Т а м же.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ТЕАТР ЭПОХИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ БУРЖУАЗНЫХ ОТНОШЕНИЙ

ВВЕДЕНИЕ

Эпоха, получившая наименование Возрождения, была време­нем разложения старой, феодальной формации и закладки основ новой, капиталистической. Это было время формирования евро­пейских буржуазных наций в рамках крупных национальных государств, период ослабления диктатуры церкви и победы «жизнерадостного свободомыслия» '.

«Это был величайший прогрессивный переворот из всех пере­житых до того времени человечеством» ².

Этот переворот был совершен во всех областях общественной жизни — в экономике, политике, науке, философии, литературе и искусстве. Мысль человеческая развивалась с необычайной смелостью, раскрывая одну за другой тайны, которыми окружала людей природа.

Заря Ренессанса блеснула первыми лучами в Италии и по­степенно осветила все западноевропейские страны.

Данте, Петрарка, Боккаччо, Леонардо да Винчи, Джордано Бруно, Микельанджело, Галилей, Рафаэль, Рубенс, Сервантес, Лопе де Вега, Рабле, Бекон, Шекспир — воистину гении, титаны науки и искусства, порожденные этой эпохой.

Переворот, совершенный в Европе в середине XVI века, был последствием длительного процесса развития производительных сил — процесса, совершавшегося медленно и постепенно, когда внутри старых феодальных производственных отношений стали возникать элементы нового, капиталистического уклада.

¹ Ф. Энгельс, Диалектика природы, Госполитиздат, 1952, стр. 4.

Т а м же.

–Время, которое к истории культуры зовется эпохой Ренессан­са, в области социально-экономической называется «периодом первоначального накопления капитала».

Процесс первоначального капиталистического накопления вы­разился в экспроприации средств и орудий производства у тру­дящихся масс города и деревни; в городах в связи с развитием крупной мануфактурной промышленности происходило превра­щение мелких производителей в наемных рабочих, а в дерев­нях рост крупного землевладения совершался путем хищниче­ского захвата общинных земель и почти поголовного обезземе­ливания крестьян, становившихся батраками или бродягами-пауперами.

Характеризуя эти процессы, К. Маркс писал в «Капитале»: «Экономическая структура капиталистического общества выросла из экономической структуры феодального общества. Разложение последнего освободило элементы первого... Итак, исторический процесс, который превращает производителей в наемных рабо­чих, выступает, с одной стороны, как их освобождение от фео­дальных повинностей и цехового принуждения... Но, с другой стороны, освобождаемые лишь тогда становятся продавцами са­мих себя, когда у них отняты все их средства производства и все гарантии существования, обеспеченные старыми феодальны­ми учреждениями» *.

Вторым источником первоначального накопления были раз­бойничий грабеж колоний и узаконенное государством пиратство на морях.

«Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, иско­ренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги к завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на черно­кожих — такова была утренняя заря капиталистической эры производства» ². •

И наконец третьим источником накопления богатств в ру­ках нового класса была секуляризация церковных земель и кон­фискация церковных имуществ. В этом отношении реформация послужила началом целого ряда явлений, ускоривших процесс становления капиталистических порядков. Новые церковные установления, разорвавшие связь между государством и папским престолом, привели к расхищению церковных имуществ и экспро­приации большой массы монастырских крестьян. «Уничтожение монастырей... превратило в пролетариат их обитателей. Сами церковные имения были в значительной своей части отданы в

' К. Маркс, Капитал, т. I, Госполитиздат, 1951, стр. 719. ² Там же, стр. 754.

–подарок хищным королевским фаворитам или проданы за бесце­нок спекулянтам, фермерам и горожанам, которые массами сго­няли с них их старых наследственных арендаторов и соединяли вместе хозяйства последних» ¹,

Образование массы трудящихся, лишенных средств производ­ства, открыло перед буржуазией новый и наиболее мощный источник обогащения — невиданную по своей жестокости эксплу­атацию трудового народа. Появление большого количества де­классированного люда предоставило bi распоряжение предприни­мателей дешевые рабочие руки. И государство, теперь уже покро­вительствующее буржуазии, создавало законодательство, которое путем кровавых репрессий вынуждало обездоленных тружеников за самую мизерную плату поступать на работу в городе к пред­принимателю на открывшиеся мануфактуры или в деревне — к помещику.

Такова была оборотная сторона этого величайшего прогрес­сивного переворота — времени, вписанного «в летописи человече­ства пламенеющим языком меча и огня»².

Высоко оценивая этот период в истории человечества, ука­зывая на то, что «только теперь, собственно, была открыта земля», сломлена «духовная диктатура церкви» ³ и положено на­чало невиданному расцвету искусства и научному исследованию природы, классики марксизма в то же время с гневом и отвра­щением отмечали, что «новорожденный капитал источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят» ⁴.

