Итальянская историография после национального объединения. Позитивизм в Италии

Общественная мысль и историография в начальный период Рисорджименто. Ита­лия лишь в новое время стала единым государством. Борьба за национальное объединение и освобождение от австрий­ского владычества выдвинулась здесь на первый план в ряду исторических задач буржуазной революции и составила содер­жание целой эпохи (Рисорджименто), на­чавшейся в конце XVIII в. и охватившей почти столетие.

Развитие итальянской общественной мысли и историографии в первой поло­вине XIX в. происходило в тесной связи с идеологическими запросами националь­ного движения. Пробуждение националь­ного самосознания стимулировало актив­ный интерес к историческому прошлому Италии как в академической среде, так и со стороны идеологов сложившихся в 30— 40-е годы XIX в. основных политических течений Рисорджименто — умеренного (либерального) и мелкобуржуазно-демо­кратического. В отечественной истории об­щественная мысль искала ответ на вопрос, почему страна оказалась политически раз­дробленной и порабощенной иноземными захватчиками, обоснование необходимости национального объединения и аргументы в пользу того или иного пути к этой цели.

Академическая историография первой половины XIX в. направляла свои усилия на изучение главным образом средневе­ковья. Варварские завоевания, их влияние на судьбы Италии, роль папства в борьбе против Священной Римской империи, борьба итальянских городов с сеньорами и их превращение в независимые комму­ны — вот проблемы, которым посвящают свои труды виднейшие историки того времени.

Сильное воздействие на итальянскую историографию этого периода оказали идеи романтизма. Особой известностью в Италии пользовались труды Сисмонди, который посвятил ряд своих произведений итальянскому средневековью.

В трактовке проблем средневековья итальянские историки начиная с 20-х годов XIX в. размежевались на два основных течения — «неогвельфов» и «гибеллинов». Расхождения между ними касались преж­де всего оценки прошлой и настоящей роли папства¹. Неогвельфы или, иначе, либе­рально-католическая школа, приписывали папству роль прогрессивной силы, спо­собной возглавить дело национального объединения Италии. Взгляды неогвель­фов стали важным элементом идеоло­гической платформы умеренного крыла Рисорджименто, отражавшего интересы верхушки буржуазии и обуржуазившегося дворянства, и развивались такими видны­ми историками-либералами, как В. Джоберти и Ч. Бальбо. Гибеллины стояли на более передовых политических позициях, считая папство реакционной, враждебной национальному единству силой. Но как те, так и другие не были в состоянии понять, что возможность и необходимость объединения Италии возникла лишь в определенных исторических условиях, ко­торых в средние века не было.

Проблемы истории нового времени еще не находили отражения в академи­ческой историографии. Но в мемуарной и публицистической литературе различных направлений немалое место уделялось оценке Французской буржуазной револю­ции конца XVIII в., наполеоновских войн и французского господства в Италии, осмыс­лению опыта итальянского патриотичес­кого движения в период карбонады и осве­щению борьбы за национальную незави­симость народов других стран — США, Греции, Колумбии и т. д.

Особенно острая идейная борьба шла вокруг сложных и противоречивых собы­тий периода 1789—1815 гг.

В условиях наступившей после 1815 г. реакции была чрезвычайно распростране-

1 Названия этих течений заимствованы из эпохи борьбы империи и папства (XI—XIII вв.), когда гвельфами называли себя сторонники пап, а гибеллинами — их противники.

на резко отрицательная оценка Великой французской революции и всего периода французского господства в Италии. С ней часто связывалась идеализация порядков, существовавших в итальянских государ­ствах до 1789 г. Такую точку зрения отстаивал, например, Карло Ботта в своей работе полумемуарного характера «Исто­рия Италии с 1789 по 1814 год» ².

Настроениям крепнувшей либеральной буржуазии была ближе другая позиция, нашедшая отражение в хронике Пьетро Коллетты «История Неаполитанского Королевства»³: враждебное отношение к революционным идеям и методам в соче­тании с апологией буржуазных реформ периода наполеоновского господства в Италии. Лишь в произведениях идеологов сложившегося в 30-е годы демократичес­кого крыла итальянского Рисорджименто Французская революция нашла сочувст­венный отклик и известное понимание ее исторического места.

Дж. Мадзини в своих ранних работах рассматривал Французскую революцию как великий исторический образец для Италии, высоко оценивая, в частности, деятельность Робеспьера и других яко­бинских вождей. Однако свойственное Мадзини непонимание роли крестьянства в итальянском национальном движении от­рицательно отразилось на его выводах из исторического опыта якобинской дикта­туры. Мадзини ставил в заслугу якобинцам прежде всего то, что они в труднейших ус­ловиях сумели отстоять национальную независимость Франции, но их аграрные преобразования пугали его своим радика­лизмом.

На дальнейшее развитие историогра­фии и исторической мысли в Италии ока­зали существенное влияние революции 1848—1849 гг.

