|
Стена римского цирка. Слева на стене нарисована луна, прозрачная, как желатин. Посередине огромный зеленый ланцетообразный лист.
П е р в ы й ч е л о в е к (входя). После всего, что стряслось, мне уже нельзя говорить с детьми и радоваться небу — это будет слишком несправедливо.
В т о р о й ч е л о в е к. Дурное здесь место.
Р е ж и с с е р. Видел схватку?
Т р е т и й ч е л о в е к (входя). Оба должны были погибнуть. В жизни не видал такой кровавой забавы.
П е р в ы й ч е л о в е к Два льва. Два полубога.
Т р е т и й ч е л о в е к. Два полубога, если б обошлись без дыр.
П е р в ы й ч е л о в е к. Вот чем человек наказан — дырой. Вот где его стыд, его крах и смерть. Оба они дырявые, и ни один не выстоит, если сразится с красотой, что таит свою жажду за чистой мраморной гладью.
Т р е т и й ч е л о в е к. Когда восходит луна, деревенские дети вместе идут в поля облегчаться.
П е р в ы й ч е л о в е к А за камышами, у заводи я видел след того, кто угрожает свободе голых!
Т р е т и й ч е л о в е к. Оба должны были погибнуть.
П е р в ы й ч е л о в е к (властно). Победить!
Т р е т и й ч е л о в е к. Как так?
П е р в ы й ч е л о в е к. Оставаясь собой, отметая фальшивое чувство, оставаясь мужчинами. Разве мужчина может перестать быть мужчиной?
В т о р о й ч е л о в е к. Гонсало!
П е р в ы й ч е л о в е к. Они потерпели поражение и стали посмешищем.
Т р е т и й ч е л о в е к. Потому что они не мужчины. И вы не мужчины. Меня тошнит от вас.
П е р в ы й ч е л о в е к. Будет пир. А после — Император. Ты что, не можешь его задушить? Ты ведь доблестен и красив — кто станет это отрицать? Так что ж ты не вцепишься ему в глотку?
Р е ж и с с е р. А почему ты не вцепишься?
П е р в ы й ч е л о в е к. Потому что не могу, потому что не хочу, потому что я — слабый.
Р е ж и с с е р. А он — сильный, он может, он властен. (Громко.) Император среди руин!
Т р е т и й ч е л о в е к. Кто хочет послушать, как он сопит, — спешите!
П е р в ы й ч е л о в е к. Ты и спеши.
Т р е т и й ч е л о в е к. Была б у меня плетка, я б тебя погнал.
П е р в ы й ч е л о в е к.Ты знаешь — я покорен, но я презираю тебя, ты — трус.
В т о р о й ч е л о в е к. Трус!
Р е ж и с с е р (властно, глядя на Третьего человека.) Император, что пьет нашу кровь, здесь, среди руин.
Т р е т и й ч е л о в е к закрывает лицо руками.
П е р в ы й ч е л о в е к (Режиссеру). Вот он, узнаешь? Вот он, храбрец, что в кафе и в книге наматывал наши жилы на рыбий хребет. Это он одиноко любит Императора и рыщет, ища его, по портовым тавернам. Энрике, посмотри ему в глаза. Гляди — виноградные лозы оплели ему плечи. Но меня не обмануть. Я сам убью Императора. Без ножа — руками, вот этими слабыми руками, красоте которых завидуют даже женщины.
Р е ж и с с е р. Нет, пусть он! А ты подожди. (Третий человек садится на стул и плачет.)
Т р е т и й ч е л о в е к. Значит, я так ни разу и не надену мою пижаму с облаками? Ай! Вы, наверно, не знаете, что я выдумал чудный напиток — только три негра в Гондурасе знают его рецепт.
Р е ж и с с е р. В болоте нам тухнуть, а не здесь сидеть. На самом дне, по горло в иле, где гниют дохлые лягушки.
В т о р о й ч е л о в е к (обнимая Первого человека). Гонсало, почему ты его так любишь?
П е р в ы й ч е л о в е к (Режиссеру). Я принесу тебе голову Императора.
Р е ж и с с е р. Лучше подарка для Елены нельзя и придумать.
В т о р о й ч е л о в е к. Гонсало, останься. Позволь я вымою тебе ноги.
