Среди других человеческих общностей

Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса.

Аннотация

В настоящей книге дается характеристика всех основных функций этносов, проявляющихся в самых различных сферах жизни общества --- от экономики до психологии. Автор анализирует недостаточно разработанные аспекты теории этноса --- виды и уровни этноса, место этнических образований среди других человеческих общностей, типы этнических процессов, этнические функции культуры и психики (включая самосознание); рассматривает главные этапы этнической истории человечества --- от возникновения этносов в первобытном обществе до этнических процессов в современном мире.

Очерк третий

К ВОПРОСУ О ВЫДЕЛЕНИИ ЭТНОСОВ

СРЕДИ ДРУГИХ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОБЩНОСТЕЙ

Преодоление разнобоя в употреблении термина «этнос» тре­бует, как уже отмечалось, прежде всего предварительного выде­ления в объективной реальности того явления, для обозначения которого наиболее целесообразно использовать этот термин. При такой процедуре в качестве исходных ориентиров неизбежно при­ходится принимать те сферы действительности, которые уже имеют устоявшиеся наименования, принятые как в научном, так и в обыденном языке.

В рассматриваемом нами случае для термина «этнос», как мы уже знаем, одним из таких «ориентировочных» понятий в на­шей отечественной науке традиционно выступает слово «народ». Но известно и то, что оно многозначно, так как используется для наименования различных общностей. В русском языке наряду с такими значениями, как «все население страны, государства», «трудящиеся массы», «толпа», «просто множество людей», в это слово вкладывается еще одно значение, которое особенно отчет­ливо проступает в словосочетании «народы мира». Для выделения этого специфического смысла слова «народ» и предлагается ис­пользовать термин «этнос».

Такое употребление термина «этнос», однако, влечет за собой еще одно весьма существенное в «семантическом» отношении по­следствие. Дело в том, что словосочетание «народы мира» само охватывает целый ряд разновидностей человеческих общностей, подразумевая такие образования, как «нация», «национальность», «народность», «племя». Соответственно важнейшим назначением термина «этнос» оказывается выполнение роли общего, «родового» наименования этих образований. Так, по крайней мере, принято считать в современной этнографической науке.

Приступая к рассмотрению вопроса о вычленении этносов среди других общностей людей, нельзя не обратить внимание на наличие и у племен, и у народностей, и у наций, и у националь­ностей одного общего весьма наглядного и вместе с тем непремен­ного внешнего признака: каждое из этих образований имеет свое самоназвание — собственное имя. Стало быть, общим внешним ориентиром для определения явления, стоящего за термином «этнос», может служить то обстоятельство, что он прилагается к тем случаям употребления слова «народ», когда им (подобно тому как это имеет место при использовании терминов «племя», «народ­ность», «нация» и «национальность») обозначаются общности лю­дей, имеющие свои самоназвания. Нет и не было ни племени, ни народности, ни нации, ни национальности, у которых бы оно отсутствовало. Все они, будь то кривичи, сиу, эвенки, каталонцы, шотландцы, шведы, украинцы, японцы и т. д., имеют свои само­названия. Это собственное самоназвание принято, как известно, обозначать производным от слова «этнос» термином «этноним». Следует, однако, особо подчеркнуть, что в данном случае име­ются в виду не вообще этнонимы, а этнонимы-самоназвания, или эндоэтнонимы. Дело в том, что этнонимы, даваемые данному эт­носу другими народами (экзоэтнонимы), нередко существенно от­личаются не только от этнонима-самоназвания, но и друг от друга. Иначе дело обстоит с эндоэтнонимами — они, как пра­вило, не только однозначны, но и довольно устойчивы.