Новый мир рождался в обстановке всеобщей революции, в авангарде которой шла буржуазия, но оплотом, действительной и всесокрушающей силой этого движения был народ — бедняки в городах и крестьяне в деревнях, в боях отстаивавшие свои человеческие права и гражданские свободы.

Жакерия во Франции (1358), движение чомпи в Италии (1378), гуситские войны в Чехии (1369—1415), восстание Уота Тайлера (1381) и Джека Кеда (1450) в Англии, каталонское восстание в Испании (1462), Великая крестьянская война в Гер­мании (1525) — эти народные революции потрясали основы феодализма.

Таким образом, две силы — народ и буржуазия,— действую­щие сообща в своей борьбе с феодализмом, участвуя совместно в свершении «величайшего прогрессивного переворота», в то же время выражали и разные стороны этого процесса.

¹ К. Маркс, Капитал, т. I, Госполитиздат, 1951, стр. 725.

² Т а м же, стр. 720.

³Ф. Энгельс, Диалектика природы, Госполитиздат, 1952, стр. 3. ⁴ К. Маркс, Капитал, т. I, стр. 764.

9—Ю28 ^29

–Диалектика исторического процесса заключалась в том, что эти разные стороны эпохи Возрождения — народно-освободи­тельная и буржуазно-накопительская — в плане идеологическом воплощались в систему воззрений, которые, имея общие черты, заключали в себе и резко противоположные устремления.

Выступая против феодального рабства, провозглашая идеи свободы и равенства, идеалы разума и справедливости, народ практически выражал свой протест против разделения общества на господ и рабов.

«Немецкая крестьянская война, — пишет Энгельс, — про­рочески указала на грядущие классовые битвы, ибо в ней на арену выступили не только восставшие крестьяне,— в этом уже не было ничего нового,— но за ними показались предшественни­ки современного пролетариата с красным знаменем в руках и с требованием общности имущества на устах» *.

Но идеи, выдвигаемые народом в этой борьбе, часто были заключены в форму христианских заповедей или патриархальных законоположений. Новое мировоззрение нуждалось в более опре­деленных идеологических установках, в более четкой, рациональ­ной форме. Наличие общности антифеодальных устремлений буржуазии и демократических масс народа делало буржуазию активной участницей в создании новой, прогрессивной идеологии.

Буржуазия сыграла в истории революционную роль. Но, пре­следуя классово определенные цели, буржуазия, естественно, должна была вырабатывать и чисто классовую идеологию, идео­логию «голого интереса и бессердечного чистогана». И это накладывало явственный отпечаток на культуру Возрождения, придавало ей двойственный характер.

Противоречия этой культуры определялись, таким образом, двусторонним смыслом самого переворота, который, выражая общенародную борьбу против феодализма, оставался nepeso- ротом буржуазным, ограничивающим свою историческую цель сменой одной формы эксплуатации другой, заменой феодальных производственных отношений капиталистическими.

Буржуазия, борясь с феодалами, охотно поддерживала на­родные восстания. Исторический смысл этого союза заключался в том, что крестьянские движения, подрывая феодальный строй и укрепляя буржуазные отношения, способствовали усилению городов и незаметно для себя готовили нового, не менее жесто­кого хозяина. Если крестьянские восстания способствовали победе буржуазии, то измены городов были постоянными и главнейшими причинами гибели крестьянских революций. Бур­жуазия ревниво следила за ходом плебейских восстаний и во

¹ Ф. Энгельс, Диалектика природы, Госполитиздат, 1952, стр. 3. 130

–всех случаях, когда народное движение выходило за пределы борьбы против феодальных устоев и грозило разрастись в соци­альную революцию, предавала народ.

Эпоха прогрессивного переворота принесла непосредственную победу буржуазии. Народные массы были обмануты и по-ново­му, с еще большей силой подверглись угнетению. Но в те годы, когда буржуазия вместе с народом шла на штурм феода­лизма, были выработаны освободительные, гуманистические идеи, которые воодушевляли лучших идеологов гуманизма и служили для самого народа источником неумирающей веры в свои силы, стимулом непреклонного стремления бороться и побеждать общественное зло.

Важнейшей идеей великих гуманистов была идея о человеке как хозяине своей судьбы, независимом от божественного произ­вола, живущем собственным разумом, собственными страстями и волей. Такой разумный и деятельный человек был резко противопоставлен средневековому человеку. Новый человек являлся порождением нового уклада жизни. Естественно, что в центре новой идеологии стал образ человека, свободного в своих мыслях, в своей вере, bi своих чувствах и страстях, обладающего всей полнотой знаний своего времени, человека, которому гума­нист Пико делла Мирандола пропел восторженный гимн в речи «О достоинстве человека», провозгласив! его богоподобным, а Шекспир устами Гамлета объявил «красой вселенной», «венцом всего живущего».

