Читайте также:
|
|
ой отец не умел и не любил влезать в долги, но уж если
он занимал у кого-нибудь деньги, для него было делом
чести вернуть их, даже если для этого приходилось
продать корову, принадлежавшую семье, или оторвать опору от
дома и продать ее на рынке. Он всегда говорил: «Вам не удастся
изменить истину с помощью жульничества. Если это истина,
любые трюки и уловки будут над ней бессильны. Все, что являет-
ся результатом мошенничества, не протянет дольше пары-тройки
лет и в конце концов сдуется».
Мой отец обладал внушительным ростом и мощным тело-
сложением. Он был таким сильным, что мог без труда взбежать
вверх по лестнице с мешком риса на плечах. Тот факт, что в
девяносто лет я все еще езжу по миру и выполняю свою миссию,
свидетельствует о физической силе и мощи, унаследованных
мной от отца.
Моя мама, чьим любимым христианским гимном был
«Higher Ground» («Высшая земля»), тоже была очень сильной
женщиной. От нее я унаследовал не только широкий лоб и круг-
лое лицо, но и честный характер с пылким нравом, а также из-
рядную долю упрямства — без сомнения, я сын своей матери.
Когда я был маленьким, люди звали меня «крикун на весь день».
Я заслужил это прозвище тем, что, если начинал плакать, то
33
|
· Человек планеты, любящий мир ·
ревел целый день без остановки. Я орал так громко, что люди
пугались и думали, будто случилось что-то ужасное. Те, кто уже
спал, вставали и выходили из дома, чтобы узнать, что произошло.
К тому же во время плача я не сидел на месте, а носился по всей
комнате, бился обо все подряд и вызывал страшный переполох. Я
мог даже пораниться до крови. Таким эмоциональным я был с
самого детства...
Стоило мне принять решение, и я уже не мог отступить,
даже если ради этого приходилось ломать себе кости. Конечно,
все это продолжалось лишь до тех пор, пока я не повзрослел.
Если мама ругала меня за проступки, я в ответ дерзил ей: «Нет!
Ты абсолютно неправа!» Нужно было всего лишь признать свою
вину, но мне легче было умереть, чем выдавить из себя эти слова.
Моя мама, однако, тоже была женщиной с характером. Она
шлепала меня и возмущалась: «Ты думаешь, что можешь вот так
взять и уйти, не отвечая родителям?» Однажды она ударила меня
так сильно, что я свалился на пол. Но, даже поднявшись на ноги,
я не сдался. Она стояла напротив меня и громко плакала, а я даже
в такую минуту не мог признаться в том, что был неправ.
Мой состязательный дух соперничал по силе с моим же уп-
рямством. Я просто не мог позволить себе проиграть ни в одной
ситуации. Взрослые в деревне поговаривали: «Ох уж эти "ма-
ленькие глазки из Осана"! Если он на что-то решился, он обяза-
тельно это сделает».
Не помню, сколько мне было лет, когда это произошло.
Как-то раз один мальчишка расквасил мне нос и тут же убежал.
После этого я целый месяц ежедневно ходил к его дому и поджи-
дал, когда же он выйдет на улицу. Жители деревни поражались
моей настойчивости: я ходил туда до тех пор, пока родители
мальчика не извинились передо мной. Они даже угостили меня
тарелкой рисовых пирожков!
Я вовсе не хочу сказать, что всегда упрямо пытался одер-
жать верх во что бы то ни стало. К тому же физически я был
гораздо крупнее и сильнее своих ровесников. Никто из ребят не
· Глава 1. Пища — это выражение любви ·
мог одолеть меня в рукопашной схватке. Однажды я проиграл
поединок одному мальчишке на три года старше, и это так меня
разозлило, что я просто не мог найти себе места. Я побежал в
горы, содрал кусок коры с акации и потом каждый вечер в тече-
ние шести месяцев тренировался на этом дереве, чтобы стать
достаточно сильным и победить того мальчишку. Через полгода я
вызвал его на матч-реванш и одержал победу.
