Репорт 77

Благодарю всех, кто помог мне это пережить.
Экстрагировано из четырех бутылок Т+.
Всё выпито, всё переварено.
Мой вес 60кг (в одежде).

Заполярье. Март. Не сказать, что я в восторге от этого месяца, сказать честно, я вообще не люблю зиму. И не надо мне напоминать, что по календарю уже весна, потому что мурашки от холода бегут совсем не по календарю, и руки коченеют, и пронизывающий ветер с залива. Только не подумайте, что я жалуюсь. Здесь нет повода жаловаться, потому что март не самый противный зимний месяц.
В этот неуютный вечер, когда мы с другом гуляли по городу, психику согревала зарплата, лежавшая в кармане. Хотя сказать, что мы гуляли, будет большим преувеличением, просто вяло шли до аптеки. Товарищ не догадывался о моих намерениях, да и я не сильно надеялся увидеть в аптеке нужное лекарство. Кассирша, пожилая женщина, уставшая под конец рабочего дня, дала сдачи больше чем нужно. Обнаружили мы это уже на улице, и второй раз отстаивать огромную очередь не стали, а прошли сквозь толпу и вернули деньги. Вот так незатейливо, но уже неотвратимо развивалось действие.

Суббота. Вечер. Неспешно иду на работу с толстым кейсом, иду туда, где хоть немного могу побыть один, да и то только в выходной день. Экстрагирование заняло три часа. Очень приятно это делать, не отвлекаясь на лишние разговоры, молча и спокойно выполнять чёткие и законченные движения. Из четырёх бутылочек получился стакан экстракта, я добавил соды, перемешал и попробовал на язык - кислоты не осталось, лишь знакомая горечь. Теперь нужно было это прокипятить, я достал из стола маленький кипятильник и опустил в кружку.

Вспышка была яркой, но перед своей смертью кипятильник успел испарить из экстракта почти пол кружки воды, после чего достойно завершил свое существование в качестве электроприбора. Вещи рождаются, вещи умирают - проплывали мысли, заботливо охраняя равновесие психики - Ничто не рождается, не умирает…

На этот раз ситтера не было, и когда я развеял лишние мысли, то увидел, что всё-таки побаиваюсь выпить эту чашку. Я взял её в руки, она была ещё теплой и согревала ладони. Я поднял голову, расслабил тело и произнёс вслух: в каком состоянии нахожусь, что намереваюсь сделать и по каким причинам. Потом выпил.

Целый час никаких симптомов не чувствовалось. Я сидел на своем рабочем месте перед компьютером и откинувшись на стуле до самой стены наслаждался музыкой. Это была группа "Апокалиптика". Великолепное исполнение, четыре виолончели рождают красивые эмоции, переживая их, переживаешь то спокойную гладь океана, то мощный шторм, то чистый поток ручья, то брызги и пену набегающих морских волн.

На часах было уже пол-третьего ночи, с момента употребления прошло ровно полтора часа, я выключил компьютер, встал со стула и только тогда почувствовал небольшие изменения. Взгляд был немного расфокусирован, тактильные ощущения тела приобрели равномерный характер, внимание распределилось по всем конечностям, не акцентируясь ни на одной из них. Я снял ботинки, сел на диван в полулотос и выпрямил позвоночник.

Не знаю, сколько времени я сидел, уделяя внимание лишь дыханию, позвоночнику и отсутствию движений, но когда я попытался встать, то понял, что просто не смогу это сделать. Тогда я собрал всю волю, что еще оставалась, сосредоточил внимание на ощущении присутствия сознания и встал, что сделать оказалось для меня совсем не просто.

Шаг. Еще шаг, и еще. Я учился ходить. Колени, вместо того чтоб сгибаться, бешено вибрировали. Шаги не были длинными, зато были очень широкие. Еще шаг и я понимаю, что дрожат не только колени, но и все остальное тело. И вот я добрался до своего стула, сел, сделал дыхание равномерным, что получилось на удивление легко. Дрожь значительно стихла, но не полностью, просто притаилась. Что делать? - возникла мысль и тут же исчезла. Я потянулся к чайнику, чтобы включить, но, протянув руку, не включил, как бы не решаясь сделать это, потом опять протянул руку, но снова не решился, посидел, подумал. Что же это? Надо быть решительнее! Тогда я собрался с силами, сосредоточил внимание, отбросил мысль о чайнике и включил компьютер. Затем встал, прошел в центр кабинета и начал выполнять движения, которые без принятия декстрометорфана с виду очень напоминают цигун. Получалось с большим трудом, движения были достаточно скованными и резкими. Было невозможно сделать плавное движение, мозжечок отдавал лишь дискретные значения, либо двигаться, либо замереть. И никаких полутонов. А стоять долгое время на одной ноге оказалось выше моих возможностей. Я вспомнил людей, которые страдают церебральным параличом, и принял ту мысль, что возможно, декстрометорфан подействовал на меня с необратимыми последствиями. Всяко может быть…

