О том, как многие простые явления природы могут показаться чудом, если не умеешь их объяснить

По сравнению с новой бедой все пережитое прежде казалось ребятам пустяком. Они потеряли товарища. Что перед этим голод, холод, угроза гибели? Без Ашота они словно осиротели.

— А как я из-за всякой ерунды дразнил его, как старался осмеять самый мелкий его недостаток! — всем сердцем сокрушался Гагик. — Был бы он сейчас тут, пусть хотя бы до свету речи говорил, пусть с утра до вечера делал бы замечания!

И — удивительное дело! — как ни старался Гагик припомнить у Ашота хоть какой-нибудь серьезный недостаток, он не находил его.

Шушик сидела, охватив руками колени, и тихо плакала. Пастушок Асо мягко уговаривал ее:

— Усни, хушкэ Шушик, поздно.

Но могли ли они уснуть?

Едва взошло солнце, ребята были у Пещеры барса и зажигали свои факелы.

— Саркис, не лучше ли тебе с Шушик остаться здесь и поддерживать огонь? — посоветовал Гагик.

— Нет, я в долгу перед Ашотом. Я должен пойти во что бы то ни стало, — твердо заявил Саркис.

И товарищи не смогли пройти мимо высокого чувства, родившегося в сердце этого мальчика.

А Шушик? Она предпочитала идти с товарищами навстречу любой опасности, чем в томительном ожидании оставаться у входа в пещеру. Однако, вновь увидев мрачные, со впадинами и выбоинами стены, девочка испугалась. Ей показалось, что это ниши — жилища сказочных драконов или логова неведомых зверей. Пропустив товарищей вперед, она робко плелась в хвосте.

Держа над головами пылающие лучины, ребята, как и накануне, пошли вперед по мрачным ходам. «Эй, Ашот! Эгей, эй, эй!» — гулко разносилось под сводами ходов и гротов.

Когда они пришли к месту, где ходы разветвлялись, Гагик сказал:

— Вчера мы пошли направо, по широкому ходу, сегодня придется исследовать левый.

Товарищи согласились, хотя по-прежнему считали, что Ашот не мог выбрать этот узкий и мрачный туннель. Не знали же они, что их самолюбивый друг не остановится ни перед чем.

Почти ползком, часто спотыкаясь и обдирая о камни колени, пробирались они по этому трудному ходу, осматривали его стены, но никаких следов Ашота не находили.

— Стойте! Вот мысль так мысль! — вдруг ударил себя по лбу Гагик. — Ашот не делал пометок на стенах, забыл, но ведь должен же он был бросать на землю догоравшие лучины, а?

— Конечно… Как начинали жечь пальцы, должен был бросать, — согласился Асо.

— Ни одной лучинки больше чем на сто шагов не хватит. Хорошенько глядите себе под ноги…

Теперь ребята шли, низко согнувшись даже там, где в этом не было необходимости. Они освещали каждую ямку, каждый выступ, но остатков обгоревших лучинок видно не было.

— Вернемся, — распорядился Гагик. — Ход сужается так, что мы не пройдем.

Но Саркис так горячо желал напасть на след Ашота, что, не слушая Гагика, продолжал идти вперед.

— Вернись, Саркис!

— Ишь, как разгорячился! — улыбнулся Асо.

— Человеком становится, — прошептал Гагик.

Он только было открыл рот, чтобы снова позвать Саркиса, как услышал его крик:

— Нашел, нашел! Идите сюда!

Товарищи кинулись вперед. В руках у Саркиса была маленькая, с мизинец, обожженная щепочка.

— Идем! След нашелся, идем! — взволнованно повторял Саркис. Он так покраснел, так обрадовался, точно не огарок, а самого Ашота нашел.

— Ашот, эй, Ашот! — загудели высоко под сводами звонкие голоса.

— Глядите, целая лучинка! — воскликнул Гагик. — Из-за пояса, должно быть, выпала. Асо, ты помогаешь Шушик? Помогаешь? Взял у нее лучины? Ну, молодец. Идите же за мной.

