|
Что она делает?
Маркус не собирался подглядывать, но когда он наткнулся на Онорию, копавшуюся в грязи, то не смог побороть искушение. Он был просто обязан отойти в сторону и понаблюдать.
Она работала небольшой садовой лопаткой, и, видимо, яма ей требовалась небольшая, поскольку уже через минуту девушка поднялась, оценила дело рук своих вначале взглядом, а затем попробовала ногой. После чего Онория начала осматриваться по сторонам (Маркус ещё больше отодвинулся за дерево) в поисках кучи сухих листьев, под которой можно спрятать своё орудие труда.
В этот момент Маркус уже был почти готов обнаружить своё присутствие. Но тут она вернулась к своей яме, оглядела её, нахмурившись, и пошла к куче листвы за лопаткой.
С лопаткой в руках, Онория присела на корточки и принялась что-то делать. Она закрывала ему обзор до тех пор, пока не встала, чтобы снова спрятать уличавший её инструмент, в чём теперь Маркус окончательно убедился, поскольку подруга его детства нагромоздила вокруг своей ямы землю в форме кольца.
Она вырыла фальшивую кротовью нору.
Маркус задумался, известно ли ей, что кротовьи норы редко встречаются сами по себе. Возле одной норы всегда поблизости есть другая, довольно заметная. Вероятно, это не имеет значения. В её намерения, судя по количеству проб ногой, входит притвориться, что она падает. Либо заставить кого-то споткнуться и упасть. В любом случае сомнительно, чтобы кто-то стал искать второй выход из кротовьей норы, корчась от боли в вывихнутой лодыжке.
Маркус продолжал наблюдать. Можно счесть скучным занятием наблюдение за леди, которая не занята ничем, помимо стояния над поддельной кротовьей норой, но его это зрелище увлекло. Возможно из-за того, как отчаянно Онория пыталась побороть скуку. Вначале она, кажется, что-то декламировала до тех пор, пока по наморщенному носику не стало ясно, что она не помнит окончания. Потом девушка сплясала нечто наподобие джиги. После чего Онория станцевала вальс, обвив руками своего незримого партнёра.
Она танцевала удивительно грациозно, находясь среди леса. Без музыки она вальсировала значительно лучше, чем под нее. В бледно-зелёном платье она казалась лесным духом. Он мог вообразить её в платье из листьев, скачущей по лесу.
Онория всегда была деревенской девчонкой. Она носилась по Уиппл-Хилл, карабкалась по деревьям, скатывалась с холмов. Она всегда пыталась увязаться за ним с Дэниелом, но даже когда они отказывали ей в компании, она всегда находила себе занятие, обычно вне дома. Маркус вспомнил, как однажды вечером Онория обошла дом по кругу пятьдесят раз просто ради того, чтобы проверить, сможет ли она это сделать.
А ведь это был большой дом. У неё на следующий день болели ноги. Даже Дэниел поверил её жалобам.
Маркус представил себе Фенсмур, своё поместье. Оно было огромным. Никто в здравом уме не стал бы обходить его даже десять раз за день, не говоря уже о пятидесяти. Он ненадолго задумался – гостила ли у него Онория? Он не мог вообразить, когда это могло бы произойти. Он совершенно точно не принимал никого у себя в детстве. Его отец не славился гостеприимством, а Маркусу вовсе не хотелось приглашать друзей в безмолвный мавзолей, где он провел детство.
Однако через десять минут Онория заскучала. Стало скучно и Маркусу, поскольку девушка просто сидела у подножия дерева, упираясь локтями в колени и устроив подбородок на руках.
Но тут он услышал, как кто-то идёт. Онория тоже услышала, поскольку вскочила на ноги, подбежала к своей самодельной норе и всунула в неё ногу. Затем она неловко опустилась на землю, где расположилась в наиболее грациозной позе, какую можно было принять с ногой, застрявшей в кротовьей норе.
Онория помедлила, прислушиваясь, и как только этот некто приблизился, издала довольно убедительный крик.
Все эти семейные пантомимы пошли ей на пользу. Если бы Маркус не видел только что, как она подстроила собственное падение, то он поверил бы в несчастный случай.
Он подождал, чтобы увидеть, кто появится.
Потом подождал ещё.
И ещё.
Онория тоже ждала. Она вскрикнула повторно, но, видимо, с опозданием. Поскольку ей на помощь никто не явился.
Она испустила последний крик, уже явно не вкладывая в него душу.
– Чёрт побери! – буркнула Онория, рывком вытаскивая ногу из ямы.
