя было определить, что он только что закончил многочасовой сексуальный марафон.
- Пить…- прошептала Рената пересохшими губами, с трудом ворочая слегка распухшим языком. – Пожалуйста…
Володя взял со столика стакан, наполнил его водой, подошёл к Ренате и подал ей, присев рядом на полностью распотрошённую постель. Рената, громко стуча о края стакана зубами, принялась жадно заливать в себя живительную влагу. Непослушные руки и губы никак не могли сделать это аккуратно, и почти половину жидкости Рената пролила на себя. Володя забрал у неё опустошённый сосуд и нежно положил ей руку на живот - туда, где он переходит в поросший аккуратно подстриженными по последней интимной моде волосиками, холмик. От этого прикосновения Рената опять застонала и выгнулась дугой, а руки её вцепились в матрас.
- Хватит, девочка, хватит, - сжалился мужчина и убрал руку. – На сегодня - достаточно.
- Да… - с трудом протянула Рената, - больше не могу…
- Оно и понятно… Но ты молодец, всё-таки сумела меня поразить. Теперь мы даже сможем дружить…
- Курить хочу, очень, - жалобно протянула девушка.
- Без меня покуришь, - твёрдо сказал псевдотамбовский секс-террорист. – Ты, давай, приходи в себя, а то нам уже пора помещение освобождать.
- Как это – освобождать? – девушка никак не могла сосредоточиться. – Мы же на сутки брали, кажется, - она не была уверена, просто ей, вроде бы, показалось, что об этом её спутник договаривался на рецепции.
- Так почти сутки и прошли, - насмешливо протянул Володя, направляясь в сторону ванной комнаты.
- Как это – сутки прошли? Ты что, хочешь сказать, что мы тут уже сутки? – недоверчиво крикнула девушка ему вслед.
- А ты на часы посмотри или на моём телефоне, - крикнул он из-за двери и включил воду.
Рената с трудом встала с кровати и, пошатываясь, дошла до журнального столика, где валялся телефон Володи (свой-то она выбросила). Увидев цифры на дисплее, сверив их с показаниями стрелок на Володиных, явно очень дорогих, часах, она обомлела. Получалось, что она выпала из жизни почти на двадцать один час - сейчас было семь утра следующего дня. Это казалось невероятным, впрочем, сейчас ничего уверенно утверждать Рената не бралась - многое из прошедшего было для неё как в тумане. Она села на кровать, укуталась в одеяло и попыталась собрать разбегающиеся, как тараканы, мысли, впрочем, удавалось ей это совсем плохо. Из ванной вышел энергично растирающийся полотенцем Володя, напевая себе под нос что-то на английском языке, кажется, из репертуара «Битлз». Выглядел он таким бодрым, будто совсем недавно встал с кровати после здорового десятичасового сна. Рената, хоть и была на грани выпадения из реальности, но про себя сумела удивиться – каким же здоровьем Бог наградил этого удивительного человека?
- Ну что, милашка, ты как – сможешь одеться?
- Вова, - глаза Ренаты, несмотря на все усилия, никак не могли открыться полностью. Она чётко осознала, что встать с кровати, а тем более что-то осмысленное делать у неё сейчас точно не получится. – Вова, я тебя очень прошу, давай останемся тут. Я ничего не могу… Домой не хочу… Ты же меня умотал… Ну, я тебя очень прошу… У меня деньги есть…
- Да? – Володя вскинул левую бровь. – А менты тебя разве не ищут? Твои родители, наверное, уже в розыск подали. А я, знаешь ли, неприятностей не хочу.
- Я сейчас позвоню родителям, отмажусь. Ну, я тебя очень прошу…
- Да не вопрос… Если ты сейчас объяснишься с предками, то я оплачу ещё сутки. Или двое, а может, и трое, - он многообещающе взглянул на Ренату. От этого взгляда у неё опять тело затряслось крупной дрожью, но она взяла себя в руки и сказала:
- Я решу.
- Ну что ж, тогда оставайся. А я уйду - у меня дела. Вечером вернусь. Когда проснёшься, закажи себе поесть, - и Володя, продолжая насвистывать свою песенку, стал одеваться.
- Вова, - подвинув к себе гостиничный телефон, произнесла девушка, - Вова, мне кажется, что я… я… я … ладно, это неважно…
- Если решишь, что важно, то скажешь об этом потом, когда проснёшься, - и Володя, подойдя к девушке, наклонился и нежно её поцеловал. – Не забудь поговорить с родителями…
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 59 | Нарушение авторских прав