Вместе с тем необходимо учитывать, что само по себе наличие самоназвания у совокупности людей, обозначенной словом «на­род», может оказаться недостаточным ориентиром для выявле­ния этноса. Это связано с тем, что такого рода сочетания в разго­ворном языке обычно употребляются в нескольких различных ситуациях. Прежде всего, когда надо обозначить всех людей (граждан), про­живающих в пределах того или иного социального организма, т. е. потестарпого, или политического, образования (как общего­сударственного, так и областного). В таком смысле, например, говорят о «французском пароде» (французах), имея в виду граж­дан Франции, или «бельгийском народе» (бельгийцах), имея в виду граждан Бельгии. Для обозначения такого рода самоназваний, нам кажется, можно использовать термин «политоним».

Группа людей, имеющих самоназвание, может обозначаться словом «народ» и тогда, когда ее расселение в той или иной мере не совпадает с границами одного социального организма (либо выходя за его пределы, либо охватывая лишь часть его). Здесь возможны два основных варианта: а) когда самоназвание группы восходит к наименованию территории, на которой она проживает, т. е. является топонимом; б) когда самоназвание группы отражает ее этнический характер, т. е. является этнонимом.

Как же отличить этнонимы от топонимов и политонимов? Представляется, что в данном отношении один из основных пока­зателей — это устойчивость самоназвания. Ведь и племена, и на­родности, и нации — общности, весьма устойчивые, существующие под одним и тем же собственным именем в течение многих поколений людей. При этом в рассматриваемой связи, пожалуй, особенно показательны те случаи, когда отдельные части такой общности по той или иной причине оказываются на длительное время сравнительно далеко за пределами ее перво­начального местонахождения. Если соответствующая группа лю­дей устойчиво из поколения в поколение сохраняет свое само­название, то скорее всего это самоназвание — этноним и, стало быть, мы имеем дело с этнической общностью. Ведь политоним в подобных случаях сравнительно быстро выходит из употребле­ния, во всяком случае группа граждан (подданных) данного государства, оказавшись за его пределами, обычно не сохраняет свой политоним во втором поколении (гражданство, как правило, не имеет наследственного характера). Нередко аналогична и судьба топонима. Если же политоним у той или иной переселенческой группы сохраняется в течение нескольких поколений, то это зна­чит, что данное самоназвание одновременно является и этнони­мом. Иногда это результат превращения политонимов в этнонимы, иногда — наоборот. Более того, подчас бывает, что этноним дает начало политониму, а этот в свою очередь служит основанием для «нового» этнонима. Все это неизбежно создает трудности для отграничения этнических общностей от политических и локальных. Однако и в этих сложных случаях критерий «межпоколенной устойчивости» самоназвания у представителей рассматриваемой общности, оказавшихся за пределами «изначального» расселения, позволяет довольно уверенно отграничить этноним от «чистого» политонима или топонима.

Наконец, этнонимы не следует также смешивать с конфессионимами (наименованиями религий) и лингвонимами (наименова­ниями языков). Правда, они могут быть взаимозаменяемыми или просто совпадать друг с другом (например, «православ­ный» в значении «русский», японский язык и японский народ и т. и.). Однако обычно отличить конфессионим или лингвоним от этнонима довольно легко, поставив вопрос: сохранится ли рас­сматриваемое нарицательное имя при смене его носителями (но­сителем) религии или языка? Если в таких случаях мы будем иметь дело с изменением этого имени, то перед нами соответственно конфессионим или лингвоним, если же такого изменения не про­изойдет, то, значит, речь идет об этнониме.

Вместе с тем, разумеется, суть этнических общностей отнюдь не сводится к их самоназваниям, сколь устойчивыми бы они ни были. Поэтому для выделения этносов среди других челове­ческих общностей надлежит выяснить, что объединяет людей одного этнонима, помимо этого чисто внешнего признака?