***
Всяко может быть.

Два друга - соседские мальчишки, тоже карабкались по дереву, по его нижним и более толстым ветвям. У яблони была раскидистая крона и самая нижняя ветка была не родная, на ней, привитой неизвестно кем росли маленькие красненькие яблочки - полтора сантиметра в диаметре, родители называли их "райскими". Яблоня росла рядом с забором, под которым ровными штабелями ютилась серая цементная черепица, заполняя собой промежуток между стволом дерева и забором. Я с интересом лезу на самую высокую ветку, чтоб оттуда увидеть все вокруг. Что там за той улицей, за которую меня не пускают? По которой в том возрасте я ходил лишь за руку с мамой. Там, по той улице и если немного вправо, то - солдаты! Они большие, серьезные и сильные!

Я обязательно стану как они! А что дальше - за ними? Не знаю, увидел ли я тогда купол собора или нет, который, и по сей день, возвышается за той улицей, как раз напротив бабушкиного двора. Детская память сохранила лишь момент падения: очень медленно я падаю вниз, ветки проскальзывают вверх со скоростью всплывающих в растительном масле мелких пузырей, я медленно делаю движение и обхватываю руками одну из нижних ветвей дерева.
***

Всяко может быть - всплыла уравновешивающая мысль, а за ней воспоминания. Мог и до шести лет не дожить или остаться калекой. Однако ведь - зацепился за ветку.

Чайник я включать так и не стал, иначе пришлось бы часто путешествовать по коридору до туалета, а с такой координацией это не ближний свет. Я снова сел перед машиной и уставился в монитор. Нужно было ввести пароль для входа в систему. Я опустил пальцы на клавиши, и понял, что не помню пароля. Я растерялся. Потом напряг остатки памяти и вспомнил. Решил набрать. На это ушла уйма времени, главной проблемой было то, что я постоянно забывал, на какой букве остановился, поэтому приходилось набирать все заново, чтоб не ввести неверный пароль и не заблокировать систему. Когда появился рабочий стол, то разглядеть надписи под иконками было невозможно. Еще секунд семь я думал - изменять разрешение экрана или нет, так как это мне представлялось неимоверно трудным. После смены разрешения стало лучше видеть, и я даже умудрился отыскать на своём винте дхм-фак, чтобы почитать. Правда, вскоре оставил это занятие и откинулся на стуле.

Сквозь полузакрытые жалюзи, синело окно - значит уже утро. По будильнику я определил точнее - между пол-пятого и семью часами утра. Равномерный шум компьютера стал ощущаться как-то иначе, казалось, будто он свободно проникает в ум невидимыми волнами. Ага… - пролетела мысль - вот так люди могут считать, что общаются с предметами. Я вслушивался в жужжание кулера и винтов, а потом для эксперимента мысленно нажужжал им что-то своё. Ага… - снова пролетела мысль - вот так потом всю жизнь и прожужжишь… Я прекратил мысленно жужжать и стал глядеть вперед - за монитор. А впереди пространство поделилось на сегменты и стало как треснувшая, но не развалившаяся глыба хрусталя. Потом по воздуху поплыли кружочки, потом всякие узоры. Кружочки плыли вертикально вверх, они были разного диаметра, полупрозрачные, серого цвета. Я смог ненадолго сосредоточить на них свой взгляд, чтоб разглядеть, а потом мои зрачки снова пустились в пляску. Вот глюки умалишенного идиота - поиздевалась надо мной пришедшая вновь мысль. Настроение потихоньку ухудшалось, мысли, которые я черпал ведром своей головы, становились все более разрозненными, отрывистыми и хаотичными. Начались "непонятки". Мне вдруг показалось, что я здесь сижу уже несколько дней, что уже пришли сотрудники и один из них ехидно спрашивает - Э-эй, с тобой всё в порядке?! Тут я не вытерпел и ответил - а ты вообще молчи! Ну зачем же так грубо? - с сожалением подумал я через миг, и окинув внимательным взглядом кабинет, никого не увидел. А может, я теперь их и не вижу? Да ну, вряд ли… Постепенно "непонятки" усилились, и я стал ощущать какие-то странные маленькие мирки. Они состояли из сюрреалистических живых механизмов, каждая деталь из которых была сопряжена с остальными неприятным эмоциональным взаимоотношением.

