Откровения мисс Куут, тайной сладострастницы и утончённой развратницы.

Письмо 1-е.

Дорогая Нелли!

Выполняю давнее обещание рассказать о своей слабости к хлысту, который, по-моему, создает самые восхитительные мгновения в интимной жизни, особенно для такой старой девы, как я, пользующейся общим уважением. Пишу тебе нечто вроде исповеди о моих сладострастных слабостях. Задача не из приятных, и мне стыдно передавать даже на бумаге чувства, которые испытала, когда экономка дедушки впервые оголила мою попку, чтобы старик подверг ее грубому наказанию.

Моим дедушкой, как ты хорошо знаешь, был сэр Айр Куут - знаменитый генерал индийской армии, ставший не менее известным из-за громкого скандала с воспитанниками Мантелли Блю компании Нобиле в Индии, где он служил (после этого скандала дед вынужден был подать в отставку и отказаться от общественной деятельности, поскольку попал в немилость).

Мои родители умерли, когда мне еще не исполнилось и двенадцати, и старый Айр Куут, у которого больше не осталось родных, полностью взял все заботы обо мне (после его смерти я оказалась единственной наследницей генерала и получила ренту в размере трех тысяч фунтов в год).

Дед жил в уединенной вилле в двадцати милях от Лондона: именно там я и провела первые месяцы сиротства. Кроме меня, в доме был сторож, госпожа Манселл и две прислуги - Джейн и Джемина. Старый генерал путешествовал по Голландии в поисках, как удалось мне узнать позже, оригинального издания Конелио Адриано о бичевании грешников.

Дед вернулся в разгар лета, и я сразу же почувствовала, как существенно уменьшилась моя свобода. Старый деспот запретил рвать цветы и фрукты в саду, каждое утро занимался со мной домашней учебой. Эти уроки поначалу были сравнительно несложными, но постепенно становились все трудней, и только сейчас, спустя многие годы, я хорошо понимаю тактику игры волка с ягненком, в которой мне отводилась роль жертвы.

Единственное, что мне нравилось тогда, - это его решительная неприязнь всякого рода траура и протесты против того, чтобы я носила темные платья. Дед заявил, что моим родителям оказано необходимое уважение тем трауром, который соблюдали все несколько месяцев после их смерти, а теперь мне нужно одеваться, как подобает подающей надежды девушке.

Хотя гости в доме появлялись нечасто (если не считать нескольких превратившихся в мумии стариков - боевых товарищей деда), для меня было куплено множество элегантных и модных платьев, чудесных туфель, ботинок, разнообразное с замечательными вышивками нижнее белье; не забыли также несколько пар подвязок, одну из которых украшали золотые пряжки, и именно генерал старался всегда помочь мне их застегнуть, не обращая внимания на мое смущение. Он же сам поправлял на мне трусики и юбку.

Вскоре начались очень сложные уроки, и мне с трудом удавалось их усвоить. Однажды дед высказал недовольство:

- Ах, Роза, Роза! Почему ты не хочешь подтянуться? Я думаю, что должен буду тебя наказать.

- Ну, дедушка, - ответила я, - разве я могу выучить такое количество ужасных французских слов каждый день. Уверена, что этого не сумел бы никто.

- Замолчи, для такой, как ты, лучший судья - это я.

- Ах, дедушка, ты хорошо знаешь, что я тебя люблю и стараюсь изо всех сил.

- Ну, ладно, свою любовь ко мне и усердие покажешь позже, когда твоя попа познакомится с замечательной розгой, которую я припас специально для тебя, - закончил он строго.

Прошла еще неделя, и я заметила, что его глаза начали как-то необычно блестеть, когда я появлялась за столом в вечернем платье (к ужину все выходили элегантно одетыми). И однажды он посоветовал мне украсить фигуру букетиком живых цветов.

Однако кризис неумолимо приближался: дед вдруг обнаружил во мне новые недостатки и дал, как он выразился, последний шанс. Мои глаза наполнились слезами, я задрожала, глядя на его мрачное лицо,

уверенная, что мне не удастся больше ничем оправдаться. Перспектива наказания превратила уроки в настоящую нервотрепку, из-за чего я занималась все хуже и хуже, а через два дня потерпела полное крушение.

- Ну, вот, Роза, и результат! - сказал старый деспот, - Все бесполезно - тебя следует наказать.

Он позвонил в колокольчик - появилась госпожа Манселл. Дед приказал приготовить комнату для наказаний и предупредить прислугу, чтобы все были готовы, если потребуется, как генерал выразился, «помочь наказать синьорину Розу, которая хитрит и не хочет учиться».

- Ну, а ты, несчастная, - сказал он мне, когда экономка вышла, - иди в свою комнату и подумай, к какому несчастью тебя привели твои хитрости.

Полная возмущения, растерянности и стыда, я побежала в свою комнату, заперла дверь на ключ, бросилась на постель и расплакалась. Прошли два часа в ожидании вызова на ужасное «исполнение наказания», как называл это старик, но, поскольку никто не приходил, я решила, что меня просто хотели попугать, и вскоре спокойно заснула.

Разбудил голос Джейн:

- Синьорина, синьорина, вы опоздаете на ужин.

- Я не хочу ужинать, Джейн, раз меня хотят наказать. Уходи, оставь меня, - проговорила я в замочную скважину.

- Но, синьорина, генерал весь день провел в саду и сейчас в отличном настроении. Может, он все уже забыл, не злите его, отказываясь от ужина. Ну, впустите же меня.

Я осторожно повернула ключ, впустила ее в комнату, а сама стала одеваться.

- Постарайся быть веселой, девочка, а не такой обиженной, как сейчас. Иди к столу, будто ничего не произошло, может, и в самом деле все забыто: генерал не злопамятен и обрадуется, если ты приколешь букетик цветов, который ему так нравится.

Я собрала все силы и вышла к дедушке с видом, будто «обида прошла», совершенно не подозревая, что вскоре меня изорвут почти в клочья. Ужин прошел спокойно. Дедушка выпил несколько бокалов вина и во время десерта, как показалось мне, рассматривал меня с особым интересом. Потом старик заметил приколотые красную и белую розы и сказал:

- Прекрасно, девочка, я с радостью замечаю, что ты следуешь моим советам. Розы очень идут тебе, но цветы - это пустяк по сравнению с моей розгой, которая очень подойдет к твоей попе и сделает ее похожей на эти вот прекрасные персики. Время уже настало, - сказал он и позвонил в колокольчик.

Я бросилась к двери и буквально упала в сильные объятия Джемины.

- Теперь приступайте к исполнению наказания. Джемина, иди вперед с виновницей, а вы, Манселл и Джейн, следуйте за мной, - приказал дед служанкам.

Всякое сопротивление оказалось бесполезным: меня ввели в комнату, где я раньше никогда не была. В ней почти отсутствовала мебель, если не считать кресла, которое стояло на ковре. На стенах были развешаны розги. В углу возвышалось нечто похожее на лестницу, покрытое красным сукном и снабженное шестью кольцами: по две сверху, посередине и снизу.

- Привяжите ее к «коню» и приготовьтесь, - сказал генерал, усаживаясь в кресло.

- Ну, давай, Роза, дорогая, перестань ныть и не зли еще больше твоего дедушку, - сказала госпожа Манселл, отстегивая ремень.

- Раздевайся, а девушки пока установят «коня» в центре комнаты.

- Нет, нет! Не хочу, чтобы меня стегали розгами, - закричала я.

- Дедушка! Умоляю, сжалься надо мной, - воскликнула я и бросилась перед стариком на колени.

- Брось это, прекрати показывать свою необузданность, Роза. Все делается для твоей же пользы. Хватит хныкать! Госпожа Манселл, делайте, что положено, и давайте закончим эту тяжелую процедуру: я не хочу видеть проявление трусости, когда надо расплачиваться.

Три женщины попытались поднять меня, однако я брыкалась, плевалась, кусалась, и они несколько замешкались, но, в конце концов, Джемина, которую я сильно укусила, потащила меня к ужасному сооружению. В одно мгновение мои руки и ноги были привязаны к верхним и нижним кольцам, а бедра - к «коню», этой жуткой конструкции для порки.

Я услышала, как дед прошептал с восхищением:

- Бог мой! Эта лисичка настоящая Куут! Браво, Розина! Ну, а теперь быстренько подготовьте ее.

В слепом отчаянии я подчинилась, с меня сорвали одежду, но как только слуги попытались стянуть трусики, мой ужас вспыхнул с новой силой, и я, с озлоблением повернувшись к старику, закричала:

- Ты жестокий зверь, раз так обращаешься со мной.