В каждом поколении нашей семьи рождалось много детей.
У меня был старший брат, три старшие сестры и три младшие
сестры. На самом деле после Хё Сон, самой младшей сестры,
появилось на свет еще четверо младших братьев и сестер, но все
они умерли в раннем детстве. Моя мама родила тринадцать де-
тей, однако пятеро не выжили, и ее сердце было глубоко ранено.
На ее долю выпало слишком много страданий, ведь ей пришлось
растить так много детей в таких невыразимо трудных условиях.
Мало того, что у меня было много родных братьев и сестер, так к
ним порой присоединялись еще и двоюродные с троюродными.
Что мы только не вытворяли все вместе! С тех пор, однако, про-
шло уже много лет, и мне кажется, что из всех нас в живых ос-
тался один я.
В 1991 году я ненадолго приехал в Северную Корею. Впер-
вые за 48 лет я побывал на родине и узнал, что и мама, и боль-
шинство моих братьев и сестер уже умерли. У меня остались
только две сестры, старшая и младшая. Когда я был маленьким,
старшая сестра была мне как мать, а теперь я увидел ее бабуш-
кой, разменявшей восьмой десяток. Моей младшей сестре было
чуть больше шестидесяти, и ее лицо было сплошь покрыто мор-
щинками.
В детстве я так изводил ее бесконечными поддразнивания-
ми! Я мог заявить ей: «Эй, Хё Сон, я знаю, что ты выйдешь за-
муж за одноглазого!», на что она отвечала: «Что ты сказал? С
чего ты это взял, а, братец?» — и тут же бросалась ко мне, пыта-
ясь поколотить меня своими маленькими кулачками.
· Человек планеты, любящий мир ·
Когда Хё Сон исполнилось восемнадцать, пришло время ей
встретиться с молодым человеком, с которым ее решила сосва-
тать наша тетя. В то утро девушка проснулась очень рано, тща-
тельно расчесала волосы и напудрила лицо. Затем она хорошень-
ко прибралась в доме и во дворе и села ждать потенциального
жениха. «Хё Сон, — поддразнивал я ее, — вижу, тебе совсем
замуж невтерпеж!» Она покраснела, и я помню до сих пор, каким
хорошеньким стало ее личико с порозовевшими щеками, просве-
чивающими сквозь белую пудру.
Прошло уже около двадцати лет с тех пор, как я побывал в
Северной Корее. Моя старшая сестра, горько разрыдавшаяся при
встрече со мной, уже умерла, и у меня осталась одна младшая
сестра. Это причиняет мне такую невыразимую боль, что порой
кажется, словно сердце вот-вот разорвется на части...
Я всегда был довольно рукастым парнем и сам шил себе
одежду. Когда наступали холода, я мог быстренько связать себе
теплую шапку. У меня это получалось даже лучше, чем у жен-
щин, и я порой давал советы по вязанию своим старшим сестрам.
Однажды я связал теплый шарф для Хё Сон.
У меня были не руки, а настоящие медвежьи лапищи, но
мне очень нравилось рукоделие, и я даже шил себе нижнее белье.
Я отматывал от рулона кусок ткани, складывал его пополам,
вырезал по шаблону, сшивал, подрубал и надевал на себя. Когда я
таким образом сшил маме пару традиционных корейских носков,
она выразила свое одобрение так: «Ну-ну! Я-то думала, что вто-
рой сын только и умеет, что бить баклуши, а он мне вон какие
хорошие носки смастерил!»
В те времена в качестве приданого для сына или дочери ро-
дители должны были заранее приготовить отрезы хлопчатобу-
мажной ткани. Наша мама брала хлопковую вату, прикрепляла ее
к прялке и пряла нитки. На диалекте провинции Пхёнан они
назывались «токкенги». Затем она заправляла в ткацкий станок
ряд из двадцати нитей и ткала по двенадцать, тринадцать полотен
ткани и даже больше. Каждый раз, когда кто-то из детей вступал
· Глава 1. Пища — это выражение любви ·
в брак, из-под огрубевших пальцев матери выходили мягкие и
красивые ткани, по качеству не уступавшие самому лучшему
атласу. Ее руки были необыкновенно проворными! Если другие
успевали в день соткать три-четыре куска ткани, то у мамы выхо-
дило двадцать и даже больше. Если она торопилась закончить
подготовку к свадьбе одной из моих старших сестер, она могла за
день соткать целый рулон! У мамы был крайне нетерпеливый
характер. Как только она принимала решение, она тут же присту-
пала к делу и трудилась не покладая рук, пока не заканчивала
работу. В этом я очень похож на нее.
С детства я привык есть все подряд — к примеру, я очень
любил кукурузу, свежие огурцы, сырую картошку и сырые бобы.
Однажды, придя в гости к маминым родственникам, жившим в
восьми километрах от нас, я заметил у них на огороде какие-то
круглые растения. Я спросил, что это такое, и мне ответили, что
это чигва — сладкий картофель. Мне накопали немножко этого
картофеля и запекли на костре. Когда я отведал печеной картош-
ки, она мне так понравилась, что я набрал целую корзину и съел
все сам. С тех пор я не мог усидеть дома дольше трех дней и
постоянно убегал к маминым родственникам. Крикнув на весь
дом: «Мам, я пойду погулять!», я пробегал все расстояние до их
дома и на славу угощался сладким картофелем.
В наших краях бытовало такое понятие, как майский «кар-
тофельный перевал». Мы всю зиму питались картошкой, пытаясь
дотянуть до весны, когда начинал поспевать ячмень. Май был для
нас критическим месяцем, ведь если запасы картошки истоща-
лись до того, как созревал ячмень, людям приходилось голодать.
Выжить в период, когда картофель подходит к концу, а ячмень
еще не созрел, было так же тяжело, как и вскарабкаться на крутой
горный перевал, поэтому мы и называли это время «картофель-
ным перевалом».
Ячмень, которым мы питались тогда, не имел ничего обще-
го с тем сладким и отборным ячменем, который мы знаем сего-
дня. Это был сорт ячменя не с круглыми, а с продолговатыми и
· Человек планеты, любящий мир ·
очень твердыми зернами, но нас он вполне устраивал. Перед
варкой мы замачивали его в воде на двое суток. Когда мы сади-
лись есть, я пытался ложкой примять ячмень в тарелке, чтобы
хоть как-то сбить его в кучку, но у меня ничего не получалось.
Стоило мне набрать полную ложку ячменя, как он попросту
рассыпался, словно куча песка. Тогда я добавлял в него кочху-
джан5 и набивал этой смесью полный рот. Когда я жевал ячмень,
мелкие зернышки так и норовили проскользнуть у меня между
зубами, поэтому мне приходилось есть с плотно закрытым ртом.
Еще мы ловили и ели древесных лягушек. В те времена де-
ревенских детей, переболевших корью, кормили древесными
лягушками, потому что из-за болезни дети теряли вес и ходили с
бледными и осунувшимися лицами. Мы ловили по три-четыре
упитанных лягушки с толстыми мясистыми лапками и запекали,
завернув в тыквенные листья. Они получались такие нежные и
вкусные, словно их готовили в рисоварке. Кстати, если уж мы
заговорили о вкусном, я не могу не упомянуть и воробьев с фаза-
нами. Мы запекали разноцветные яйца горных и водоплавающих
птиц, летавших над полями и равнинами с громкими гортанными
криками. И вот так, бродя по горам и лесам, я узнал о том, какое
изобилие вкусной пищи приготовил для нас Бог в окружающей
природе.
· Глава 1. Пища — это выражение любви ·
Любить природу,
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 65 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Жизненный компас | | | Чтобы учиться у нее |