П е р в ы й ч е л о в е к. Голова Императора сожжет тела всех женщин.
Р е ж и с с е р (Первому человеку.) А ты разве не знаешь мажет себе ногти негашеной известью и фосфором. Чтобы блестели. Вот тебе нож, иди. Елена, сердце мое, Елена!
Т р е т и й ч е л о в е к. Сердце мое, бедное мое сердце. Не произносите этого имени — Елена.
Р е ж и с с е р (задрожав). Никто и не произносит. Давайте наконец успокоимся.
П е р в ы й ч е л о в е к. Елена.
Р е ж и с с е р (Первому человеку). Молчи. Я буду ждать там — за стеной. Молчи.
П е р в ы й ч е л о в е к. Лучше покончить сразу. Елена! (Хочет уйти.)
Р е ж и с с е р (останавливая его). Послушай, а если я стану крохотным жасминовым человечком?
В т о р о й ч е л о в е к (Первому человеку). Идем. Не попадись ему на удочку! Я сам отведу тебя в развалины.
Р е ж и с с е р (обнимая Первого человека). Я стану анисовой пилюлькой, застывшим тростниковым соком с берегов всех рек, а ты — высокой китайской горой в зарослях крохотных живых арф.
П е р в ы й ч е л о в е к (мечтательно глядя вдаль). Нет, не китайской горой. Я стану бурдюком со старым вином, что сотнями пиявок впивается в горло.
Т р е т и й ч е л о в е к. Нам придется расстаться.
В т о р о й ч е л о в е к. Иначе сожрем друг друга.
Т р е т и й ч е л о в е к. Даже если я обрету свободу...
Р е ж и с с е р и П е р в ы й ч е л о в е к молча борются.
В т о р о й ч е л о в е к. А я найду свою смерть.
Т р е т и й ч е л о в е к. Предположим, у меня есть раб...
В т о р о й ч е л о в е к. Если и есть, то лишь потому, что я — раб.
Т р е т и й ч е л о в е к. А если рабы мы оба, разве нам не под силу разорвать цепь?
П е р в ы й ч е л о в е к. Я позову Елену.
Р е ж и с с е р. Ия позову Елену.
П е р в ы й ч е л о в е к. Нет, не зови, не надо!
Р е ж и с с е р. Не буду. И ты не зови. Чем захочешь, тем я и стану.
Все еще борясь, они исчезают в правой кулисе.
Т р е т и й ч е л о в е к. Столкнем их в колодец. И обретем свободу.
В т о р о й ч е л о в е к. Ты обретешь. А я останусь рабом, и уже бесповоротно.
Т р е т и й ч е л о в е к. Пусть. Я все равно их столкну. Я хочу жить на своей земле, хочу пастушить, пить родниковую воду.
В т о р о й ч е л о в е к. Ты забыл, что и я могу быть сильным? Мальчишкой я запрягал отцовских волов, И хотя орхидеи сковали мне кости, у меня еще остались мускулы, и они мне послужат, стоит лишь захотеть.
Т р е т и й ч е л о в е к (вкрадчиво). Так будет лучше для нас и для них. Идем! Колодец глубокий.
В т о р о й ч е л о в е к. Я тебе не позволю!
Борются. В т о р о й ч е л о в е к толкает Т р е т ь е г о ч е л о в е к а, и оба исчезают в левой кулисе. Стена раскрывается. За ней гробница Д ж у л ь е т т ы в Вероне. Декорация узнаваема. Гирлянды роз, плющ. Д ж у л ь е т т а лежит в гробнице. На ней длинное, как у балерины, белое платье с глубоким вырезом — видны ее розовые целлулоидные груди.
Д ж у л ь е т т а (вскакивая). Умоляю вас! Я прошла три тысячи арок, и везде было пусто, никто мне не встретился. А мне так нужна помощь. Немного помощи и целое море сна. (Поет.)
Море сна.
Волны белого поля.
В небе арки, а в них — пустота.
И морская трава на подоле,
и плывет, тяжелея от соли,
унесенная морем фата.
Море времени.
Берег пустынный,
короеда следы-письмена.
Стекленеют в деревьях дельфины.
Мел агоний. Руины! Руины!
