Новеллистика» репортажей

Суть ситуации лучше всего проявляется в маленьких происшествиях – сюжетах. К примеру, репортер пытается пробраться «на ту сторону», поговорить с людьми в деревне, где еще вчера действовало «бандформирование»:

Когда в бок упирается дуло автомата, совершенно неохота разговаривать.

– Куда едешь, а?

– Не слышу! – орет мне в затылок затянутый с ног до головы в камуфляж омоновец, голова его обвязана по-пиратски черным платком.

– Ноги шире! Руки на бетон! Еще шире! Документы где? Я полез в карман...

– Руки, руки не опускать!

– А как же документы...

– Не твоего ума дело!

Известный журналист Василий Песков, один из мастеров наглядного изображения ситуаций, размышляя о задачах современного репортажа, писал: «...Проблемы находят отклик в сердцах и умах при условии, что человек в повышенно взволнованном состоянии следит за развитием событий, следит за поведением героев, или самого автора. К восприятию тех или иных проблем и истин читателя нужно готовить. Готовить эмоционально. Сначала – взволновать».

Деталь в репортерской картинке может быть не только удостоверивающей или расцвечивающей, но и оценочной (черный платок, повязанный на манер пиратского). Ее еще называют деталь – «окошко», имея в виду, что использование такой детали «открывает вид» на далеко идущие выводы, стимулирует и мысль, и фантазию.

Эмоциональный накал деталей зависит от того, переданы они лишь отдельными штрихами или виден целеустремленный их подбор. Например, гулкое нутро «вертушки» (вертолета) – хороший репортерский образ. Когда такие находки объединяются и выстраиваются, создается эмоциональная характеристика ситуации.

Целеустремленный подбор «эмоционально заряженных» деталей – образных примет – нагнетает экспрессию

Работа через эмоционально заряженные детали вполне способна исказить факт, подправляя реальную картину в соответствии с тенденциозным «видением» автора.

Так, рассказывая о съезде сторонников одной из политических партий, один репортер обратит внимание на «набычившихся охранников», на «назойливое выпячивание» букв алфавита, составляющих аббревиатуру названия партии на фронтоне здания; политический лидер, ненавистный журналисту, будет награжден соответствующими эпитетами: «маленький человечек», «вскочил как клоун», «надсадно вопил, размахивая кулаками» и т.п. В то же время эту же картину этого же съезда другой репортер опишет иначе.

Особенно мощно нагнетает экспрессию так называемая деталь – «символ». Вот, к примеру, репортер – в незнакомых местах, где всего несколько часов назад гремели выстрелы:

«Разбитая полевая дорога, словно вывернутые внутренности земли... Развороченный и сожженный танк... Серые в подпалинах камуфляжа боевые вертолеты, пролетающие едва ни над самой кабиной... Чистенькие сапоги... с ногами, но без туловища, забытые на поляне... Вот приметы войны, щедро оставленные на невеликом, в общем-то пространстве».

Бьющая по нервам, до ужаса наглядная деталь, подсмотренная в реальной жизни, заменяет прямой авторский вывод запоминающимся образом войны.

Такой образ события, ситуации – главный центр репортажа – может передаваться «штрихом» (сапоги на поляне...), но это может быть и целый символический эпизод. К примеру, репортера поразили официанты, снующие по проходам переполненного зала, предлагая миску с гороховым супом и сосиской во время наивысшего накала страстей в предвыборной борьбе; охрипшие, возбужденные депутаты деловито поглощали «свой привычный суп в свое привычное время»...

Помимо темы основной, информативной, для репортажа желательна и другая, «эмоциональная тема» (ее еще называют «особой мелодией события»), которая передается подбором соответствующих деталей. Примерами «мелодии события» могут послужить, скажем, «упорство преодоления» в спортивном репортаже или «радость бунта» в рассказе о манифестации протеста.

Существование такой дополнительной темы, единого эмоционального сценария, делает репортаж очень субъективным способом передачи реальных фактов: у разных людей, в данном случае, журналистов, одни и те же факты могут вызывать разные эмоции.