Маркус засмеялся.
Она затаила дыхание:
– Кто здесь?
Проклятие, он же не собирался шуметь.
Маркус шагнул вперёд. Он не хотел пугать её.
– Маркус?
Граф поднял руку в приветственном жесте. Он бы сказал что-то, но она по-прежнему сидела на земле, и её туфелька испачкалась в грязи. А её лицо … Он никогда не видел ничего интереснее. Онория была вне себя от ярости и унижения, но она ещё не решила, какая из этих эмоций сильнее.
– Прекрати смеяться!
– О, прости, – сказал он без всякого сожаления.
Онория свирепо нахмурилась:
– Что ты здесь делаешь?
– Я здесь живу. – Он подошёл к ней и протянул руку, чтобы помочь встать. Кажется, именно так должен поступать джентльмен.
Онория прищурилась. Совершенно ясно, что она ни на йоту ему не поверила.
– Ладно, я живу неподалёку, – сдался он. – Эта тропинка петляет из стороны в сторону между границами владений.
Она приняла его руку и позволила ему помочь ей подняться, принявшись сразу же отряхивать юбки. Но почва была сырой, и грязь прилипла к ткани, вызвав ворчание и вздохи Онории. Наконец, она оставила попытки, посмотрела на него и спросила:
– Как давно ты здесь стоишь?
Он ухмыльнулся:
– Гораздо дольше, чем тебе хотелось бы.
Онория испустила утомлённый стон и сказала:
– Полагаю, ты не станешь держать язык за зубами.
– Не пророню ни словечка, – пообещал Маркус. – Но кого именно ты намеревалась завлечь?
Она насмешливо сморщилась:
– О, пожалуйста. Ты был бы последним, кому я бы сказала.
Он изогнул бровь.
– В самом деле. Последним.
Она метнула в него раздраженный взгляд.
– За исключением королевы, премьер-министра…
– Прекрати. – Онория с трудом скрыла улыбку, но тут же снова поникла. – Не возражаешь, если я снова присяду?
– Вовсе нет.
– Моё платье и так перепачкалось, – проговорила она, найдя место у подножия дерева. – Ещё несколько минут в грязи ничего не изменят.
Онория уселась и искоса взглянула на него:
– В этом самом месте ты должен был бы сказать, что я выгляжу свежей как цветок.
– Полагаю, это зависит от того, какой это цветок.
Тут она одарила его взглядом, исполненным крайнего недоверия, который был так знаком Маркусу. Сколько лет он наблюдает её гримаски? Четырнадцать? Пятнадцать? Раньше ему не приходило в голову, что Онория, несомненно, является единственной женщиной из его окружения, которая может говорить с ним откровенно и с изрядной порцией сарказма.
Вот почему он ненавидел выезжать в Лондон. Женщины там жеманились, прихорашивались и говорили ему то, что, по их мнению, он хотел от них слышать.
И мужчины делали то же самое.
Ирония заключалась в том, что они почти постоянно ошибались. Маркус презирал подхалимов. Ему было ненавистно каждое льстивое слово. Он терпеть не мог, когда ему говорили, что его совершенно обычный и ничем не примечательный жилет «удивительно скроен и великолепно сидит».
С отъездом Дэниела не осталось никого, кто понимал бы его. У него нет родственников, если не углубляться на четыре поколения назад, чтобы отыскать общего предка. Он единственный сын единственного сына. Холройды не славились особенной плодовитостью.
Маркус прислонился к ближайшему дереву, продолжая наблюдать за уставшей и несчастной Онорией, сидящей на земле.
– Значит, деревенский приём не вполне удался?
Она вопросительно взглянула на него.
– Ты так выразительно описывала его в письме.
– Ну, я знала, что тебе там не понравится.
– Он мог бы стать для меня развлечением, – произнёс граф, хотя им обоим было известно, что это неправда.
Онория снова посмотрела на него тем самым взглядом:
– Четыре незамужние леди, четыре студента, мистер и миссис Ройл, и ты.
Она подождала, пока до него дойдёт, и добавила:
– И ещё, возможно, собака.
Он сухо улыбнулся:
– Я люблю собак.
Онория вознаградила его смешком. Она подобрала прутик, лежавший возле её ноги, и начала чертить круги в пыли. Девушка выглядела совершенно несчастной, пряди волос выбились из шиньона. В глазах её застыли усталость и … что-то ещё. Что ему совершенно не нравилось.
Онория выглядела так, словно она сдалась.
Что абсолютно неправильно. Онория Смайт-Смит никогда не должна выглядеть подобным образом.
