Геннадий Сергеевич перед смертью долго болел. Несмотря на любовь к хулиганству, Васькин оказался неплохим отцом. После того как его ветреная супруга сбежала из дома с любовником, Гена сам воспитывал дочь. Оля любила папу, а Васькин частенько повторял:
- Все в жизни зависит от денег. Нет их - нет тебе ни уважения, ни почета, ни комфорта. Учись, Олька, мне не удалось хорошую профессию получить, поэтому я маюсь грузчиком на базе. Одна надежда на тебя, авось поднимешься, разбогатеешь, я работу брошу, купим дачу!
Но насладиться отдыхом на собственной фазенде Геннадий не успел. Когда у Васькина диагностировали цирроз, врачи не скрыли от него правду, честно сказали:
- Вам осталось меньше года.
Весть о скорой смерти часто меняет человека. Геннадий Сергеевич испугался и начал пить без продыху. Никакие разумные слова медиков и слезы Оли на него не действовали.
- Все равно помирать, - говорил он. - Так хоть погуляю напоследок.
Потом с Васькиным случилось чудо. Он познакомился с адептами учения «Путь апостолов», отказался от водки и стал истово молиться.
Отец притих, говорил медленно, постоянно крестился, а в один день вдруг встал перед дочерью на колени и сказал:
- Прости. Я должен покаяться.
Девушка испугалась и воскликнула:
- Пожалуйста, не надо.
Но Геннадий Сергеевич, не изменяя позы, пояснил:
- После смерти человеческая душа обретает иную жизнь. Я хочу очутиться в раю рядом с Иисусом, для этого мне нужно выполнить программу «Шаги».
- Куда шагать? - не поняла Оля.
Васькин принялся загибать пальцы:
- Надо уверовать в Христа. Молиться каждый день. Соблюдать пост. Не желать никому зла. Очистить свою сущность от скверны. Читать божественную литературу. Но самый важный - последний шаг. Необходимо найти всех, кому причинил боль, кого обидел словом или делом, и извиниться. Если все тебя простят, твоя душа улетит в рай. Если останутся обиженные, их энергия утянет мою тонкую материю в ад. Знаешь, как трудно припомнить все свои плохие дела? Начинать надо с детских лет!
- Жесть, - выпалила Оля. - Я вот не могу найти кое-кого из своих одноклассников. А ты как? И что делать с теми, кто умер?
- К ним можно обратиться после смерти, - на полном серьезе заявил Васькин. - Сорок дней буду пребывать в чистилище, это время специально дают для завершения дел.
Ольга собралась постебаться над глупым отцом, хотела сказать ему, что смешно в наш век верить в сказочку про доброго боженьку, но посмотрела на него и удержалась от колкостей. Если отцу станет спокойнее после похода по знакомым, то Оле не следует мешать умирающему.
- Доченька, я расскажу все плохое, что тебе сделал, - нараспев завел Васькин, - а ты, если захочешь, меня простишь.
Оля кивнула, папа покаялся, ничего ужасного он не сообщил, девушка успокоилась, а Геннадий Сергеевич тем временем принялся разыскивать всех, кому напакостил.
В начале августа в Москве установилась жуткая жара, и Оля простудилась. Она поела мороженого, попила ледяной воды и постригла клиента под сквозняком. В десять утра Васькина была здорова, к полудню начала чихать, кашлять, и хозяйка салона приказала:
- Укатывай домой, даю двое суток на восстановление здоровья.
Васькина еле доехала до дома и упала в постель. Разбудил ее громкий женский голос:
- Ты с ума сошел? Идиот!
- Тише, Люба, тише, - попросил Геннадий Сергеевич.
Васькины живут в здании сталинских времен. Изначально квартира считалась однокомнатной, но комната была тридцатиметровой. Когда Оле исполнилось десять, папа разделил жилье перегородкой. Геннадий не стал возводить кирпичную стену, он построил хлипкую преграду, через которую свободно проникали звуки, зато у девочки появилась собственная спальня.
- Дома кто-то есть? - испугалась гостья.
- Нет, - коротко ответил отец, - дочь на работе, у нее смена до десяти вечера.
- Тогда перестань на меня шикать, - обозлилась тетка.
- Господь велит не повышать голос, Любочка, - сказал отец. - Криком мы привлекаем дьявола.