Отвечая на данный вопрос, прежде всего нельзя не обратить внимание на то, что наличие единого самоназвания-этнонима предполагает существование у каждой из интересующих нас общ­ностей самосознания. Действительно, даже в том случае, если, например, отдельные группы русских, испанцев, армян, поляков проживают в разных странах, каждая из этих групп осознает свою определенную общность со всеми группами, имеющими та­кое же самоназвание. Вместе с тем представители каждой из та­ких одноименных совокупностей людей обычно отличают себя от членов всех иных подобных общностей. При этом особую роль играет антитеза «мы» — «они». Примечательно, что само представ­ление (в том числе обыденное) о существовании такой особой ка­тегории человеческих общностей (под каким бы названием они ни выступали: народ, этнос, племя, нация и т. д.) неизбежно предполагает подобное различение. И когда, например, речь идет о венграх как совокупности людей, имеющих общий этноним, то всегда само собой разумеется наличие у членов этой совокуп­ности представлений о своем отличии от всех иных общностей такого рода.

Нетрудно заметить, что пока мы имели дело только с внешними, притом субъективными проявлениями свойств этноса. И может сложиться впечатление, что перед нами весьма зыбкие показа­тели, особенно если при этом исходить из представления о про­извольном характере определения людьми своей принадлежности к тому или иному этносу. Поводом для возникновения подобного представления может послужить тот факт, что подчас один и тот же человек относит себя то к одному, то к другому этносу, напри­мер, то к украинцам, то к русским. Однако эта «произвольность» легко объясняется тем, что такой человек в той или иной мере обладает объективными свойствами обоих этносов, к которым он себя относит, т. е. применительно к рассматриваемому примеру свойствами и украинского и русского этносов. Весьма показа­тельно, что ни к какому третьему этносу (скажем, к турецкому, французскому, японскому и т. п.) данный человек себя никогда не причислит.

Этническое самосознание, как и любая форма сознания,— яв­ление вторичное, производное от объективных факторов, ибо «сознание... никогда не может быть чем-либо иным, как осоз­нанным бытием...а бытие людей есть реальный процесс их жизни». Именно поэтому совершенно неправомерно было бы сводить, как это нередко делают буржуазные ученые, сущность этносов лишь к самосознанию, оставляя в стороне то объектив­ное бытие этих общностей, которое оно отражает.

Среди всего многообразия человеческих общностей этносы, несомненно, должны быть отнесены к тем, что возникают не по воле людей, а в результате объективного развития исторического процесса. Они охватывают многие поколения людей, т.е. яв­ляются потомственными, имея соответственно переменный состав. Одним словом, одно из характерных свойств этносов — устойчи­вость. Следует вместе с тем подчеркнуть, что этносы представляют собой сложные образования, каждое из которых обладает как общими свойствами с другими подобными образованиями (со всеми или по крайней мере с частью их), так и специфическими чертами, отличающими каждый из них от большинства или даже всех остальных этносов. Иногда, правда, можно встретить мнение, что отличие этносов друг от друга — вопрос второстепенный для выяснения их сущности. Однако при этом упускается из виду, что этнос без отграничения от других подобных общностей — фикция. Конечно, само единство внешних ограничительных осо­бенностей этноса представляет собой выражение его определен­ных внутренних связей. Но все же характерная особенность этнических общностей состоит в том, что их непремен­ным свойством, имеющим важное типологическое значение, яв­ляется взаимное различение. Этносы — категория сопоставитель­ная. И в основе этого сопоставления лежат несомненно те объек­тивные свойства этносов-народов, которые существуют независимо от субъективного желания их членов и воспринимаются ими в ка­честве отличительных черт своей общности. Обычно такого рода свойствам присуща устойчивость.

Переходя к выяснению самих этих объективных свойств эт­носов, начнем с одного из наиболее сложных вопросов: насколько обязательна для их функционирования общность территории? При его решении следует иметь в виду, что такие служащие нам, в частности, в качестве важнейших ориентиров общности, как «нация», «народ», «национальность», обычно не вполне равнозначны в отношении придаваемых им пространственно-политических пара­метров. Так, термин «нация» служит для обозначения совокупности людей одного этнонима живущих в пределах одного государства. Несколько иные про­странственно-политические параметры вкладываются в слово «народ». Хотя, как не раз говорилось выше, оно также может обоз­начать совокупность людей, имеющих один этноним, однако под­час охватывает лиц, находящихся не только на территории одного государства, но и на общей (смежной) территории разных госу­дарств. Но для обозначения людей одного этнонима, прожива­ющих на отдаленных несмежных территориях используется термин «националь­ность». Для первобытного общества примерно такую же роль может выполнять, на наш взгляд, слово «соплеменность», кото­рым могут обозначаться не только те члены племени, что нахо­дятся на территории его основного расселения, но и оказавшиеся за пределами таковой. Впрочем, особенно распространено в рас­сматриваемых случаях (притом применительно ко всем эпохам) просто употребление множественного числа соответствующего эт­нонима (например, дулебы, цыгане, армяне, японцы, украинцы и т. п.).