Исторические взгляды идеологов Ри­сорджименто в 50-е годы. На протяжении 50-х годов в Италии появилась огромная публицистическая литература, созданная современниками и участниками революци­онных событий и отразившая процесс осмысления исторического опыта револю­ций 1848—1849 гг. различными течениями национального движения.

Общей чертой всех работ о революции в Италии, созданных идеологами демо­кратов — Дж. Мадзини, Дж. Феррари. К. Пизакане и др., являлась критике действий умеренных и Савойской дина­стии. В остальном выводы этих авторов резко расходились между собой, что отражало усилившийся под влиянием со­бытий 1848—1849 гг. процесс политичес­кой дифференциации в лагере итальянской мелкобуржуазной демократии.

Революция 1848—1849 гг. заставила представителей демократического крыла Рисорджименто переосмыслить итоги и других революционных движений нового времени. Это относилось в особенности к Великой французской революции.

События 1848—1851 гг. во Франции обнажили противоречия между буржуа­зией и пролетариатом как продукт раз­вития тех общественных отношений, кото­рые утвердились во Франции в результате революции конца XVIII в. Поэтому оценка итальянскими демократами 50-х годов истории Франции после этой революции во многом определялась их отношением к классовой борьбе и к социалистическим идеям своего времени.

Во взглядах Джузеппе Мадзини (1805—1872) по этим вопросам наблю­дался сдвиг вправо. Давно нараставшее у него враждебное отношение к социализ­му после революций 1848—1849 гг. за­метно усилилось. Он рассматривал теперь Францию как общеевропейский рассадник «пагубных» социалистических идей, а Французскую революцию расценивал скорее как завершение предшествующей, чем начало новой исторической эпохи. Существенно изменилось отношение Мад­зини к якобинцам и к революционному террору, который он раньше считал пра­вомерным в чрезвычайных условиях 1793—1794 гг., а теперь изображал как ничем не оправданную жестокость.

Иной была позиция Джузеппе Феррари (1811 — 1876). До 1848 г. из всех идеологов итальянской демократии он наиболее сочувственно относился к Французской ре­волюции. Под влиянием событий 1848— 1849 гг. Феррари, в отличие от Мадзини,

2 Botta С. Storia d'lt'alia dal 1789 al 1814. Parigi, 1824. V. 1—4.

3 Colletta P. Storia del Reame di Napoli dal 1734 sino al 1825. Capolago, 1834. V. 1—4.

эволюционировал в сторону утопического социализма и проявлял симпатии к раз­личным течениям социалистической мысли so Франции. Он подчеркивал огромное значение революционных событий во Франции для судеб Италии и всей Европы. Однако Феррари не видел исторической обусловленности буржуазного содержания Великой французской революции. В его представлении она должна была привести к радикальному уравнительному переделу собственности в пользу бедняков, а по­скольку эта цель не была достигнута — революция потерпела поражение.

Так же расценивал итоги Великой французской революции Карло Пизакане (1818—1857), занимавший самую левую позицию среди идеологов демократичес­кого крыла Рисорджименто. В остальном отношение Пизакане и Феррари к Фран­цузской революции и ее наследию было различным. Пизакане в еще большей мере, чем Феррари, испытал после 1848—1849 гг. влияние утопического социализма и шел дальше в определении исторических задач революции конца XVIII в., видя их в упраз­днении частной собственности как таковой. С другой стороны, Пизакане отвергал (и чем дальше, тем более решительно) мысль о зависимости судеб итальянского национального движения от революцион­ной инициативы Франции. Он давал одно­стороннюю, резко отрицательную оценку результатов французского господства в Италии в период наполеоновских войн.

Умеренное течение Рисорджименто после революции 1848—1849 гг. сплоти­лось на платформе поддержки Савойской династии как объединителя Италии «свер­ху». В основных чертах трактовка рево­люции 1848—1849 гг. идеологами умерен­ных выглядела следующим образом: в хро­нологические рамки этой революции вклю­чались и превозносились как ее высшее достижение либеральные реформы, прове­денные в большинстве итальянских го­сударств еще в 1846—1847 гг.; они выда­вались за единственно верный путь осу­ществления идеалов Рисорджименто, с которого Италию совратили пагубный при­мер февральской революции 1848 г. во Франции и действия демократов; послед­ние изображались как главные виновники поражения революции.

Революция 1848—1849 гг. нанесла смертельный удар «неогвельфизму» как политической программе и исторической концепции. Вместе с неогвельфской шко­лой сошел со сцены и ее антагонист — шко­ла гибеллинов. Предмет их полемики был исчерпан опытом революции, убедительно показавшим враждебность папства делу национальной независимости и единства Италии.

Новый этап в развитии итальянской ис­ториографии открылся после того, как на рубеже 50—60-х годов была в основном (а к 1870 г. окончательно) решена задача национального объединения Италии.