- Действительно, зверь, - терпеливо подтвердил дед, - Сейчас ты это почувствуешь своей попкой, и тебе представится возможность попросить у меня прощения.

Я увидела, что он подходит ко мне, и закричала:

- Пощадите, пощадите, я не это хотела сказать: мне сделали так больно, что это случайно у меня вырвалось.

- Это очень серьезный случай, - сказал дед, обращаясь к присутствующим, - она испорченная обманщица, которая к тому же оскорбляет меня, своего единственного наставника, вместо того, чтобы относиться с должным уважением. Другого выхода нет, и как нам ни тяжело, нужно серьёзно наказать эту паршивку, иначе она останется испорченной навсегда.

- Ах, дедушка, накажи меня каким-либо другим способом, но не так. Я не вынесу это, - взмолилась я и заплакала.

- Девочка моя, твои крокодильи слезы не разжалобят меня. Если мы сейчас не примем мер, ты станешь насмехаться над нами и вести себя еще хуже. Отойди, Джейн, не будем терять время.

Дед резко махнул пучком, но розги меня не коснулись. Старик вел себя как кот, который понимает, что в любой момент может схватить мышку. На глазах Джейн выступили слезы, Джемина злобно усмехалась, а госпожа Манселл была спокойной. Это последнее, что я успела заметить, и почувствовала вдруг резкий, но не очень сильный удар по ягодицам, за ним быстро последовал другой, третий...

Удары поначалу были не очень сильными, и я даже подумала, что наказание не такое уж ужасное. Я крепко стиснула зубы, решив молчать, чтобы скрыть чувства.

- Ну, гадкая зверушка, - сказал генерал, - собирай плоды своего гадкого поведения. Ты осмелишься еще раз назвать меня зверем?

Каждое слово он сопровождал все более сильным ударом. У меня еле хватало сил не отвечать и не кричать, что еще больше злило его.

- Ах, ты упрямая ослица, - продолжал дед, - не думай, что тебе удастся победить меня.

Он хлестал меня всё с большим остервенением. Я чувствовала, что еще немного - и польется кровь, но внезапно гнев старика утих. Однако затишье было обманчивым. Теперь-то я хорошо знаю, что дед просто хотел продлить наслаждение. Думая, что бичевание окончилось, я попросила, чтобы меня отпустили.

- Нет, нет, девчонка, мы еще не добрались и до половины наказания за все твои укусы и плевки, - воскликнул сэр Айр.

Ненавистная розга вновь просвистела в воздухе и ударила по ягодицам и бедрам.

- Ну, будешь еще кусаться? А плеваться и не выполнять мои приказания? Дорогая Роза, ты хорошо знаешь, что тебя ожидает. Ты глубоко погрязла в плутнях и не достойна жалости. Такое поведение пагубно и ужасно. Я уверен, что в бешенстве ты могла убить любого, если бы представилась такая возможность.

Слова, которые произносил старик, подогревали его, и вскоре кровь покрыла мои ягодицы. Каждый удар причинял страшную боль, и я могла потерять сознание, если бы не слова деда, которые почему-то действовали, как сердечные капли. Кроме того, вместе с болью я вдруг стала испытывать тонкое, крайне приятное чувство и возбуждение, которое невозможно описать, но которое ты, моя дорогая, несомненно, испытывала, когда я обрабатывала тебя.

Мои силы иссякли, и я не могла сдерживать рыдания и стоны. Потом мне стало казаться, что я умираю под этой пыткой, хотя я продолжала испытывать удивительно приятное ощущение, смешанное с болью. Мне почему-то не хотелось вновь просить пощады. Единственным чувством было желание отомстить. О, с каким наслаждением я засекла бы всех в клочья, особенно генерала с Джеминой.

- Проклятье, ты не хочешь просить прощения и извиниться, потаскушка? - прохрипел дед сквозь зубы. -Ты более упрямая и настойчивая, чем кто-либо другой в нашей семье. Настоящий корень старинной породы. Госпожа Манселл, я уже не могу больше сечь, - воскликнул он, и измочаленная связка прутьев выпала из его рук, а сам старик упал в изнеможении в кресло.

- Госпожа Манселл, - промолвил он, - выдайте-ка этой мерзавке полдюжины хороших ударов новым хлыстом, чтобы она знала, что на смену старику есть новые сильные руки, способные наказать порок.

- Раз, два, три, четыре, пять, шесть! (Удары госпожи Манселл были тяжелыми, но не такими жестокими, как удары старика Айра) - громко считал дед, - Ну вот, синьора Роза, на этот раз наказание закончено. Я мог бы наказать тебя сильнее, но на первый раз сделаю снисхождение.

Меня, полумертвую, всю иссеченную, но непобежденную, перенесли в мою комнату. Но что это за победа? Я была вся в крови и ранах и почти не сомневалась, что генерал возобновит порку при первом же удобном случае. Несчастная Джейн плакала над моей истерзанной попой, нежно обтирая ее холодным настоем арники. Она настолько хорошо делала это, что я поинтересовалась, когда мы готовились ко сну (я попросила ее лечь со мной), приходилось ли ей раньше лечить такие исстеганные ягодицы.

- Да, синьорина, - ответила она, - но вы должны хранить секрет и притворяться, что ничего не знаете. Меня тоже секли, не так жестоко, как вас, однако достаточно сильно. После двух или трех раз это начинает нравиться. Советую вам в будущем кричать, молить о прощении и делать все, что пожелает старик - тогда он не очень злится. Сегодня ему было плохо, и он надорвался, стараясь посильней стегать вас. Госпожа Манселл хотела даже посылать за доктором.

Так закончилось моё первое серьёзное наказание. В следующих письмах расскажу, как развивалась моя дружба с Джейн, как продолжались мои стычки с генералом, о моих приключениях в школе мадам Флайбам, и о моих личных делах.

Письмо 2-е.

Моя дорогая Нелли!

Из моего прошлого письма ты узнала, какие испытания выпали на долю твоей подруги. Но для того, чтобы ты смогла ярче представить себе всё колдовское очарование пути, на который я вступила, и который стал далее смыслом моей жизни, я попытаюсь полностью восстановить картину происходивших событий, каждое из которых являлось очередной ступенью к пробуждению моей конкретной сущности.

Итак, после наказания, постигшего меня, я несколько дней провела в постели. Надо сказать, что за это время мы очень сблизились с Джейн, продолжавшей ухаживать за мной. Я даже позволила ей спать в моей кровати – приятно чувствовать рядом молодое горячее тело. Наши ласки были совсем невинны, однако доставляли обоим удовольствие. Но не думай, что за всем этим я позабыла удары, нанесённые мне генералом и мисс Манселл. Идея мщения не давала мне покоя. Особое место отводилось и Джейн – ведь это она выманила меня в тот вечер из комнаты и уговорила спуститься к ужину, хотя прекрасно знала, что будет потом.

С неё я и решила начать. Джейн была сильной девушкой – намного сильнее меня, - и единственным моим оружием против неё стала хитрость. Осторожно я попыталась узнать, за что наказывали её, и Джейн доверчиво поведала, что сэр Айр Куут приговорил её к порке после того, как заметил, что девушку от церкви до дома провожал молодой человек – генерал счёл это нарушением нравственных устоев. Но когда я услышала, что Джейн благополучно забыла о своих мучениях, глядя, как за что-то наказывают Джемину, - я была поражена. Так ли легко забыть боль, глядя на боль другой? Что же, Джейн являлась прекрасной возможностью проверить это.

За время болезни мне удалось хитростью раздобыть хорошую розгу. Выжидая подходящего момента, я была ласкова и внимательна к Джейн. Мне было необходимо лишить её возможности сопротивляться. И я придумала, как это сделать…

Однажды вечером, когда мы готовились ко сну, я спросила:

- Джейн, неужели никогда не случалось так, чтобы Манселл или Джемина секли тебя тайком от генерала?

- Конечно, мисс Роза, бывало, и, к сожалению, не раз.

- А как они это делали?

- Связывали мне руки носовыми платками, а ноги привязывали шарфом к кровати.

- А ну-ка, покажи мне, как.

- Пожалуйста, если вам так хочется, мисс…

Я в точности исполнила всё, что она сказала.

- Вы так приковали меня, мисс Роза, что я не смогу освободиться без вашей же помощи, - улыбнулась мне Джейн.

Настал час моего торжества!