В свете всего сказанного представляется достаточно очевид­ным, что вопрос о значении территориальных параметров для вы­деления этносов не может быть решен однозначно. При этом сле­дует четко разграничивать территориальную целостность как ус­ловие возникновения этноса и как фактор его существования. Выступая в качестве важнейшего условия формирования этноса, целостность территории не является строго обязательным факто­ром воспроизводства всех частей этноса. И носители одного этнонима (одной национальности), проживающие на отдаленных друг от друга территориях, нередко из поколения в поколение сохраняют свою этническую (национальную) принадлежность (например, ар­мяне в СССР, Сирии, США и т. д.; украинцы в СССР, ЧССР, Канаде и т. д.).

Каковы же в таком случае (помимо самоназвания и самосоз­нания) конкретные сферы объективного существования характер­ных для этносов свойств?

Эти свойства должны обладать и устой­чивостью и способностью отличать этносы друг от друга. Поэтому на первый взгляд может показаться, что к ним относятся прежде всего внешние отличительные особенности физического типа лю­дей, т. е. расовые (антропологические) признаки. Характерно, что в житейской практике эти внешние весьма наглядные, устой­чивые и дифференцирующие признаки нередко служат отправ­ным, начальным показателем при решении вопроса об этниче­ской принадлежности того или иного человека или группы людей.

Что касается научной трактовки этой проблемы, то обращает на себя внимание следующее, не лишенное определенной противоре­чивости обстоятельство. В работах советских этнографов последних лет подчас специально отмечается, что большинство народов мира имеют сравнительно однородный расовый состав. Для работ же наших антропологов, напротив, характерно подчеркивание того, что физический тип отдельных этнических общностей, как правило, неоднороден; соответственно говорится о необходимости строго разграничивать расы и этнические общности.

Диаметральная противоположность этих суждений во многом объясняется тем, что в них за основу взяты антропологические единицы разных таксономических уровней. В первом случае главным образом имеются в виду большие расы (а лишь иногда и так называемые малые расы), во втором — преимущественно самая малая классификационная единица — антропологический тип.

Для наблюдателя, не обладающего специальными знаниями, различия между близкими антропологическими типами практи­чески неуловимы. Поэтому он обычно воспринимает этносы-на­роды как нечто целостное в антропологическом отношении. Но, не­смотря на то что в повседневной практике иногда такие наблюде­ния и влияют на этническую оппозицию «мы» — «они», в преоб­ладающем числе случаев различия между народами на уровне антропологических типов не являются их сколько-нибудь существенными этническими признаками.