Одиночество моря и сна...
Д ж у л ь е т т а. А людей все больше! В конце концов они заберутся сюда, в гробницу, и влезут ко мне на постель. Что мне споры о любви? Что мне театр? Я хочу любить!
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц (входит с мечом). Любить.
Д ж у л ь е т т а. Да. Той любовью, что длится один миг.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Я ждал тебя в саду.
Д ж у л ь е т т а. А надо было в гробнице.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Ты такая же сумасшедшая, как была. Джульетта! Когда ты поймешь, как прекрасен день — рассвет, полдень, сумерки!
Д ж у л ь е т т а. И ночь.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Ночь — это другое. А днем можно развеять тоску, удрать отсюда, из этой холодной мраморной тюрьмы.
Д ж у л ь е т т а. Как?
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Садись на меня!
Д ж у л ь е т т а. Зачем?
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Я тебя умчу.
Д ж у л ь е т т а. Куда?
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Во тьму. Там такие нежные ветви. На кладбище крыльев такая густая бахрома.
Д ж у л ь е т т а (задрожав). А что ты мне подаришь?
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Самое тайное, что есть во тьме.
Д ж у л ь е т т а. День?
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Мох, не видавший света, прикосновенье, что губит крохотные миры.
Д ж у л ь е т т а. Разве не ты уверял меня, что нет ничего лучше дня?
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Чтобы открыть тебе ночь.
Д ж у л ь е т т а (в ярости). На что мне ночь, глупый конь? Чему мне учиться у звезд и у пьяниц? Мне нужен крысиный яд, чтобы потравить назойливых посетителей. А крыс я не трону — они мне принесли маленький рояль и щеточку из китайского лака.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Джульетта! Ночь — не мгновенье, но мгновенье может длиться всю ночь.
Д ж у л ь е т т а (плачет). Довольно. Не хочу тебя больше слушать. Зачем тебе меня увозить? Слово «любовь» — это обман, зеркало, разбитое вдребезги, рябь на воде. А после ты бросишь меня в гробнице, как бросают все и повсюду, да еще уверяют, что никакой любви нет. Я измучилась и встала только затем, чтобы просить помощи. Пусть кто-нибудь выгонит их из моей гробницы — и тех, что разглагольствуют о моем сердце, и их подручных, что раздирают мне рот мраморными пинцетами.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. День — это призрак.
Д ж у ль е т т а. Я знала женщин, готовых умереть ради солнца.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Пойми, один-единственный день, а после — любить! Все ночи сколько их ни есть — любить.
Д ж у л ь е т т а. Так все говорят. Все! Люди, деревья, кони. Я знаю наизусть все, что ты скажешь. Луна потихоньку рушит покинутые дома, подпиливает колонны и дарит червям малюсенькие фонарики, чтоб им было светлее в потемках черешен. Луна сует в окна спален маски болезней, обдает холодом животы беременных, а стоит мне замешкаться, оплетает плечи травой. Не смотри на меня так, конь. Я знаю, что тебя влечет. Когда я была маленькой, в Вероне, я видела коров — таких красивых коров на лугу. А после я видела их на рисунках в книжках и всегда вспоминала, когда шла мимо бойни.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Любовь, что длится один только миг.
Д ж у л ь е т т а. Да, один миг. И Джульетта совсем другая — живая, веселая, а не та, над которой вьется рой окуляров. Та, что была прежде — в Вероне. (За сценой снова раздаются голоса извон шпаг.)
Первый белый жеребец.
Любовь! Любовь!
Улитки, выставившей рожки.
у дорожки, рожки, рожки.
Любовь и боль!
Коня, который лижет соль.
(Танцует.)
Д ж у л ь е т т а. Вчера их было не меньше сорока, а я спала. Приходили паучихи и дети, а девушка прятала лицо в геранях, потому что ее изнасиловал пес. Но я была безмятежна. Если нимфы говорят о сыре, значит, он сделан из молока сирен или из клевера. Но теперь их четверо, их четверо, этих парней, что хотят приделать мне глиняные орешки и пририсовать чернильные усы.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц.
Любовь! Любовь! Козла с ослом,
осла — с улиткою, чьи рожки
у дорожки, рожки, рожки.