Когда такой мирок представал предо мной, то наиболее неприятные детали, которые были верховными в этом механизме, пытались вовлечь меня в их психологическую игру, обращаясь ко мне как к одной из деталей, стоящей ниже по иерархии, надсмеивались и являли собой саму суть механизма унижения. В конце концов мне это надоело и я сказал им, что они - иллюзия, и являются игрой моего ума в воображении. Но перестали они меня мучить только тогда, когда я встал со стула, и со словами - Да-а-а… Это тебе не Масяня. - пошёл на диван.

***
Масяня.

Костя дрых на диване, когда в дверь позвонили. Валя уже проснулась и нажала кнопку. В полусне я услышал щелчок электрического замка, но вставать так рано не собирался. Я прокатился по матрасу, расстеленному на полу, и окончательно завернулся в плед. Встать всё же пришлось, чтоб открыть вторую дверь. В прихожую зашёл полупьяный Демьян. Снял рукавички, пришитые на резиночках к рукавам, как это было у меня в детстве. На двадцатисемилетнем парне это смотрелось странновато, но очень прикольно, и это хорошо сочеталось с его психическим юмором. Я снова лёг, но потом завернулся в плед как буддийский монах и сел в полулотос похлебать чаю. Вскоре поднялся Костя, стал говорить Демьяну, чтоб в следующий раз принёс и вернул книжку Станислава Грофа, а Демьян вытащил из своего рюкзачка бутылку кока-колы с водкой и принялся её опустошать, щедро предлагая остальным. Разговор весело продолжался, и только моя физиономия являла собой саму серьёзность, которая вскоре мутировала в заинтересованность. В коньяк что-то добавляют - задумчиво говорил Демьян - у меня от него глюки были - крыша чуть не съехала, поэтому я щас в завязке и коньяк не пью. Масяню видел - отвечал он на наши расспросы. Да уж, посмеёшься там - скептически отвечал он ржущему Косте, таинственно и задумчиво обращая взор к небу. Выпили-то мы немного… бутылочку на двоих… ну знаешь, в каких продают… Домой захожу… Хорошо хоть матери не было. Захожу, а там эта компания, Вини пух и остальные… И самая наглая из них - Масяня. Мне-то спать охота, а они между собой галдят, прикалываются. И на меня внимания особого не обращают. Я уж потом прошел в комнату, так они конечно, разбежались по углам, кто под кресло. Стоят, затихли, на меня глядят… Да-а, говорю, пойду, посплю, а они хором - пойди-ка, поспи-ка! Пойди-ка, поспи-ка! Поспишь тут… А им что скажешь? С ними - бесполезно разговаривать. Они ведь мультяшки. Попробуй, объясни, что я спать хочу. Я уж потом к соседу за таблеткой пошёл…
***

Это тебе не Масяня - повторил я, сидя на диване. Я попытался расслабиться, но был измотан переживаниями нелепых мирков, которые даже не были визуализированными полностью, а как бы ускользали от прямого взгляда, и по ощущениям очень напоминали те бредовые состояния, что переживались мной в детстве при высокой температуре. Тогда я лёг на диван и попытался заснуть. Пойди-ка, поспи-ка! - вспоминал я Демьяна.

Начались видения с закрытыми глазами, но мне было не до них, мне хотелось хоть немного отдохнуть. Я ворочался с боку на бок, отгонял доставучие обрывки разных мыслей, впрочем, уснуть так и не смог. В какой-то момент пришла мысль.

***
Мысль.

Такого-то числа, такого-то месяца, две тысячи третьего года, его труп был найден на рабочем месте. Установлено что смерть наступила в результате употребления большой дозы декстрометорфана гидробромида.
- Ни один отец не должен хоронить своего сына…
***

Я чувствовал, что сознание присутствует. Я знал: то, что я ощущаю, называют - жизнь. Я видел, что за окном было уже совсем светло, слышал как чирикали воробьи и играли дети, но я не был уверен в том, что все, что я переживаю в данный момент, не есть - смерть. Может, переход незаметен, и там, откуда донеслась эта мысль, убиваются над холодным телом сына отец и мать.