Место аскета и фанатика в общественном сознании заняла личность сильного, свободного и разумного человека. В этой победе гуманистического идеала над церковным заключался факт огромного исторического значения.

Но культ сильной индивидуальности содержал в себе не только прогрессивный смысл. Здесь таилось оправдание черст­вого эгоизма, хищнического корыстолюбия, оправдание любых средств для достижения личных целей, личной выгоды. Идеали­зация сильной личности, обладающей властью, обусловливалась еще и тем, что буржуазия была заинтересована в королевской власти, могущей обеспечить ей беспрепятственное обогащение.

Уже Данте (1265—1321) видел растущую роль денежного расчета в общественной жизни и осуждал его, называя жад­ностью. Но через сто лет буржуазные идеологи объявят «хозяй­ственностью» то, что Данте осуждал, и будут, как это сделал Л. Б. Альберти (1407—1472), обожествлять жадность, считая ее основой благоустроенного общества. Еше позже Макиавелли (1469—1521) создаст теорию, оправдывающую поведение чело­века, устремления которого основаны только на личном интересе и который пользуется любыми средствами для достижения

9* 131

–власти. Именно так усвоит себе буржуазия материалистическую концепцию мира, торжество сильной человеческой индивидуаль­ности.

Такое же двойственное значение имела и идея свободы. Прогрессивный ее смысл был огромен. Рожденная народом в борьбе с феодализмом, идея свободы заняла центральное место в идеологии Ренессанса.

Если феодальное поместье было цитаделью крепостничества, то буржуазный город, хотя и находился в системе феодальных отношений, был местом зарождения и процветания свобод. Че­ловек, проживший в городе больше года, даже если он был по­следним крепостным холопом, становился свободным.

Феодальный порядок лишал человека свободы действий и свободы мышления. Поэтому борьба за свободу совмещала в себе политическую и идеологическую борьбу и объединяла бур­жуазию с крепостным крестьянством: борьба за личную свободу была борьбой с крепостным правом в деревне и с дворянским своеволием в городе.

Гуманисты, люди новой культуры, ощущали идею свободы как главный символ своего времени, как самое драгоценное приобретение человека, которое освобождает его от прошлого угнетения и дает возможность утвердить собственную личность. Никто в то время не выразил этой мысли лучше, чем Сервантес. Он вкладывает в уста Дон Кихота такие слова: «Свобода, Сан-чо, это величайшее благо, дарованное небом человечеству; с ней не сравняются самые драгоценные сокровища, таящиеся в недрах земли и в глубине морей. И, напротив, рабство — вели­чайшее несчастье, которое может постигнуть человека».

В области политической свобода очень рано, еще в Италии XIV века, стала противопоставляться тирании, системе полити­ческого порабощения. Уже у Боккаччо мы находим прекрасные, полные гражданского пафоса слова: «Нет жертвы более угодной богу, чем кровь тирана».

Но идея свободы в период первоначального накопления име­ла и совсем другую, циничную и грубую сторону. Она оборачи­валась для предпринимателя и колонизатора в право попирать все и всяческие моральные и правовые установления, в неогра­ниченное, ничем не сдерживаемое право наживы.

Характеризуя эту «свободу», Маркс и Энгельс писали в «Манифесте Коммунистической партии»: «Буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патри­архальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его «естественным повелителям», и не оставила между людьми ни­какой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного

–«чистогана». В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энту­зиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и благоприобретенных сво­бод одну бессовестную свободу торговли» '. Так в это время другой своей стороной оборачивалась идея свободы.

Третьим величайшим достижением культуры Возрождения было материалистическое вюсприятие природы, которое Энгельс называл «открытием земли».

Людям феодального мира церковь запрещала восхищаться природой; все ее красоты были объявлены преходящими, ^низ-менными, как и самая плоть человека, грубый и временный со­суд его духа. Новый человек входил в жизнь как хозяин; для него природа, окружающий его мир были объектом его деятель­ности, его практики; он должен был изучить их, чтобы покорить и заставить служить себе. Он должен был исследовать недра земли — этого требовала развивающаяся промышлен­ность; он должен был пересекать моря—этого требовала раз­вивающаяся торговля. Естественные науки вырывались из-под власти теологии и с революционной смелостью завоевывали себе право на существование.

Наука была вернейшим другом и помощником в деле вели­чайших завоеваний эпохи. Открытие Америки, кругосветные путешествия — эти замечательные события истории — осущест­влялись с помощью ренессансной культуры. Недаром Колумб был учеником Паоло Тосканелли, а Магеллан обучался наукам у математика и астронома Руи Фалейро.

Параллельно с научным исследованием природы шло ее по­этическое восприятие. Новый человек с радостью ощутил себя детищем природы, почувствовал ее красоту, и это постепенно получило богатейшее отражение в поэзии и живописи.