- А ты полежи-ка пока связанной! – воскликнула я. – Мне нравиться видеть тебя такой! – одним движением я подняла её ночную рубашку до грудей, обнажив красивое тело, плавные контуры бёдер и пушистый лобок.

- Ты неотразима, Джейн, - я поцеловала её, - и знаешь, что я тебя люблю, но ты должна отведать этой замечательной розги! – я показала ей прут.

- Пощадите, пощадите, - кричала Джейн, пытаясь увернуться, - дорогая мисс, не бейте меня! Я же всегда к вам хорошо относилась!

Я взмахнула розгой и всей своей кожей почувствовала, как она впилась в тело девушки. Её крик подхлестнул меня. Перед глазами неотрывно стояла картина, как Джейн уговаривает меня спуститься к ужину и прикалывает к моему платью букет цветов… Она была первой, кого постигла моя месть, и, ощущая растущее возбуждение от вида чужого окровавленного тела, корчившегося в судорогах, я понимала, что уже не успокоюсь, пока не отплачу всем. Даже если на это уйдёт большая часть моей жизни.

Милая Нелли! Поверь, что мало какое ощущение сравниться с экстазом разрушения красивой человеческой плоти. Меня завораживал вид крови на теле Джейн, рубцы, с каждой секундой всё больше покрывавшие её кожу. Я задохнулась, руку ломило, по вискам стекал пот, но остановиться было уже выше моих сил.

Не обращая внимания, я испытывала острое наслаждение от первого в моей жизни избиения прислуги. Постепенно чувство злости таяло, его сменило нежность и сострадание, когда я смотрела на неподвижное и распластанное тело с поникшей головой, закрытыми глазами и судорожно сжатыми пальцами. Я бросила розгу и осторожно коснулась плеча девушки:

- Милая моя Джейн! Я люблю тебя и всё прощаю, я буду с тобой такая же ласковая и нежная, как ты, когда ухаживала за мной!

Стараясь не причинять лишней боли, я освободила ей руки. Девушка с трудом приподнялась на кровати, и вдруг – ты не поверишь! – порывисто обняла меня. Её глаза блестели от неясного мне возбуждения.

- Я тоже вам всё прощаю, мисс Роза! Вы даже не можете представить себе, какое наслаждение я испытала…

Эти слова ошеломили меня. А их смысл я поняла значительно позже, как надеюсь, сможешь понять и ты. Не обращая внимания на раны, она говорила:

- Порка показалась ужасной для вас, мисс Роза, ну а я её не боюсь. Я старше и крепче, а по отношению к вам Айр проявил жестокость. Видимо он потерял голову от собственного упрямства. Пройдёт время, и вы сами поймёте, что вам это нравиться…

Мы ещё о многом говорили, пока я лечила нанесённые мной же раны.

Прошло несколько дней. Моё желание отомстить обидчикам росло. Джейн, которая стала моей подружкой, не раз обсуждала со мной разные варианты, но подходящего способа найти не удалось.

В первую очередь я мечтала рассчитаться с Джеминой.

Джейн, на дух не выносившая Джемину, полностью со мной соглашалась. Мы ждали…

Тут надо отдать должное моему дедушке. Как я уже поняла, генерал не мог долго существовать без подобных зрелищ. Правда, выбираемая им жертва пользовалась некоторыми преимуществами: если в процессе порки страдал костюм виновной, сер Айр тут же давал распоряжение приобрести для неё другой – лучше и дороже. Ведь старик был настоящим эстетом… Им подмечались малейшие промахи и ошибки домочадцев. А в случае, если виновностей не было – их следовало создать.

Как-то перед ужином генерал собрал нас всех в гостиной.

- Что происходит, мисс Манселл? – спросил он раздражённо, - каждый раз, когда я оставляю ключ в замке своей комнаты, кто-то проникает туда и пьёт мой ром. Чтобы убедиться в этом, я перстнем отметил уровень рома в бутылке и пил только бренди. А теперь посмотрите, - здесь не хватает целой пинты!

Надвигалась гроза. По распоряжению деда каждая из нас подошла к нему, а он, как охотничья собака принюхивался к нашему дыханию.

- Это – вы! – обратился он к Джемине, которая замешкалась и не сразу выполнила его приказ. – Вы живёте в этом доме не первый год и знаете, что мы не любим менять заведённого порядка – завтра вы будете наказаны за воровство. Я сделал бы это немедленно, но сегодня к ужину я пригласил друга. А теперь уходите к себе в комнату и подумайте о своём поведении в ожидании расплаты…

Утро следующего дня дедушка провёл в саду. Как всегда перед истязанием он был в прекрасном настроении. Со слов Джейн я уже знала, что одной жертвы ему, как правило, было недостаточно. Кто же будет второй? Тягостное предчувствие мучило меня и, зная хитрость и лукавство сэра Айра, я вышла в сад, готовая к самому худшему.

Дедушка с задумчивым видом стоял у яблони, глядя на прекрасные плоды:

- Мисс Манселл, - обратился он к экономке, срезавшей букет цветов, - я думаю, следует ещё кое-кого… Роза, вы ничего не хотите сказать по этому поводу?

- Ах, дедушка, ты же знаешь, что мне строго запрещено рвать фрукты, - ответила я и внутри у меня всё задрожало.

- Мисс Манселл, может вам что-нибудь известно, если Роза не хочет сознаваться? – спросил генерал, строго глядя на меня.

Участь моя была решена.

Мисс Манселл, готовая в любой момент солгать, с ангельским видом подтвердила, что на дереве не хватает нескольких яблок.

Старый генерал, казалось, помолодел от удовольствия. Направляясь к дому, он, походя, заметил мисс Манселл, что поскольку у неё, экономки, под носом творятся такие безобразия, то и она заслуживает наказания. Но это уже после. Сейчас для него главное – Джемина.

И, уходя, пристально посмотрел на меня.

Я побежала искать сочувствия Джейн. Словно правила грамматики, она втолковывала мне основные заповеди наказуемой: кричать громче, просить прощения, перед этим сытно поесть и, желательно, выпить несколько бокалов вина. И в какой-то момент я с удивлением поняла, что не столько боюсь своего наказания, сколько жажду поглядеть, как будет мучиться Джемина.

Дедушка уже ждал нас в комнате пыток. Единственное, в чём нельзя было упрекнуть сэра Айра, это в пренебрежении своим видом. Даже на экзекуции он появлялся в элегантном костюме, при перчатках. Им, действительно, можно было гордиться. Я застала его в тот момент, когда он со знанием дела выбирал розгу для Джемины. Каждую из них он внимательно рассматривал, рассекал воздух, прислушивался к звуку, и, наконец, похоже, остался доволен. По его распоряжению Джейн и экономка сняли с Джемины кофточку, расстегнули нижние юбки. Украшавший её одежду букетик цветов сиротливо упал на пол, как напоминание о безысходном положении жертвы, покорившейся неизбежному.

Как хороша была Джемина! Белая шея, нежная упругая грудь, красивые бёдра, изящные подвязки поддерживали красные шёлковые чулки, обтягивающие её стройные ноги! Ничего не скажешь, генерал очень строго следил за тем, чтобы жертва доставляла ему эстетическое насаждение.

Джемину привязали к «коню». Джейн сняла с неё трусики, а мисс Манселл расстегнула бюстгальтер. Не думая о том, что через какое-то время мне предстоит занять её место, я, затаив дыхание, ждала начала зрелища. Ведь я не забыла, что именно Джемина в прошлый раз тащила меня к «коню» и привязывала в унизительной позе – в какой сейчас оказалась сама.

Свистнул прут. Первый удар был настолько силён, что можно было выскочить из собственной кожи. Но жертва произнесла лишь короткое «ах!». На теле появилась широкая красная полоса, лицо покраснело, и, казалось, что у Джемины перехватило дыхание. Розга была такой тяжёлой, а генерал сёк с такой силой, что скоро обломки плети усеяли всё вокруг.

Моя кровь кипела от наслаждения и возбуждения. Слушая крики несчастной, я не испытывала ни капли сочувствия. Я ликовала!

- Тебе нравится ром, моя милая? – ехидно спрашивал генерал, не переставая работать розгой. – Ты пила его чистым или разбавленным? Я тебе сейчас выдам крепкого!

Через какое-то время бедный старик вынужден был сесть, - ему стало нехорошо. Мисс Манселл тут же заняла её место и продолжила порку, нанося жестокие удары, не давая жертве перевести дыхание.