– Онория, – начал он.
Но девушка резко подняла голову, едва раздался его голос:
– Мне двадцать один год, Маркус…
Он замолчал, пытаясь сосчитать в уме:
– Но это невозможно.
Онория упрямо сжала губы:
– Уверяю тебя, так и есть. В прошлом году некоторые джентльмены, казалось, проявляли ко мне интерес, но ничего не вышло.
Она пожала плечами:
– Не знаю, отчего.
Маркус закашлялся и обнаружил, что ему совершенно необходимо поправить галстук.
– Полагаю, всё к лучшему, – продолжала Онория. – Ни один из них не вызывал во мне восторга. А один… Я однажды видела, как он пнул собаку.
Она нахмурилась:
– Поэтому я не могла рассматривать возможность… ну, ты понимаешь.
Маркус кивнул.
Она выпрямилась, улыбнулась решительно и весело. Даже слишком весело:
– Но в этом году я приложу все усилия.
– Я в этом не сомневаюсь.
Она с подозрением посмотрела на него.
– Что я не так сказал? – спохватился Маркус.
– Ничего. Но не нужно смотреть так свысока.
О чём, чёрт побери, она говорит?
– Я не смотрю свысока.
– О, Маркус, не надо. Ты вечно такой.
– Объяснись, – резко сказал он.
Онория смотрела на него так, словно не могла поверить в то, что он не понимает:
– Ты же знаешь.
– Нет, не знаю.
Онория фыркнула, поднимаясь на ноги:
– Ты всегда смотришь на людей вот так.
И она скорчила совершенно неописуемую гримасу.
– Если я всегда выгляжу так, – сухо произнёс Маркус, – и именно так, чтобы быть точным, то разрешаю тебе пристрелить меня.
– Вот, – триумфально воскликнула Онория. – Оно самое.
Маркус начал задаваться вопросом, уж не говорят ли они на разных языках.
– Что «то самое»? – переспросил он.
– Эти твои слова.
Он скрестил руки на груди, что казалось единственным приемлемым ответом. Если Онория говорит загадками, почему он вообще должен что-то отвечать.
– Ты весь прошлый Сезон глядел на меня с укоризной. Каждый раз я видела тебя сердитым.
– Уверяю тебя, что я не имел подобных намерений.
По крайней мере, сердился он не на неё… Маркус не одобрял мужчин, которые добивались её расположения, но не саму Онорию.
Девушка сложила руки на груди и посмотрела на него с явным раздражением. У Маркуса появилось ощущение, что она пытается решить, можно ли его слова счесть извинением. Неважно, что на самом деле никакого извинения в них не предполагалось.
– Могу ли я быть чем-то тебе полезен? – спросил он, с большой осторожностью подбирая слова и следя за своим тоном.
– Нет, – лаконично ответила Онория. И добавила: – Благодарю.
Он тяжко вздохнул, решив сменить тактику.
– Онория, у тебя нет отца, твой брат где-то в Италии, как можно полагать, а твоя матушка хочет переехать в Бат.
– И что с того? – огрызнулась она.
– Ты совсем одна, – столь же нелюбезно ответил Маркус. Он не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то осмеливался говорить с ним таким тоном. – И можешь таковой считаться.
– У меня есть сёстры, – запротестовала она.
– Разве кто-то из них предлагал тебе переехать к ним?
– Нет, конечно. Им известно, что я живу с мамой.
– Которая хочет поселиться в Бате, – напомнил ей он.
– Я не одна, – с жаром возразила Онория, и Маркус испугался, что ему послышалось рыдание в её голосе. Но если Онория и была близка к слезам, ей удалось с ним справиться, поскольку она представляла собой воплощение гнева и негодования, когда произнесла:
– У меня есть дюжины кузин. Дюжины. И четыре сестры, которые заберут меня к себе в мгновение ока, если сочтут необходимым.
– Онория…
– И у меня есть брат, даже если мы не знаем, где он сейчас. Я не нуждаюсь в…
Она замолчала и моргнула, словно сама поразилась своим словам.
Но она всё равно произнесла это:
– Я не нуждаюсь в тебе.
Повисла пугающая тишина. Маркус не думал о бесчисленных обедах за одним с ней столом. Или о семейных пантомимах, в которых он всегда изображал дерево. Эти представления были ужасными, все до единого, но он дорожил каждым листочком и каждой веточкой тех минут. Ему не нужны были ведущие роли, он вообще не любил выступать, но ему нравилось участвовать. С ними. Как одна семья.