Гуманисты признавали законность интереса к чувственной, эмоциональной жизни человека. Это был удар по главной фор­муле аскетической идеологии средневековья. Из апологии чувств вырастало прославление любви в новеллистике, в лирике, в эпо­се и в драме — от «Декамерона» до «Ромео и Джульетты».

Но, доверяясь естественным склонностям человеческой нату­ры, гуманизм требовал от искусства преодоления грубой чувст­венности. Однако это чувственное начало выступало и в своем грубом и непосредственном виде. Оно порой давало себя знать в сфере искусства и особенно было заметно в обыден-

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс, Манифест Коммунистической партии, Госполитиздат, 1952, стр. 35.

–ной жизни господствующих классов, где мир эгоистических стра­стей торжествовал безраздельно, где в погоне за наслаждениями считалось дозволенным все. Хроники этого времени запол­нены бесчисленными рассказами о диком разгуле чувственности, о повсеместном разврате, о кровосмесительных браках, о семей­ных преступлениях, об убийствах и отравлениях. Самые злокоз­ненные преступники сидели на папском престоле, на княжеских тронах, в советах синьории. Материальный интерес, удовлетво­рение личных потребностей — вот что являлось стимулом пове­дения. При таком взгляде на вещи цель оправдывала любые средства.

Новая идеология, особенно на первых порах своего развития, часто использовала опыт античной древности. В Италии обраще­ние к античности было наиболее активным и органичным.

Страна, богатая памятниками старины, где величие древнего мира было живой легендой, взяла на себя миссию раскрыть перед человечеством сокровища античного искусства. Воскрешая формы античной культуры, Италия считала, что она по праву наследует минувшую славу древнего мира. Дело представлялось так, что наследник Рима Константинополь, хранивший в рукопи­сях и произведениях искусства душу античной культуры, пока Европа оставалась в средневековом мраке, передал это богат­ство Италии как фундамент новой культуры.

Люди, посвятившие себя изучению и распространению ан­тичной литературы и философии, называли свою деятельность «гуманизмом» от латинского слова humanus — человеческий. Этим утверждалось, что содержание новой культуры, создавае­мой людьми, — ценности человеческие, земные, и что эта новая культура противоположна феодальной культуре, вдохновляющей­ся не человеческими, а божественными (divina) идеалами.

Но наряду с гуманизмом в широком смысле этого слова су­ществовало направление, руководимое чисто филологическими и узкоэстетическими интересами, основанное исключительно на музейном изучении античного искусства. Обладая определенны­ми положительными качествами, пронизанное антиаскетическим духом, это направление гуманизма было в то же время обособ­лено от интересов народа, а порой и открыто чуждо им. Оно ■носило замкнутый, келейный характер и по своей социальной природе тяготело к аристократическим кругам. Гуманистов по­добного толка Энгельс называл «филистерами, не желающими обжигать себе пальцы».

Активное восприятие идей и образов античного искусства было ответом на требования нового времени. Античное наследие способствовало формированию' реалистических принципов твор­чества, но безоговорочное признание авторитета античного ис-

–кусства таило в себе и отрицательные стороны — двойственный характер культуры Возрождения сказался и в этой области. Древнее искусство, полное высоких идей, гражданского пафоса и отражающее живую жизнь античного мира, препарировалось кабинетными учеными и придворными поэтами. И эта своеобраз­но препарированная античность, лишенная жизни, возводи­лась в абсолют и становилась гибельным препятствием на пути развития национального творчества. Славные традиции античной культуры превращались в мертвенную эстетиче­скую схему, противопоставляемую современной художествен­ной практике. Ученые-гуманисты с высоты созданного ими античного идеала судили о национальном искусстве и вы­носили ему беспощадный приговор. Они видели в этом искусстве нарушение тех абсолютных норм, которые они провозгласили вечными и неизменными законами прекрас­ного, освященными авторитетами Аристотеля и Горация. Итальянские гуманисты-классицисты отрывали от народных корней национальную драматургию; классицисты в Испании, претендуя на роль законодателей вкуса, травили великого Лопе де Вега; правоверные сторонники античности, вроде поэта-аристократа Сиднея, глумились над народной драмой в Англии, а ученые французские поэты, объединенные в «Плеяде», отрицали какие бы то ни было достоинства за «варварским» национальным искусством, говоря, что «наибольшая часть ма­стерства заключается в подражании», и демонстративно заяв­ляли: «Нам нравится лишь то, что не соответствует народному вкусу». Так под лозунгом подражания древним происходил от­каз от самобытных, народных основ искусства.