…Но где же был в это время наш храбрый и гордый Ашот?

Когда, пройдя через узкий проход, он вошел в большую и светлую пещеру, то, как помнит читатель, услышал хохот, который испугал его и заставил остановиться. От ужаса волосы у мальчика встали дыбом, колени ослабели. «Кто это? Не сошедший ли с ума старый отшельник?»

Это было первой мыслью, промелькнувшей в его голове, но серьезно, конечно, он не мог этому поверить. Мальчик повернулся и хотел было убежать назад, в узкий ход, из которого только что вышел, но побоялся. Здесь, подумал он, его могли легко бы схватить. Не повернешься, не выскользнешь! Поди, защищайся огнем или топором!

В противоположной стороне пещеры виднелся вход в широкий коридор, конец которого озарялся светом, падавшим, по-видимому, из какой-то расщелины. Вот где можно спастись. И, размахивая топором и высоко над головой держа свой факел — пук горящих лучин, — Ашот бегом пересек пещеру.

В коридоре он остановился и оглянулся. Его никто не преследовал. Он крикнул и, затаив дыхание, прислушался. Только эхо…

Ашот немного успокоился, но страх, такой страх, какого он еще никогда не испытывал, не покидал его.

В коридоре было светло, но свет падал сверху, из какой-то щели, находившейся очень высоко в своде. Ах, если бы добраться до нее и еще разок взглянуть на белый свет! Как мало ценил он до сих пор ослепительный солнечный свет, который все вокруг озаряет радостью!

Надо вернуться, надо выйти из этой подземной темницы на свободу, в… Барсово ущелье.

При этой мысли мальчик горько улыбнулся. Каким пустяковым казалось теперь то бедственное положение, В котором они очутились, попав в Барсово ущелье! До сих пор они считали его тюрьмою. Но вот она, настоящая тюрьма!.. Они все время стремились выйти из Барсова ущелья на свободу, но теперь ему казалось свободой именно Барсово ущелье, с его чистым воздухом, звенящими ветрами, освещенными солнцем рыжими скалами.

Ашот пошел назад, но едва сделал несколько шагов, как снова раздался страшный хохот, и снова все мечты мальчика разлетелись.

Дорогу он, однако, не потерял. Удивительно легко ориентируясь во всякой обстановке, Ашот мог бы безошибочно найти выход из пещеры, несмотря на бесчисленные разветвления и лабиринты.

Но дело было в том, что страх, охвативший мальчика, сковал его решимость, и пойти в ту сторону, откуда доносился хохот, он не решался. А значит, и не мог вернуться.

Оставалось одно: идти в обратную сторону, не зная, куда ведет эта дорога.

Большим, мрачным зеркалом блеснул в свете факела водоем. Черным драконом-вишаиом лежал он у таких же черных стен пещеры.

Увидев воду, Ашот вздрогнул и отступил. Но идти назад было невозможно: там ждал его созданный больным-воображением сошедший с ума отшельник…

Осветив водоем, Ашот остановился как вкопанный: здесь, образовав тупик, ход замыкался.

Что было делать?

Найдя нишу в одной из стен, он присел в ней. Здесь не было холодно, но какое-то неприятное чуство давило, словно со всех сторон подходила и грозила неведомая опасность. Пожалуй, взрослый, мужественный человек и тот не выдержал бы.

Ашот поднялся и вернулся к концу широкого коридора, куда проникал свет. Но и здесь уже таилась мгла. Значит, за стенами пещеры наступает вечер?

Мальчик жалобно вскрикнул. Было так жутко, что он, пожалуй, потерял бы разум, если бы не призвал на помощь сознание и волю. Надо встряхнуться, взять себя в руки!

Да и чего он, в самом деле, боится? Ведь знает, что никаких чертей и духов нет и не может быть нигде, даже в таких мрачных подземных мирах. Чего же тут страшного? А если и бродит здесь какой-нибудь сумасшедший старик, то в этом нет ничего ужасного. Огонь и топор имеются. Нет, пустяки, надо пойти назад — не каждый же сумасшедший нападает на людей.