Несчастная Джемина стонала, всхлипывала, кричала. Экономка не обращала на это внимание, а сэр Айр продолжал наслаждаться зрелищем. Но тут Джемина потеряла сознание. Мы брызнули ей в лицо водой. Она пришла в себя. На неё накинули простыню и, проводив в её комнату, оставили одну.

- Ну, а теперь твоя очередь, Роза, - сказал генерал, беря новые розги из зелёных прутьев, - поцелуй связку и готовься.

В полной прострации, опустив голову, я сделала то, о чём меня просили. Мисс Манселл и Джейн раздели меня. Я не сопротивлялась, и генерал заметил:

- Вижу, наказание, которое ты получила в прошлый раз, пошло тебе на пользу. Сегодня ты ведёшь себя совсем иначе… А это – чтоб ты не забывала! – розги засвистели в воздухе.

Как учила Джейн, я плакала, просила прощения и обещала не лгать в будущем. Генерал отсчитал двадцать ударов и сказал:

- На этот раз достаточно. – Но не сдержался и стегнул меня ещё раз… И в этот миг то сладостное чувство, что я испытала в прошлый раз, захлестнуло меня, достигло пика, взорвалось фейерверком, и блаженная истома поглотила меня полностью.

Я узнала то, о чём мне пыталась рассказать Джейн.

Письмо 3-е.

Дорогая Нелли!

Надеюсь, ты не думаешь, что новые упоительные ощущения, испытанные мною в процессе последнего наказания, заставили меня отказаться от мести. Забегая вперёд, скажу тебе откровенно, что те мелкие проделки, которые мне всё же удались, не потушили сжигавшего меня изнутри огня. Ибо оба главных виновника – сэр Айр и мисс Манселл – в силу сложившихся обстоятельств избегли основной моей цели – порки. Выпади мне возможность нанести им хотя бы по удару, уверена, жизнь моя сложилась бы иначе…

А тогда я вдумчиво и осторожно начала подготовку к своему плану. В доме словно поселился злой дух. Однажды хозяин был взбешён тем, что его книги по бичеванию кто-то основательно растрепал и порвал. Но он не мог обвинить кого-либо. Через несколько дней мисс Манселл обожгла ноги крапивой, которую кто-то подложил ей в кровать. Было ясно: сер Айр и мисс Манселл попали под обстрел неведомого мстителя…

Случай, происшедший три дня спустя, вывел старика из терпения. Кто-то сунул ему под простыню комочки ежевики, и он, ничего не подозревая, сел на шипы. Обычно дед проверял постель, прежде чем лечь. Он поступил так и на сей раз, но ничего не заметил: так ловко были уложены ветки. В его ягодицы и спину вонзились многочисленные колючки. Прибежав на его крик, я увидела, что постель генерала была в крови. Ну и похлопотала же мисс Манселл над бедным моим дедом, удаляя шипы, засевшие в теле! Уставшая дама вернулась в свою спальню и рухнула в постель, не подозревая, что и там таилась опасность. Через мгновенье раздался её крик:

- Боже мой! Здесь побывал дьявол!..

Джемина, Джейн и я вбежали в её комнату. Пытаясь не показать своей радости, я смотрела на плачущую мисс Манселл: её зад и ноги были сильно исцарапаны колючками. Джемина и Джейн также не могли спрятать улыбок.

Разумеется, мы все заявили, что не имеем никакого отношения к происшедшему. Однако прекрасно понимали, что уже теперь-то нас ожидает жестокое «исполнение наказания», так всегда называл расправу генерал.

Только спустя десять дней сэр Айр был в состоянии приступить к расследованию. После ужина нам было приказано идти в комнату пыток. Генерал сидел в своём кресле.

- Вы прекрасно знаете, почему я собрал вас здесь. Оскорбление, нанесённое мисс Манселл и мне, не может быть оставлено без внимания. Сегодня та, кто это совершила, сознается в содеянном и будет выпорота, но если виновная не обнаружится, то наказаны будут все трое. Я должен знать, что подлинная виновница не избежала наказания. Итак: Роза, это сделала ты?

- Нет, дедушка. Как я могла?

- Ну, а ты, Джемина, что нам скажешь?

- Я ничего не знаю, сер, и совсем не виновата! Я даже боюсь брать в руки колючки.

- Джейн, значит, это ты?!

- Нет, нет, сер! Я не виновата и ничего об этом не знаю.

- Одна из вас – закоренелая лгунья, - заявил генерал. – Роза, ты моложе всех, и я накажу тебя первой. Может быть, таким путём я добьюсь признания. – Затем он повернулся к мисс Манселл и добавил: - Подготовьте Девушку. В последний раз она не получила должного наказания, так получит его сейчас. Сегодня я буду без устали трудиться всю ночь. У меня хватит сил наказать троих.

Перспектива увидеть предстоящий спектакль захватила все мои мысли. Теперь я уже точно знала, что вид чужих мучений не только заставляет забыть о своих собственных, но и доставляет радость, граничащую с чувственным наслаждением. Стремясь приблизить этот миг, я помогла мисс Манселл быстро снять с меня шикарное платье из голубого щёлка и сама подошла к «коню». Но в этот миг у генерала возникла другая идея:

- Подождите! Пусть роль «коня» сегодня выполняет Джемина.

Нельзя не восхищаться фантазией деда! Джемина взвалила меня себе на спину. Когда мои руки связали вместе вокруг её шеи, а ноги – вокруг бёдер, я находилась в положении, более удобном для наказания, чем на «коне».

- Сегодня я попробую хлыст, который применяется на скачках, - удовлетворённо сказал генерал. – Джемина, а ну, бегом по комнате!

Джемина, которая, по-видимому, была уже знакома с такой ролью, не заставила повторять приказание и буквально помчалась по кругу.

- Ну, мисс Роза, что вы скажете в своё оправдание? Я уверен, что вам всё известно о преступлении. – Каждое слово дед сопровождал жалящими ударами кончика хлыста, попадавшего по моим ягодицам и бёдрам.

- Ай, дедушка! Это так жестоко! Я совсем не виновата! – Кричала я на всю комнату. Боль, смешанная с радостным возбуждением, придавала сил.

Дед продолжал хлестать меня, не обращая внимания на вопли. Потом он внезапно остановил скачку и внимательно осмотрел состояние моего кровоточащего тела. То, что он увидел, видимо, удовлетворило его, и сэр Айр заметил:

- Мисс Манселл, продолжайте-ка теперь обработку розгами. – Сам же генерал закурил сигару и уселся в кресло.

Мисс Манселл выбрала хороший пучок из длинных, тонких, гибких прутьев. Несколько раз она для пробы взмахнула розгами и сказала:

- Я убеждена, что мисс Роза знает тайну. Я всё-таки попробую выколотить из неё признание, сэр Айр! – Прутья засвистели в воздухе.

- Ой! – кричала я, стараясь смягчить боль от ударов. – Это несправедливо! Я ничего не знаю! Сжальтесь надо мной! Пощадите!

Ах, с каким наслаждением я молила о пощаде, зная, что скоро на моём месте окажутся Джейн и Джемина! Ведь каждый мой вопль на мгновенье приближал этот сладостный миг.

А мисс Манселл без устали хлестала мои вспухшие ягодицы, и я чувствовала, как по ногам текли капли крови.

- Ну, хватит, - смилостивился генерал. – Розе уже достаточно, приступайте к Джейн. Может быть, она нам что-нибудь расскажет, а уж Джемина будет на закуску. Главное, что мы приближаемся к правде.

Моё место на спине Джемины заняла Джейн. Забыв о боли, я охотно помогала мисс Манселл готовить к расправе бедняжку, с особой тщательностью связывая ноги, чтобы хлыст доставал её полностью. Маленькие трусики из красного сатина подчёркивали рельефы округлостей, бёдра сверкали матовой белизной, а розовые чулки и голубые подвязки с серебряными пряжками подчёркивали стройность ног.

- Джейн, - возмущённо спросил генерал, - как вы осмелились предстать перед моим взглядом без трико? Или это намёк, чтобы вам исстегали ваши голые ляжки? Вам этого хочется?

Последовал сильный удар хлыста.

- Ну, как это тебе понравилось? Получай за то, что являешься для наказания голой! – с яростью хлестал девушку генерал.

На меня накатывала волна возбуждения. Могу поклясться, что Джемина, которую иногда задевал кончик кнута, не замечала этого, испытывая те же чувства, что и я. Я видела, как она, уже запыхавшаяся от тяжести наших тел, старалась повернуться так, чтобы полностью подставить свою ношу под кнут.

