Глава четвертая болван 1 страница

Большинство из них не виделись друг с другом все лето, занятия же начались только сегодня утром, но все ребята в общежитии Сейнт-Рей уже погрузились в состояние апатии, близкой к полному отключению мозгов. Начало учебного года, первый день занятий — вечер понедельника всегда оставался самым тихим и спокойным в еженедельном цикле светской жизни Дьюпонта.

Из большой гостиной доносился звук игры в «четвертаки». Скрытый смысл этой игры сводился к тому, чтобы выпить как можно больше пива. Все остальное заключалось в том, чтобы сделать это времяпрепровождение как можно более веселым и разнообразным. Правила же были таковы: студенты рассаживались вокруг стола более или менее правильным кругом, и каждый ставил перед собой большую прозрачную пластиковую кружку пива. Затем каждый ставил на ребро четвертак — монету в двадцать пять центов и щелчком большого пальца старался забросить ее в чью-нибудь кружку. Если трюк удавался, тот игрок, в чье пиво опускалась монета, должен был запрокинуть голову и залпом выпить все двадцать унций пенистого напитка. Помимо этого, еще одна кружка стояла в центре стола. Если удавалось забросить монету в эту мишень, пиво пили все сидевшие за столом, кроме того, кто «подавал». Понятно, что если игрок промахивался, то кружка пива доставалась ему самому. Излишне упоминать, что столы в этой комнате — замечательные старинные деревянные столы, находившиеся тут с того самого дня, когда этот храм знаний был построен и впервые меблирован (а это случилось еще до Первой мировой войны), не только насквозь пропитались пивом, но и были иссечены следами от падающих монет. По правде говоря, нынешним студентам трудно было поверить, что когда-то братство Сейнт-Рея было настолько богатым и в достаточной мере бескорыстным с точки зрения религии, чтобы оставить будущим поколениям не только шикарное здание, но и отличную, способную пережить самое жестокое обращение мебель. Они — первые студенты — тоже были люди неглупые и прекрасно понимали, что на их век в Дьюпонте хватило бы и куда менее прочной обстановки; так нет же, позаботились и о тех, кто придет им на смену.

На террасе, где обычно устраивали танцы, надрывалась в двух мощных колонках группа «Сворм». Вообще-то все уже начали уставать от стиля «бэнг-бит», в котором неизменно работала эта группа; однако никому и в голову не пришло сходить на террасу и поменять компакт-диск в музыкальном центре. Огромная терраса, большая гостиная, несколько малых гостиных, столовая, внутренняя галерея (с нишами, в которых стояли столики для бесед в узком кругу), бильярдная (со старинным столом для пула, сукно которого было покрыто пятнами не только от старости, но и от того, что в один слишком веселый вечер компания студенческого братства надумала сыграть в «четвертак» прямо на нем), комната со столиками для карточных игр, бар — такое количество помещений для самых разнообразных развлечений вряд ли когда-либо еще будет построено и обустроено в каком бы то ни было здании.

В тот вечер примерно дюжина молодых людей собралась в библиотеке: кто развалился на кушетках, кто сел в кресла, на стулья, а кто и занял удобные подоконники, специально приспособленные для того, чтобы на них сидели. Одеты все были практически одинаково — в шорты цвета хаки и шлепанцы. Формальным центром внимания был огромный телевизор — плазменная панель имела диагональ явно больше метра, — на котором сейчас, как, впрочем, и почти всегда, был включен канал «Спорт-Центр». Парни смотрели американский футбол, потягивали пиво, подшучивали друг над другом, комментировали игру и время от времени высказывались в том смысле, что, мол, эти ребята — то есть профессиональные футболисты — играть, конечно, умеют. Лет десять назад потоп, случившийся в душевой этажом выше, уничтожил книги в библиотеке — в основном старые, не самые нужные и подобранные довольно случайно. Теперь некогда неприкосновенные стеллажи орехового дерева в викторианском стиле были сплошь заставлены пивными банками и пустыми коробками из-под пиццы, от которых еще долго после опустошения исходил сильный запах искусственного сырного ароматизатора. Таким образом, в последние годы главным средоточием человеческой мысли в этой бывшей библиотеке стал телевизор.

— Во дает! — воскликнули одновременно двое или трое парней. Действительно, на экране было на что посмотреть: знаменитый нападающий, громадный парень по имени Бобо Болкер, только что так эффектно сбил с ног куотербэка из команды противника, что тот рухнул на поле рядом с ним, как мешок — нет, как комплект футбольной формы, набитый костями. Бобо пересек линию и исполнил короткий победный танец, вскинув здоровенные лапы и грозно повиляв задницей.

— Представляете себе, сколько этот хренов бугай весит? — обратился к приятелям сидевший в кресле молодой человек со взъерошенными светлыми волосами и банкой пива в руке. Звали его Вэнс. — Триста десять хреновых фунтов. И при этом он еще бегать способен, да так быстро, что охренеть можно.

— Да чему тут удивляться-то? Все эти бугаи только наполовину люди, а наполовину из креатина состоят, — ответил ему Джулиан — настоящий качок, своими короткими толстыми руками и длинным тяжеловесным туловищем похожий на профессионального борца. Он сидел на диване и сполз так низко, что мог поставить банку с пивом себе на живот без риска, что она опрокинется.

— Креатин? — переспросил Вэнс. — Да ты что, смеешься? Креатин — это отстой, кто ж его, на хрен, в наши дни принимать будет? Сейчас они все сидят на тестостероне, полученном от горилл, и на прочем таком же дерьме. Слушай, Джулиан, ну что ты на меня так смотришь? Я, по-твоему, шучу? Не хочешь — не верь, но это правда: тестостерон хреновых горилл — вот, на хрен, главный допинг сегодня.

— Вот именно, на хрен. Тестостерон горилл? — сказал Джулиан. — А откуда они берут эту хрень? Как его раздобыть-то?

— Очень просто: пошел и купил. Места только знать надо. Этот препарат, конечно, запрещен, но на черном рынке спокойно достать можно, у любого наркодилера. — Вэнс выдал эту достаточно длинную тираду, ни разу не употребив ни слова «хрен», ни одного из его производных. Впрочем, эту оплошность, свидетельствующую о непродвинутом и некрутом характере беседы, восполнил Джулиан.

— Ну ладно, на хрен, — сказал он, — тогда скажи мне вот что: я так понимаю, что сами они эту хрень не добывают, но тогда возникает другой вопрос — где, на хрен, берут обезьяньи гормоны твои хреновы наркодилеры? И не говори, что им эти хреновы таблетки привозят из-за границы, это ведь не трава тебе и не кока. Кто, скажи на милость, попрется в джунгли гоняться за хреновыми гориллами, которых на всю Африку осталось — раз, два и обчелся? И как получить от них твой хренов тестостерон?

Компания оценила шутку, но прежде чем рассмеяться в полный голос, почти все повернулись на мгновение к парню, сидевшему в большом мягком кресле, словно желая уточнить его мнение: «Что скажешь, Хойт, думаешь, это смешно?»

Хойт абсолютно искренне порадовался остроумию Джулиана, но гораздо больше ему нравилось то, насколько в последнее время друзья стали ценить его собственное мнение. Стоило кому-нибудь в их компании пошутить или высказать интересное наблюдение, особенно в отношении крутизны или, напротив, отстойности того или иного человека, вещи или явления, как все оборачивались к нему, словно желая узнать, что по этому поводу думает Хойт. Получилось это как-то само собой, что радовало его еще больше. Начинали сбываться его самые дерзкие надежды. С того самого дня, как они с Вэнсом отделали телохранителя большой шишки (а тот день, точнее, вечер получил в народе, то есть в Сейнт-Рее, кодовое название «Вечер хренова скальпа»), оба они стали легендами нашего времени.

Хойт рассмеялся, сознавая, что таким образом он словно благословляет чувство юмора Джулиана, и, лихо запрокинув голову, влил в себя еще глоток пива.

— Охренеть, — заявил Бу Макгуайр — довольно упитанный парень, лежавший на одном из диванчиков, перекинув ногу через подлокотник и подложив руку под голову. — Но только мне плевать, что они такие здоровые бугаи. Я думаю, если они принимают тестостерон горилл, то собственные яйца у них скоро станут, как у хреновых мартышек.

На это вся компания тоже отреагировала довольным гоготом: эти студенты все как один любили посидеть часок-другой перед телевизором, глядя «Спорт-Центр», а многие были знакомы со спортом и лично. Поэтому для них не было секретом, что при использовании для накачки мышц препаратов тестостерона выработка этого гормона собственным организмом сокращается и яички постепенно атрофируются. Ребята снова все дружно посмотрели на Хойта, требуя от того удостоверить, что Бу Макгуайр действительно умеет при случае выдать остроумную шутку.

В этот момент в дверном проеме нарисовался Айви Питерс — парень, известный прежде всего количеством жира на боках, а также густыми черными бровями, сросшимися на переносице. В одно ухо у него был вставлен наушник, а возле подбородка болтался микрофон от гарнитуры мобильника «хэндз фри».

— Ребята, порнухи ни у кого случайно нет?

Такой вопрос не поверг никого из присутствующих в изумление. Многие ребята открыто рассказывали, как они мастурбируют, кто время от времени, а кто и каждый день. Согласно господствующим в этой компании взглядам, это дело очень даже способствовало саморегуляции психосексуальной системы. С другой стороны, среди более продвинутых членов братства Айви Питерс слыл если не «ошибкой природы», то уж по крайней мере «меньшим неразумным братом». Все, конечно, помнили, что его отец, Хортон Питере, был председателем совета директоров компании «Гордон Хэнли», а большинство членов братства Сейнт-Рей, не проявлявших склонности к какому-то определенному виду деятельности, собирались стать именно сотрудниками инвестиционных компаний — в том числе и Хойт. Самого Айви Питерса сначала за глаза, а в последнее время и в открытую стали называть Айви Пидорсом, Мистером Пидорсом, или просто Ай-Пи. При этом все старательно убеждали Айви в том, что Ай-Пи ни в коем случае не является пренебрежительным сокращением его имени. Появление Ай-Пи в большой гостиной почему-то не порадовало Хойта В последнее время он стал замечать, что любая встреча с Мистером Пидорсом портит ему настроение… Ну да, конечно, «Гордон Хэнли»… В наше время, чтобы устроиться на работу в инвестиционный банк, диплом с отличием просто необходим… а у него оценки, прямо скажем… Но и паниковать раньше времени нет смысла. Эта проблема реально встанет перед ним лишь в следующем июне, а сейчас только сентябрь.

Вэнс жестами изобразил что-то непристойно-отрицательное и, даже не глядя в сторону Ай-Пи, сказал:

— Сходи на третий этаж. Там вроде у ребят есть журнальчики, над которыми можно неплохо подрочить.

— У меня к журналам уже иммунитет выработался, — доверительно сообщил «меньший брат». — Мне нужно видео. У вас нет?

Не удостоив «ошибку природы» ответом, Бу Макгуайр спросил:

— А зачем тебе микрофон, Ай-Пи? Чтобы звонить сестренке, пока дрочишь и у тебя руки заняты?

Ай-Пи сделал вид, что не расслышал вопроса. Тем временем Джулиан встал с дивана и вышел из гостиной.

Хойт лениво, не торопясь, сделал еще пару глотков пива и сказал:

— Слушай, Ай-Пи, я тебя умоляю: сейчас уже десять. Максимум через час сюда начнут слетаться отличные кандидатки на то, чтобы перепихнуться в свое удовольствие. Чего, спрашивается, силы тратить раньше времени? А если никого из девчонок затащить в койку не удастся, всегда можно рассчитывать на помощь верного друга. Вот скажи, Вэнс, разве я не прав? — Комично изобразив на лице выражение похоти, он взглянул на Вэнса, облизнулся и снова повернулся к Ай-Пи: — А ты ходишь по общаге и выпрашиваешь видео, чтобы подрочить в кулачок.

«Меньший брат» пожал плечами и выставил перед собой руки, словно говоря: «Я просто спросил насчет порнухи, чего привязались-то?» Он не видел, что сзади к нему подкрадывается Джулиан… Есть! Джулиан подскочил к Ай-Пи, обхватил его, прижал тому руки к бокам и начал энергично двигать своим борцовским тазом, прижимая его к заднице «ошибки природы», весьма убедительно пародируя при этом занимающихся любовью собак в парке.

Компания откликнулась громогласным взрывом хохота.

— Да отпусти ты меня, мерзкий педик! — верещал Ай-Пи, пытаясь вырваться и, судя по выражению лица, понимая, что сохранить достоинство в такой ситуации ему уже не удастся.

Все сидевшие в библиотеке продолжали загибаться от смеха.

— Даже не понимаю, Джулиан, что он, на хрен, нашел в тебе такого мерзкого? — спросил Бу Макгуайр в перерыве между приступами смеха. Слово «мерзкий», произнесенное с должной интонацией, вновь повергло присутствующих в состояние смеховой истерики.

Ай-Пи удалось наконец вырваться из железных объятий Джулиана, который состроил горестную мину и жалобно поинтересовался:

— Что, и не поцелуешь на прощанье?

«Меньший брат» обвел злобным взглядом комнату, покачал головой и, не сказав ни слова, скрылся в галерее по направлению к лестнице.

Здоровенный, с грубыми чертами лица игрок сборной университета по лакроссу Харрисон Ворхиз проорал ему вслед:

— Да не подведет тебя твой кулак, младший брат! — И эта заключительная реплика, естественно, не могла не вызвать приступа веселья.

Такое символическое «лишение чести», устроенное Джулианом, являлось традиционным дружеским наказанием, которое в Сейнт-Рее применялось к провинившимся братьям, например, к тем, кто был замечен за выполнением домашнего задания в то время, как по «Спорт-Центру» передавали интересный матч, или к тем, кто в десять вечера являлся в библиотеку спросить насчет порновидео, особенно если этот кто-то был ошибкой природы.

— Нет, он совсем охренел. Какого хрена ходить по общаге с микрофоном на морде? — сказал Бу. — Наш Ай-Пи решил превратиться в беспроводной придаток к компьютеру. Вы бы видели, что у него в комнате творится, сколько у него там всякой хрени.

Как только компания пришла в себя после столь удачного спектакля, Харрисон, воодушевленный успехом шутки насчет «верного кулачка», обратился к Хойту:

— Да, кстати, насчет тех, кто толпами слетается перепихнуться, я бы хотел спросить…

Его перебил Бу:

— Да, Хойт, что это ты вдруг какими-то хреновыми намеками заговорил? Вот скажи, неужели не из твоей комнаты сегодня в полвосьмого утра выбралась одна пышечка в том же самом прикиде, в котором я видел ее вчера на дискотеке? Как же тебе не стыдно!

— Позо-о-о-о-о-о-о-о-о-ор! — донесся из всех углов вой осуждения.

Харрисон сказал:

— Вот я про что и…

— Я имел в виду — вообще, как оно у нас бывает, а не насчет кого-то конкретно, — пояснил Хойт. — Лично у меня в комнате кто попало ночевать не остается. Я человек разборчивый.

Естественно, эти слова были встречены лошадиным ржанием.

— Да что ты говоришь… Разборчивость, Хойт, всегда тебя отличала… Где ты эту девку отрыл-то?.. Кто такая, колись!

— Да за кого вы меня принимаете, — возмутился Хойт, — за хренова плейбоя? Я человек порядочный и ни за что не назвал бы вам имя этой скромной девушки. Даже если бы знал.

— Вот я про что и… — Харрисону опять не удалось закончить фразу. Ржание, адресованное Хойту, теперь заглушило его.

— Да про что ты, на хрен, говоришь-то, Харрисон? — спросил Вэнс.

— Вот спасибо, — сказал Харрисон. — Вообще всегда приятно встретить в этой хреновой медвежьей берлоге настоящего джентльмена. Вот я про что и говорю. — Он многозначительно взглянул на Вэнса, а потом на Хойта — Вам, ребята, уже известно, что Кроудон Маклеод начал клеиться к одной хорошо вам известной любительнице облизывать эскимо?

— Кроу? — не поверил Хойт. — Да ты шутишь!

— Какие уж тут шутки.

— А он-то знает, кто она, на хрен, такая?

— Я без понятия. Может, он просто не устоял перед ее чарами. В конце концов, в некоторых сферах деятельности, надо признать, этой девочке равных нет.

Казалось, еще немного — и вся компания просто сползет на пол с диванов и кресел, умирая от смеха Мясистая физиономия Харрисона просто сияла от удовольствия. Судя по реакции друзей на его приколы, сегодня он был на высоте.

Джулиан спросил:

— Слушайте, парни, а она-то в курсе, что вы ее видели… ну, с этим хреновым губернатором?

— Хрен его знает, — ответил Хойт. Он запрокинул голову и влил в себя последний глоток пива из банки. «Из очередной», — подумал он и попытался прикинуть, сколько этих емкостей он уже успел опорожнить за вечер. — Скорей всего, ни хрена она не в курсе. Она-то нас просто не успела увидеть, мы ведь за деревом стояли. — Парень широко развел руки, демонстрируя, какой толстый ствол был у дерева, за которым они прятались.

Потом он вдруг заметил, что Вэнс смотрит на него пристально и очень строго. Этот суровый взгляд стал с некоторых пор хорошо знаком Хойту. Дело в том, что Вэнс вовсе не желал становиться легендой нашего времени. Наоборот, он делал все, что мог, чтобы об инциденте, имевшем место в Роще, все забыли. И в первую очередь для этого им с Хойтом надо было действовать согласованно. В общем-то пока что им везло. По крайней мере, никто вроде не пытался их разыскать или куда-то вызвать. А может, и пытался — хрен его знает, не решит ли этот хренов губернатор отомстить им как-нибудь позаковыристее. Политики — у них ведь свои игры. Хойт внимательно посмотрел на Вэнса и взвесил, насколько позволяло его состояние, все «за» и «против». В голове уже приятно шумело, тянуло если не на новые подвиги, то во всяком случае на повторение старых, но он внял голосу разума, еще не окончательно утонувшего в пиве, и решил сменить тему разговора.

Но, как выяснилось, у остальных были другие планы на этот счет. Джулиан осведомился:

— Слушайте, а как вы думаете, искать-то вас не будут?

Вэнс встал и прошел к дверям, крайне недовольный происходящим. На пороге он остановился и без тени улыбки на лице сказал Хойту:

— Ну давай еще об этом потреплемся. — Он указал на телевизор и добавил: — Давай пригласим журналистов, пускай про тебя передачу сделают. Пусть вся страна узнает про своего героя хренова. — С этими словами он развернулся и вышел в галерею.

Хойт помолчал, подумал, а потом сказал Джулиану, мысленно обращаясь при этом к Вэнсу:

— Да никого они искать не будут. Для них еще важнее, чем для нас, чтобы это хреново дело поскорей забылось и чтоб наружу ничего не выплыло. Посуди сам: устроить гадость кому угодно здесь, в Дьюпонте — это уже само по себе большой риск. Вот пронюхают журналюги, что случилось, — и что они расскажут своим зрителям? Хренов губернатор затащил в лес молоденькую девчонку, чтобы она сделала ему минет. Этой Сайри лет девятнадцать-двадцать, а ему уже пятьдесят с хреном, и он, между прочим, губернатор этой долбаной Калифорнии. Она — маленькая блондиночка-студенточка, а он — большая шишка, чуть ли не кандидат в президенты, и притом вдвое, да нет, почти втрое старше нее. Вот это действительно мерзко, — повторил он столь удачно обыгранное сегодня слово.

Однокурсники смотрели на Хойта широко раскрыв глаза Хойт с Вэнсом больше не были мальчишками, как все остальные. Они прошли обряд инициации: стали взрослыми мужчинами, поучаствовав в самой настоящей драке не с кем-нибудь, а с профессиональным громилой. Они попали без всякой подготовки на ринг, где проводились бои без правил, и, оказавшись там, не струсили, не облажались, а победили.

Хойт отвернулся и уставился немигающим взглядом в экран телевизора всем своим видом давая понять, что считает разговор на эту тему оконченным. Нет, на самом деле он не слишком опасался каких-либо последствий. Красноречивое молчание, чередующееся с воспоминаниями о происшествии, работало на его имидж гораздо эффективнее, чем бесконечная пустая болтовня на эту тему. На этот раз прием сработал безотказно. В библиотеке воцарилась тишина. Все молчали. Слышно было, как из гостиной доносятся веселые возгласы играющих в четвертаки и как надрываются на террасе динамики, изрыгающие оглушительные вопли группы «Сворм».

На экране тем временем журналист «Спорт-Центра» брал интервью у какого-то бывшего тренера профессиональной лиги. Тренер был уже в возрасте, и при каждом повороте головы его бычья шея покрывалась густой сетью морщин и складок. Он объяснял новое «ударное» построение команды Алабамы. На экране возникло схематическое изображение игрового поля, по которому заметались белые линии, наглядно демонстрируя, как вот этот парень блокирует того парня, а тот парень блокирует вон того, и тогда можно прорваться в дыру вот здесь… Сначала Хойт еще пытался сосредоточиться и разобраться во всех этих тактических хитростях. Только этот старый пень забыл сказать, что во-он тот парень, блокирующий вот этого, должен быть размерами и весом с Бобо Болкера, потому что вот этот, которого он блокирует, содержит в себе не меньше трех сотен фунтов накачанных горилловым тестостероном, практически генетически модифицированных кибермускулов. Не накачайся защитник всяким хреновым гормональным дерьмом — и быть ему просто еще одним мешком костей на пути нападающего… Не прошло и полминуты, как Хойт, продолжая пялиться в телевизор, мысленно уже отключился от того, что происходило на экране. Думал он совершенно о другом: его опять посетила мысль, показавшаяся в тот момент очень важной, почти гениальной.

Вот бы повторить заново все то, что случилось тогда в Роще… А еще лучше было бы снять все это на видео… Эх, жаль, что уже ничего не получится… Да ведь каждый в братстве Сейнт-Рей просто должен увидеть пусть не эту драку, но что-нибудь подобное — обязательно. И вообще, пусть все ребята пораскинут мозгами насчет того, что для них означает это мелкое и незначительное происшествие. Дело ведь не только в них с Вэнсом. Не только в том, что они стали героями нашего времени. Речь о чем-то куда более серьезном. Дело касается духа, самой сути настоящего студенческого братства, такого как Сейнт-Рей, и здесь важно не только то, что они с Вэнсом дрались плечом к плечу… То есть это, конечно, важно, но нужно подходить к делу шире… Неясная, смутная концепция стала постепенно формулироваться в каких-то конкретных выводах. Все студенческие братства и клубы создавались с целью помочь формировать личность студента, делать его настоящим мужчиной. Собрать бы сейчас всех наших, подумал Хойт, ну, всех, кто живет в общежитии, и поговорить с ними об этом. Пусть парни подумают и обсудят то, что им покажется важным. Хрен там, ничего не получится. Да и ребята засмеют. Кроме того, он испытывал некоторые сомнения по поводу своих ораторских способностей. Произнести вдохновляющую пафосную речь — вряд ли такое получится с первого раза, без тренировки. А Хойт ничего подобного никогда не пробовал. Его сильными сторонами были чувство юмора, умение иронизировать над всем и вся, старательно разыгрываемое безразличие к происходящему и умение балансировать в своих шутках на грани соленого юмора и откровенной похабщины. В общем, его стиль — это стиль «Зверинец». Преподаватели английской литературы только и знали, что разглагольствовать о Сэлинджере: ах, «Над пропастью во ржи»! Да этот Холден Колфилд просто нытик и неврастеник. И вообще устарело это все. Для поколения Хойта актуален кинофильм «Зверинец». Сам Хойт смотрел этот фильм, наверное, раз десять… Чего стоит только сцена, когда Белуши хлещет себя по щекам и приговаривает: «Какое же я дерьмо»… Просто класс… а ведь есть еще «Тупой и еще тупее», «Свингеры», «Томми-бой», «Обычные подозреваемые», «Старая школа»… Ну, нравились ему эти фильмы. Хойт хохотал до упаду… правда ведь смешно, круто… остается только выяснить, заметил ли хоть кто-то еще из здешних обитателей серьезную сторону этих комедий? То, что делает их по-настоящему важными и значительными? Наверняка нет. Как же, разбежался, заметят они. А ведь речь в них идет о том, как остаться мужчиной в век нытиков и хлюпиков. Так вот, настоящее студенческое братство, такое как Сейнт-Рей, и создавалось ведь для того, чтобы выковать из молодого парня настоящего мужика, который будет разительно отличаться от типичного современного американского студента — вялого и безвольного размазни. Сейнт-Рей — вроде кредитки «Мастеркард», он дает тебе карт-бланш, чтобы заявить о себе, проявить себя — ох и нравилась Хойту эта метафора. Конечно, во взрослой жизни нельзя будет существовать так, как здесь, под прикрытием братства, нельзя ради хохмы нарушать все писаные и неписаные правила. Все эти студенческие выходки, все неповиновение и непослушание — это лишь тренировка для будущих серьезных свершений. Здесь, в Сейнт-Рее, можно научиться, по крайней мере, одному — почти все люди, сталкиваясь с крутыми, закаленными парнями, не позволяющими на себя наезжать, теряются и уступают инициативу, не зная, как себя вести. Усвоить это в состоянии каждый член братства — если, конечно, не считать ошибок природы вроде Ай-Пи. В чем, например, состоит главный урок той драки в Роще? Хойт закрыл глаза и в мельчайших подробностях с удовольствием вспомнил все, что тогда случилось, даже незначительные детали… Вот этот накачанный боров-телохранитель (Хойт прямо-таки видел перед собой его шею шире головы) хватает его сзади за плечо — совершенно неожиданно — и говорит голосом, не предвещающим ничего хорошего: «Чем это вы, пидоры, тут занимаетесь?» Девяносто девять из ста студентов колледжей, оказавшись в такой передряге: а) испугались бы при виде нависшей над ними кабаньей туши; и б) постарались бы умилостивить это враждебное божество, пытаясь подыскать правильный ответ на понятый буквально вопрос: «Да мы это… мы вообще ничего такого…» Он же, Хойт Торп, в отличие от девяноста девяти других студентов взял да и сказал: «Чем занимаемся? Да смотрим, как делают минет какому-то мудаку с обезьяньей рожей — вот чем мы занимаемся!» Вот уж чего этот накачанный, но тупой и до крайности примитивный сукин сын не ожидал услышать. У него в башке что-то перемкнуло — маленький мозг просто не справился со столь неожиданной информацией. Вместо того, чтобы подумать, этот кретин включил аварийный режим, в котором его тело могло действовать автономно, без участия головы. Естественно, разнообразием схем и моделей эти действия не отличались. Замах, удар со всей силы и… промах, поражение, неудача Контрвопрос «Чем занимаемся?», да еще в сочетании с яркой характеристикой, данной наглым тоном его шефу: «Мудак с обезьяньей рожей», — ответной реакции в программе, заложенной в башку охранника с такой же обезьяньей рожей, предусмотрено не было. Другое дело, что и Хойт не специально все это придумал. У него и времени-то не было думать. Он просто ответил на внешний раздражитель на уровне условного рефлекса, и это оказалось совершенно правильным. Все произошло мгновенно, словно он выстрелил от бедра, не целясь, и при этом попал в десятку. Победа была одержана благодаря тому, что он действовал в кризисной ситуации повинуясь инстинкту — «не дать на себя наехать»… Интуиция подсказала единственно верное решение. В голове Хойта постепенно складывалась вполне логичная схема… Ведь если присмотреться, то в университете на членов студенческих братств только и делали что наезжали — и администрация, вечно упрекавшая их за слишком усердное употребление алкоголя, травы, кокаина, «экстази»… а тут еще всякие придурки-отличники, подающие надежды аспиранты, преподы, разные меньшинства — панки, металлисты, гомики, лесбиянки, бисексуалы, садомазохисты, черные, латиносы, индейцы (или индусы? — хрен их разберет) — одни из Индии, другие из резерваций, в общем, все эти извращенцы и нацмены, обвинявшие таких, как Хойт, в расизме, сексизме, классовом снобизме — это еще что за хрень такая? — шовинизме, антисемитизме, ультраправых настроениях, гомофобии… Да уж, крепко укоренилась в этом университете терпимость по отношению к разным козлам и уродам… Главная мысль все более четко и осязаемо вырисовывалась в мозгу Хойта… Он даже позволил себе развить эту концепцию… Вот случись Америке снова вступить в войну, причем не в какую-нибудь там «полицейскую акцию» на другом конце света, а в настоящую войну, от которой будет зависеть судьба страны, — и где тогда, спрашивается, взять нужное количество настоящих офицеров, кроме тех парней, которые в военных академиях учатся? Кто придет на помощь кадровым военным? Только ребята из студенческих братств. Они единственные в стране образованные представители мужского пола, не переставшие думать и поступать… как настоящие мужики. Кто еще, кроме них…

Неизвестно, до чего еще додумался бы Хойт, но его размышления были прерваны самым бесцеремонным образом. Из галереи в библиотеку вошел парень по имени Хедлок Миллз — для своих просто Хеди, что было уменьшительным от Хедлок.[7] Церемонно поклонившись, он, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, сообщил:

— Хойт, одна дама, я бы сказал — очаровательная молодая леди — желает видеть вас.

Хойт поднялся с кресла, водрузил пустую пивную банку на ореховый стеллаж и, поддерживая игру, сказал:

— Прошу прощения, господа, долг гостеприимства обязывает меня покинуть вас, — после чего вышел из комнаты. Впрочем, несколько секунд спустя он вновь появился на пороге, ведя за собой хорошенькую невысокую брюнетку в топике, больше похожем на лошадиный недоуздок, шортах и шлепанцах.

Обернувшись к девушке и положив руку ей на плечо, Хойт проговорил:

— Пожалуйста, поздоровайся с моими друзьями… и вы, ребята… ну, типа того… познакомьтесь.

Девушка шагнула вперед и, помахав ручкой, сказала: «Привет!» Улыбка делала ее еще симпатичней.

Ребята ответили улыбками — очень любезными, как и подобает истинным джентльменам, в гостиной на несколько голосов прозвучало «Привет!» и даже «Добро пожаловать!» — лично от качка Джулиана. После этого Хойт сказал:

— Ну пока, ребята, увидимся. — Не снимая руки с плеча девушки, он развернул подружку и направился вместе с ней в сторону лестницы.

Дата добавления: 2015-10-16