Так рассуждал Ашот, стараясь успокоить и подбодрить себя, когда вдруг заметил, что факел в руках у него догорает, а за поясом лучин больше нет. Вероятно, потерял по дороге, а может незаметно и израсходовал.

И страх, смешанный с безнадежностью, снова овладел им. Ашот сразу ослабел, руки опустились.

Сев на камень, он тяжело задумался. Оставалось одно: провести здесь ночь, а завтра днем попытаться уйти по знакомому ходу. Днем-то хорошо! То тут, то там сквозь вдели в горе в пещеру проникает свет. Даже в самых темных участка пути часто мелькают полоски света, и они придают силы. Свет — это жизнь, надежда.

Он вернулся в знакомую сухую нишу и устроился в ней, свернувшись калачиком. Последняя лучинка догорела и с треском потухла. Темно, ни зги не видно. Где-то однотонно и тоскливо капает вода: цылт, цылт, цылт…

Этот монотонный плеск так подействовал на Ашота, что веки мало-помалу отяжелели, закрылись, и вскоре он уже спал крепким сном. И хорошо, что спал — это избавило его от многих переживаний и ужасов.

То ли устал Ашот чрезмерно, то ли ослабел от пережитого, но он долго не просыпался. Сон был тяжелый, и иногда мальчик вскрикивал, вскакивал, но, не вполне проснувшись, засыпал снова.

Какой- то шорох разбудил Ашота. Он вскочил, и совсем еще сонный, потрясая топором, закричал:

— Прочь, не то голову расшибу!

Оказалось, однако, что «расшибать голову» некому.

Стряхнув сон, Ашот вспомнил все, что с ним произошло, и ужасное, томящее чувство охватило его. Он сделал несколько шагов к озерцу, слабо поблескивавшему в сумраке, хотел умыться, но черная вода выглядела так мрачно, что не хватило духу подойти к ней.

Вдали виднелись блики света, падавшего из недосягаемой щели в своде коридора. Вероятно, солнце поднялось уже довольно высоко.

«Что- то делается сейчас с товарищами? Должно быть, перепугались, растерялись… Шушик плачет», — взволнованно подумал он и почувствовал угрызения совести.

Далеким воспоминанием казалось ему сейчас все, что осталось за стенами пещеры, даже товарищи. Только беленькое бледное лицо Шушик с рассыпавшимися по нему веснушками, с глазами, в которых словно горело солнце, с мягкой улыбкой, вставало перед ним все ярче. И теплее становилось от этого на душе.

«Ну, пойду, жаль их, — окончательно решил он. — Интересно, чем занят сейчас мой сумасшедший старик отшельник? Да ну его, пойду».

Но он не сделал еще и нескольких шагов к пещере, откуда доносились те странные звуки, как наверху возле щели в своде мелькнула какая-то тень и кто-то сказал ясно и четко: «Сплю, сплю», а затем крикнул что-то резко, неразборчиво.

Ашот в ужасе отбежал назад, споткнулся о камень и упал плашмя. С трудом приподнявшись, он увидел, что лежит над темным отверстием в полу пещеры. Из отверстия остро пахло угаром.

От этого запаха голова у Ашота стала такой тяжелой, что он с большим трудом поднялся и, отойдя немного в сторону, сел на камень. Все поплыло перед его глазами, смешалось, помутилось в голове. Он потерял сознание.

В это время ребята прошли наконец через самый узкий коридор и, вступив в большую светлую пещеру, внимательно осматривали ее, надеясь найти следы Ашота. И вдруг в сумраке, царящем под сводами, фосфорически блеснули два больших глаза, послышался хриплый, напоминающий кашель звук.

Все в ужасе попятились, только Асо спокойно улыбнулся.

— Не бойтесь, это филин, — сказал он и, подняв камешек, кинул им в птицу.

Филин бесшумно расправил крылья и вылетел в широкий коридор.

По этому коридору ребята вышли в тот светлый угол пещеры, где Ашот услышал слова «сплю, сплю». Здесь, высоко под сводами, виднелась масса каких-то темных точек.

