Лестница в небо.

Бучинский Владимир.

…2008…

Марстон не был здесь тридцать четыре года. Ровно.

Да и вообще, на Украине – в стране, городе, - уже лет двадцать… нет, девятнадцать. Много изменилось… вот он, например, стал Эрик, а крестили – Игорем.

Хорошая осень, тёплая. Лёгкий ветерок перегонял красно-жёлтую массу листвы через пешеходный мостик, висящий над двумя берегами озера. Кленовый солнцепад… А мост, кстати, почти не изменился. Да и лебеди на светлой воде – вроде, как те же, белые, величественные…

…1974…

…здесь они почти не бывали. Зачем? Гораздо ближе и роднее другой парк, большой, над Днепром. Да и сейчас гулять не собирались, просто так было ближе к центру, к автобусам – может, ещё ходят.

Откуда-то из вязкой темноты доносилась музыка - явно, компания с магнитофоном… вокал Планта и струны Пейджа.

There's a lady who's sure
all that glitters is gold,
and she's buying a stairway to heaven…

«Лестница в небо».

Людей не было, они долго целовались посередине моста, наконец, пошли дальше, на выход.

Всё произошло мгновенно, за несколько секунд.

Топот ног. Он успевает развернуться, и тут же получает удар в лицо. Две тени хватают Инку, тянут куда-то влево, в темноту. Рванулся, но чьи-то руки вцепились в волосы, отшвырнули назад, и тут в голове взорвалась граната. Били сбоку, наверно - куском трубы. Или – кастет.

Мгновение. В полной тишине.

Ни угроз, ни крика, никакого «дай прикурить!».

Валялся он долго, как потом выяснилось, больше часа. Под мостом. Приходил в себя медленно, ступенчато. Сначала – гул в голове, потом – залитые кровью глаза, попытка встать на ватные ноги… шатаясь, выбрался на асфальт.

Парк спал. Людей нет. Инны – то же. Он звал, обшаривая в темноте аллею, кусты – ближние и дальние. Нет.

Зажав глубокую, рваную рану – от брови, через висок, к уху, - Игорь брёл по мёртвому городу.

…2008…

Эрик расстегнул дорогой белый плащ. Тепло, не по-октябрьски. А вот дома, в Лозанне, - прохладно, дождь. Интересно, когда это он стал думать о Швейцарии, как о родном доме? Недавно ведь, лет десять… нет, больше… семнадцать. Как Инга родилась.

Он поднялся на мост, прошёл пару метров и облокотился на чугунные перила. Солнце падало справа, на детвору с молодыми мамами, кормящими неугомонных уток и трёх степенных лебедей.

- Мужик, на пиво не одолжишь?

Он повернул голову, и увидел трёх подростков. Лет по пятнадцать… кожаные куртки, заклёпки… цепочки - браслеты. Да…

Но ухмылки уже сползали. Что-то было в глазах у этого крепкого дядьки, очень смахивающего на иностранца… немца. Страшненькие глаза. На их фоне даже шрам – через пол-лица – не производил должного впечатления. И не боится, гад, лежит на перилах, смотрит…

- Ладно, - протянул самый высокий, - нет, так – нет… делов-то…

Игорь медленно выпрямился. Не глядя на шпану, закурил, щёлкнув золотым «Ронсоном», повернулся и пошёл через мост.

Аллея, конечно, уже не та. Расширили, вместо диких кустов – жасмин, что ли…. Скамеечки. А вот под мост - всё равно, скатиться можно.

Он сел на лавку, докуривая, и стал смотреть, как на дальнем конце озера народ гоняет водные велосипеды.

…1974…

…пошёл дождь. Мелкий, прохладный… стало легче. Мысли не то, чтоб прояснились, но хотя бы вернулись назад, в голову, их можно был читать.

Инка. Да, это – первое. Где она… что произошло – понятно, но… куда делась? Может, пока он валялся под мостом, она тоже искала его? Чёрт, ничего не соображаю… опять этот гул, гул и звон. Милиция? Да, наверно – в милицию… позвонить. Что сказать? Побили, а девушка – пропала? А… который час?