Я снова сел. Уверен? Не уверен? Да ты сам себе не доверяешь - проскользнула мысль. А как же доверять? Вот так - отозвалась она снова. И в этот момент я почувствовал мощный приток к голове неизвестно чего. Такое ощущение, что голова, как лампочка зажглась ярким, но не видимым светом, и пронизывающий звон в ушах, будто лампочка вот-вот перегорит! Я ошарашено выпучил глаза. Верю! Верю, что ощущаю те чувства, которые переживаю в данный момент! Я сел за компьютер, посмотрел вокруг, будто высунулся из себя как из форточки, и гляжу на улицу. В голове было всё совершенно иначе, будто поток крови по венам усилился во много раз. Что я теперь? Что за состояние, в котором нахожусь? Ригпа? Нет, это вряд ли. Ты опять не веришь себе? Я опять сомневаюсь. Это сомнение или нет? И тут я внезапно всё вспомнил - все мальчики в возрасте шести лет…

***
Откровение ложной памяти, или мессианский бред.

Все мальчики в возрасте шести лет, начинают переживать трансформацию своей сущности. Это связано с тем, что в этом возрасте начинает прогрессивно развиваться второе полушарие мозга. Обычные две личности, которые мирно уживаются в ребенке мужского пола до шести лет, должны вскоре объединиться в одну. Второе полушарие, активно развивающееся в этом возрасте, предоставляет новой единой личности безграничные возможности. Тот ребенок, который сумел прийти к единству в самом себе, и объединить два полушария, становится создателем новой реальности, взаимодействующей с остальными, сотворенными до него. Однако не всем мальчикам это удается, и личности могут войти в конфликт. Тогда остаток жизни он рискует просуществовать умалишенным, погрузившись в свою реальность, которая может оказаться собственным адом. Бывали случаи, когда ребенок погружался до такой степени, что полностью утрачивалась связь с Сетью Миров.

Бог умер. Ницше. Ницше умер. Бог.
Сеть Миров порождена в Один миг, но существует с безначальных времен, относительно внутреннего времени. Порождена Единым Творцом, который в Сети Миров реализовал себя в качестве второго полушария мозга у особей мужского пола. Что явилось для нас и наградой и наказанием. Наградой для принявших Его и наказанием для отвергших. Для Него же существование Сети Миров было Мигом Единым, представшем перед взором Его. И видел Он все времена. Видел Он принимающих Его и отвергающих. И для Него отвергающие умирали и Он умирал для отвергающих. Но отвергающий - не тот, кто принял страдания, оставшись с Ним. Но тот, кто убил Его в собственной плоти, приняв из рук женщины ядовитый плод.

Кто, как не мать, видя страдания ребенка, дает мальчику таблетку, после чего второе полушарие мозга прекращает развитие и отмирает. Отец не может вынести этой трагедии, если он является представителем полнофункционирующего мозга. А если же он - полумужчина, то лучше ему не вспоминать об этом. Потому что если он вспомнит, то вспомнит о том что он и его мать вместе совершили убийство Создателя. Такие воспоминания очень редки. Память о случившимся надежно блокирована. И трагедия забыта как обыденный, не заслуживающий внимания, сон. Оставляя на всю жизнь лишь слабый привкус нереализованности и непонятного чувства сожаления, о давно забытом.
Именно поэтому мало кто помнит свое детство. Поэтому полмужчины, заглушая чувство неудовлетворенности, начинают безбожно пить, или уходят в творчество и работу, но тщетны эти жалкие попытки. И нет выхода из этого. Даже смерть для них всего лишь перемотка кассеты на начало, а затем, снова воспроизведение. И все снова в точности повторится. Варианты могут быть только после шести лет. И лишь перед смертью, после первого инсульта, когда кровь попадает во второе полушарие, полмужчины оказываются перед лицом Его - перед проснувшимся вторым полушарием. Редко кто выдерживает это. У некоторых к этим годам просыпаться оказывается нечему из-за полного отмирания второго полушария. Они просто испытывают сильные головные боли, их жены, узнав об инсульте, снова дают им таблетку и все проходит. Женщины берегут своих мужчин, ведь это для них путевка, чтоб родиться мальчиком, и после шести лет пребывать с мужем единой сущностью.