Любовь! Любовь!
Павлина и Зевса на скотном дворе
и жеребца, что ржет в алтаре.
Д ж у л ь е т т а. Четверо парней, слышишь, конь? Всю ночь они орали, но я проснулась, только когда засверкали ножи.
Появляется еще один конь — В о р о н о й. Развевается черный плюмаж. В руке у коня колесо.
В о р о н о й. Говоришь, их четверо? Нет. Весь мир. И земля лилий, и земля семян. Мертвые все спорят, а живые точат ножи. Весь мир!
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. На берегах Мертвого моря зреют прекрасные яблоки из пепла. Из прекрасного пепла!
В о р о н о й. Пепел такой свежий, сочный, сладкий. Я с удовольствием ем пепел.
Д ж у л ь е т т а. Нет, только не пепел! Не говорите мне о пепле.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. А я и не говорю о пепле. Я говорю об одной из его форм — о пепельных яблоках.
В о р о н о й. Что есть форма? Тоска по крови.
Д ж у л ь е т т а. Смута.
В о р о н о й. Тоска по крови и унылый бег в колесе.
Входят Т р и б е л ы х ж е р е б ц а. В руках у них черные лаковые трости.
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а. Форма — и пепел, Пепел — и форма. Вид и видимость. Зеркало. А тот, кто способен разом покончить, пусть отдаст золотой хлеб.
Д ж у л ь е т т а (ломая руки). Форма — и пепел.
В о р о н о й. Да. Тебе известно, как ловко я умею сворачивать шеи голубкам. Скажут «скала», а я знаю, что речь о ветре. Скажут «ветер» — значит, говорят о пустоте. А если уж скажут «пустота», значит, речь о задушенной голубке.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Любовь! Любовь! Луны к разбитому яйцу, желтка к луне, луны к белку и облака — к ее клубку.
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а (постукивая тростями).
Любовь! Любовь!
Коровьей лепешки — к солнцу и лету,
солнца — к коровьему скелету
и скарабея — к солнцу и свету.
В о р о н о й. Стучите сколько хотите — все равно случится то, что должно случиться. И будьте прокляты! Срам рода человеческого. Из-за вас я чуть не каждый день бегу в лес за смолой, чтоб замазать все щели и восстановить тишину — мое достояние. (Вкрадчиво.) Идем, Джульетта. Я расстелю для тебя льняные простыни. Скоро придет дождь в венке из плюща и омоет небо и стены.
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а. У нас есть три черные трости.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. И шпага.
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а (Джульетте). Чтобы возродить жеребцов, мы должны пронзить твое чрево.
В о р о н о й. Джульетта, уже рассветает. Пробило три. Если не поторопишься, двери запрут, и ты уже не выйдешь отсюда.
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а. Мы оставим ей поле и далекие горы.
В о р о н о й. Джульетта, не слушай их. В поле — крестьянин, что привык глотать свои сопли и топтать мышат. В поле орды червей мусолят сорные травы.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Мы оставим ей упругие груди и оповестим, что уже изобрели кровать, чтоб спать с лошадьми!
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а (тряся тростями). Хотим взойти на ложе!
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. С тобой, Джульетта! Прошлой ночью я был в гробнице и знаю все, что случилось.
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а. Хотим взойти на ложе!
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Ибо мы настоящие рысаки — мы разнесли конюшню!
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а. Снимай платье, Джульетта! И подставляй спину — будем хлестать тебя хвостами. Мы хотим воскреснуть!
Д ж у л ь е т т а ишет защиты у В о р о н о г о.
В о р о н о й. Ты сошла с ума, совсем сошла с ума!
Д ж у л ь е т т а (преображаясь). Я не боюсь вас. Хотите взойти на мое ложе? Да? Так я сама позову вас и буду повелевать вами, седлать вас, стричь вам гривы!
В о р о н о й. Кто кого пронзает? О, любовь, любовь! Ты уводишь свой свет в теплые потемки. Сумерки подпирают море, а мертвая плоть прорастает цветком.
Д ж у л ь е т т а (властно). Я не позволю истыкать себе грудь янтарным шилом! Я не рабыня, не идол тех бедолаг, что трясутся от любви в подворотнях. Пока я спала, мне снились запах смоковницы и тело жнеца. Никому из вас не пронзить меня! Я сама проткну вас насквозь!