- Совсем с ума сошел, - возмутилась Любовь. - Рехнулся. Зачем тебе ее адрес?
- Покаяться, - шепнул Васькин. - Грех смыть с души. Надо прощения попросить.
- Дурак, да? - перебила его Люба. - Захотел попасть в тюрьму за изнасилование?
- Божий суд страшнее человеческого, - загудел Васькин. - Судья - тоже человек, погряз в непотребстве, не сможет покарать мою душу.
- Зато быстренько засунет тело в камеру, - заголосила Люба. - Прошло много лет! Забудь!
- Не могу, Любочка! - шепнул Васькин.
- Распрекрасно жил долгие годы, - укорила его гостья. - И нате! Он задумал каяться. А я?
- И тебе лучше признаться, - вздохнул Васькин, - встать перед иконой на колени и произнести: «Иисус Христос, Сын Божий, я грешна». Много лет назад полюбила чужого мужа и почти увела его из семьи. Он собрался уйти от жены, которая никак не могла родить ребенка, но неожиданно та забеременела, мужик решительно порвал со мной и остался с супругой. Сохранить брак он собрался исключительно из-за будущего малыша. Младенец - вот причина, по которой прелюбодей вновь обратил свое сердце к семье. Прости, Иисус! Я не подумала, что беременность - божий знак, и решила заполучить полюбовника. Я наняла Геннадия Васькина, чтобы тот причинил вред жене любимого. Но добрый Иисус не дал семье распасться, а меня наказал. Неверный муж не ушел от жены, которая лишилась малыша». Вот как тебе надо говорить у иконы.
- Отличная идея, - произнесла Люба. - Но ты, покорный сын Христа, запамятовал подробности, которые в корне меняют дело. Я заплатила тебе за побои. Показала бабу, велела накостылять ей по шее, напугать ее, надеялась, что та выкинет ребенка. А ты что сделал? Изнасиловал ее. Не было такого уговора.
- Соблазнился, - признался Геннадий. - Разум мой одолевали демоны, похоть взыграла, вот я и не удержался. Но ты довольна была! Потому как плод в чреве матери от моего богомерзкого поступка погиб. Я теперь раскаиваюсь, провожу дни в молитвах и постах. Прошу коленопреклоненно: Люба, подскажи, где нынче та женщина? Поеду к ней, попрошу прощения!
- Обалдел? - возмутилась Любовь.
- Нет, я к смерти готовлюсь, душу очищаю, мало мне времени на мирские дела осталось. Дай адресок! - продолжил Геннадий.
- Мы давно не встречаемся, - буркнула Люба. - Забудь о своей идее.
- Невозможно. Подскажи ее имя-отчество, - взмолился больной.
- Зачем? - насторожилась Люба.
- По справке ее поищу, - пояснил Васькин, - составлю запрос. Я ведь не знаю ее фамилию, отчество, год рождения. Одно имя известно. Сделай милость, Люба, помоги мне душу спасти. Да и сама покайся, пока не поздно.
- Ты как был швалью, так швалью и помрешь, - отрубила Любовь, - дебошир, хулиган и пьяница. Если будешь про меня ерунду пороть, за решетку угодишь. Никто тебе не поверит. Не смей больше мне звонить.
- Прости, Люба, - прошептал Геннадий.
- Бог простит, - отозвалась тетка, - можешь мне кофе налить? Замерзла я.
- Конечно, Любаша, - засуетился отец Ольги, - но у нас только растворимый.
- Очень хорошо, - ответила женщина. - Не употребляю натуральный, у меня от него изжога.
Раздались шаги, Васькин поспешил на кухню, Люба, похоже, отправилась с ним. Оля не смогла больше ничего услышать.
Через полчаса, когда хлопнула входная дверь, она незамедлительно выбежала на кухню. Отец молча мыл чашки.
- Папа! - заорала дочь.
Васькин вздрогнул и разбил одну кружку.
- Ты дома? - изумился он, осторожно вынимая из раковины осколки. - Почему не в салоне? Заболела? Ой-ой, лицо-то опухло, и голос гундосый. Ложись, дочурка, принесу тебе чаю с медом.
- Это правда? - спросила Оля. - Насчет изнасилования? Только не ври! Я все слышала.