Но сейчас Маркус не задумывался об этом. Он ни о чём таком не помышлял, стоя там и глядя на девочку, которая сказала, что он ей не нужен.
И, возможно, она действительно не нуждается в нём.
И к тому же, возможно, она уже не девочка.
Чёрт побери.
Он выдохнул воздух, который задерживал, и напомнил себе, что её мысли и чувства не в счёт. Дэниел просил позаботиться об его сестре, и он будет присматривать за ней.
– Тебе нужна… – Он вздохнул, пытаясь придумать, как сказать, чтобы не вывести её из себя. Такого способа не существует, как он понял, поэтому просто сказал как есть. – Тебе нужна помощь.
Онория отшатнулась:
– Ты предлагаешь себя в качестве моего опекуна?
– Нет, – страстно заверил её Маркус. – Нет, поверь мне, я бы ни за что не хотел этого.
Она снова скрестила руки:
– Потому что я – тяжкий крест.
– Нет!
Милостивый Боже, как разговор мог принять такой оборот?
– Я только хочу помочь, – пояснил он.
– Мне не нужен ещё один брат, – отрезала она.
– Я не хочу быть твоим братом, – парировал Маркус. И тут он снова увидел её другими глазами. Возможно, дело в её взгляде, или коже, горящей румянцем. Или в том, как она дышит. Или в очертании щеки. Или в пятнышке на её…
– У тебя грязь на щеке, – произнёс он, протягивая Онории платок. Никакой грязи не было, но ему необходимо каким-то способом сменить тему. Прямо сейчас.
Девушка вытерла щёку платком, посмотрела на по-прежнему белоснежную ткань и вытёрла снова.
– Больше нет, – сказал Маркус.
Онория возвратила ему платок и продолжала стоять на том же месте, глядя на него тяжело и угрюмо. Она сейчас выглядела как двенадцатилетняя, или, по крайней мере, у неё было точно такое же выражение лица, что его вполне устраивало.
– Онория, – осторожно начал он. – Как друг Дэниела…
– Не надо.
И всё. Просто не надо.
Маркус глубоко вдохнул, пытаясь использовать передышку для того, чтобы подобрать слова.
– Почему тебе так трудно принять помощь?
– А тебе легко? – возразила она.
Он уставился на неё.
– Тебе нравится принимать помощь других людей? – пояснила Онория.
– Зависит от того, кто её предлагает.
– Например, я. – Она скрестила руки, почему-то удовлетворившись его ответом, хотя он даже ради спасения собственной души не смог бы понять, что её обрадовало. – Ты только представь. Представь, что мы поменялись ролями.
– Если предположить, что речь идёт о предмете, в котором у тебя есть некоторый опыт, то да, я был бы рад принять твою помощь. – Маркус тоже скрестил руки, он был весьма доволен собой. Получился идеальный ответ, успокаивающий и приятный. И ничего не значащий.
Он ждал возражений Онории, но через несколько мгновений она лишь качнула головой и сказала:
– Мне пора возвращаться.
– Они заметят твоё отсутствие?
– Им давно стоило бы заметить, – пробормотала она.
– Ах, да, вывихнутая лодыжка, – сочувственно кивнул Маркус.
Онория повернулась с хмурым видом и зашагала прочь. В неправильном направлении.
– Онория!
Она повернулась. Маркусу стоило большого труда сдерживать улыбку, пока он показывал ей, куда нужно идти.
– Брикстэн находится там.
У Онории задрожал подбородок, но она только поблагодарила и повернулась. Повернулась слишком быстро и потеряла равновесие. Она вскрикнула, пытаясь устоять на ногах, и Маркус сделал то, что инстинктивно делает любой джентльмен. Он поспешил поддержать её.
Только его нога угодила в ту самую проклятую лже-кротовью нору.
Следующий возглас принадлежал ему, и, стыдно признаться, состоял из богохульных выражений. Они оба стали падать, когда он споткнулся, и с глухим стуком повалились на влажную землю. Онория упала на спину, а Маркус – на неё сверху.
Он немедленно поднялся на локтях, чтобы освободить девушку от тяжести своего веса, и посмотрел на неё. Маркус твердил себе, что делает это, чтобы проверить, как она. Он собирался спросить её об этом, как только отдышится. Но когда Маркус посмотрел на Онорию, она сама пыталась отдышаться. Её губы были раскрыты, глаза затуманены, и Маркус поступил так, как инстинктивно поступает каждый мужчина. Он наклонился, чтобы поцеловать её.
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 3 | | | Глава 5 |