— Гагик, твои старые знакомые! — засмеялся Асо, распознав летучих мышей, приютившихся тут целой колонией.

Голос пастушка разбудил нескольких маленьких сов. Они сорвались с места и вылетели в щель, белевшую вверху.

В нескольких шагах от этого угла пещеры ребята увидели небольшое темное озеро, а когда подошли к нему и подняли факелы, в глаза бросилась какая-то темная фигура, сидевшая в сторонке у стены.

— Ашот! — вскрикнула Шушик и, увидев, что он не движется, опустилась, ослабев, на землю.

— Ашот, Ашот! — трясли его за плечи товарищи. Но он не обнаруживал никаких признаков жизни.

— Давай отнесем его в тот светлый угол, — сказал Гагик и вместе с Асо приподнял Ашота.

— Шушик, Шушик без памяти! — в тревоге крикнул Саркис.

Асо вернулся и, наклонившись над девочкой, хотел осветить ее лицо лучинкой, но огонь сразу погас.

— Дай сюда! — Он вырвал из рук Саркиса другую лучину, но и она точно так же вспыхнула и погасла, едва Асо приблизил ее к земле.

Из какой- то дыры выходил одуряющий запах угара, от которого кружилась голова, стесняло дыхание.

Подняв Шушик, мальчики перенесли ее в тот же угол широкого коридора, куда из щели падал свет и где уже лежал Ашот.

Над ним склонился взволнованный Гагик. Глаза его тревожно сверкали.

— Жив, жив, дышит! — крикнул он товарищам.

— В самом деле жив? — пришла в себя Шушик.

— Погодите, я его разбужу. — И Гагик начал растирать Ашоту уши и даже бить его по щекам.

— Что ты делаешь? — возмутилась Шушик.

Она наклонилась над Ашотом и коснулась пальцами его широкого белого лба.

Мальчик наконец открыл глаза но, посмотрев на Шушик невидящим взглядом, снова опустил веки.

— Я это, я, Шушик,! — трясла его за плечи девочка.

Ашот очнулся, с трудом приподнялся и тихо сказал:

— Вы нашли меня? Не во сне ли я? Голова болит.

Не прошло и часа, как ребята уже сидели вокруг жарко пылавшего костра и мирно беседовали.

Ашот смотрел на рыжие, золотом горевшие на солнце скалы, на покрытую легкой дымкой Араратскую долину, и сердце его сжималось от радости. Как светел, как хорош мир!

— Ну, вот ты и догнал теперь Kaмo из Личка, — лукаво блеснув глазами, сказала Шушик и подмигнула товарищам.

— Не называй этого имени, не то снова вскочит и уйдет в темные миры, — погрозил ей Гагик.

— И в самом деле темные, — мягким и усталым голосом подтвердил Ашот.

То, что произошло с ним за эти несколько часов, казалось далеким-далеким воспоминанием. А сейчас мальчик был счастлив, что в этом чудесном мире он опять не один, а рядом со своими верными друзьями.

— Знаете, как тяжело было! — признался он. — Такой страх запал в сердце, какого я никогда не испытывал.

Вид у Ашота был немного виноватый и смущенный, но на губах у него играла улыбка, а глаза были мягкими и добрыми.

«Такой он гораздо приятнее. Не люблю, когда кричит и приказывает», — подумала Шушик.

— Почему же ты не вернулся? Заблудился? — спросил Саркис. Он впервые с такой любовью и уважением смотрел на Ашота.

— Я хотел вернуться, но отшельник стал у меня на пути, — смеясь, ответил. Ашот.

— Какой отшельник? Наш домохозяин? — обеспокоилась Шушик, испуганно вскинув на Ашота голубые глаза.

— Да, наш домохозяин. Должно быть, свихнулся от одиночества. Он рычал и хохотал в той светлой пещере.

— Ты его своими глазами видел? — спросил Асо.

— Нет, только голос слышал.

Пастушок улыбнулся.