Васькин высыпал осколки в ведро.
- Я давно искоренил в себе лживость. Да, доча, верно, взял грех на душу.
- Как ты мог, - прошептала Оля, - напасть на беременную женщину?!
Геннадий Сергеевич сказал:
- Стыдно! Больно! Я тогда дурной был, служил в магазине рабочим, ящики таскал, двор подметал, много не зарабатывал. У нас ведь как: чем тяжелее работа, тем меньше за нее рублишек отсчитывают. Стою один раз с метлой, подходит ко мне женщина, молодая, хорошо одетая, и деликатно спрашивает:
- Геннадий, вам деньги нужны? Есть дело.
Меня обуяла жадность, а бабенка языком замолотила. Хотела она, чтобы я ее подругу побил. Наврала, что та у нее мужа увела, хорошие деньги мне предложила и попросила:
- Меть по животу. Мерзавка от моего Сереги забеременела. Муж на пару минут удовольствие получил, а потом восемнадцать лет алименты платить будет.
Мне в те годы море было по колено, я дрался по любому поводу бесплатно, злость через край плескалась. А здесь деньги давали.
- Поверить не могу, - шептала Оля.
- Страшный я был человек, - кивнул Геннадий, - налетел на Галину, ударил ее в печень, думал, упадет. А она устояла, на меня посмотрела и сказала:
- Вы животное! Нелюдь.
Ну тут меня и понесло. Ах, я животное? Сейчас ей продемонстрирую зверя! Дальше рассказывать не стану.
- Как же ты потом эту Любу нашел? - удивилась Оля. - Небось она тебе ни своего адреса, ни телефона не оставила.
Васькин сложил руки на коленях.
- Даже имени не сказала. Но через день газета «Треп» статью опубликовала. Я ее в магазине на окне в туалете нашел, прочитал и узнал, что та баба, звать ее Галина, в больнице лежит. И фото поместили, на снимке кровать, рядом на стуле женщина сидит. Я ее сразу узнал, та самая, что мне хрусты отсчитала. Внизу подпись: «Пострадавшая Галина Б. находится без сознания, за ней ухаживает лучшая подруга Любовь Доброва, сотрудница музея». И название его написано!
Помню, я хохотать принялся. Хороша «лучшая подруга»! Держись, доча, подальше от баб, не заводи среди них близких людей.
Теперь, когда настала пора прощения просить, я в музей звякнул, безо всякой надежды поинтересовался:
- Как найти Любу Доброву?
Не чаял ее отыскать, срок немалый прошел, но мне ответили:
- У Добровой сегодня библиотечный день. Приезжайте завтра, она будет с десяти утра.
- И ты поехал, - уточнила Оля.
- Конечно, - ответил отец, - но Люба со мной на службе говорить не стала. Условились тут, у нас дома встретиться. Как ты думаешь, она мне даст адрес Галины? Что-то мне плохо, желудок крутит.
Дочь испугалась, уложила отца на кровать. Геннадию стало лучше, но утром Оля нашла его мертвым.
Медики не заволновались, кончина больного была ожидаемой. Свидетельство о смерти отца Васькина получила быстро.
Девушка примолкла, я, ошарашенная полученной информацией, решила расставить последние запятые.
- Вы похоронили отца и стали шантажировать Любу. Двести евро не очень крупная сумма, но больше у Добровой свободных денег не было.
Оля положила ногу на ногу.
- Мы с ней душевно побеседовали. Я ей прямо сказала: «Сходила к нотариусу, записала свои показания, скрепила их печатью и отдала на хранение. Если на меня хоть пушинка упадет, юрист шум поднимет. Стоит твое подлое спокойствие двести евро». Она согласилась. Немного я за убийство папы получила.
- Геннадий скончался от цирроза, - удивилась я.
Оля мрачно усмехнулась:
- Лечащий врач был у папы замечательный, я ему позвонила, сказала: «Умер Васькин», а доктор приехал, проследил, чтобы тело в морг при его больнице отвезли.
- Душевный человек, - согласилась я.
Васькина как-то странно на меня посмотрела.
- Что не так? - быстро спросила я.
Ольга поводила пальцем по клеенке.