Общие условия развития итальянской историографии после 1860 г. С созданием единого и независимого государства была завоевана важнейшая предпосылка побе­ды в Италии капиталистических отноше­ний. К власти пришло -умеренное крыло буржуазии, сумевшее одержать верх в борьбе за руководство национальным дви­жением, в первую очередь потому, что де­мократическое течение не выдвинуло про­граммы радикального аграрного переуст­ройства и тем самым лишило себя под­держки крестьян. В итоге буржуазная революция в Италии осталась незавершен­ной, она не затронула системы полуфео­дальных отношений в деревне. Старая землевладельческая аристократия не была ущемлена.. экономически, она сохранила. и сильные Политические позиции, а к нача­лу 80-х годов окончательно оформился ее политический блок с верхушкой итальян­ской буржуазии.

Незавершенность буржуазной револю­ции наложила глубокий отпечаток на по­следующее историческое развитие Италии. Переплетение капиталистической и полу­феодальной эксплуатации придавало осо­бенно мучительный характер развернув­шейся ломке традиционных условий су­ществования трудящегося населения и по­стоянно вызывало острые вспышки классо­вой борьбы в городе и деревне. Страх перед угрозой «снизу» сближал либераль­ную буржуазию с полуфеодальной аристо­кратией, скреплял их политический союз и питал консервативные, антидемократи­ческие тенденции в политической жизни.

Оказавшись не в состоянии довести до конца борьбу против феодального прош-

лого и разрешить возникавшую отсюда повышенную социальную напряженность, итальянская буржуазия почти сразу после завершения национальных войн Рисорджименто ринулась на путь внешней агрес­сии и колониальных авантюр. Но при этом она плохо рассчитывала свои силы и неиз­менно терпела неудачи, которые еще больше обостряли политическую обстанов­ку в Италии.

Такова была та общественная атмос­фера, в которой протекало развитие италь­янской историографии в последние десяти­летия XIX в.

Историческая наука после националь­ного объединения. Позитивизм и «филоло­гическая школа». Образование единого итальянского государства привело к зна­чительному прогрессу в развитии истори­ческой науки. В результате проведенной по всей стране реформы университетского образования впервые было широко постав­лено преподавание истории и вспомога­тельных исторических дисциплин в высшей школе. Была создана общенациональная система государственных архивов. После 1860 г. стали возникать многочисленные общества по изучению отечественной исто­рии, которые с 1879 г. созывали общена­циональные съезды. В 1883 г. в Риме воз­ник Итальянский исторический институт. Выходило множество общих и специаль­ных исторических журналов: новая серия основанного в 1841 г. во Флоренции жур­нала «Итальянский исторический архив» («Archivio storico italiano»); «Итальянс­кий исторический журнал» («Rivista storica italiana») —с 1884 г.; бюллетень Итальянского исторического института; периодические издания по археологии, древней истории, журнал по истории Ри-сорджименто и т. д. Повышение уровня ис­торических знаний дало стимул развитию библиографии. Началась публикация об­ширного документального материала по самым разнообразным вопросам.

Существенное влияние на итальянскую историографию последних десятилетий XIX в. оказал позитивизм, пришедший на смену гегельянству после его расцвета в 60-е годы. В истории Италии только что закончилась целая эпоха и происходил пересмотр взглядов и концепций, порож­денных ею. Успеху позитивизма здесь, как и в других странах, содействовал прогресс естественных наук, выдвинувший такие проблемы, которые не поддавались осмыс­лению с позиций откровенно идеалисти­ческой спекулятивной философии.

В Италии, где в условиях конфликта между церковью и государством из-за «римского вопроса» особенно острый.ха­рактер приняла борьба за светскую куль­туру, позитивизм приобрел специфическую антиклерикальную направленность и в этом смысле сыграл прогрессивную роль. Апелляция позитивистов к «положитель­ным фактам», к данным опыта в проти­вовес абстрактным философским построе­ниям обращалась против традиционных духовных авторитетов, и в первую очередь против доктрины воинствующего католи­цизма с ее догматом о непогрешимости папы. В области исторической науки пози­тивизм способствовал в Италии пере­смотру преобладавших до того отрица­тельных оценок рационалистической фило­софии XVIII в. и Французской революции. а также повороту к изучению социально-экономической истории ⁴.

Методологию позитивизма приняла на вооружение так называемая филологи­ческая школа, которая играла ведущую роль в итальянской академической исто­риографии последней трети XIX в. Понятие «филология» в Италии, кроме общеприня­того смысла, употребляется еще и для обозначения детального, опирающегося на методы различных специальных дис­циплин анализа текстов с целью их точного истолкования. Отсюда и произошло наи­менование данной историографической школы, видевшей в таком анализе суть работы историка. Ее деятельность дала на первых порах положительные результаты в плане усовершенствования техники исто­рического исследования, улучшения ка­чества публикации документов и т. д. Однако в дальнейшем все отчетливее вы­ступала ограниченность этой школы, ее ориентация на разработку узких, частных тем, на накопление фактов без их серьез­ного аналитического осмысления.

Специальные труды историков «фило­логической школы» были посвящены глав-

4 См.: Тольятти П.Развитие и кризис италь­янской мысли в XIX в.//Вопросы философии 1955. № 5. С. 69—70.