Историческое значение открытия древней цивилизации за­ключалось, конечно, не в раболепном следовании античным пра­вилам и образцам. Действительное содержание этого огромного события имело совершенно иной смысл. Оно лучше всего выяс­няется в прекрасных, полных поэтической силы словах Энгельса:

«В спасенных при падении Византии рукописях, в вырытых из развалин Рима античных статуях перед изумленным Западом предстал новый мир — греческая древность; перед ее светлыми образами исчезли призраки средневековья; в Италии наступил невиданный расцвет искусства, который явился как бы отбле­ском классической древности и которого никогда уже больше не удавалось достигнуть. В Италии, Франции, Германии возникла новая, первая современная литература. Англия и Испания пере­жили вскоре вслед за этим свою классическую литературную эпоху» '.

Ф. Энгельс, Диалектика природы, Госполитиздат, 1952, стр, 3.

–Главный смысл возрождения античной культуры Энгельс ви­дел в том, что этот мощный толчок предопределил развитие на­ционального реалистического искусства. Истинными творцами великого искусства Возрождения были не ученые педанты — эти люди «второго и третьего разряда», как их пренебрежительно называл Энгельс, а действительные духовные вожди и учители пробудившегося человечества. Это были титаны «по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености». Это они выразили во всей полноте и силе прогрессивный смысл великого переворота, потому что «были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными». «Они почти все живут в самой гуще интересов своего времени, принимают живое участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной пар­тии и борются кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим вместе. Отсюда та полнота и сила характера, которые делают их цельными людьми» '.

Все они были кровно связаны с народом, знали его тяготы, воззрения и мечты. О благе народа думал Сервантес, когда за­ставлял своего благородного рыцаря клеймить несправедливости окружающего мира. О правах народа заявлял Лопе де Вега, ког­да с пламенным вдохновением показывал в «Фуэнте Овехуна» революционное восстание крестьян. О силе народа, о его здо­ровье, уме, юморе писал в своей книге Рабле. Мудростью наро­да, его страданиями, гневом и оптимистической верой были проникнуты трагедии Шекспира. Мечтой народа о справедливой, разумной жизни вдохновлялись Томас Мор в своей «Утопии» и Кампанелла в своем «Государстве Солнца». У них обоих гумани­стическая мысль была уже озарена первыми проблесками социа­листических идей.

Прямая критика современных порядков, которая складыва­лась в целой серии утопических формул — таких, как в «Госу­дарстве Солнца» Кампанеллы или в «Утопии» Мора, — может получить подлинное объяснение лишь в связи с теми эпизодами борьбы народных масс, о которых знали Кампанелла и Мор, наблюдая их в настоящем и изучая в прошлом.

В идейной борьбе, непрерывно кипевшей в европейском об­ществе и отражавшей классовую борьбу, великие деятели науки и искусства всегда стояли на защите права народа на существова­ние, достойное человека, права личности на свободу и совершен­ствование. И если они прямо не становились на сторону револю­ционного народа, то всем направлением своего творчества они расшатывали те устои общества, которые устанавливали пра­вящие классы.

¹ Ф. Энгельс, Диалектика природы, Госполитиздат, 1952, стр. 4. 136

–Народное, гуманистическое содержание искусства становилось тем отчетливее и ярче, чем крупнее и талантливее были худож­ники.

Не всегда осознавая революционные цели народа, великие гуманисты остро ощущали «обстановку всеобщей революции», в которой они жили. Они сознавали глубокое различие между мировоззрением феодальным, церковным и мировоззрением но­вым, между культурой аскетической и культурой, утверждающей живое, полнокровное восприятие жизни. Передовые люди Возро­ждения всем своим существом ощущали дыхание нового мира. «Умы проснулись! Жизнь стала наслаждением!» — восторженно восклицал немецкий гуманист Ульрих фон Гуттен. В Италии это ощущение новой жизни царило уже с XV века. Во Франции Рабле в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» начертал панегирик новому просвещению; Гаргантюа писал в письме к своему сыну Пантагрюэлю: «Что касается познания явлений природы, я хотел бы, чтобы ты отдался ему с любознательностью, чтобы не было ни моря, ни реки, ни родника, коих рыб ты бы не знал; и всех птиц в воздухе; все деревья, кусты и кустики леса, все травы на земле, все металлы в недрах ее, все драгоценности востока и юга — все это изучи, пусть ничто не будет тебе неизвестно». Смысл нового времени прекрасно выразил Джорджо Вазари, когда в 1550 году в книге «Жизнь замечательных живописцев, скульпторов и архитекторов» ввел в обиход слово la Rinascita в том смысле, в каком оно в своей французской форме la Renais­sance и в русской — Возрождение стало наименованием времени «прогрессивного переворота».