В результате, в разных изданиях современной российской прессы, освещающих, к примеру, в репортажной манере демонстрации левых радикалов, приуроченные к годовщинам бывших советских праздников, эмоциональные акценты расставляются очень разные: в одних – «мелодия событий» весьма зловеща, в других – воинственно-победительна, в третьих – подчеркнуто фальшива.

Это обстоятельство опять-таки отсылает журналистов к проблемам профессиональной этики, поскольку обвинения в искажении фактов при их подаче «в эмоциональном ракурсе» зарисовок и репортажей весьма существенны, а предупредить их не так-то просто. Ведь речь идет не столько о злонамеренном искажении событий и не только о диктате предвзятости, свойственном партийным изданиям, но, чаще, о стойких личных предпочтениях репортера, прорывающихся в эмоциях.

А возможности личного творчества у репортера, создающего картинку, практически неограниченны, поскольку о реальном рассказывается с привлечением «образной догадки». К тому же, варианты установок автора, диктуемые запросами читательской аудитории, разнообразны: позабавить, развлечь, воодушевить, стимулировать интерес сиюминутным откликом, сохраняющим взволнованность очевидца.

Лиды в зарисовках и репортажах, как и в мягких новостях совершенно свободные, творческие. Возможны заходы с яркого описательного фрагмента, анекдота. Хороши варианты лида с вопросительной интонацией. Желательна демонстрация решительного поступка, или любой неожиданности. В стилистике таких заходов распространен парадокс, в ходу «шокирующий лид» (shocking lead).

Примечательно, что когда тот или иной теоретик пытается все это классифицировать, подсчитав наиболее употребительные «специальные лиды» для мягких новостей, картинок и репортажей, цифра получается каждый раз разная, выплывают все новые названия лидов. Наиболее прав, как кажется, ученый, который остроумно завершил очередной перечень «необходимым уточнением»: «...И все сверх вышеупомянутого...»

В целом воображение автора играет очень большую роль при оформлении картинок, творчески дополняя фрагменты «случаев», расцвечивая их мимолетными замечаниями и репликами.

Все эти особенности, ощутимые «плюсы» репортажей, усиливающие воздействие таких произведений на читателей, могут быть и «минусами», если творческая фантазия способствует искажению подлинной эмоциональной обстановки события, служа личным пристрастиям журналиста, либо особым соображениям. (Крайний вариант, который в данном пособии мы не рассматриваем, – рекламный заказ на демонстрацию «эмоции»).

У каждого, даже самого искреннего очевидца событий может быть свой угол зрения и «своя правда». Какие-то пропущенные детали способны отчасти или даже полностью исказить картину, а значит и впечатление, созданное опубликованными фактами.

Репортер должен спросить сам себя: «Много ли я насочинял, красочно изображая факт?» Например, сообщение о пожаре на корабле живописует: «Пламя бушевало...», разворачивается целая образная картинка происшествия. Однако, изначально употреблен яркий, но в данном случае неуместный глагол, исказивший суть реальной ситуации. (Дело было на танкере, перевозившим нефть. Если бы все происходило так, как красиво описал репортер, пламя бы «бушевало» недолго – взрыв разнес бы все судно. К счастью, пожар, возникший в одном из служебных отсеков, удалось загасить до того, как пламя разбушевалось).

В самой манере писать по-репортажному очень много соблазнов подправить факт, рассказать о нем чуть с большей горячностью, чем он того заслуживает или с деланным равнодушием. И надо опасаться эмоциональных перехлестов, намеренного выпячивания малосущественных, но «нужных» деталей.

Эффект внушения – оружие сильное и обоюдоострое. Здесь очень важны этическая корректность и этический самоконтроль. Тем более, что современные репортеры все шире и профессиональнее используют форму «картинок» для колоритной, детализированной и впечатляющей подачи экстренных и важных новостей.

Дата добавления: 2015-10-21