Иные полноценные мужчины с высоты своего божественного существования потешаются над мужчинами "полудевочками". Прямо при них они позволяют себе выражать непристойное к ним отношение, ведь половинчатый мозг не в состоянии понять их, потому что все понимание уснуло со вторым полушарием. А над той половиной что осталась, они имеют полную гипнотическую власть, и могут заставить его выполнять все что угодно, и после забыть обо всем.
***

И тут я внезапно все вспомнил, это произошло в тот же момент, когда донеслась еще одна мысль - "Такого-то числа и такого-то дня его сердце сжалось, вызвав гипертонический приступ, в результате чего кровь поступила в мозг, пробудив второе полушарие…"

Я сидел, боясь пошевелиться, и не понимая что происходит. То, что я принимал декстрометорфан, теперь не имело ни какого значения. В памяти всплывали различные сцены. Вот - мать дает ребенку таблетку, затем смутное воспоминание диалога, и слова ребенка - …и его больше не станет? Не беспокойся, он просто уснет - отвечает мама.

- …и тогда я останусь один? - …навсегда? - ну мы же с тобой, я и папа. А если б я родился у других родителей, это был бы я или кто-то другой?

Постепенно приходили различные воспоминания, и я не знал, как к этому относиться, срабатывала и спасала меня привычка сомневаться во всем. Но на каждое сомнение Второе полушарие отвечало мне серией новых воспоминаний, заставляя поверить в истинность предыдущих. Так я вспоминал сцены разговоров с приятелями на тему о нашей общей неполноценности и что мы что-то не можем вспомнить. И как мы странно прерываем эти беседы, будто подходим к запретной для себя теме. Вспоминалась Беседа с Петровичем: Что мне с тобой, с "половинчатым" обсуждать эти темы? Вот когда вспомнишь, тогда приходи - поговорим.

Я встал и пошел на диван, прилег. Я чувствовал, что нахожусь на грани нервного срыва. Сейчас, после включения второго полушария мне нельзя было волноваться, потому что я знал, что это обязательно приведет ко второму инсульту и убьет нас обоих, а затем все повторится по кругу. Мой второй внутренний сожитель для этого мира был еще ребенком. Со мной он мог общаться с помощью спонтанно приходящих мыслей, видений и воспоминаний. Выйдя из спячки, он еще только приспосабливался к этому миру, и к этому телу. Он сильно волновался, когда я ставил его под сомнение, и реакцией на его волнение была сильная дрожь по всему телу. Мне было жаль, что именно так сложились события нашего детства. Но я своей вины не признавал не отрицал, я просто не знал. Не знал, даже не смотря на то, какие протуберанцы вытворяла моя собственная память.

Ох сердечко - сердечко. В каком режиме я заставил тебя работать! Сердце билось как высокооборотистый деревообрабатывающий станок с разбалансированными валами. Ты что? - произнес я мысленно, обращаясь к второму себе - хочешь убить нас обоих? По возникшим реакциям я понял, что ему теперь все равно. Так какая же ты нафиг божественная сущность, если тебе безразличны другие существа? Дрожь усилилась, и я принялся контролировать дыхание, чтобы успокоить ее. И я сказал - Кем бы и чем бы ты ни был, я больше никогда не оставлю тебя, даже если свои дни мы закончим в психушке.

Это было трудно сказать, вернее трудно было решиться на такое, но это подействовало, и дрожь значительно стихла.

Пришло время, в которое все чувствуют почти одно и то же, и когда терпеть больше невозможно! Тогда в очередной раз я собрался с силами, встал, и опираясь на стены, осторожно пошел в туалет. Выходить из кабинета было очень страшно! Я испытал такие фобии, о которых даже никогда не подозревал. На площадке перед длинным коридором я встретил одного из сотрудников нашей компании, поздоровался и пошел дальше, чувствуя, как он смотрит мне в след. В коридоре фобии усилились, поэтому когда я добрался до туалета и запер дверь, то вздохнул с огромным облегчением. Потом еще немного постоял в туалете, не решаясь отправляться в обратный путь. Я смотрел на вздымающийся волнами кафельный пол, на то, как дрожат и выгибаются стены, я понял что само по себе это не страшно, пугало то, что этот пол, стены, угол воспринимались как живые существа, вынужденные к существованию в таких формах, именно это было жутко. И хотя логически я понимал, что бояться нечего, но преодолеть навязчивую жуть было очень трудно. Вернувшись в кабинет, я стал задыхаться. Пришлось открыть форточку и через определённые промежутки времени высовываться в нее за глотком свежего воздуха. Нужно было что-то делать, потому что сердце не сбавляло темп, а на лбу выступали огромные капли пота. Я собрался в несколько минут, чайник успел закипеть и перед уходом я выпил пару глотков зеленого чая. Я кое-как сдал ключи на вахту и выйдя на улицу, медленно пошёл к остановке.