В о р о н о й. Спи, спи, засыпай.
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а (поднимая трости, из которых брызжет вода). Давайте мочиться на нее, как на кобылу! Раз уж коза прыскает козлу в самый нос, раз уж небо мочится на магнолии, наводя глянец...
В о р о н о й. Иди к себе. Никто тебя не тронет.
Д ж у л ь е т т а. Ты велишь мне замолчать? Новорожденное дитя прекрасно.
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а. Прекрасно! Особенно когда стелет хвост по небу.
Справа входят Т р и ч е л о в е к а и Р е ж и с с е р. Как и в первой картине, Режиссер в белом костюме Арлекина.
П е р в ы й ч е л о в е к. Довольно!
Р е ж и с с е р. Театр на свежем воздухе!
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Нет. Уже открылся настоящий театр — погребенный в песчаных глубинах.
В о р о н о й. Чтобы узнали правду мертвых.
Т р е т и й б е л ы й ж е р е б е ц. Афиши на могилах, газовые рожки и длинные ряды кресел.
П е р в ы й ч е л о в е к. Да. Мы сделали первый шаг. Но я точно знаю, что вы трое таитесь, скользите по поверхности. (Т р и б е л ы х ж е р е б ц а жмутся друг к другу.) Вы привыкли к плетке, к окрику погонщика, клещам кузнеца и потому боитесь правды.
В о р о н о й. Когда скинут последнюю маску — кровь, не останется никакой другой правды — только куст крапивы, пустой рачий панцирь и клочок ссохшейся шкурки, прилипший к стеклу.
П е р в ы й ч е л о в е к. Их надо немедля гнать отсюда. Они боятся публики. Я знаю правду и знаю: им нужна не Джульетта. Я по глазам вижу, чего им хочется — и мне больно.
В о р о н о й. Им много чего хочется. Как и тебе.
П е р в ы й ч е л о в е к. Нет. Я хочу одного
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Всякий оберегает свою маску, подобно нам, жеребцам.
П е р в ы й ч е л о в е к. Но я без маски.
Р е ж и с с е р. Есть только одна маска. Я был прав, Гонсало. И если ты посмеешься над маской, она вздернет тебя, как того парня, и будешь болтаться в петле из кишок.
Д ж у л ь е т т а (плача). Маска!
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц. Видимость — форма.
Р е ж и с с е р. Посередине улицы маска оторвет тебе пуговицы и не зальется постыдным румянцем, а в спальне, когда тебе вздумается поковырять в носу или осторожненько выяснить, что там с задом, маска плеснет в тебя гипсом и так сдавит все тело, что ты и не встанешь.
П е р в ы й ч е л о в е к (Режиссеру). Я дрался с маской, пока не обнажил твое тело. (Обнимает его.)
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц (издевается). Озерная гладь — это всего лишь поверхность.
П е р в ы й ч е л о в е к (зло). А если озеро — это вода, глубь?
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц (смеется). Что есть глубь, как не ворох поверхностей?
Р е ж и с с е р (Первому человеку). Не обнимай меня, Гонсало! Твоей любви обязательно нужны свидетели. Разве мы не нацеловались среди руин? Мне отвратительны и твоя элегантность, и твой театр.
П е р в ы й че л о в е к. Я люблю тебя прилюдно, потому что мне противны маски. И потому что я сорвал с тебя маску.
Р е ж и с с е р. Почему я так слаб?
П е р в ы й ч е л о в е к (борется с ним). Я люблю тебя.
Р е ж и с с е р (отбиваясь). Я плюю тебе в лицо.
Д ж у л ь е т т а. Они дерутся!
В о р о н о й. Нет. Они любят.
Т р и б е л ы х ж е р еб ц а.
Любовь! Любовь!
Любовь одиночки к паре
и троицы к вечной сваре,
чтобы каждой твари — по паре.
П е р в ы й ч е л о в е к. Я раздену тебя до костей, до скелета.
Р е ж и с с е р. Семь огней у моих костей.
П е р в ы й ч е л о в е к. В самый раз моим семи рукам.