Что касается внешних физических особенностей, характерных для больших рас, то они тоже, как правило, не выступают в ка­честве факторов, отличающих соседние этносы. Это обусловлено прежде всего тем, что преобладающим является отсутствие чет­ких антропологических границ между смежными народами-этно­сами, принадлежащими к одной из больших рас. А такая при­надлежность довольно характерна для соседних этнических общ­ностей, ибо каждая из больших рас имеет весьма обширные аре­алы своего преимущественного распространения, охватывающие обычно большое число «родственных» этносов. Показательно, в частности, что свыше 85% всех людей, входящих в индоевро­пейские народы, и около 95% говорящих на языках уральской лингвистической семьи принадлежат к европеоидной расе; почти 100% населения этносов, составляющих китайско-тибетскую язы­ковую семью, относится к монголоидной расе и т. п. Некоторое разнообразие основных расовых типов отмечено среди народов семито-хамитской и алтайской лингвистической семей, но эти две семьи в сумме составляют лишь немногим более 3% всего челове­чества. Следует учитывать также, что примерно 30% населения мира принадлежит к смешанным и промежуточным в расовом отношении группам, а это крайне затрудняет использование антропологических показателей в качестве этнодифференцирующих признаков. Наконец, необходимо напомнить, что значитель­ная часть этносов состоит из людей, принадлежащих к различным расам (например, большинство латиноамериканских народов). А в таких случаях невозможность рассматривать расовые разли­чия как этнические сама собой очевидна. Поэтому совершенно неправомерно утверждение, что расовое единство является обя­зательным признаком любой этнической общности. Достаточно ясно, что принятие такого представления, если даже и иметь в виду только большие расы, неизбежно исключает из числа этни­ческих общностей все неоднородные в данном отношении народы. В силу всего вышесказанного встречающиеся в повседневной практике попытки определения этнической принадлежности лю­дей на основе одних только внешних антропологических показа­телей обычно имеют весьма приблизительный характер. Такие показатели выполняют этноотличительные функции лишь в тех случаях, когда сопоставляемые народы обладают расовыми отли­чиями, которые резко бросаются в глаза при повседневном обще­нии, приобретая значение социального знака. Это свойственно преимущественно этносам, соседи которых принадлежат другим расам. Подобная ситуация складывается обычно на границах основных ареалов больших рас, т. е. в целом в условиях далеко не типичных. Еще менее типичны случаи, когда в результате изоляции этнос в целом оказывается в окружении народов дру­гого расового типа. В этих случаях перед нами так называемые этнорасовые общности, представляющие собой своеобразный «син­тез» двух различных категорий объединения людей. Пожалуй, несколько чаще, чем этносы-народы, антропологические особен­ности отличают их «осколки» — этнические группы, которые в этом случае представляют собой этнорасовые единицы. Подоб­ные группы чаще всего возникают в результате перемещения части этноса в другое расовое окружение. Например, русских от бурят в Забайкалье или англичан от зулусов в Южной Африке можно без труда отличить по их расовым признакам. Видимо, имея в виду прежде всего такие группы, подчас, как уже отмеча­лось, в число этнических признаков включают антропологические особенности. Однако было бы неправомерно абсолютизировать это представление, распространив его на все этнические единицы, в том числе на этносы-народы. Ведь в подавляющем большинстве случаев, когда антропологические черты отдельной этнической группы выступают в качестве одного из ее этноразделительных признаков, эти же черты не выполняют подобной функции приме­нительно к основной части этноса-народа, от которого данная группа обособилась. В данной связи остается напомнить, что на этнические группы приходится сравнительно незначительная часть населения мира. Между тем, как мы могли убедиться, для подавляющего большинства этносов-народов расовые отличия не яв­ляются характерной чертой.

Нет оснований также полагать, будто главная для всех этно­сов черта состоит в том, что они представляют собой биологиче­ские популяции. Вопрос о соотношении этноса и популяции весьма сложен. Но, как показывает его специальное рассмотре­ние, в действительности сопряженность популяции с этносом — явление производное от образующих его социокультурных факто­ров, т. е. вторичное. В частности, преимущественное заключение браков в рамках этносов (эндогамия), обусловливающее существование сопряженной с ним популяции, вызвано не биологическими, а социокультурными факторами.

Как свидетельствует анализ данных, относящихся ко всем вы­бранным нами эквивалентам этносов («нации», «национальности», «народности», «племени»), среди свойств, присущих людям, для этнического размежевания особенно существенное значение имеют характерные черты культуры в самом широком смысле этого слова. Именно в сфере трактуемой таким образом культуры обычно и сосредоточены все основные отличительные особенности народов-этносов.