Тут он выяснил, что часы исчезли, и не только часы. Карманы были пусты идеально – ни денег, ни сигарет, ни студенческого… выгребли даже мелочь.

Он автоматически брёл в направлении родной общаги, прислушиваясь к нарастающему шуму где-то за глазными яблоками. Судя по тому, что ему так и не встретился ни один человек, было от трёх до четырёх утра.

- А вот, я сейчас постучу, щас я постучу… хулиганьё лагерное…

- Баб Тань, это я, откройте… - он ломился в закрытую дверь минут восемь, пока вахтёрша проснулась, откликнулась, и стала грозить небесной карой и милицией.

- Какой – такой «я»? Звоню вот уже, щас приедут...

- Да, я, я, - Игорь… - ему пришла хорошая мысль, - я ранен, баб Тань…

Просто повезло со сменами. Была б сегодня Васильевна – нипочём бы не открыла.

- Господи! Да где ж тебя… - открыв дверь, вахтёрша быстро превращалась в человека. Тем более, что Игоря она знала – третий курс! – и относилась хорошо… на сколько вообще позволял её начальственный статус.

- Потом, баб Тань… голова… - он стёр опять пошедшую кровь, - а… Инка? Инка – приходила? Нет?

Тётка поджала губы. Баб Тань – это так, для своих… полтинник только-только. А их роман не одобряла – вертихвостка, по её мнению.

- Ну. Дома. Тоже, часа полтора назад стучала, просилась… вот те хрест, если б не ты – не пустила б…

Он уже не слушал. Быстро, как мог, поднимался по лестнице. На четвёртом, своём этаже, сильно закружилась голова, чуть не потерял сознание. А надо было аж на восьмой.

Общежитие спит. Но за дверью номер 805 что-то шуршало, всхлипывало, и сквозь щель пробивался свет настольной лампы. Он тихо постучал, в коридор сразу выскочила явно заплаканная Райка, ближайшая подруга. Глянув на Игоря, распахнула огромные цыганские глаза и зажала ладонью рот.

- Что? Что… там? Как… - Игорь, покачиваясь, держался за стену.

- Лежит, - зашептала она, - на лампу смотрит… молчит… да ведь и так – всё ясно…. Как же это? Где вы…

Он рассказал – в двух словах. Сказал, что пойдёт в милицию.

- Ты с ума сошёл! Какая милиция?! И думать не смей! Чтоб никому и ни гу-гу! Ни слова. Ты ж мужик, ничего не понимаешь…

Коридор стал раздваиваться, удлиняясь до бесконечности.

- Всё. Иди к себе… зализывай раны… время лечит…

Держась за стены, пошёл вниз.

«Зализывай раны. Зализывай раны… зализывай раны… зали…» - он никак не мог понять, почудилось ли ему в Райкином голосе издёвка и презрение?

Не смог. Не защитил любимую…

Не мужик.

…2008…
Солнце – у него за спиной – нырнуло в кроны деревьев. Озеро и противоположный берег потускнели, но народу прибавилось – пары, компании, пенсионеры. Слишком уж хорош вечер.

Эрик покрутил головой и хмыкнул. А ведь – действительно! Вечер, парк, озеро. На одинокой лавочке сидит угрюмый иностранец в белом плаще, со шрамом через полрожи. Жаль, нет тросточки. Кого не хватает? Правильно! Бездомного и этого… Берлиоза. Вон, позади, метрах этак в ста, даже трамвай зазвенел.

Мысль позабавила. Так-так! Быстро нашёл ещё одну аналогию: лавочка стояла на более высоком и менее популярном берегу. Он сидел как бы на сцене, а перед ним, через двадцать метров озера, толпилась гуляющая публика…. Ни дать, ни взять! – Князь Тьмы оценивает изменившееся человечество…

Кстати, судя по недавним бойскаутам, не очень оно изменилось, не очень…

Иностранец. Надо же…

…Игорь никогда не собирался уезжать. Ни на историческую Родину, ни в Штаты… никуда. Зачем? Он и при коммунарах дослужился до начальника производства, и в Перестрелку… пардон, Перестройку, - вошёл, как этот… при хорошей смазке. Представитель крупной фирмы, деньги, командировки – то в Германию, то в Швейцарию…

Там, в Лозанне, он и нашёл Грету… вздор, конечно. Это она его нашла.