Р е ж и с с е р. Семь теней у моих костей.
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а. Отстань от него. Отстань!
Ж е р е б ц ы разнимают П е р в о г о ч е л о в е к а и Р е ж и с с е р а.
Р е ж и с с е р (обнимая Первого белого жеребца, радостно). Раб льва может стать другом коню.
П е р в ы й б е л ы й ж е р е б е ц (обнимая его). Любовь моя!
Р е ж и с с е р. Я запущу руку в кошель, кину в грязь монеты и рассыплю хлебные крошки.
Д ж у л ь е т т а (Вороному). Умоляю вас!
В о р о н о й (в беспокойстве). Подожди.
П е р в ы й ч е л о в е к. Час еще не пробил, а пробьет — и кони уведут голого, а ведь я выбелил его своими слезами!
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а останавливают П е р в о г о ч е л о в е к а.
П е р в ы й ч е л о в е к (властно). Энрике!
Р е ж и с с е р. Энрике? Энрике перед тобой! (Быстро срывает костюм Арлекина и бросает его за колонну. Теперь на Режиссере изящная балетная пачка. Из-за колонны выходит К о с т ю м А р л е к и н а — Энрике.)
К о с т ю м А р л е к и н а. Мне холодно. Зажгите свет. Хлеба! Пахнет жженой резиной.
Р е ж и с с е р (Первому человеку). Неужели ты и теперь не пойдешь со мной? С Гиллерминой, отрадой коней?
П е р вы й б е л ы й ж е р е б е ц. Луна и шельма, и бутыль вина.
Р е ж и с с е р. Пусть все приходят — лодки, солдаты, даже аисты, если им вздумается. Все поместитесь!
Т р и б е л ы х ж е р е б ц а. Гиллермина!
Р е ж и с с е р. Нет, я не Гиллермина! Я — Доминга, отрада негров.
Срывает балетную пачку. Под ней трико, сплошь увешанное бубенцами. Р е ж и с с е р бросает пачку за колонну, и оттуда выходит К о с т ю м б а л е р и н ы, за ним следуют Жеребцы.
К о с т ю м б а л е р и н ы. Ги-гиллер-гиллерми—гиллермина. На-ннами-намиллер-намиллерги. Впустите меня или выпустите. (Падает на пол и засыпает.)
П е р в ы й ч е л о в е к. Энрике, будь осторожен на лестнице!
Р е ж и с с е р (за сценой). Луна — подружка пьяных матросов.
Д ж у л ь е т т а (Вороному). Дай мне снотворное.
В о р о н о й. Вот — песок.
П е р в ы й ч е л о в е к (кричит). Я хочу одного — чтоб ты стал луной-рыбой! Луной-рыбой! (Убегает.)
К о с т ю м А р л е к и н а. Зажгите свет. Хлеба! Пахнет жженой резиной.
Слева входят Т р е т и й ч е л о в е к и В т о р о й ч е л о в е к, то есть Ж е н щ и н а в черной пижаме и венке из маков. Третий человек не переменился.
В т о р о й ч е л о в е к. Он так меня любит, что наверняка убьет нас обоих, если увидит вместе. Идем. Я теперь всегда буду тебе служить.
Т р е т и й ч е л о в е к. Твоя красота была ослепительна — там, за колоннами.
Д ж у л ь е т т а (им обоим). Давайте закроем двери.
В т о р о й ч е л о в е к. В театре двери не закрывают!
Д ж у л ь е т т а (плачет). Какой сильный дождь.
Т р е т и й ч е л о в е к (вынимает из кармана маску, изображающую пылкую страсть, и надевает ее. С подчеркнутой учтивостью). Прошу позволения остаться здесь на ночь.
Д ж у л ь е т т а. Зачем?
Т р е т и й ч е л о в е к. Чтобы насладиться тобою! (Продолжает что-то тихо говорить Джульетте.)
В т о р о й ч е л о в е к (Вороному). Видел? Здесь был человек — смуглый, с черной бородой. У него еще ботинки поскрипывали.
В о р о н о й. Не видел.
Т р е т и й ч е л о в е к (Джульетте). Никто тебя не защитит. Только я.
Д ж у л ь е т т а. Твоя подруга достойна любви.