ным образом итальянскому средневековью, но в подходе к этой тематике (традицион­ной и для романтической историографии) они существенно отличались от своих пред­шественников стремлением развеять дым­ку патриотических легенд и оперировать лишь документально установленными фак­тами. Исследованием же сколько-нибудь близкого прошлого они почти не занима­лись ввиду очевидной невозможности вы­держать по отношению к «современной ис­тории» ту позицию политической нейтраль­ности, которая, с их точки зрения, подо­бала ученому-историку в такой же мере, как и естествоиспытателю.

Ученые, не принадлежавшие к «фило­логической школе», также работали преи­мущественно в области медиевистики, ан­тичной истории и т. д., а из проблем нового времени занимались лишь историей Рисорджименто.

Изучение истории Рисорджименто. Еще до объединения Италии сложилась тради­ция изображать все предшествующее ис­торическое развитие Апеннинского полу­острова как движение к этой провиденци­ально предуказанной цели и искать корни национального единства в глубокой древ­ности. Подобного рода представления про­должали бытовать и позднее. Но с обра­зованием единого государства те стимулы, которые побуждали буржуазных идеоло­гов и историков рассматривать прошлое страны как своего рода предысторию борь­бы за национальное объединение, стали действовать значительно слабее. Возникла тенденция к общему пересмотру сложив­шейся в период Рисорджименто трактовки истории Италии. Ее отчетливо выразил ис­торик Ф. Бертолини, который в 1876 г. заявил: «Сейчас уже больше ни к чему ок­ружать историческую истину поэтическим ореолом, чтобы использовать ее как аргумент в политических демонстрациях»⁵.

Эта переоценка ценностей в той мере, в какой она способствовала преодолению наивных патриотических легенд и пред­ставлений и более правильной историчес­кой оценке прошлого, имела положительное значение. Так, например, борьба республиканских и олигархических тен­денций в средневековых коммунах, борьба за сохранение коммунальных вольностей стала рассматриваться уже не просто как эпизод «национального сопротивления», а с учетом того отрицательного влияния, какое она оказывала на формирование предпосылок национального единства, поскольку задерживала преодоление пар­тикуляризма и раздробленности.

Что же касается историографии Рисор­джименто в собственном смысле слова, то здесь пересмотр традиционных канонов определялся идеологическими запросами умеренного крыла буржуазии, вставшего у руля нового государства.

Эпоху Рисорджименто историография первых лет после национального объ­единения начинала обычно с 1815 г. Со­бытия «революционного трехлетия» (1796—1799) и период наполеоновского господства выносились за рамки Рисор­джименто и рассматривались лишь как его подготовка. Затем появилась тенден­ция отодвигать истоки Рисорджименто еще дальше в прошлое — к периоду ре­форм «просвещенного абсолютизма» и деятельности итальянских просветителей (вторая половина XVIII в.), который изо­бражался как явление целиком самобыт­ное, не связанное с общественным разви­тием других стран. В конечном итоге все это вело к отрицанию связи между италь­янским Рисорджименто и Французской ре­волюцией, к принижению либо игнорирова­нию ее роли в активизации сил итальянско­го патриотического движения и к национа­листической трактовке всей истории Ита­лии в новое время.

В частности, сложилась и надолго закрепилась в историографии негативная оценка «революционного трехлетия» — од­ного из начальных этапов Рисорджименто, развернувшегося под непосредственным влиянием Французской революции. Италь­янским республиканцам того времени («якобинцам»), которые не смогли прео­долеть отрыва от народа и были раздав­лены силами реакции, историки умеренного толка отказывали в каких бы то ни было патриотических заслугах, изображая их как одержимых «чужими» идеями слепых доктринеров и демагогов. Подобный

5 Цит. по кн.: Сгосе В. Storia della storio-grafia nel secolo decimonono. Bari, 1947. V. 2. P. 53.

взгляд на итальянское «якобинство» от­ражал и свойственную либерально-монар­хической историографии тенденцию пре­уменьшать роль демократического, рево­люционного начала в Рисорджименто вообще.

Усилиями официальной историографии все более настойчиво утверждалась кон­цепция Рисорджименто как объединения «сверху», как «королевского завоевания». Этому способствовало исключительное обилие работ по истории Пьемонта и Са­войской династии в XVIII—XIX вв. (Ф. Рикотти, Дж. Сиотто Пинтор, Н. Бьянки, Д. Карутти, Ф. Лемми, Д. Перреро, В. Берсецио и др.). О научном уровне большин­ства из них можно судить по книгам Бьян­ки, который, будучи директором государ­ственного архива в Турине и имея неогра­ниченный доступ к источникам, приводил (нередко в искаженном виде) лишь доку­менты, рисовавшие политику Савойской династии в благоприятном свете, а свиде­тельства в пользу ее противников просто опускал.