Но то, что с радостью воспринимали передовые люди Ре­нессанса как решительный переворот, совершившийся во всех областях культуры, зачастую отрицается современной буржуаз­ной историографией, стирающей грань между средневековьем и Возрождением. Буржуазные искусствоведы и театроведы стре­мятся представить величайший прогрессивный переворот как простую, мирную эволюцию, лишенную острых социальных противоречий, как постепенный переход от средних веков к эпохе Возрождения. При этом идеи Возрождения изображаются разно­видностью поздней схоластики, из них вытравляется гуманисти­ческий и революционный смысл. Всячески подтягивая культуру Возрождения к средневековью, стремясь изгнать из истории культуры само понятие «Возрождение», буржуазные ученые тем самым пытаются утвердить за средневековой наукой роль создателя вечных идей и доказать незыблемость этих идей. Они утверждают, что эпоха Возрождения представляет собой резуль­тат полного развития средневековой культуры во всей сложности ее духовных, политических и экономических элементов.

–Средние века, конечно, подготовляли почву для развития качественно новой культуры. Но формирование этого нового искусства, новой культуры осуществилось только после реши­тельного разрыва с религиозным мировоззрением, что могло про­изойти лишь в «обстановке всеобщей революции», в эпоху, спра­ведливо названную «величайшим прогрессивным переворотом».

В эпоху прогрессивного переворота начался процесс форми­рования современных буржуазных наций. «Королевская власть, опираясь на горожан, сломила мощь феодального дворянства и создала крупные, в сущности основанные на национальности, монархии, в которых развились современные европейские нации и современное буржуазное общество» '. Сословная монархия уступила место системе абсолютизма. Испания при Габсбургах, Англия при Тюдорах, Франция при Валуа и Бурбонах превра­тились в крупные абсолютные монархии.

Это время в Западной Европе ознаменовано созданием национальной культуры и ее основы — общенародного языка.

Огромную роль в формировании национального языка сыграли великие писатели Ренессанса. Их творчество во многом способствовало переплавке языка отдельных народностей в обще­национальные языки. Они преодолевали кастовую замкнутость книжного языка гуманистов, их произведения звучали не на чуждом народу латинском, а на родном национальном языке.

Национальный язык, заключающий в себе все богатство жи­вой народной речи и вековые достижения фольклорного творче­ства, полный силы, энергии и красоты, лег в основу новой лите­ратуры и нового театра, способствуя сближению искусства с действительностью. Передовые, прогрессивные идеи и единый общенациональный язык сделали искусство Возрождения близ­ким народу, определили его реалистические основы.

В большой степени черты народности ренессансного ис­кусства сказались в области театра. Не порывая связи с народ­ными средневековыми зрелищами, развивая имеющиеся в старых жанрах здоровые реалистические ростки, театр стал выразителем освободительных, гуманистических устремлений. Драматурги-гуманисты аристократического толка, выступая с антинародными идейными концепциями, утверждали антидемократическую художественную программу, демонстративно порывали с широким зрителем и обосновывались в придворных театрах. Их камерное искусство ничего значительного не породило и не могло поро­дить. В противоположность этим гуманистам-аристократам

' Ф. Энгельс, Диалектика природы, Госполитиздат, 1952, стр. 3. 138

–великие деятели Ренессанса открыто ориентировались на народ­ного зрителя, объявляли народ главным судьей своего искусства, считая его эстетическую оценку самой справедливой и разумной.

И народ с восторгом принимал творчество Шекспира, Лопе де Вега, Мольера и ряда других великих драматургов, узнавая в произведениях этих писателей свою точку зрения на жизнь, свое понимание добра и зла, свое суждение о красоте. Именно в театре, в шуме рыцарских поединков, в хохоте простолюдинов, в философских монологах героев и едких остротах шутов простые люди узнавали новую правду, усваивали новое, уже не религиоз­ное, а гуманистическое мировоззрение, которое во многом было близко их собственному реальному взгляду на жизнь.

Народность реалистической драмы сказывалась прежде всего в широком охвате событий прошлого и настоящего. «Судьба человеческая, судьба народная» была в центре произведений ренессансной драматургии.

Вторым проявлением народности театра был характер драма­тических конфликтов, которые выражали основные противоре­чия эпохи с прогрессивных позиций, передавали борьбу гумани­стических, народно-демократических начал с тираническими, антинародными, проявляющимися либо в форме феодального дес­потизма, либо в форме буржуазного эгоизма и корыстолюбия.

Наконец, третьим моментом народности театра было наличие в нем положительного героя, наделенного чертами мощной ин­дивидуальности и обрисованного яркими красками. Этот герой либо сам являлся представителем народа (такого героя мы часто встречаем в драмах Лопе де Вега), либо в судьбе его на­ходила отражение трагическая участь народа, и он, обогащенный глубокой мыслью, страстно искал выход из противоречий эпохи (таков герой Шекспира).