- Ладно. Врача звали Ренат Ибрагимович, он совсем стареньким был, год назад сам умер, от возраста. Когда папа заболел, Ренат Ибрагимович предложил ему: «Есть лекарство, очень сильное, но пока эти таблетки исключительно на животных тестируют. Если не побоитесь, могу вам дать. Но никому ни слова».
Денег он за капсулы не брал, а папе уже было нечего терять. Он стал глотать пилюли и пошел на улучшение, прямо расцвел. Но ненадолго. Месяца три-четыре бойким был - и упс! Ренат Ибрагимович меня просил: если что произойдет, сразу ему сообщить.
Оля опустила голову.
- И вы, обнаружив отца мертвым, выполнили просьбу доктора, - завершила я ее рассказ. - Ну и при чем тут убийство?
Васькина неожиданно заплакала:
- Ренат Ибрагимович попросил, чтобы сделали вскрытие, он хотел посмотреть… ну… в общем…
Я снова пришла на помощь Оле:
- Добрый доктор, наверное, интересовался, как повлияло на цирроз лекарство?
Васькина всхлипнула:
- Он сказал, что папа после смерти может помочь науке.
- И что интересного обнаружил Ренат Ибрагимович? - не успокаивалась я.
Оля вытерла глаза тыльной стороной ладони.
- Печень у него еще держалась, а вот в желудке случилась язва! Она в дырку превратилась, и папа умер.
Я подскочила на табуретке:
- Секундочку! В свидетельстве о смерти нет ни одного слова про язву!
Васькина положила руку на стол.
- Ренат Ибрагимович мне сообщил правду, реально очень хороший врач был, бился за больных до последнего. Он сказал: «Если укажем прободение язвы, это вызовет ненужные расспросы, могут докопаться до приема пока нелицензированного лекарства и затормозить его исследование. А цирроз никого не напряжет: смерть от основного заболевания».
- И вы согласились? - возмутилась я.
Оля пожала плечами:
- Какая разница, от чего он умер? Мне тогда все фиолетово казалось. Цирроз, язва, один фиг. Но после сорока дней я задумалась! Странно, однако!
- Что тебе не понравилось? - тут же спросила я.
Васькина вытянула руку.
- Язва! Это ссадина в желудке, так?
- Можно и так сказать, - протянула я.
- Ей болеть положено! - сказала Ольга. - А у папы после приема того лекарства тошнота отступила, аппетит появился, он есть начал, поправился. Был худой-худой, лишь живот торчал. А как на таблетки сел, вес набрал, а пузо, наоборот, уменьшилось, спал хорошо. Ну, похоже это на язву?
- Лучше навести справки у специалиста, - увильнула я от прямого ответа.
Оля кивнула:
- И я того же мнения. Поэтому с одним из своих клиентов пошушукалась, он хирург, сказал мне: «Оля, есть лекарства, которые имитируют заболевание. Тебя отравили, а на вскрытии видят обычную язву. Я тебе не скажу названия, но слышал о таких».
Васькина подперла щеку кулаком.
- Ну, я и рассудила. Отец умер внезапно. Вечером он с этой Любой беседовал. Нехороший у них разговор получился. Я бы после такого побыстрей ушла. Но тетка неожиданно решила кофе попить, задержалась у нас. С чего бы ей на кухне балдеть, а? Ответ на поверхности! Она папе в напиток отраву подкинула. Люба в музее работает, у них там мумии изучают, всякой химии полно, если отлить немного, никто не заметит.
Девушка примолкла и начала пристально изучать ногти на руке.
- Ты решила шантажировать Любу? Опрометчивый поступок. Если Доброва решилась на убийство один раз, то и во второй не постесняется, - вздохнула я.
Оля снисходительно улыбнулась:
- Я не дура. Сразу предупредила: если со мной чего, юрист в газету бумаги отнесет. Отсчитывай мани-мани или попадешь за решетку.
- И она платила, - вздохнула я, - тебе просто повезло. Долго бы это не продлилось. Любовь была слишком занята личными проблемами, ей казалось легче сунуть тебе двести евро и забыть на время о вымогательнице. Но рано или поздно Добровой непременно надоело бы расстегивать кошелек. И тогда твоя судьба была бы попасть на кладбище. Знаешь, у москвичей часто бывает прободение язвы желудка. Твоя смерть удивления не вызвала бы.
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Глава 20 | | | Глава 22 |