Ведущая в научном отношении школа итальянской историографии — «филологи­ческая» — стояла в стороне от изучения истории Рисорджименто. «Филологи» старшего поколения (П. Виллари, Дж. Де Блазиис, Дж. Де Лева и др.) в 60-е годы активно пропагандировали с университетс­ких кафедр и в печати тезис о давних исторических корнях итальянского един­ства, но не дали ни одной крупной работы о Рисорджименто в собственном смысле слова. Из младшего поколения «филоло­гов» лишь К. Тиварони выступил с 9-том­ной «Критической историей Рисорджи­менто», которая охватывала период начи­ная с реформ «просвещенного абсолю­тизма»⁶. Тиварони был демократом по убе­ждениям и активным участником гари-бальдийского движения. Но в соответствии с установками «филологической школы» он старался избегать какой-либо оценки событий и дал в своем труде огромную массу сырого фактического материала, никак не обработанного и не обобщенного.

В целом история Рисорджименто в по­следние десятилетия XIX в. еще не стала объектом глубокого научного исследова­ния. Изучалась главным образом внешняя ее сторона — отдельные наиболее замет­ные события военного и дипломатического характера, заговоры, восстания, биогра­фии видных деятелей патриотического движения. Расхождения между историка­ми в трактовке этих вопросов в основном были не результатом различий в методо­логии, а продолжением политических раз­ногласий периода самой борьбы за нацио­нальное единство.

Мемуары и публикации документов по истории Рисорджименто. Из источников по истории Рисорджименто во второй поло­вине XIX в. публиковались прежде всего мемуары. Свои воспоминания оставили многие участники революции 1848— 1849 гг.— как умеренные, так и демократы Большей частью они были изданы еще в 50-е годы, но есть и публикации 70—90-х годов. В 1860 г. в Париже в обработке А. Дюма были опубликованы мемуары Дж. Гарибальди, освещавшие его деятель­ность от начала 30-х годов до падения Римской республики. Позднее (в 1874 г. Гарибальди выступил с воспоминаниями о походе «тысячи». Различные экспедиции Гарибальди нашли освещение и в мемуа­рах его соратников.

Появилось немало публикаций эписто­лярного наследия деятелей Рисорджи­менто (К.Кавур, М. Д'Адзельо, Дж. Кап-пони, Д. Манин, Ф. Д. Гуэррацци и др.) и первые многотомные издания, написан­ные ими (Мадзини, А. Саффи). Что ка­сается публикации документов официаль­ного происхождения — в этом отношении было сделано еще немного и главным об­разом по свежим следам революции 1848— 1849 гг., а не после объединения Италии

Зарождение историографии южного во­проса. Национальное объединение, не под­крепленное радикальным переворотом в аграрных отношениях, не ликвидировал: различий в уровнях социально-экономи­ческого развития отдельных областей Италии. Политика пришедшей к власти буржуазии, направленная на консервации: отсталости Юга и превращение его во «внутреннюю колонию» Севера, уже в пер­вые десятилетия существования единой Италии привела к возникновению одной из самых острых проблем ее внутренней

6 Tivaroni С. Storia critica del Risorgimen-to italiano. Torino, 1888—1897. V. 1—9.

жизни — так называемого южного вопроса. Крестьянский Юг таил в себе угрозу - стхийного социального взрыва, который мог расшатать устои буржуазно-помещичьего государства. Эту опасность осознавали и в правящем лагере. Уже с 70-х годов стали появляться многочисленные:;боты, имевшие целью ответить на вопpoc, как изменить положение на Юге без ущерба интересам господствующих классов. Из написанных с подобных пози­ций исследований наиболее крупные при­надлежали Л. Франкетти, С. Соннино, Дж. Фортунато.

Сами буржуазные меридионалисты⁷ этого периода откровенно говорили о том, что побудило их заинтересоваться поло­жением Юга. «Начинает становиться всеобщим то мнение,— писал Соннино,— что для эффективного противодействия социа­лизму и коммунизму недостаточно пока­зать теоретически, опираясь на доводы истории, разумность и полезность учреж­дений, составляющих основу современной цивилизации, но необходимо также спе­циально исследовать, каковы изъяны на­шего общества при его нынешней органи­зации, каковы бедствия, которые оно поро­ждает, каковы болезни, которых оно не излечивает, и какую часть тех и других можно было бы устранить, не затрагивая устоев» ⁸.

Соннино и другие меридионалисты показали в своих работах глубокие соци­альные язвы Юга — всевластие крупного полуфеодального землевладения, бедст­венное, приниженное положение крестьян­ства, чудовищное распространение рос­товщичества. Но они были далеки от пони­мания глубинных причин всех этих явле­ний и объясняли их в первую очередь «законами природы». Тем более они не были в состоянии предложить сколько-ни­будь радикальное средство решения юж­ной проблемы. Выход они видели в прове­дении реформ, имевших целью несколько облегчить положение крестьянства (при­остановка раздела общинных земель, изменение налоговой системы и условии сельс­кохозяйственных контрактов, развитие сельскохозяйственного и поземельного кре­дита) и в конечном счете усилить в деревне зажиточную, «крепкую» прослойку, кото­рая могла бы служить опорой существую­щему строю.

Работы Соннино, Франкетти, Форту­нато, в которых давалась яркая и во мно­гом правдивая картина социально-эконо­мических отношений южноитальянской де­ревни первых лет после национального объединения, положили начало обширной историографии южного вопроса, созданной в Италии в последующие десятилетия.

Экспансионистские идеи в историогра­фии. С конца 80-х годов усилилась коло­ниальная экспансия Италии в Африке. В связи с этим в итальянской исторической литературе зазвучали новые мотивы и по-новому, в целях оправдания агрессии, стали использоваться некоторые старые идеи и концепции.

Характерной в этом отношении явилась работа Альфредо Ориани (1852—1909) «Политическая борьба в Италии» (в 3 т.; 1892), от которой ведет начало целое на­правление в итальянской историографии. Поставив своей задачей исследовать «ис­токи современной борьбы», Ориани обра­тился к весьма отдаленному прошлому: его работа охватывала период от падения Римской империи (476) до 1887 г. В этом отношении он отнюдь не оригинален (как уже отмечалось, попытки искать корни политических проблем XIX в. в средне­вековье и даже в древности были в среде итальянских историков распространен­ным явлением). Не отличалась ориги­нальностью и его концепция Рисорджименто: относя истоки Рисорджименто да­леко в глубь веков, Ориани рассматривал его историю как борьбу начал единства и федерализма и развивал этот тезис в чисто идеалистическом духе.

Обращение к отдаленным эпохам исто­рии Италии Ориани использовал прежде всего для того, чтобы обосновать «истори­ческую необходимость» итальянской коло­ниальной экспансии в современных ему условиях. В его интерпретации захват ко­лоний, порабощение более слабых народов выглядели едва ли не главным двигателем исторического прогресса: «Если бы более

7 Меридионалисты (от итал. meridione — юг) — исследователи южного вопроса и побор­ники возрождения Юга.

8 Franchetti L., Sonnino S. La Sicilia. Ed. 2. Firenze. S. d. V. 2. P. 5.

цивилизованные народы не подчиняли себе постоянно народы более варварские, циви­лизация никогда не развилась бы»,— заяв­лял он ⁹. Из рассуждений Ориани следо­вало, что процесс консолидации евро­пейских народов в нации, развернувшийся после Французской революции, с «фаталь­ной» неизбежностью повелевает им завое­вать «варварские» народы... во имя евро­пейской цивилизации. И Италия не должна отстать от других, к завоеванию Африки зовет вся ее предшествующая история, начиная с тех времен, когда вся африкан­ская цивилизация находилась в орбите влияния древнего Рима: «Италия написала в Африке слишком много глав своей древ­ней истории, чтобы не вернуться туда те­перь в ходе завоевательной войны, кото­рую столь активно возобновила Европа в начале нашего века» ¹⁰.

Излагая свои колониалистские идеи под свежим впечатлением краха итальян­ской авантюры в Африке в 1887 г., Ориани резко критиковал правительственные кру­ги Италии, считая, что они действовали слишком робко, нерешительно и непосле­довательно. В сущности, он вел речь о том, что государство, возникшее в резуль­тате национального объединения Италии, не выдержало первого испытания в борьбе за создание «великой итальянской коло­ниальной империи» по образцу древнего Рима.

Кризис позитивистской историографии. Примерно к 90-м годам развивавшаяся на позитивистской основе итальянская ис­ториография вступила в полосу кризиса, что в наибольшей степени сказалось на судьбе «филологической школы».

Беспроблемность, эмпиризм, фетишиза­ция документов, анализ источников без по­следующего синтеза в тенденции были свойственны всей этой школе, но особенно младшим ее представителям (К. Чиполла, Э. Пайс и др.). Возведя в принцип отказ от оценки фактов, эти ученые не пытались определить их историческое место и зна­чение и лишь скрупулезно описывали их. Суждения, высказывавшиеся историками о тех или иных личностях и их деятель­ности, все чаще основывались лишь на чисто моралистских критериях.

Представители «филологической школы» начали открыто сомневаться в самой возможности познания исторического про­цесса. Так, Э. Пайс, занимаясь историей Древнего Рима, пришел к утвержден и:-что при наличном уровне знаний нельзя восстановить картину античной истории так как ученые располагают источниками сохранившимися в силу не своей объективной значимости, а чисто случайных обсто­ятельств. Знаменательно появление I 1891 г. статьи П. Виллари «Является а история наукой?», которая содержала, г существу, отрицательный ответ на эти вопрос.

Кризисное состояние исторической науки стало настолько очевидным, что среды самих «филологов» зазвучали голоса, выражавшие неудовлетворенность соз­давшимся положением и известное разо­чарование в позитивизме. В 1898 г. В. Фьорини подверг резкой критике укоренивший­ся отрыв итальянских историков от жизни от жгучих проблем современности. В упо­мянутой статье П. Виллари проглядывало сомнение в применимости к истории «пози­тивного метода» естественных наук, который он сам горячо отстаивал раньше.

Кризис позитивистской историограф; отражал начавшийся упадок влияния позитивизма в итальянской культуре в целом.

Распространение марксизма. Антонис Лабриола и зарождение марксистской ис­ториографии. К концу XIX в. в Италии вышла на сцену новая общественная сила — политически организованное рабочее движение. В 1892 г. возникла Партия итальянских трудящихся (Итальянская социалистическая партия), основатели которой считали себя сторонниками научного социализма.

К. Маркс как экономист был известен в итальянских академических кругах уже в 70-е годы. Тогда же связанная с Марксом и Энгельсом группа социалистов г. Лоди (Ломбардия) пыталась распостранять в Италии французское издание «Капитала». В связи с деятельностю І Интернационала в социалистических га-

9 Oriani A. La Iotta politica in Italia. Ed. 4. Bologna, 1939. V. 3. P. 396.

10 Oriani A. La Iotta politica in Italia. Ed. 4. V. 3. P. 404.

зетах печатались некоторые статьи и заявления Маркса и Энгельса, в одной из них началась (но не была закончена) публикация «Гражданской войны во Франции» Маркса. Однако в целом итальянское социалистическое движение развивалось в тот период преимущественно под влиянием идей Бакунина и еще не начало осваивать марксизм как теорию.

В 80-е годы распространение марксизма в Италии значительно шагнуло вперед. Вышли в итальянском переводе важнейшие теоретические работы Маркса и Энгельса — «Развитие социализма от утопии к науке» (1883), «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1885), первый том «Капитала» (1886), «Манифест Коммунистической партии» (1889).

Однако то поколение социалистов, усилиями которого была создана ИСП, в процессе своего мировоззренческого формирования испытало сильное влияние позитивизма, отразившееся и на его представлениях об учении Маркса. ИСП пропагандировала марксизм в своеобразном позитивистском прочтении, характерным образчиком которого была работа Э. Ферри «Социализм и позитивная наука (Дарвин— Спенсер — Маркс)»¹¹. При этом особенно вульгаризировалось и искажалось марксистское понимание истории. Общественное развитие изображалось как процесс, управляемый неукоснительно и автоматически действующими «естественными законами», фатально предопределенный эволюцией экономического базиса.

На таком идейном фоне тем ярче выделялась фигура крупного теоретика-марксиста Антонио Лабриолы (1843—1904), зачинателя марксистской историографии в Италии. Лабриола — философ и историк, профессор Римского университета — пришел к марксизму на рубеже 80—90-х годов, тогда же он вступил в переписку с Энгельсом. Об интенсивности этой переписки, длившейся до самой смерти Энгельса, можно судить по тому, что публикация писем к нему Лабриолы составила целую книгу¹² (из писем Энгельса к Лабриоле разысканы лишь три).

Лабриола активно включился в начатую Энгельсом борьбу против вульгаризации материалистического понимания истории, его подмены «экономическим материализмом». Он подверг критике не только тенденцию упрощать характер связи между надстроечными явлениями и базисом или абсолютизировать роль последнего в историческом процессе, но и плюралистическую позитивистскую теорию «факторов» общественного развития.

Теоретическим проблемам исторического материализма посвящены основные труды Лабриолы, известные под общим названием «Очерки материалистического понимания истории»¹³. В. И. Ленин в конце 90-х годов отозвался о них как о «превосходной книге», а позднее поставил работы Лабриолы на одно из первых мест среди произведений, рекомендуемых для ознакомления с философией марксизма¹⁴.

В «Очерки...» вошли три отдельные работы: «В память о Манифесте Коммунистической партии» (1895), «Об истори-

11 Ferri Е. Socialismo е Scienza Positive (Darwin — Spencer — Marx). Roma, 1894.— Русск. пер.: Ферри Э. Социализм и позитивная наука. СПб., 1906.

12 Labriola A. Lettere a Engels. Roma, 1949.— Впервые опубликованы на русском языке: Лабриола А. Письма к Энгельсу//Под знаменем марксизма. 1924. № 1.

13 Labriola A. Saggi sul materialismo sto-rico. Roma, 1964.— Частичн. русск. пер.: Лабриола А. Очерки материалистического понимания истории. М., 1960.

14 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 2. С. 500; Т. 26. С. 88.

ческом материализме» (1896), «Беседы о социализме и философии» (1897). Четвер­тый очерк, не законченный Лабриолой, был опубликован посмертно под названием «На рубеже двух столетий» ¹⁵.

Но прежде всего Лабриола пропаган­дировал марксистскую историческую кон­цепцию в своих университетских курсах, отводя в них значительное место вопросам методологии, или, как тогда называли, философии истории. Одну из лекций курса по философии истории в 1902/03 учебном году Лабриола специально посвятил отве­ту на вопрос, поставленный П. Виллари: является ли история наукой? Он доказы­вал, что прогресс вспомогательных исто­рических дисциплин привел к выработке научных приемов изыскания в области ис­тории, которые, однако, могут открыть путь к действительному познанию лишь в том случае, если исследователь будет вооружен ясным пониманием основных закономерностей развития изучаемых со­бытий ¹⁶.