Т р е т и й ч е л о в е к. Моя подруга? (В ярости.) Это из-за вас я всегда в проигрыше. Она мне не подруга, а маска, личина, тряпка, диванная болонка! (Стаскивает с Женщины, несмотря на ее сопротивление, пижаму и парик. Она оказывается Вторым человеком, только без бороды. Он одет так же, как в первой картине.)
В т о р о й ч е л о в е к. Сжалься!
Т р е т и й ч е л о в е к (Джульетте). Это я велел ему переодеться, чтоб уберечь от разбойников. Целуй мне руку! Целуй руку своему защитнику!
Входит К о с т ю м ж е н щ и н ы в в е н к е и з м а к о в. У нее белое, гладкое лицо без черт, похожее на страусиное яйцо. Третий человек пинает Второго человека, и тот исчезает в правой кулисе.
В т о р о й ч е л о в е к. Сжальтесь.
Ж е н щ и н а в в е н к е и з м а к о в садится на ступеньки и медленно, молча бьет себя руками по лицу до самого конца действия.
Т р е т и й ч е л о в е к (вытаскивает из кармана длинный красный плащ, надевает. его и, обнимая Джульетту, укрывает ее плащом). «Любовь моя, взгляни, ломает ветер ветви кипарисов...»
Д ж у л ь е т т а. Не так! Ты спутал слова.
Т р е т и й ч е л о в е к. А в Индии его ждут женщины, и руки их струятся.
В о р о н о й (вертя колесо). Пора закрывать!
Д ж у л ь е т т а. Какой сильный дождь.
Т р е т и й ч е л о в е к. Подожди. Уже недолго. Вот-вот запоет соловей.
Д ж у л ь е т т а (вся дрожит). Соловей! Боже мой, соловей!..
В о р о н о й. Прячься! (Хватает ее за руку и тащит в гробницу. Джульетта укладывается.)
Д ж у л ь е т т а (засыпая). Соловей!
В о р о н о й (уходя). Завтра вернусь. И принесу песок.
Д ж у л ь е т т а. Завтра.
Т р е т и й ч е л о в е к (у гробницы). Любовь моя, вернись! Ломает ветер ветви кленов... Что же ты наделала? (Обнимает ее.)
Г о л о с з а с ц е н о й. Энрике!
К о с т ю м А р л е к и н а. Энрике.
К о с т ю м б а л е р и н ы. Гиллермина. Не тяните — кончайте! (Плачет.)
Т р е т и й ч е л о в е к. Подожди, уже недолго. Вот-вот запоет соловей. (Раздается гудок парохода. Третий человек закрывает маской лицо Джульетты и укутывает ее красным плащом.) Этому дождю не будет конца. (Раскрывает зонтик и тихо, на цыпочках, уходит.)
П е р в ы й ч е л о в е к. Так ты вернулся, Энрике?
К о с т ю м А р л е к и н а. Ты вернулся... Энрике...
П е р в ы й ч е л о в е к. Ты издеваешься?
К о с т ю м А р л е к и н а. Издеваешься...
П е р в ы й ч е л о в е к (обнимая Костюм). Ты должен был вернуться ко мне, к моей бездонной любви, и ты вернулся, одолев травы и коней.
К о с т ю м А р Ле к и н а. И коней...
П е р в ы й ч е л о в е к. Скажи, скажи, что ты ко мне вернулся!
К о с т ю м А р л е к и н а (слабеющим голосом). Мне холодно. Зажгите свет. Хлеба! Пахнет жженой резиной.
П е р в ы й ч е л о в е к (страстно обнимая Костюм). Энрике!
К о с т ю м А р л е к и н а (все слабее и слабее). Энрике-е-е-е...
К о с т ю м б а л е р и н ы (нежно). Гиллермина.
П е р в ы й ч е л о в е к (бросает Костюм Арлекина на поли поднимается по лестнице). Энрике-е-е-е!
К о с т ю м А р л е к и н а (с пола). Энрике-е-е-е...
Ж е н щ и н а в в е н к е и з м а к о в с лицом-яйцом все так же размеренно, молча бьет себя руками по лицу.
Занавес
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
КАРТИНА ВТОРАЯ | | | КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ |