Читайте также: |
|
Альвина Ивановна хоть и работала в городе, но жить продолжала в седьмом бараке, в шахтерском. Я ее устроила рядом с собой на верхотуре и предложила ей пользоваться моей постелью, когда мы работали в разные смены, то есть почти всегда, так как в вентиляции, как и на ЦУСе, пересмену делали «назад», а у нас, добычников и проходчиков, «вперед».
Спала я не на голых досках. На двадцать женщин нашего участка выдали шесть одеял; мне – в первую очередь, а в роли матраца у меня был коврик из овчины, перешитый из жилета Земфиры Поп.
В моем овчинном коврике существовал тайник под бывшим карманом, куда была зашита черная тетрадь. Когда я работала в ЦБЛ, то в этой клеенчатой тетради тушью записала мельчайшим шрифтом историю моих злоключений: ссылка, побег, тюрьма, лагерь...
Тетрадь была тонкая, овчина – грубая, с твердыми швами. Сколько шмонов она прошла незамеченной! Сколько раз Путинцев рылся в моих шмотках! И – бесполезно.
Я дала прочесть ее лишь Альвине Ивановне и вновь зашила на место.
Однажды я пошла в вещевой склад обменять ботинки. Заведовал складом единственный на нашем лагпункте зэк-мужчина, некто Капулер, или, как его у нас называли, Капочка. Это был весьма порядочный человек – еврей, некогда начальник норильского торготдела, где он «заработал» 25 лет. У нас на «Нагорном» он был очень недолго, меньше двух месяцев. Как долгосрочник, он не имел права на привилегированную работу.
Я получила ботинки и собиралась идти. Вдруг...
– Скажите, товарищ Керсновская, а у вас ничего не пропадало?
Вопрос Капочки поставил меня в тупик.
– Пропадало? Да у меня и пропадать нечему!
– А вы припомните.
Я пожала плечами.
– Ну, я вам напомню: у вас пропала черная тетрадь...
Я повернулась спиной к свету, но ответила с наигранным удивлением:
– Черная тетрадь?
– Да, эта самая черная тетрадь. Мне там очень понравилось, как вы вспоминаете вашего отца и его взгляд на правосудие. Эту тетрадь читали в штабе... И знаете, кто ее принес? Ваша приятельница! Та, о которой вы так заботитесь, – Альвина Ивановна.
– Ложь! Это ложь! – невольно вырвалось у меня.
– Вы сделали непростительную ошибку: вы ей доверились. Напрасно! В лагере никому нельзя доверять. Знаете, за сколько она вас продала? Ха-ха! За две пачки махорки! Я сам их выдавал! Я их дал Путинцеву, а тот ей дал лишь одну. Как она взвыла: «Вы обещали две!» А тот: «Я обещал за материал, а ты принесла беллетристику». Ваше счастье, что тетрадь взял Амосов. Он сказал: «Это беллетристика». И запер в ящик стола. Вот Путинцев и не дал второй пачки. А она – в слезы. Так-то!
Две пачки махорки... «Я сейчас сделаю то, за что буду сама себя презирать...» И – делала. «Ты обещала материал...» «Материал», по которому меня должны были судить в третий раз. На этот раз дали бы не 10 лет, а 25. И этапом угнали бы на штрафную командировку, на озеро Купец, в карьер... А я вместо отдыха после работы бродила, подыскивая ей замену, чтобы спасти ее! Однако нужно быть справедливой. Может быть, есть все-таки если и не оправдание, то что-то вроде смягчающего вину обстоятельства? Пожалуй, есть. Табак – наркотик. Он дает забвение. А наркоманы – люди безвольные.
Любопытно, сколько махорки можно купить на 30 сребреников?
Больше я ее не видела. Я сказала дневальной, что поскольку она работает в городе, то пусть переходит в восьмой барак. Поняла ли она?..
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 62 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Табачный наркоман | | | Лагерное сватовство |