Подчеркивая значение методологии ис­торического исследования, призывая выра­батывать осмысленный, озаренный светом передовой теории подход к историческому материалу, Лабриола рушил насаждавше­еся позитивистской историографией пред­ставление, будто можно писать историю, не имея вообще никакой методологии и стоя «над партиями». «Нет такого историка,— писал он,— который мог бы считаться со­вершенно беспристрастным, ибо, чтобы быть таковым, он должен был бы встать вне всех точек зрения,— а это так же невозможно для нормального интеллекта, как и для нормального глаза» ¹⁷.

Ряд курсов Лабриола посвятил отдель­ным узловым проблемам итальянской и всемирной истории. Он обращался в своих лекциях к истории первобытного общества, анализу происхождения итальянской буржуазии, истории социалистических идей от Бабёфа до I Интернационала, к Великой французской революции (последней теме Лабриола занимался специально и неод­нократно возвращался к ней).

Лабриола первым в Италии наметил марксистский подход к пониманию Рисорджименто, рассматривая борьбу за нацио­нальное единство как часть истории новог: времени, порождение «буржуазного века начало которого ознаменовано промыш­ленным переворотом в Англии, Француз­ской революцией и Войной за независи­мость в США. Подчеркивая буржуазный характер движения Рисорджименто, он резко критиковал попытки официальной историографии вывести единство Италии из отдаленного прошлого. В то же время Лабриола предостерегал от механического отождествления эпохи Рисорджименто с эпохой существования итальянской буржуазии, отмечая, что последняя существует уже в течение нескольких столетий, но пережила в своем развитии период да­тельного упадка, продолжавшийся с кони; XVI в. до Французской революции. Он высказывал и мысль о том, что путь объе­динения Италии не был идентичен герман­скому, отличаясь более демократии характером.

Французскую революцию конца XVIII в. Лабриола считал событием вся мирно-исторического значения, важней­шим рубежом, обозначившим (во всяком случае, для передовых стран) начало и беральной эры», т. е. истории нового вре­мени. В истории революции, как о том свидетельствует статья, написанная Лабриолой к столетию взятия Бастилии, его привлекали прежде всего действия народных «низов». Именно увенчавшееся штурмом Бастилии народное движение, подчеркивал он, составляет «революцию в соб­ственном смысле слова, которая не позволила заседавшему в Версале собрание выродиться в ученую говорильню» ¹⁸.

Лабриола дал образцы марксистсксго подхода к изучению истории идей, исследуя философию того или иного мыслителя на широком историческом фоне, исходя из строгого учета условий породившей ее

15 Labriola A. Saggi intorno alia concezione materialistica della storia. IV. Da un secolo all' altro. Considerazioni retrospettive e presagi. Ricostruzione di L. Dal Pane. Bolog­na, 1925.

16 См.: Labriola A. Scritti varii di filosofia e politica raccolti e pubblicati da B. Croce. Bari, 1906, P. 234.

17 Labriola A. Scritti varii di filosofia e politica raccolti e pubblicati da B. Croce. P. 234.

18 Labriola A. Scritti varii di filos:^r. e politica raccolti e pubblicati da B. Croce. P. 338.

эпохи во всем их сложном взаимодействии. Пример тому — его курс, посвященный па­мяти Джордано Бруно (1900), где Лабриорипоставил своей задачей «...обрисовать такой исторический момент, когда великий конфликт общественных сил и течений пре­вращается в конфликт идей и тенденций, и этот конфликт, т. е. борьба, вовлекает в свою орбиту людей, общественные систе­мы, политические формы...»¹⁹, и показал, что трагедия Бруно связана с трагедией более крупного плана — упадком Италии. Свой главный долг социалиста в такой сравнительно отсталой стране, как Италия конца XIX в., Лабриола видел в теорети­ческой работе, раскрывающей историчес­кую необходимость «грядущей, но не очень близкой пролетарской революции». Он стремился дать строго марксистское объяс­нение истории, вопрос же о возможности активного, революционно-преобразующего исторического действия не занимал его, не был для него актуальным. Присущую Лабриоле известную созерцательность в подходе к истории П. Тольятти назвал «тенью объективного фатализма». Но эта особенность взглядов Лабриолы, кореня­щаяся в условиях его деятельности, не имеет ничего общего с фатализмом вуль­гарного «экономического» толка, против которого он вел неустанную борьбу.

Как историк-марксист Лабриола не нашел среди своих современников в Ита­лии достойных продолжателей, что было связано с общей теоретической слабостью итальянского социалистического движе­ния. Тем не менее идеи марксизма начи­ная с 90-х годов все шире проникали в сфе­ру профессионального исторического зна­ния. Их влияние проявлялось в попытках некоторых исследователей заимствовать элементы марксистской методологии, в об­ращении к нетрадиционным для буржуаз­ной историографии сюжетам (социально-экономическая история, история классовой борьбы). Эти тенденции в развитии италь­янской историографии раскроются в пол­ной мере уже в новом столетии.

Глава 8

Дата добавления: 2015-07-11