Положительный герой ренессансной драмы даже при траги­ческом исходе личной судьбы сохранял уверенность в конечной победе своего идеала, и в этом проявлялся замечательный опти­мизм великих художников, источником которого была их вера в силу человека, в силу народа, способного превозмочь любые тяготы своей исторической судьбы.

Таким образом, гуманистическая идейность и народность драмы Возрождения определяли широкие масштабы тематиче­ского охвата, социальную заостренность конфликтов и титанизм ее образов.

Но народность и идейные устремления художников-гумани­стов были все же исторически ограниченными. Причины этой ограниченности заключались, во-первых, в социальной незрело­сти широких масс и, во-вторых, в том, что гуманисты еще не могли увидеть в народе историческую силу, способную преобра-

–зовать мир. Все это порождало внутренние противоречия В мировоззрении и творчестве лучших деятелей культуры Возрож­дения, у которых суровая критика современных условий жизни уживалась с верой в возможность мирного разрешения общест­венных конфликтов. На этой основе и рождался типичный для художников Ренессанса утопический монархизм, черты индивиду­ализма в сознании их героев, отход в отдельных случаях от по­зиций реализма.

Драматургия эпохи Возрождения воссоздавала картины жиз­ни во всей их правдивости, избегая при этом натуралистического» погружения в быт. Показывая трагические конфликты, героиче­ские деяния, театр не отрывал их от реальной основы истори­ческого бытия, придавая изображенным событиям философски обобщенный смысл и яркое поэтическое выражение. Трагическое и комическое на сцене, как и в действительности, существовали в единстве. Театру Возрождения были близки народная лирика и эпос, обретавшие здесь гуманистический смысл и созвучные ренессансному реализму с его эпической силой и поэтической страстностью. Своеобразие реалистической ренессансной драма­тургии выявлялось также в замечательном искусстве создания многогранных характеров, психология которых раскрывалась во всей своей сложности и глубине.

В прямой зависимости от реализма драмы находилось разви­тие и сценического реализма ренессансного театра.

Для сценического искусства Возрождения характерен глубо­кий интерес к внутреннему миру человека. Вместо преувеличенной патетики мистерии и грубой буффонады фарса ренессансный театр выдвигает требование психологического проникновения в образ, простоты и естественности чувств, понимания актерами идейного смысла произведения. Все великие драматурги-гумани­сты считают театр зеркалом жизни и школой нравов; поэтому для них актер — не пустой забавник, а внимательный наблюда­тель жизни, воплотитель глубоких идей в живых образах. Писа­тели-гуманисты выступают против необузданной грубости пло­щадной игры, против своеволия комедийных отсебятин, против бессмысленной, преувеличенно пафосной читки ролей.

Но, отучая актеров от примитивизма средневекового театра, драматурги-гуманисты не посягали на основные, подлинно на­родные традиции площадного спектакля, с учетом которых создавались их собственные произведения. В новых условиях эти традиции выражались в эпической силе и страстности деклама­ции, во внутренней энергии, стремительности действий, одержи­мости актеров страстями — то трагическими, потрясающими зрителя, то комическими. Трагическое исполнение в момент своего высшего подъема смыкалось с искусством вдохновенных

–народных сказителей, а комическое наполнялось стихией пло­щадных, буффонных импровизаций. Актер искал сильные, яркие средства выражения, чтобы покорить шумную многолюдную аудиторию. От традиций народного театра остался принцип син­кретизма исполнения, когда музыка, песня и пляски органически вплетались в драматическое действие. Сохранились в ренессанс-ном театре и некоторые сценические условности средневекового театра, требующие от зрителя активности воображения.

Реализм эпохи Возрождения, как и гуманистическое движение в целом, претерпел в течение XVI—XVII веков значительную эволюцию.

Новый театр, начавший свою историю в Италии в конце XV века, первое время развивался под знаком воинствующего противопоставления средневековому аскетизму жизнерадостного светского мировоззрения.

В период феодально-католической реакции итальянский театр, как и вся итальянская культура, вступил в полосу упадка, и центром развития мирового театрального искусства стала Испа­ния. Здесь героические традиции Реконкисты и общенациональ­ный подъем начала XVI века послужили основанием для рождения своеобразной реалистической национальной драматур­гии, которая, несмотря на наличие в ней некоторых черт рели­гиозного и дворянского мировоззрения, в целом была пронизана духом народности и гуманизма. Заключительным этапом в раз­витии первого периода театра Возрождения было творчество английских драматургов — предшественников Шекспира и ран­него Шекспира, еще веривших в возможность мирного, гармони­ческого разрешения общественных противоречий.