Сев в такси, я назвал свою фамилию и номер дома, ещё сказал, чтоб вез как мог быстрее, иначе - сдохну прям здесь. Таксист повез меня к Косте. Мы ехали быстро, и через семь минут я стоял около домов, и на каждом из них была написана моя фамилия и номер. Походкой семидесятилетнего старика я добрался до подъезда, поднялся на лифте и позвонил в дверь. Щелчок замка, общий коридор. Вторую дверь открыл спящий Костя, увидел мои глаза и проснулся. Спокойствие, только спокойствие - повторял я про себя, а вслух сказал - Костик, выручай! Костя измерил мне давление и дал лекарство, чтобы его понизить. Потом я попил чаю, сел на расстеленный матрас и закрыл глаза. Начались видения. Сначала я увидел будто надо мной появились шелковые занавески розового цвета, они куполом развернулись вниз и образовали вокруг меня подобие саамского чума, только яйцеобразно замкнутого подо мной, и не имеющего входа.

Чум был приятный, успокаивающий и просторный. Я рассматривал его изнутри, при этом крутил головой с закрытыми глазами, потом, просто немного посидел в нем и открыл глаза. Костя уже валялся на диване, и я рассказал ему то, что увидел. После этого я посидел немного уже с открытыми глазами и на фоне всего, что вокруг, были видны проходящие мимо люди, проезжающие машины, дома. Я не придал этому видению никакого значения и лег спать. Спать не получалось…

***
Несколько дней спустя.
- Але? Феликс, привет это я.
- Привет, что новенького? Я кстати, ещё не узнавал, пока некогда.
- Слушай у меня к тебе вопрос. Ты меня в воскресенье нигде не видел?
- Не-е-ет. А что?
- Да так просто, узнать хотел. Думаю, вдруг видел.
- А где я мог тебя видеть?
- У кинотеатра, где конечная десятки. Днем где-то.
- Да нет, я вроде дома сидел. А что случилось?
- Да так ничего особенного, потом расскажу.
- Опять что ли?
- Потом расскажу.
- Нет, ты лучше напиши, а я почитаю.
- Ну ладно, хорошо. А ты у Тимы и у Хурина спроси, может они меня видели?
- Хорошо спрошу. Я щас просто занят, работа за несколько дней накопилась.
- Ну ладно тогда, пока.
- Пока. Ты заходи потом - поговорим.
- Ага, ладно. - сказал я и повесил трубку. Кто же всё-таки меня видел? - спросил я мысленно у себя и пошёл на рабочее место.

Вечерело. Я закрутил жалюзи, чтоб не видеть надоевших сумерек, и потянулся к чайнику - включить. Я отвел руку и не включил - странное ощущение...

- Э-эей, с тобой все в порядке?! - прервал мои мысли Паша.
- Ага. - посмеялся я в ответ, а в это время в голове по слогам проплывала мысль - а ты во-об-ще мол-чи?! Оно? Вот ведь блин Масяня, чтоб её…
***

Спать не получалось, но я дремал, чтоб хотя бы тело отдохнуло от изнуряющего трипа. Прошло часа четыре, перед тем как мы снова встали. Когда Костя заносил в комнату горячий чай, Валя попросила его открыть форточку. - Не открою - ответил он - мне будет холодно. Что-то не очень хотелось чаю, да ещё горячего, нагреется тело, поднимется давление, да ещё форточка закрыта, да что-то воздуху мне мало! Наверно Костя почувствовал что-то, - вон как его торкает. Костя наклонил голову на бок, и дико ржа, поскакал на кухню. Валя была не в настроении и серьезно курила, будто ждала чего-то. Она-то сразу все поняла и про второе полушарие, я ведь наводящие вопросы ей задавал, прокололся, она просто молчит чтоб не ушел. Таблетка! Нет, таблетка от давления была, они тогда еще не успели понять. Сейчас либо таблетку в чае растворили, либо создадут условия для сильного волнения, и все, все по кругу! Нет в этот раз мне так нельзя, нет смысла.