— Филин это был, — спокойно сказал он и, поднявшись, пошел за хворостом.

— Вот те на! Да разве филин может смеяться, как человек?

— Асо и в самом деле спугнул филина, — подтвердила Шушик.

Ашот растерянно молчал.

— Ну, ты чего опешил? — засмеялся, глядя на него, Гагик.

— Эти звуки меня очень напугали, — признался Ашот, покраснел и искоса взглянул на Шушик. — Нет, Асо ошибается, там были люди, в этой пещере. Один даже, ясно сказал: «Сплю, сплю».

Асо, вернувшийся с охапкой веток в руках, тихонько смеялся. В свете костра ярко выделялся ряд ровных, красивых зубов да блестели белки глаз.

— И это был филин. Я их наслушался в лесах. Сначала тоже боялся, думал — черти. Смеются, свистят, скрипят, бормочут что-то. Обмануть хотят: «Сплю, сплю», а сами вот-вот накинутся. Отец мне потом объяснил и показал. Так что зря ты боялся.

Ашот нахмурился. Филины? Хорошо, что товарищи не видели, в каком он был состоянии, в какой пришел ужас. Стыдно было ему своей слабости, но и обидно, что он, сын охотника и сам немного охотник, не знал такой простой вещи — не знал, как кричат филины.

Даже испарина выступила на лбу у Ашота, так неловко он себя почувствовал. «Ну да, конечно, Асо всегда ночует в горах, в пещерах и слышит, как кричат филины. А мы с отцом по вечерам возвращаемся с охоты. Мы можем не знать», — утешал он себя.

— Ладно, не вешай носа! — сказал Гагик. — Мы не меньше твоего напугались. Попали в одну пещеру — не пещера, а больница: кто-то плачет, кто-то вздыхает, стонет. Ужасно было, не правда ли, Шушик? Я, например, парень вовсе не из пугливых, но прямо и страх и жалость брали, когда слышал, как люди мучаются. Сердце так и разрывалось. А ведь Асо опять скажет, что это филины да совы были.

— Нет, я никогда не слышал, чтобы совы плакали и стонали. Это были черти. — И пастушок со страхом посмотрел на вход в Пещеру барса.

Теперь рассмеялся Ашот:

— Вот это-то и были настоящие совы! Они плачут, как дети, пищат, как мыши, вздыхают…

— В самом деле? — так и подскочила Шушик. — Значит… значит, и мы…

— И вы! — подхватил Ашот. — Вы тоже вообразили, что пещеры полны духов. Вот что значит плохо знать природу! Получается, что, если бы вы были на моем месте, а я на вашем, никто из нас не испытал бы страха.

— А в общем, раз в этих пещерах нет никаких чудес, идем туда снова! Пора содрать с барса шкуру! Готовь факелы, Асо, а эти расколи ножом — тонкие не гаснут.

— Все равно гаснут. Когда мы хотели поднять Шушик, у меня лучина погасла и у Саркиса, — сказал Асо.

— Как же так? Почему? — удивился Ашот. — Погоди, где это было?

— Там, где ты потерял сознание.

— Там, где я… — задумался Ашот. — Да, да, я наткнулся на какую-то дыру в полу, и оттуда шел угарный воздух.

— И я нагнулся, и огонь у меня потух, — вмешался в разговор Саркис.

Ашот начал понимать что-то очень важное.

— Ты говоришь, Шушик в обморок упала? А я? Вот это загадка! Я ведь не лежал над этой дырой?

— Нет, ты сидел выше, у стены.

— Вот это-то и спасло меня, — сказал Ашот. — Углекислый газ тяжелее воздуха, он скопляется внизу, помните? Значит, мне грозила смерть, а вы спасли меня, да? И Саркис тоже?

— Как это — «Саркис тоже»? Когда бы не он, мы бы тебя совсем не нашли. Он напал на твой след, — сказала Шушик и обвела всех победоносным взглядом: «Что я вам говорила о Саркисе!»

Ашот не мог прийти в себя. Не мог разобраться толком во всем происшедшем. Просто чудо какое-то! Думал ли он, что когда-нибудь его будут спасать — да еще в подземных галереях — Саркис, которого он когда-то считал шкурником, Гагик с его давно всем знакомой трусливостью, эта слабенькая девочка, которую он вообще не принимал в расчет! Ведь по сравнению с ним все они были слабовольными и бессильными существами — так, по крайней мере, он до сих пор считал. Нет, тут какое-то недоразумение. По-видимому, он плохо знал своих товарищей, неверно оценивал их возможности. Легкое ли дело было войти в этот подземный ад? А они вошли. Где обрели они силы? Или, объединенные общей целью, его товарищи стали более мужественными, более стойкими, упорными? Бывает же, что, когда соединяешь слабые и гибкие прутики, они все вместе становятся стойкими и несгибаемыми, словно ствол дуба.

Некоторое время Ашот молчал, и товарищи чувствовали, что в душе его происходит что-то значительное. Да и сам он понял, что за эти несколько минут в нем многое переменилось.

Впрочем, нельзя сказать, что все это произошло именно сейчас. Характер Ашота менялся медленно и незаметно — каждый день, каждый час, а последние минуты были лишь завершением тех сорока дней, которые ребята провели в плену. Так подпочвенные воды Барсова ущелья, каждый час, Каждое мгновение накопляясь в глубине земли, достигают своего наивысшего уровня и вдруг вырываются наружу.

Все наставления, которые Ашот делал товарищам, особенно Саркису, он, оказывается, должен был сделать и себе. Он воображал себя бесстрашным и сильным, но жизнь показала, что без коллектива и он ничто.

И, словно подслушав эти мысли, Гагик осторожно, мягко сказал:

— А ведь верно, ребята: друг без друга мы бы давно пропали. Даже самый отважный из нас. Правда, Ашот? — И Гагик испытующе взглянул на товарища.

— Да, — тихо откликнулся Ашот. — Ну, что было, то прошло, — сказал он уже совсем другим тоном. Зажигайте факелы, берите оружие — идем на барса.

Он снова стал прежним Ашотом — отважным, мужественным, самоотверженным. В его глазах снова пылало воодушевление.

Видя, что товарищи колеблются, Ашот насмешливо спросил:

— Совы, видно, здорово вас напугали?

— Нашел боязливых! — выпятив грудь, вскинулся Гагик. — Зря ты нас тащишь, вот что! Два дня мы по всем дырам и щелям лазили: нету твоего барса, ушел!

Саркис и Шушик поддержали Гагика, но Ашот с ними не согласился. Он считал, что после стольких мучений и тревог нельзя отказаться от поисков. Это значило бы уподобиться войску, которое, осадив крепость и понеся много жертв, в самый решительный момент вдруг теряется и отступает. Нет, АШОТ не из тех полководцев, которые так быстро отчаиваются. Но надо же прежде всего уговорить «войско»!

Он опустился на колени у входа в пещеру и показал товарищам круглый след на песке. Отпечатки когтей зверя были четкие и вели в глубь пещеры. Назад барс не выходил.

— Ну, поняли? Убедились, что он там? — спросил Ашот. В голосе его звучал упрек.

— А может быть, он прошел через пещеру и вышел через Овчарню? — привел свой последний довод Саркис.

Ашот язвительно усмехнулся. Ну как объяснишь этим людям, что раненое животное не сможет одолеть такой крутой и длинный путь!

— Барс не мог далеко уйти, он где-нибудь совсем близко, в одном из темных углов. Должно быть, протянул ноги, — убеждал товарищей Ашот. — Когда вы шли там, разве коридоры не разветвлялись?

— Разветвлялись, — признался Саркис.

— Зачем же вы тогда говорите, что осмотрели все дыры и щели? Ну, идите за мной! Не будь я Ашот, если мы не принесем с собой в село шкуру барса.

Слова Ашота показались ребятам убедительными. Его воодушевление заразило их, и вслед за своим маленьким полководцем они снова вошли в пещеру.

Дата добавления: 2015-10-16