Второй период истории театра Возрождения падает на последнее десятилетие XVI века и начало XVII века, когда в полной мере не только определился крах феодально-католиче­ского абсолютизма в Испании, но и выявились со всей остротой капиталистические противоречия в Англии. Гуманистическое сознание переживает наибольшую зрелость своего развития; иллюзии всеобщего благоденствия рассеиваются суровой дейст­вительностью. Если раньше гуманисты верили, что существует гармония между личностью и обществом, то теперь, постигая сущность действительности, они призывают к борьбе с тем злом, которое в ней царит. Реализм ренессансного театра обретает му­жественный тон, социальные конфликты получают большую глу­бину, народность выражается в открытом протесте против гос­подствующего общественного уклада. Высшим достижением реализма этого периода было творчество Лопе де Вега и Шекспира. Лопе де Вега создал ряд пьес из жизни крестьян, среди которых особенно выдающейся является народно-револю-

–ционная драма «Фуэнте Овехуна». Шекспир силой своего гения раскрыл с величайшей последовательностью и глубиной основ­ные конфликты эпохи, заклеймил новый кумир эксплуататор­ского общества—собственность. Выступая с беспощадной крити­кой социальных отношений, показывая трагичность судьбы народа, гуманистическая мысль в творениях Шекспира не отка­зывается от своей веры в силу человека и народа.

Период «всеобщей революции» завершился стабилизаци ей новых форм эксплуатации. Классовые противоречия резко обо­стрились, и если, с одной стороны, усилилась феодально-католи­ческая реакция, то, с другой — все отчетливее выявлялся хищни­ческий характер повсеместно торжествующего капитализма. Эти исторические условия определили третью, завершающую стадию гуманизма, в которой наступает перерождение гуманистических идеалов.

Потеряв связь с народом, искусство утеряло важнейшие чер­ты ренессансного реализма — общественные идеалы и нравствен­ные критерии. Драматургия позднего Ренессанса отмечена чудо­вищным разгулом чувственности, патологическим культом индивидуализма, кощунственным издевательством над самыми благородными человеческими чувствами. Видя в человеке только источник зла и пороков, отрицая какую бы то ни было нравст­венную основу человеческих суждений, драматургия этого периода находила сдерживающую и направляющую силу только в боже­ственном соизволении, в мистическом вмешательстве неба в чело­веческие дела. Подобного рода драмы создавались в Англии после Шекспира такими драматургами-эпигонами, как Вебстер, Тернер, Форд. Особенно явственно этот реакционный поворот ренессансной драматургии проявился в религиозных драмах Кальдерона, последнего драматурга эпохи Возрождения.

В XVII веке в условиях полного утверждения абсолютизма формируется новый стиль — классицизм, сохраняющий в себе ряд прогрессивных черт театра Возрождения. Начав свое раз­витие в Италии, классицистская драматургия и театр получают свое завершенное выражение в абсолютистской Франции. С воз­никновением классицизма связан процесс формирования теа­тральной эстетики, проникнутой пониманием общегосударствен­ных задач театра. Пока абсолютизм играл исторически прогрес­сивную роль, идеальное представление о государстве давало воз­можность утверждать идею главенства интересов государства и общества над интересами отдельной личности. Согласно этим представлениям абсолютистское государство воплощало собой «разум». Страсти отдельного человека должны были быть под­чинены разуму, а общество в целом — королю. Таким обра­зом, абсолютистская монархия становилась носительницей обще-

–ственных идеалов. Это лишало классицизм органической народ­ности и демократизма, свойственных искусству Возрождения. Реалистические устремления классицизма оказывались ограни­ченными принципом идеализации и рационалистическим методом создания характеров-типов.

Но, несмотря на основную ограниченность и рассудочность искусства классицизма, идеи гражданского служения обществу и защита стоической морали имели, безусловно, прогрессивный смысл. Во второй половине XVII века французский классицизм был единственным искусством, способным раскрыть внутрен­ний мир человека и сохранившим в творчестве Корнеля и Ра­сина гражданские идеалы й моральные нормы гуманизма. Искус­ство классицизма решительно противостояло прециозной лите­ратуре, этой прямой продолжательнице гедонистической линии искусства позднего Ренессанса '.

Особенно решительным борцом с этим реакционным искусст­вом, а также с мертвенными сторонами классицистскои эстетики был великий Мольер, совершивший внутри классицизма реформу комедии на реалистических основах.

Исходя из традиций народного фарсового театра и ставя пе­ред собой цели гуманистического порядка, Мольер подверг бес­пощадной критике те социальные уродства, которые порождались дворянской властью и буржуазной собственностью. Клеймя по­роки господствующих классов, Мольер противопоставлял им высокую нравственность и здравый смысл простого народа.

Мольер, последний представитель великой плеяды гумани­стов, явился в то же время предшественником просветительско­го свободомыслия XVIII века. Его творчество стало соедини­тельным звеном двух великих эпох в области культуры — Воз­рождения и Просвещения.

¹ Развернутая характеристика классицизма дана в главе, посвященной французскому театру XVI—XVII веков.

Дата добавления: 2015-10-16