- А я сейчас, наверное, зря здесь нахожусь - сказал я Валентине.
- С чего ты так решил? - спросила она.
- Наверное, я сейчас не здесь должен быть.
- Да погоди, попей чайку…

Прискакал Костя с бутербродами.

- Мне только половинку, Кость. Принеси с кухни ножик - сказала Валя, и я насторожился.
- Хорошо, щас попью - сказал я, и потихоньку встал. Я прошёл в коридор, и стал быстро, но неспешно одеваться, когда Костя с ножом прискакал в комнату, я был уже готов выйти. А Костик тем временем уже успел перекинуться с Валей парой фраз.
- А с чего ты решил, что тебе нужно уходить? - как-то странно спросил он. Я что-то ответил ему и спокойными движениями быстро открыл дверь, сердце начинало набирать темп.
- Ты очки забыл - сказал Костя, делая вид, что все в порядке, и будто я просто странно себя повел, он пытался меня остановить.
- Я в следующий раз заберу - ответил я, и про себя добавил - если он будет.

Лифт я ждать не стал, и спустился по лестнице медленным шагом, размышляя о том, что мне делать дальше. Пойти в сопки? Холодно. Была бы хотя б весна, да и то. Кому можно теперь доверять? Никому. Да-а уж. Нет, так нельзя. Кому-нибудь. Хоть кому-нибудь да надо, иначе - никак. Петрович! Петрович, кажется, что-то говорил. Да, он говорил, чтобы я приходил, когда вспомню! И вчера, когда я был у него вечером, он сказал - заходи, я завтра целый день буду дома. И повторил ведь два раза! Наверняка наперед знал! Решено. К Петровичу, так к Петровичу, у него и узнаю - правда это все или нет. Сомнение!!! Тело внезапно задрожало. Если ты дрожать - сказал я себе, то управляй телом сам. Я остановился, дрожь прошла, но тело стояло на месте. Ну что? Ну ладно, давай я тебе помогу. Нам нужно держаться друг друга, мы должны стать одним. А то, что я вспомнил, я ведь достоверно не знаю, ну я знаю, конечно, что я это вспомнил, но что это такое - я не знаю. Оно ведь как бы и не со мной было, а с тобой. Давай станем одним прямо сейчас! И в этот момент я испытал странное и неописуемое чувство, но я понял, что мы - это уже я. Однако координация движений не улучшилась, даже наоборот, мне стало немного труднее управлять телом. С трудом преодолел пешеходный переход, направился вниз к бетонной лестнице. Я шел медленно, зато быстро терял силы - гололед. Кинотеатр остался позади, когда меня окликнули по имени. Я сделал вид, что не услышал, и меня окликнули второй раз. Боковым зрением я увидел силуэт, заходили слева! Со стороны ларьков! Не дойду - подумалось, но я сразу успокоился. От приближающегося силуэта я отмахнулся рукой, так чтоб это было заметно, только ему, и шепотом казал - отстань. И силуэт отстал, а я поплелся дальше, укоряя себя за эти слова.

Петровича не было. Я три раза набирал номер его квартиры на домофоне - бесполезно. Может, отключил он его? Потом, через несколько дней я узнал, что так оно и было - отключил домофон и забыл. Потом… Потом, спустя какое-то время, я приду домой, завалюсь на кровать, и наконец-то смогу уснуть. После, позвоню Вале и Косте, и скажу им, что все в порядке, еще несколько дней я буду находиться в полушоковом состоянии, а вечером этого дня еще будут продолжаться видения с открытыми глазами, и я увижу проплывающие перед глазами строчки текста, написанные неизвестными мне символами. Потом буду жалеть, что не записал их. Потом мои друзья будут слышать от меня фразу - Ты не видел меня в воскресенье у кинотеатра? Но все это потом, а сейчас, я стоял у подъезда Петровича. Я стоял и думал... Затем развернулся и осторожной, но уже уверенной походкой, двинулся на Новое Плато - домой, потому что именно так называется улица на которой я живу, и именно там меня ждут предки.

Автор: Equilibrium

Дата добавления: 2015-10-21