Непостоянство

Часто ли вглядывалась дева из Коринфа в свой рисунок после того, как корабль возлюбленного исчез вдали? Если да, то интересно, сохранился ли он до его возвращения. Сами по себе, без наблюдателей, смотрящих на них, эти древние угольные пещерные росписи – особенно если красители были смешаны с клеем, жиром, кровью или яйцом – смогли сохраниться на протяжении всего ледникового периода и еще десяти тысяч лет летних дождей. Однако с тех пор, как люди обнаружили их и заинтересовались, рисунки стали блекнуть, как если бы излишнее внимание истощало их. Сохранение труда в целостности – существенная проблема для всех художников, но лишь единицы смеют надеяться, что их работы смогут просуществовать пятнадцать тысяч лет. И эти картины прошлого, не защищенные лаком, но защищенные самой стабильной окружающей средой, становятся уязвимыми, когда эта среда вдруг изменяется. Они писались пеплом и теперь превращаются в прах.

Антрополог Десмонд Моррис писал о том, как он был очарован пещерными рисунками Ласко через несколько лет после их обнаружения и как был разочарован, вернувшись туда четыре десятилетия спустя. Сперва он было решил, что это память сыграла с ним злую шутку, однако впоследствии узнал из отчета, что дело в самих рисунках, начавших тускнеть из-за постоянного присутствия множества людей. В середине 1990-х годов власти закрыли Ласко для посетителей и потратили огромные деньги на создание точных копий пещер, дающих туристам возможность увидеть картины, не причиняя им вреда своим дыханием. Но ведь истинное чудо этих пещер на самом деле не в аккуратных угольных контурах бизонов и даже не в оттенках охры, а в том, что однажды днем (или ночью при свете факелов) пятнадцать тысяч лет назад (а в случае Шове – и все тридцать тысяч лет) этих камней коснулись руки художников. Они говорили на непонятных нам языках, в их сознании было полно образов, ритуалов и правил, о которых мы сегодня можем только догадываться, но все же послания эпохи, предшествующей ледниковому периоду, дошли до нас через эти рисунки. Создание макета пещеры в мельчайших деталях и копирование рисунков современным углем не смогут даже приблизительно передать магию общения через тысячелетия и напомнить о том, что люди рисуют столько, сколько существует человечество.

Уголь

Как было известно той легендарной древней художнице из Коринфа, уголь почти всегда можно найти там, где горел огонь. Но, отправляясь в путешествие на поиски этого древнего красителя, я решила быть более прозорливой и не ограничиваться ближайшим камином. Одним из наилучших образцов этого материала является уголь из ивы, который Ченнини рекомендовал своим читателям еще в XIV веке для создания наброска, поскольку «ничто иное с ним не сравнится». И действительно, глядя на чрезвычайно проработанный этюд Леонардо да Винчи в Национальной галерее в Лондоне, понимаешь, насколько уголь может быть мягким и реагировать на малейшее движение руки мастера, оставаясь при этом предельно твердым для создания четких контуров фрески.

Сегодня тот же сорт угля можно найти в краю яблочного сидра – на равнинах Юго-Западной Англии, где я натолкнулась на историю о коробках печенья, сожженных урожаях и яростной решимости больного человека победить бедность.

Угольная ива отличается от плакучих ив, излюбленной темы древней китайской живописи, или тех деревьев возле рек вавилонских, на которых евреи вешали свои лиры, прежде чем оплакивать родину. То дерево импортировали в Европу и Америку в XIX веке, когда в моду вошел восточный стиль, а в древности из ветвей этого растения жены викингов сплетали корзины, пока их мужья прокладывали новые морские маршруты и занимались грабежом на старых. Они называли их «viker», именно от этого слова и происходят староанглийское «wikan» («сгибать») и современное английское «weak» («слабый»), хотя вообще-то корзины эти невероятно прочны. Когда ива растет в поле, она больше похожа на зерновую культуру, чем на дерево; после «скашивания» она поначалу напоминает оранжевую стерню в рост человека, но узкую, наподобие лозы. Ива засаживается весной, и ранний рост контролируется тем, что она служит кормом скоту. В противном случае мороз остановит рост растений, а прутья завьются сами по себе и будут бесполезны.

Угольный карандаш – известный с древних времен живописный материал, однако главный британский поставщик выпускает угольные карандаши лишь последние сорок лет, да и то их производство возникло лишь благодаря чистой случайности. Или, скорее, двум случайностям. Первая была неприятной: однажды осенью в середине 1950-х годов пожилой Перси Коатс, поскользнувшись, упал. Два месяца он был слаб, как те ивовые прутья, которыми он торговал, и его мучили мысли о том, где бы раздобыть денег. Некогда торговля ивой, упаковочной пленкой своего времени, приносила ему немалый доход, и почти на каждом торговом корабле, покидавшем Ливерпуль или Лондон, груз хранился в ивовых корзинах. Но между двумя мировыми войнами они постепенно вышли из моды. Ивовые корзины вытеснил пластик, и компания оказалась на грани банкротства. Но чем еще прикажете торговать, если здесь растет только ива?!

И вот тут-то мы переходим ко второй случайности. Однажды утром Перси, лежа у камина в беспокойстве и раздражении, вдруг увидел в куче золы то, что изменило его жизнь. Это был кусочек сгоревшей ивы, тонкий и гладкий. Камин в доме Коатсов разжигали, как и многие поколения прежде, ивовым прутиком. Обычно он превращался в золу и смешивался с остальным пеплом.

«Но этот маленький кусочек почему-то уцелел и выкатился из камина», – сказала мне невестка Перси, Энн Коатс.

Перси подобрал его и начал выводить каракули, и так, совершенно случайно, родилась идея основать новое торговое предприятие. По-моему, весьма символично: он должен был сжечь свое дело дотла, чтобы потом возродиться из пепла, словно феникс. Коатс, пока болел, проводил эксперименты по обжиганию кусочков ивы в коробках из-под печенья. В XIV веке Ченнини советовал производителям угля связать ивовые прутья в пучки, положить их в герметичный сосуд (в те времена это было потрясающее новшество). Далее Ченнини рекомендовал следующее: «пойти вечером к пекарю, после того как тот закончит работу, и положить сей сосуд в духовку; пусть остается там до утра. Утром посмотри, хорошо ли эти угли обожжены, достаточно ли гладки и черны».

Шесть столетий спустя так же станет экспериментировать и Перси Коатс: он будет оставлять иву в старой духовке на разное время и проверять, насколько полученный в результате уголь годится для рисования. Все не так просто, как может показаться, и иногда эти коробки из-под печенья завершали жизнь на заднем дворе, выброшенные вон в ярости после неудачного эксперимента. Уголь, предназначенный для художников, имеет ряд хитростей: он должен быть обожжен равномерно по всей длине для получения однородного черного цвета. Но в конечном счете Перси преуспел, и сегодня в Великобритании едва ли найдется школьный класс, в котором нет коробки с угольными карандашами Коатса.

Дата добавления: 2015-10-16