Награда за долготерпение

Полковник Фронтон очень скоро и с удовольствием убедился, что надежды, которые он возлагал на замужество Марции, оправдали себя. От прежних знакомых горшечника Теренция до него дошли кое-какие вполне определенные слухи; они дали ему право на граничащее с уверенностью предположение, что Теренций в некотором пункте, - важном как для Марции, так и для него, Фронтона, - безусловно не Нерон. Если Фронтон проявит достаточно выдержки, если он выждет подходящей минуты, то, полагал он, такое терпение будет вознаграждено.

Он бывал у Марции так часто, как только можно было, однако ни разу не проявил навязчивости, держа себя чрезвычайно благовоспитанно, по-римски, и обнаруживал свои чувства лишь маленькими изысканными знаками внимания, никогда не высказывая этих чувств словами.

Марцию снедало разочарование, принесенное ей брачной ночью. Она избегала объяснения, которого искал отец; остатки ее веры в отца угасали. Было безумием надеяться, что такой человек, как раб Теренций, может вступить в Палатинский дворец. Неспособный оправдать имя Нерона, он в такой же мере не в состоянии придать смысл императорскому титулу, который на него навесили. Она не узнает могущества и славы, как не узнала любви. Ее предали, ей суждено всю жизнь прозябать на этом Востоке. Все настойчивее, все тесней кружились ее мысли и грезы вокруг единственного римлянина, находившегося вблизи, - вокруг Фронтона. То, что Фронтон оставался верен Титу и вместе с тем не уезжал из Эдессы, наполняло ее гордостью; она понимала, что он делает это ради нее, и чувствовала себя близкой ему. Сходство характеров и судьбы связывало их. Он тоже жил в одиночестве, в огромной, пустой цитадели, как и она была одинока среди просторных владений Варрона. В том, что этот изящный офицер с красивыми, седыми, отливающими сталью волосами, один среди пятимиллионного враждебного населения представляет римскую армию, она видела скорее великое, чем смешное.

Она боролась с собой, не знала, довериться ли Фронтону. Он видел, что она борется, наблюдал ее, ни о чем не спрашивал, ждал. Наконец ей стало невмоготу больше.

- Как вы терпите, мой Фронтон, - вырвалось у нее, - эту фальшь вокруг - в вещах и в людях, этот наглый пустой блеск? Вы единственный среди нас, кто сохранил достоинство и не продался окончательно этому распутному Востоку. Почему вы не возвращаетесь в Антиохию или Рим, чтобы после всей этой бессмыслицы, этой нечисти получить возможность дышать чистым воздухом?

Фронтон посмотрел на нее. Увидел стройное, тонкое тело, нервно дрожавшее под одеянием императрицы. Увидел удлиненные, горячие, карие глаза, глаза Варрона, блестевшие на белом лице. Ее строгий римский нрав, ее облик весталки и то, что она была дочерью такого отца, и ее необычайная судьба - все это пленяло его. Он тянулся к ней. Терпение, только терпение, дождаться подходящей минуты. "Надо выждать, - думал он, - пока она заговорит о своем Нероне. А пока - держать себя в руках. Только когда она начнет рассказывать о Нероне, можно пойти дальше. Но тогда можно будет пойти очень далеко".

- Я не нахожу, моя Марция, что здесь все сплошь мишура, - ответил он. - Идея, за которую борется ваш отец, еще недавно, каких-нибудь четырнадцать лет тому назад, была весьма реальной, нисколько не утопичной. Правда, теперь не в почете гуманность и космополитизм, теперь на Палатине исповедуют узкий национализм, отвратительное ханжество, обожествляется голая военная сила; но этот ограниченный национализм не становится приемлемее оттого, что его провозглашают на Палатине, а наш космополитизм нисколько не страдает оттого, что только в Самосате можно быть его открытым сторонником. Я не знаю, удастся ли вашему отцу тем опасным путем, который он избрал для этого, осуществить свою идею. Откровенно говоря, я не верю в это. Но если вы ставите ему в вину неразборчивость в средствах, которыми он пользуется для проведения своей идеи, то тут вы несправедливы, моя Марция. Когда-нибудь его идея восторжествует, это безусловно; но так же безусловно и то, что людям, которые будут содействовать этому торжеству, придется пользоваться такими же пошлыми и грязными средствами, какими теперь пользуется ваш отец.

Спокойствие, с которым Фронтон говорил, благородство, с которым он брал под защиту ее отца, хорошая и чистая римская латынь, умное, мужественное лицо и седая, отливающая сталью, голова - все это очень нравилось Марции. Она почувствовала, как близок ей этот человек. Она не сомневалась, что он остался в Эдессе только ради нее. Но ей хотелось услышать это из его уст.

- То, что вы говорите, благородно и великодушно. Но это не ответ на мой вопрос. Почему вы остаетесь здесь? Почему вы не уезжаете в Рим?

Фронтон знал, что именно хотелось бы ей услышать. Он знал: он нравится ей и она ему очень нравилась. "Главное не сказать теперь слишком много, - думал он. - Не слишком много, но и не слишком мало. Впрочем, я даже не солгу, если скажу, что остался в Эдессе ради нее. В данную минуту это безусловно верно".

- Почему я не отправляюсь в Рим? - повторил он ее вопрос, искусно разыгрывая нерешительность. - Отвечу вам честно, моя Марция. Судьба захотела, чтобы ваш отец и я находились во враждебных лагерях. Но я уважаю вашего отца, и я ему друг. Возможно, что я смогу ему помочь, если дело его потерпит крах. - Тепло, но сдержанно он продолжал: - Вероятно, что я смогу помочь и вам. Я ни для себя, ни для вас не вижу смысла в том, чтобы найти мученический конец здесь, в Междуречье. Я подготовил себе возможность, в случае нужды, вернуться на римскую территорию. Вы поедете тогда со мной, моя Марция? Теперь вы знаете, почему я до сих пор здесь, - закончил он, чуть улыбнувшись; слова его прозвучали почти как извинение.

Он напряженно ждал. Теперь, наконец, она должна заговорить о своем Нероне, о том, как она несчастна. Если она это сделает, уже сегодня ночью я буду спать с ней.

Марция сказала:

- Для меня большое утешение, что вы остаетесь здесь, мой Фронтон. Быть может, признание мое и унизительно, но постоянно чувствовать себя одной среди говорящих животных - это невыносимо. Не думайте обо мне плохо, но я не могу больше молчать. Вы не можете себе представить, что это значит - жить с человеком такого низкого происхождения. Этот Нерон... - и она стала рассказывать об его "th" и о том, как он развесил на стуле ее подвенечную мантию.

Когда она очнулась от первых объятий, она с удивлением услышала, что этот благородный, благопристойный Фронтон, этот римлянин, теперь, когда он овладел ею, стал говорить обо всем, что касалось любви и пола, с крайним цинизмом, не боясь самых вульгарных выражений. И еще более удивило ее, что она, предназначенная в весталки, не очень сердилась на него за это.

Он же думал: "Умно было с моей стороны запастись терпением. Мужественно и порядочно, что я не пренебрег своим чувством и остался здесь. Удивительный этот мир, этот Восток. Мужество и порядочность здесь еще вознаграждаются".

Дата добавления: 2015-10-16