Эти особенности проявляются как в материальной, так и в ду­ховной культуре. Например, наглядно об этом свидетельствует своеобразие традиционного жилища у различных народов мира. Здесь и свайные постройки (например, у части меланезийцев и микронезийцев), и плавучие жилища (например, у оранглаутов и некоторых других народов Юго-Восточной Азии), и переносные жилища — юрты, чумы, тапи (у кочевников Средней Азии, наро­дов Севера, индейцев прерий), и дома-башни (у народов Кавказа, у части арабов, некоторых народов Афганистана,) и жилища из снега — иглу (у «полярных» эскимосов), и т.п.

Весьма часто этнические особенности дают о себе знать в сфере такого компонента материальной культуры, как пища. При этом различия между народами касаются и состава потребляемой пищи, и способов ее приготовления, и времени ее приема. Так, для одних народов основу пищевого рациона составляют продукты земледелия (например, для славянских народов), для других — мясо (например, для многих народов Севера), третьи являются ихтиофагами, т. е. употребляют в пищу главным образом рыбу (например, нанайцы, нивхи, ульчи). Хорошо известно существо­вание у многих народов запретов на употребление отдельных видов пищи. В частности, народы Индии в большинстве своем не едят го­вядины; народы, исповедующие ислам и иудаизм, — свинины; ряд народов почти не употребляет в пищу молока (например, монкхмеры); у некоторых народов еще недавно деликатесом считалось мясо собаки (например, полинезийцы) и т. п.

Существенно различаются у народов мира также семейный быт, брачные обычаи и обряды. Наряду с моногамной (единобрачной) семьей, распространенной в настоящее время у подавляющей части человечества, до сих пор у некоторых народов все еще сохраняется как полигамия (многоженство), так и полиандрия (многомужество). Чрезвычайно многообразны брачные церемонии. У одних народов (например, у племени пунановнао. Калимантан) для заключения брачного союза достаточно, чтобы жених и не­веста в присутствии старейшины рода заявили о взаимном согласии вступить в брак, у других народов (например, у племени коши в Афганистане) свадебная церемония длится двое суток, у третьих (у некоторых народов Индии) — восемь суток. Наряду с харак­терными для большинства европейских народов свадьбами, на которых присутствуют лишь ближайшие родственники и знако­мые, у некоторых этносов (например, у ряда народов Кавказа) на свадьбу, по традиции, приглашались сотни гостей. Вместе с тем на Кавказе до недавнего времени нередко встречалась «свадьба без новобрачных»: обычай запрещал жениху и невесте присутство­вать на собственной свадьбе. По-разному обстоит дело и с разво­дом: есть народы (в частности, католического вероисповедания), у которых брак вообще нерасторжим, и есть народы (главным образом исповедующие ислам), у которых для того, чтобы раз­вестись, мужу достаточно объявить об этом жене.

В сфере повседневного поведения этнические особенности бы­вают настолько своеобразными, что нередко воспринимаются представителями других народов как нечто странное и удивитель­ное. Индийца, скажем, удивляет, что жена европейца называет мужа по имени, обращаясь к нему в присутствии его матери и без ее разрешения. Японцу кажется странным, как может человек в жилом доме находиться в той же обуви, что и на улице. Болгары в отличие от многих других народов кивают головой в знак отри­цания, а в знак согласия покачивают ею из стороны в сторону. Когда японцы, например, рассказывают о печальном событии, они улыбаются, чтобы не огорчить слушателя.

Всем этим и обусловлен тот факт, что в повседневной практике при разграничении этносов-народов, как правило, указывают на такие устойчивые и отчетливо внешне выраженные компоненты их культуры, как язык, религия, народное искусство, устное творчество, обычаи, обряды, нормы поведения, привычки и т. п. Сюда относятся также принятые жесты вежливости и приветствия, походка, этикет в еде, гигиенические привычки и многое, многое другое. Все эти бесчисленные компоненты культуры имеют у от­дельных народов свои характерные черты — этническую окраску и, передаваясь из поколения в поколение, образуют так называе­мую этническую культуру, обладающую специфическим для нее стилем.