Джейн мучилась. Жестокие удары до крови просекали кожу, она судорожно дёргалась на спине у Джемины.

- Ты ничего не хочешь рассказать нам про колючки под простынями? Ты же должна знать правду, - то и дело спрашивал старый генерал.

- Я не виновна! И не могу клеветать на других! Ой, вы убиваете меня, господин! Не надо! – плакала Джейн.

- Это была Джемина? Или не Джемина? Джемина? Или не Джемина? – ритмично выкрикивал дед, нанося свистящие удары. Из рассечённых бёдер и ляжек брызнула кровь.

Жертва дёргалась и кричала. Глядя на её конвульсии, я ощущала растущий экстаз. Но мне уже мало было Джейн. Я страстно хотела видеть на её месте Джемину, и поэтому, когда обессиленная Джейн наконец всхлипнула: - Да, да, да! – я задрожала от возбуждения, больше всего желая повтора упоительного ощущения, испытанного ранее.

- Ааа… наконец-то призналась. – Генерал обрадовался: теперь ему предстояло истязать настоящую виновницу.

Джемина успела только что-то зло прошипеть сквозь зубы иссечённой Джейн, когда ту снимали с её спины. Мисс Манселл и я живо привязали Джемину к «коню», полностью оголив все её прелести.

- Привяжите-ка её получше, - прикавзал сэр Айр, - эта дрянь заставила страдать других и даже наслаждалась их мучениями.

- Всё это ложь, сэр Айр! Я никогда не делала ничего подобного. Они меня оболгали! Если вы думаете, что это я, то лучше увольте меня и разрешите покинуть дом, обречённо просила Джемина, понимая, что спасения нет, и именно ей придётся испытать на себе весь гнев генерала.

Сер Айр рассмеялся:

- Не будем терять времени. Ну-ка, выберете мне кнут получше. – Он пару раз шлёпнул рукой по ягодицам Джемины, от чего та залилась краской стыда.

- Посмотрите-ка, она уже зарделась, - веселился генерал, - а скоро она покраснеет от собственной крови. – В воздухе просвистели несколько ударов, каждый из которых оставил красные рубцы на теле несчастной.

Сэр Айр, как вы могли поверить этой лживой Джейн? Я нахлещу по щекам этой шпионке… - стонала Джемина.

- А… так ты ещё и мстить собралась? Ты хочешь её бить? Ты, бессердечная мартышка? – ничто так не выводило деда из себя, как отказ признать свою вину, пусть даже и надуманную. Джемина повторяла мою ошибку. Ведь когда сэр Айр слышал мольбы о прощении и пощаде, его удары не были и вполовину так сильны, как те, что, разъярившись, он обрушивал на Джемину. Свист этих ударов, вид разрываемой кожи наполнял меня восторгом. Я уже мысленно подсказывала дедушке, куда можно нанести следующий рубец. Меня захватила идея оказаться на его месте.

Джемина продолжала отрицать свою вину, хотя кровь струйками уже стекала по её бёдрам и ногам. Мне казалось, что она обезумела от боли.

Я никогда раньше не видела такой ярости на лице деда. Он повернулся к мисс Манселл:

- Вам не кажется, что на ней слишком много одежды? Я не склонен к жестокости, но в данном случае необходима большая строгость.

- Мы снимем всё. Так она хорошенько почувствует цену расплаты, - тут же согласилась экономка.

Ну и вид же был у Джемины после того как, мы с Манселл усовершенствовали её туалет! На ней остались одни перчатки да чулки с подвязками…

- Роза, дорогая моя, - повернулся ко мне генерал, - сегодня ты, к несчастью, подверглась наказанию напрасно. Я не хочу тебе внушить чувство мщения, но мисс Манселл чувствует себя плохо, да и я устал. Прошу тебя, возьми этот хлыст. Ты хорошо знаешь, как он используется. И не жалей её ягодиц.

Мой восторг в тот момент невозможно описать словами! Наконец-то сбылось то, о чём я мечтала. Победным взглядом я посмотрела на Джейн, которая к этому моменту немного оправилась, и в её глазах увидела одобрение и удовольствие. Наш общий враг был в моих руках. Несколько мгновений я в оцепенении рассматривала её шикарное тело. Молочно-белая кожа завораживающе контрастировала с красными рваными рубцами и кровавыми струйками. Пальцы мои непроизвольно стиснули хлыст, и страстное желание иссечь кнутом такую роскошную плоть вином ударило в голову.

- Ну, Роза, приступайте. Заставьте-ка её попросить прощения у Джейн, которую она так гнусно оклеветала, - усмехнулся дед.

- Она так хороша, что мне жаль ранить эту прелесть, дедушка. Но я сейчас соберусь с силами. Как, Джемина, тебе больно?

И я нанесла первый упоительный удар по живому телу…

- Вот тебе! Проси прощение за своё предательство. Ты намерена мстить Джейн? – Мой кнут распарывал ей кожу, вычерчивая новые кровавые вензеля.

- Пощадите! Розочка, простите! Вы убьёте меня! – кричала она, захлёбываясь слезами.

- Джемина, даю тебе последнюю возможность признаться в том, что ты виновата, и попросить прощения. Ты же знаешь, что эту мерзость устроила ты! – Звуки наносимых ударов сливались в один. Кровь струилась по её бёдрам, ягодицам и ногам. Джемина стонала и извивалась, но по-прежнему отказывалась признать вину.

Я начала задыхаться, но вид крови пьянил меня, придавая новые силы уставшим рукам. Казалось, ничто уже не прервёт этого состояния, где свист кнута, стоны, кровь, боль в плече слились воедино. Но в какую-то секунду наступило оцепенение, и я упала на стул.

- Ну, Роза, я был уверен, что ты значительно сильней. Но для первого раза хорошо. Я сам завершу экзекуцию. Генерал поднялся с кресла и взял другой кнут, с тремя наконечниками.

- Значит, ты не хочешь признаваться? – И он виртуозно занёс свистящий хлыст. Удар – и только клочья полетели от тонких чулок.

Джемина стонала и кричала, изгибаясь в нелепой попытке избежать беспощадных ударов.

Генерал был в бешенстве. Кровью покрывалась уже белая и нежная кожа плечь, спины и грудей несчастной. Джемина теперь не рыдала, а жалобно просила:

- Убейте меня! Не мучьте больше.

Она почти потеряла сознание, и это заметила мисс Мелл:

- Хватит на сегодня. Раны могут оказаться опасными для жизни.

Сэр Айр с трудом остановил занесённую руку:

- Да, да! Вы правы. Иначе я убил бы её.

Джемина была в ужасном состоянии. Мы оказали ей помощь, дали сердечные капли и отнесли в её комнату. После того, что пришлось пережить, она долго не вставала.

Я отомстила Джемине. Мой план начал осуществляться. Но судьба распорядилась иначе. Такая физическая и моральная нагрузка оказалась не по силам старому генералу, и через несколько дней главного моего должника не стало. Месть моя осталась неутолённой.

По завещанию моего деда и учитывая обычаи нашего семейства, мои опекуны отправили меня учиться в весьма известный колледж мисс Флейбам. На время моего отъезда дом заперли, а прислугу распустили. Но я уже не думала об этом. Для меня начиналась новая жизнь.

Остаюсь, дорогая Нелли, твоей верной подругой. Роза Белинда Куут.

Письмо 4-е.

Моя дорогая Нелли!

Уверена, что в тебе самой ещё свежи воспоминания о женском пансионе, где ты, как я знаю, провела несколько лет. Поэтому ты вполне можешь представить заведение мисс Флейбам, в котором обучались девочки из великосветских семей. Мне навсегда запомнился Эдмонтонский замок, окружённый диким парком. Двойная ограда, замыкавшая наши владения, укрывала от посторонних глаз не только обитель учениц, но и хозяйственные постройки, принадлежавшие школе. В жизни юных затворниц была единственная радость – по выходным дням, в нескольких экипажах нас возили в соседнюю деревню, в церковь. Разумеется, наши приезды не оставались незамеченными: чтобы взглянуть на нашу живописную группу, сбегались все деревенские жители. А мы, как нам внушалось заранее, демонстрировали своим зрителям «хорошие манеры».

Надо признать, что у старших девочек был ещё и свой, тайный интерес к поездкам. Им льстило любопытство, с каким сельские парни подглядывали, как девушки спрыгивали с подножек экипажей, в надежде, что увидят изящную стопу, а может быть и всю стройную ножку в модной туфельке. Сколько раз мне самой приходилось ловить восхищённый взгляд, особенно когда в дождливую погоду приходилось повыше поднимать юбки. Но отношения с деревенскими парнями на этом и заканчивались. За каждым нашим шагом бдительно следила мисс Флейбам – наша директриса, дама средних лет и яростная сторонница строгой дисциплины. Ходить на прогулки поодиночке было запрещено. Обычно во время каникул или в особых случаях мы чинно совершали променад в сопровождении мисс Флейбам, чтобы подышать свежим воздухом. В ближайшем лесочке нам разрешалось порезвиться – вдали от посторонних глаз.

Существовавшие у меня тогда представления о высокой морали и нравственности в школьных заведениях разрушились с первого же дня моего появления. Позже я много раз убеждалась, что строгость и благопристойность в подобных заведениях носят чисто внешний характер. Могу сказать с уверенностью, что мой скептицизм в отношении принципов целомудрия и нравственности у нашей молодёжи, за который ты так часто упрекала меня, возник и сформировался именно там.

Первую ночь в школе я не забуду никогда. Только я стала засыпать, как вдруг кто-то затормошил меня и вытащил из-под одеяла. Я почувствовала, как меня кладут поперёк кровати, завязывают платком рот… Сильные удары по бёдрам и ягодицам обожгли кожу. Так из новенькой «выбивали колледж». Пощады не было.

После того, как я смогла двигаться, девочка, которая спала на соседней кровати – её звали Лаура Сэндон, - объяснила, что такому наказанию подвергаются все вновь прибывшие. По её словам, в пансионе не брезговали и розгами.

Заметив слёзы на моих глазах, она поцеловала меня и ласково погладила вспухшие ягодицы.

- Как они у тебя накалились! Сбрось одеяло – ты немного остынешь. Я хочу на тебя посмотреть…

- И я хочу! – воскликнула Луиза Ван Тромп, симпатичная белокурая девочка. – Давайте поиграем в «хлопки», пока к нам не пришла мадемуазель Фосс. Это наша гувернантка – француженка, - объяснила она мне. – Ну, как? Давайте? Роза, тебе это понравится и отвлечёт от собственной боли. Будите Цецилию и Клару!

Девочки радостно выпрыгнули из кровати. Я обомлела, когда они сняли ночные рубашки. Лаура – худенькая шестнадцатилетняя блондинка с огромными голубыми глазами, и, похоже ласковая и чувственная. Цецилия – ей около пятнадцати лет, симпатичная девушка с каштановыми кудрями и голубыми глазами. Леди Клара – восемнадцатилетняя брюнетка, среднего роста, с томными глазами. Луиза Ван Тромп – семнадцатилетняя голландка с пышной, развитой фигурой. Это было увлекательное зрелище. Никто из них не стыдился наготы. Цецилия осмотрела меня с головы до ног:

- Роза, я так рада, что теперь нас двое. А то все остальные девушки до отвращения похожи на взрослых. – Она шутливо накрутила на палец локон Лауры.

- Ты ещё глупышка и не понимаешь. Когда у тебя появятся первые волосики, ты начнёшь задирать нос, - рассмеялась та, - и вообще, прекрати тереться о моё бедро. Лучше трись о мой живот. От этого у тебя быстрей вырастут волосы.

Шутливый спор сопровождался лёгкими шлепками. Это и было, как оказалось, началом игры. Её смысл заключался в том, чтобы ударить водящую, стоявшую в центре, и отскочив, ухватиться рукой за спинку кровати или стола. Главное, чтоб не успели шлёпнуть тебя.

Первой водила Клара. Как только она поворачивалась к кому-либо спиной, её крепко ударяли по заду. Скоро её ягодицы напоминали спелый персик. Все развеселились, поднялась беготня.

Я боялась, что на шум появится гувернантка, но никто не приходил. Девочки объяснили мне, что в школе существует правило – не препятствовать играм учениц, если они происходят в спальне.

Но в самый разгар веселья открылась дверь и вошла молодая женщина:

- Девочки! Как можно играть в шлепки при полном свете! Некрасиво друг перед другом демонстрировать свою наготу. Нам не хотелось бы наказывать вас слишком сурово, но вот эти розги явно пойдут на пользу. – И она вынула из-за спины элегантно перевязанный лентой пучок тонких розог. Повернувшись ко мне она сказала:

- Мисс Куут, вы не хотели бы их попробовать? Уверяю вас, ощущение будет совсем иное, чем от шлепков.

С нескрываемым удовольствием я рассказала мадемуазель Фосс о правилах в доме моего деда, добавив, что принесённые её дамские розги не производят на меня должного впечатления.

- Я думала, что впервые порку девушки пробуют только в школе, - удивилась она. – прошу вас, мисс Куут, расскажите мне как-нибудь о перенесённых вами наказаниях.

Пока продолжался наш разговор, француженка раздевалась. Это была смуглая молодая женщина, жгучая брюнетка, с приятным выражением лица, живыми, выразительными глазами и густыми ресницами. Когда она оголила грудь, я с восхищением рассматривала пышные округлости, увенчанные тёмными пуговками сосков.

- Ван Тромп, куда вы спрятали мою ночную рубашку? – спросила мадемуазель, разбирая кровать.

- Не надо надевать ночную рубашку, лучше поиграйте с нами, - попросила Луиза.

Не успела гувернантка согласиться, как мы помогли ей избавиться от последней одежды, сняв даже чулки и туфли.

Мадмуазель Фосс было 26 лет. У неё было прекрасное тело, тонкая гибкая талия, округлые, красивые бёдра. Распущенные чёрные волосы спадали на плечи и почти достигали ягодиц. Низ подтянутого живота украшала густая шапочка курчавых чёрных волос.

- Ну, мисс Роза, - воскликнула она, садясь на край кровати, - вам никогда не приходилось видеть женщин с такой любвеобильной натурой? – Она шлёпнула меня, а затем прижала к себе и поцеловала. – Мне очень хотелось бы тебя ласкать. Ван Тромп наверняка с радостью согласиться лечь не со мной, а с твоей Лаурой.

- Мы так просто этого не позволим, - возразили сразу два или три голоса, - мадемуазель, становитесь в центр круга!

Игра возобновилась. Гувернантка старалась от души. Розга в её руках оставляла заметные следы на наших телах. Но мы не сдавались – и её ягодицы вскоре покрылись багровыми пятнами. Игра всех развеселила. А чуть позже мадемуазель Фосс предложила сыграть в «колледж».

- Давайте попросим Розу быть директрисой и наказывать вас. Она прошла хорошую школу порки, - обрадовалась Лаура. У меня затрепетало сердце. Идея высечь эту прекрасную женщину была как нельзя кстати.

Луиза повернулась к гувернантке:

- Вы, мадемуазель, хотите, чтобы сегодня ночью вашей подругой по постели была Роза? Мы согласны при условии, что она сыграет роль директрисы и хорошо вас разогреет.

- Да, да, это будет замечательно! – хором поддержали Клара и Цецилия, которые уже договорились быть подружками на ночь и теперь, обнявшись, сидели на кровати.

Предвкушая удовольствие, я взяла в руку розги. Для начала несколько раз взмахнула ими в воздухе, а затем распорядилась:

- Вы, мадемуазель, ложитесь на матрас так, чтобы ваши ноги свешивались на пол. Лаура и Луиза, подойдите сюда и держите её руки. Запомните, тело не должно двигаться. После того, как девочки исполнили мои указания, я громко обратилась к гувернантке:

- Мадемуазель Фосс, вы очень строгая руководительница и ваши наказания часто незаслуженны. Я спрашиваю от имени моих подруг: обещаете ли вы попросить у нас прощения, а затем исправиться? – Вопрос сопровождался парой несильных ударов поперёк ягодиц.

- Нет! Я не буду просить у вас прощения, - она поддержала игру. Но для меня это уже была не игра. В одно мгновение во мне ожили воспоминания о роли сэра Айра, и знакомое уже упоение придавало силы рукам.

Я нанесла ей пару ударов, которыми мог бы гордиться старый генерал. Розги оставили багровые полосы.

- Ой! Вы бьёте слишком сильно! Маленький дьяволёнок, вы рассечёте мне кожу, - задёргалась жертва.

Я уже не слышала её причитаний и хлестала изо всех сил. Она закричала, затем заплакала.

- Ага, кажется, это вам не нравится? Что это вы так судорожно мечетесь? – Я ликовала.

Мадемуазель пыталась освободиться, но Клара и Цецилия, которым передался мой восторг, крепко держали её за руки, подбадривая меня:

- Браво, Роза! Дай ей ещё!

В конце концов мадемуазель Фосс стала просить у меня прощения, плача и умоляя оставить её в покое.

На этом и закончилось наше вечернее развлечение. Все надели ночные сорочки и легли спать. Мадемуазель пригласила меня в свою постель.

- Ах, моя дорогая. – прошептала она, когда погасили свет, - ты так нещадно секла меня… Неужели тебе приходилось терпеть более сильные муки?

В этот момент я почувствовала, как она потихоньку ласкает меня, проникая пальцами между ног. Я неуверенно ответила на её ласки, и моя рука вскоре скользнула вниз по её животу.

- Вот так, - прошептала она, - ласкай и ты меня. Делай, как я, чувствуешь?..

Её движения смущали меня. До этого момента я не испытывала ничего подобного, даже когда Джейн спала в моей кровати. Но смущение скоро прошло. Оно сменилось сладостным и завораживающим ощущением, в котором я с восторгом узнала знакомое томление, испытанное мной ещё дома, во время порки.

Мадемуазель очень нежно прижимала к себе моё голое тело. Она массировала мой девственный орган и страстно целовала губы, глаза, лицо, шею, маленькие бугорки моих будущих грудей. Я чувствовала, что она возбуждена, и вдруг ощутила, что мои пальцы, ласкавшие её лоно, увлажнились. А через несколько мгновений я почувствовала то неповторимое ощущение внизу живота, и в блаженстве замерла.

Со временем я убедилась, что подобные игры были очень популярны у воспитанниц. Никто не оставался в стороне, и я уже не стеснялась демонстрировать ласки, которым меня так быстро обучили.

От мадемуазель Фосс я тогда узнала, что это единственное настоящее развлечение в школе. А для меня явилось откровением, что пережитый мной экстаз был повторением моих затаённых ощущений в комнате пыток. Уже тогда чувственное наслаждение переплеталось с розгами, и было неотделимо от них. Не знаю, чему пытался научить меня старый генерал, но его опыты пробудили мой организм. И отказаться от испытанного было выше моих сил.

- Не хочешь попробовать ещё раз? – жарко шепнула мне в ухо соседка.

Я с радостью согласилась. Мы опять легли на кровать, но в этот раз голова мадемуазель оказалась у моих ног. Я сразу почувствовала, что мою плоть ласкает её язык, а палец нежно продвигается внутрь.

Я с готовностью повторяла всё, что делала мадемуазель, понимая, что ей так же хорошо, как и мне. Она не переставала двигаться, тем самым заставляя двигаться и меня. Сладостное чувство нарастало и в этот момент моё тело охватила уже знакомая конвульсия. Я сжала бёдрами голову девушки, ощущая ответное содрогание.

Опыт любви, полученный в первую очередь в моей школьной жизни, я позже смогла укрепить со многими девушками нашего пансиона. Меня тянуло к женскому телу также, как к возможности испытать на ком-нибудь розги. Я уяснила для себя, что порка розгами и женские ласки дают один и тот же результат – чувственное наслаждение. Но без кнута в руке, без вида окровавленного тела, я теряла особый привкус остроты.

Как я уже писала, директриса – мисс Флейбам – была строга в отношении дисциплины. То и дело кто-то приговаривался к наказанию. Виновную – в точности как у нас в доме – устраивали на спине прислуги Марии. Однажды на уроке английского я возразила учительнице, мисс Герберт. Она тут же сообщила мисс Флейбам, что я назвала её «старой ворчуньей».

- Это очень гадкое выражение, - оценила мисс Флейбам, - поэтому я накажу её. Позовите Марию, пусть приготовит всё для экзекуции.

Немедленно появилась исполнительная Мария. Она сняла с меня платье, оставила в рубашке и трусиках, накинув на меня нечто вроде длинного капюшона, и бросила к ногам несколько связок свежих розог. Я сама выбрала одну и, поцеловав её, протянула директрисе.

Мисс Флейбам взяла розги и сказала:

- Я дам вам дюжину розог, а затем вы попросите прощения у мисс Герберт. – Удары этой женщины были довольно сильные. После двенадцатого я попросила прощения у мисс Герберт. После этого мне разрешили вернуться к занятиям.

Сколько потом было этих наказаний! Но мне хочется, чтобы ты знала, как отплатили мисс Флейбам мисс Герберт.

Об этом – в следующем письме.

Письмо 5-е.

Моя дорогая Нелли!

В школе мисс Флейбам я провела почти пять лет. До выпуска оставалось шесть месяцев, и ты, конечно, представляешь, с каким нетерпением мы ожидали этого дня. Многие девушки уже покинули пансион, ещё несколько человек со дня на день ожидали отъезда. Рядом со мной оставались лишь два близких человека – Цецилия и мадемуазель Фосс. Мы повзрослели, и уже сами «выбивали колледж» из новеньких, приобщая их к таинствам спальных игр. Но даже тут мысли о скором выходе из школы не оставляли нас.

С согласия моих опекунов было решено, что мадемуазель Фосс переедет жить в мой дом как компаньонка. Эта перспектива искренне меня радовала.

А пока мисс Флейбам была озабочена потерей стольких учениц. Она была раздражена, озлоблена, и старших девочек секли за самые незначительные проступки. Чаша терпения переполнилась, и мучительницу ждала кара.

Наш отъезд и прощание с Эдмонтоном приближались, но никто не хотел покидать школу, не рассчитавшись за старые обиды. Единогласно было решено, что в этом мероприятии будут участвовать все девочки-выпускницы. А те, кому полагалось ещё оставаться, смогут побыть зрителями.

Мы знали, что квартира мисс Флейбам находилась в крайнем флигеле здания, вход в который со стороны наших спален невозможен из-за крепкой двери, запертой на двойной засов.

Нужна была помощь. И мы обратились к той самой Марии, что участвовала в наших наказаниях. Удивительно, но она сразу согласилась, добавив, что не откажется от возможности рассчитаться с хозяйкой за тысячи мелких обид. Ей было поручено приготовить розги.

И вот прощальный бал накануне нашего отъезда! Мы были возбуждены, шутливы и с удовольствием пили шампанское, которое разносили служанки. Пили намного больше, чем предписывали правила хорошего тона школы мисс Флейбам. Мы ждали, когда она взорвётся и – это произошло.

- Мисс Куут, я удивлена вашим поведением! Как вы смеете советовать другим ученицам пить больше, чем положено. – Она встала с кресла и добавила:

- Вы уже напоили почти всех. Мария, немедленно унеси бутылки, они потеряли голову.

Мария к тому времени, как мы и договорились, уже отпустила служанок и закрыла дверь на засов.

Шампанское ударило мне в голову – всё шло по плану. Я подняла бокал и, перекрывая гомон, обратилась к гостям:

- Не уносите шампанское – мы его ещё не допили. Мисс Флейбам, мисс Герберт и все присутствующие! – Я оглядела зал. – Вы знаете, что многие из нас завтра навсегда покинут колледж, и я уверена, что все вы поднимите бокалы в честь нашей любимой и всеми уважаемой директрисы.

Мисс Флейбам пришлось сделать приятное лицо. Раздались аплодисменты, бокалы были выпиты до дна.

- А теперь, - воскликнула я, поднявшись на стул и поставив ногу на стол, - мы должны на шведский манер выпить за здоровье умнейшей и любезнейшей, такой добродетельной директрисы. Поставим же одну ногу на стол и перебросим бокалы через плечо после того, как они будут опустошены.

Через мгновение раздался резкий звон разбивающегося стекла.

Видя, как на пол летят бокалы, мисс Флейбам вскочила:

- Они совсем пьяны, что же мне делать? Мисс Герберт, это ужасно! Где они научились так развязано себя вести?

- Это серьёзное обвинение, - громко сказала я, - это оскорбляет нас всех, наступил момент, когда мы должны наказать вас, мисс Одри Клементина Флейбам, и вас, мисс Дидо Герберт! А вас, фрау Бильда – за то, что вы всегда соглашаетесь с вышеупомянутыми особами. Мария, выполни свой долг: раздень их и облачи в одежды для наказуемых.

Мисс Флейбам покраснела, как рак: её одновременно обуревали и страх, и злость.

- Как вы смеете так разговаривать со мной! Мария, выгони отсюда этих бесстыдниц, они просто обалдели от вина.

Но Марии было не до того. Она быстро переодевала фрау Бильду. Бедняжка почти лишилась чувств от страха и не оказывала никакого сопротивления. А вот мисс Герберт была возмущена и так вырывалась, что её держали несколько человек… Мисс Флейбам сидела в своём кресле так же под охраной дюжины учениц.

- Не теряйте времени на эту старую брюзгу! Просто положите её на стол, и задерите юбки, - крикнула я тем, кто пытался переодеть мисс Герберт. В одно мгновение была освобождена половина стола, и девочки уложили обеих дам, не давая им возможности двинуться.

- Снимите с них панталоны, - скомандовала я. Жертвы сгорали от страха и стыда, вопили, прося освободить их. Директриса сидела в кресле, окаменев, поняв наконец, что её ожидает…

Уже после первых ударов фрау Бильда пронзительно закричала, думаю, от страха. После дюжины - она завыла. Обещая никогда больше не участвовать в наказаниях учениц, она просила у нас прощения. Для порядка я хлестнула её ещё и приказала:

- Этой хватит! Теперь очередь мисс Дидо Герберт! Ну как, мисс, вы ещё не чувствуете, что вам предстоит? – Сильные удары полосовали её, на теле появились багровые полосы. Каждая выступающая капля крови доставляла мне истинную радость. Но главной целью было желание навсегда отбить у этой женщины охоту к наказанию девочек.

- Ой, какой стыд, мисс Куут, что вы делаете? – похоже, мисс Герберт больше страдала от унижения, чем от боли.

- А вы всегда считали, что такая порка при всех постыдна? Или вы поняли это только сегодня, когда вас разложили на столе голой? – Я добавила жару.

Мисс Герберт зарыдала:

- Я не то имела в виду! Я виновата! Сжальтесь! Это просто жестоко!

Похоже, ей никогда не приходилось испытывать подобные ощущения. Тело стало багровым, на свежих рубцах выступила кровь. Я не чувствовала ни грамма жалости – мисс Герберт была настолько черства и беспощадна, что всей её мукой не искупалась боль, причинённая нам за пять лет учёбы.

- Перестаньте, прошу вас, сжальтесь! Я никогда больше не буду жестокой к ученицам! Я вся в крови! Мисс Куут, как вы можете быть такой жестокой? – заходилась в крике жертва.

- Вы считаете, что это жестоко? А безжалостно пороть маленьких девочек? Помните, как вы всячески унижали их, заставляя целовать вам руки и розги?!

Наконец ей позволили слезть со стола и встать на колени. Я заставила её целовать розги, затем она просила у всех прощения. Конечно, мало кто верил обещаниям лживой гувернантки, и поэтому её слёзы от боли и унижения не вызывали сожаления. Девочки с радостью вытолкнули её за дверь.

- Ваша очередь, мисс Флейбам, - сказала я, - вас наказывать надо в десять раз строже, вы – главная истязательница.

Директриса, потрясённая тем, как на её глазах истязались помощницы, сразу стала просить прощения у всех учениц колледжа. Но это было бесполезно.

Мария с удовольствием сняла с ненавистной хозяйки одежды. Мисс Флейбам, красная от стыда, безуспешно пыталась вырваться. Наконец, она осталась в одной нижней рубашке и трусиках, рельефно очерчивающих её полные, упругие ягодицы.

- Ну вот, мисс! Вы стали разумней ваших коллег и не пытаетесь больше вырваться. Цецилия, возьми розги и стань вместо меня, - я отошла в угол, чтобы отдышаться.

Цецилия, не такая опытная, как я, стегала мисс Флейбам, нанося слабые удары. Она как бы «разогревала» тело директрисы для предстоящего испытания.

Продышавшись, я приказала Марии взять хозяйку под руки и как обычно поднять её на спину. Полное тело мисс Флейбам было готово для ударов. В первый раз мы видели директрису во всём её природном естестве. Можно было начинать.

- Какой замечательный вид! Очень приятно укротить характер такой великолепной женщины. Мисс Флейбам, мы обвиняем вас в том, что вы оскорбили всех присутствующих, заявив, что мы пьяны и потеряли рассудок. Не мы были пьяны, а вы упивались своей властью и мучили нас. – Я взяла новые розги и несколько раз с силой ударила.

Мисс Флейбам смолчала. Её лицо перекосилось от злости и возмущения. Но тело вздрагивало при каждом ударе, - она чувствовала острую боль. Достаточно было нескольких сильных взмахов руки, чтоб из груди жертвы вырвались сначала сдавленные хрипы, а затем и стоны, переходящие в непрекращающийся крик. За пять лет учёбы моё умение наносить удары достигло совершенства. Это подтверждали крики несчастной:

- Какая жестокость! Только дьявольское порождение может так избивать человека!

Я продолжала хлестать и скоро по её телу уже стекали капельки крови. Как обычно, во мне нарастало возбуждение. Краем глаза я заметила, что многие девушки устроились в креслах и, глядя на нас, ласкали друг друга.

Теперь мисс Флейбам уже кричала:

- Пощадите! Сжальтесь надо мной, мисс Куут!

Но я была в лихорадочном возбуждении:

- Ну нет! Пока смерть вам не грозит, вы сильная, всё перенесёте. Вы ведь ещё не раскаялись! Почему вы не просите прощения?

Я опять несколько раз сильно ударила, стараясь попадать по внутренним поверхностям бёдер. Жертва была на грани потери сознания. А моя рука уже с трудом сжимала розги.

- Девочки, наша жертва пока ещё не созрела, чтобы просить прощения. Подождём. Пока же я предлагаю выпить шампанского за то, чтобы она приняла правильное решение.

Все дружно подняли бокалы, шутливо пожелав мисс Флейбам скорее одуматься.

Отдохнув, я встала из-за стола и взяла новый пучок розог.

Воля её уже была сломлена. Как я и предполагала, не потребовалось много времени, чтобы мисс Флейбам стонала и рыдала, вымаливая у нас прощение. Она клялась никому не рассказывать об это случае и больше не поднимать руку на воспитанниц.

С искренней радостью мы смотрели, как директриса целовала измочаленную связку розог, покрытую её же кровью. На лице и в глазах у неё был ужас и покорность укрощённой гордыни. По щекам текли слёзы.

Я до сих пор помню возбуждение, овладевшее мной. Наклонившись к мисс Флейбам, я расхохоталась:

- Вот и вы теперь знаете, что такое строгое наказание. – И провела рукой по её иссечённому телу, - через недельку-другую вы станете такой же, как прежде, так что не расстраивайтесь.

Так закончился прощальный вечер. Мы разошлись по своим комнатам. Но возбуждение было настолько сильным, что мы ещё долго не могли уснуть. Это была прощальная ночь любви.

Утром мисс Флейбам не появилась, а я получила от неё огромный счёт за разбитые бокалы. Таким было моё прощание со школой.

Моя дорогая Нелли, в ближайшее время я еду путешествовать, а когда вернусь, продолжу свой рассказ.

Письмо 6-е.

Моя дорогая Нелли!

Наконец-то я вернулась в Англию после продолжительного путешествия по Италии и Германии. И теперь могу с радостью продолжить свой рассказ.

Закончив колледж, я вернулась в свой старый особняк на окраине Лондона. Мои опекуны поручили меня заботам мадемуазель Фосс, приехавшей со мной. В доме к моему удовольствию жила горничная Джейн. Остальные лица были для меня новыми: повариха Маргарет, две прислуги – Мери и Полли. Теперь у меня был даже паж – молодой и очень вежливый брат Джейн – Чарли.

Поскольку я была ещё несовершеннолетняя, ведение хозяйства не требовало особых затрат. Моё содержание обходилось опекунам в тысячу фунтов стерлингов в год, из которых я выплачивала мадемуазель Фосс жалованье – 200 фунтов. Эта женщина была золотой души человек. Она вносила оживление в мою жизнь, участвовала в моих развлечениях, и в итоге приняла на себя все обязанности по дому.

Сроднившись в пансионе, мадемуазель Фосс и я и здесь занимали смежные комнаты. Это позволяло нам общаться в любое время. На нашем этаже жили также паж, Джейн и Полли. Маргарет и Мэри поселились на верхнем этаже. В доме оставались ещё свободные комнаты. Одну из них – самую большую – мы с Фосс оборудовали для бичевания, поскольку не сомневались, что это необходимо для поддержания в доме строгого порядка и дисциплины.

По моему распоряжению рабочие ввинтили в потолок крюки с роликами и верёвками, ус

Дата добавления: 2015-10-16