…На противоположном конце моста пристроился уличный гитарист.

Серебром – благовест, на стихи, и на звук маракас…

Никогда и нигде, но всегда, и конечно, - сейчас…

Докембрийская осень дала имена паре муз,

А на магме дождя нацарапала свой первый блюз!

…1974…

…на следующее утро его положили в стационар. Зашили рану, но главное - сотрясение мозга. Серьёзное.

Навестила Раиса. С Инкой – ничего, лучше. Просит молчать… никому…

Неожиданно пришёл следователь. Всё-таки, это был кастет, он засветился уже не впервой, и его искали. Игорь рассказал, всё как было, дал опись пропавших вещей. Но… он был один. Сам. Гулял по парку.

Через пять дней его выписали. Студенческая жизнь покатилась дальше. Личная – нет.

Конечно, прямо из больницы рванул в 805ю. Она бросилась к нему, плакала, говорила взахлёб, малосвязно. Туман, туман…. Как и он, добралась до общаги… пешком… плохо помнит…. Только – никому! Слышишь? Никому!

Будто он собирался митинг собирать.

И – всё. Они встретились ещё пару раз, Игорь был - сама нежность, но она отдалялась… отдалялась…. Через неделю просто стала избегать. Наконец выследил и поймал прямо на входе общежития. Сели на скамью.

- Я не знаю. Не знаю… - Инна смотрела на носки туфель. – Прости, Игорь. Сгорело что-то,… сломалось. Ты… - она поднялась с места, - прости. Прости.

Через год она вышла замуж за офицера и уехала в Россию, вроде как в Архангельск.

…2008…

… Марстон встал и пошёл через мост – к дальнему выходу. Возле старика-гитариста стояла одна пара – лет по двадцать. Держались за руки.

Не такой уж он был и старик, полтинник – максимум. Аскетическое лицо, длинные, ленноновские волосы, затёртый турецкий «Левис». Имидж. В чинной Швейцарии таких мало, а вот в Германии, особенно - Голландии, Игорь повидал…

Гитара всхлипнула и замолчала.

Мастер, безусловно, это был Мастер. Он не играл… не брал аккорды или отдельные ноты – он рисовал музыку. Свою, какую-то свою, неведомую и непонятную большинству людей, завораживающую только единицы.

Молодёжь положила в открытый кофр мелочь и ушла. Эрик вдруг вспомнил, что так и не поменял деньги, самая мелкая купюра в бумажнике – пятьдесят евро. Не зная, что делать, он опять закурил, помялся, но всё же вытащил бумажку и бросил на небольшую кучку мелочи. Повернулся к выходу.

- Подождите. Минуту, прошу… - у музыканта оказались глубоко посаженные чёрные глаза. – Минуту… я сыграю… для Вас.

Лёгкий ветерок опять понёс листву, закружил, и опустил в кофр десяток осенних костров. Европейский полтинник затерялся.

Странный день, странный вечер. Игорь даже не удивился – Мастер играл «Лестницу в небо». Пальцы и струны были одним целым, и неизвестно, кто кого перебирал – серебро струн шевелило тонкие, нервные фаланги, или – наоборот.

Волшебник колдовал, низко опустив лицо. Волосы падали на гриф, но не мешали. Эрику стало жутко.

Лиловые ноты на цвет,

На вкус – кисловаты, но спелы.

А лестницы в небо макет

Приставлен к созвездию Девы…

Опять порыв ветра. Марстон побрёл к выходу.

Из полыхающего кленового пламени выпорхнула желтоватая купюра, крутнулась в невидимом дуновении, и опустилась вниз, под мост, на тёмную воду озера.

Никто не видел.

Мастер рисовал звуки.

***

Рис. А. Бучинской.

24.03.12.

---

Дата добавления: 2015-10-21