Правда, уже давно обращено внимание на то, что ни один из компонентов культуры не является непременным этнодифференцирующим признаком. В одних случаях главная роль в этом отношении принадлежит языку, в других — религии, в третьих — характерным чертам поведения и т. д. Не случайно все попытки выделить один непременный для всех случаев основной этнодифференцирующий признак оказывается обреченным на неудачу. Это подчас служит основанием для игнорирования вообще куль­туры как носителя этнических свойств. Между тем в действи­тельности перед нами свидетельство лишь того, что этнос пред­ставляет собой не отдельный компонент культуры, а определенную культурную целостность, многие составляющие которой, как правило, в той или иной степени обнаруживают устойчивые специфические черты. Именно этим этнос и отличается от таких наиболее близких ему по своему характеру устойчивых общностей людей как языковая и религиозная. И если бы, скажем, язык и этнос, языковое и этническое деление всегда совпадали, то, ви­димо, различение этих понятий потеряло бы смысл; то же самое относится к соотношению этноса и религии.

Однако далеко не всякая совокупность людей, обладающая комплексом характерных культурных черт, является этносом. Как уже говорилось, этносу присуща непременно антитеза: «мы» — «они». Поэтому этнос представляет только та культурная общность людей, которая осознает себя как таковую, отличая себя от других аналогичных общностей. Это осознание членами этноса своего группового единства принято именовать этническим самосознанием, внешним выражением которого является общее са­моназвание (этноним). Важным компонентом этнического само­сознания выступает представление об общности происхождения всех членов этноса, под которым обычно понимается совместная историческая практика их предков.

Характеризуя этнос в целом, необходимо также упомянуть о том, что культурное единство его членов неразрывно связано с наличием у них определенных общих черт психики. Без учета данного обстоятельства невозможно, как будет показано ниже, уяснить механизм, обеспечивающий не только устойчивость об­щих черт деятельности членов отдельных этнических коллективов, но и передачу ими этих черт из поколения в поколение.

Рассматривая этнические общности в генетическом плане, особо подчеркнем, что они представляют собой динамические, исторически сложившиеся системы. Ни один этнос не является вечным, неизменным. Но изменчивость этнических систем, ра­зумеется, нисколько не противоречит тому, уже неоднократно отмечавшемуся нами факту, что устойчивость — одна из их характерных черт. Ведь при этом имеется в виду относительная ста­бильность, более медленная изменчивость этнических явлений по сравнению с другими компонентами социальной жизни.

Характеризуя генетический аспект рассматриваемой проблемы, напомним еще раз, что для возникновения этноса важнейшее значение имеет единство территории его расселения. Ведь, чтобы у группы людей появились специфические культурные черты, они должны систематически общаться друг с другом, а это, как правило, возможно лишь при условии их расселения в пределах относительно целостной территории. Несомненно, сохраняет опре­деленное значение территориальное единство и для дальнейшего воспроизводства культурной общности. Поэтому в нашей науч­ной литературе большинство дефиниций этноса указывает на общ­ность территории как на один из его непременных признаков. С. Неоднократно отмечалась также существенная роль в форми­ровании и функционировании, если не всех, то во всяком случае большинства этносов экономического, а нередко также полити­ческого (государственного) фактора. Не случайно оба эти фактора подчас включаются даже в общее определение этноса. Однако проблема соотношения этнических общностей, сводной стороны, экономических и социально-политических — с другой, решается далеко не однозначно. К этой проблеме нам предстоит еще не раз возвращаться. Здесь же лишь еще раз напомним, что сложившиеся этносы нередко обладают общими чертами и при отсутствии единой для всех их частей территории, а соответственно также без экономической и потестарно-политической целостности. К таким чертам, как можно было убедиться выше, в первую очередь отно­сятся характерные особенности культуры (в том числе языка) и психики этноса, его самосознание и самоназвание. Этот ком­плекс, на наш взгляд, и составляет ядро собственно этнических свойств.

Дата добавления: 2015-10-16