Глава двадцать пятая. Эшафот возвышался посреди торгового центра рядом с фонтаном – чтобы зрителям было

Эшафот возвышался посреди торгового центра рядом с фонтаном – чтобы зрителям было хорошо все видно.

Стараясь не привлекать внимания, Флоренс как можно ближе подобралась к помосту. Видеокамера на специальном ремешке была закреплена у нее под левой рукой. В абайе она заранее прорезала небольшое отверстие для объектива. Политическая система, принуждающая своих граждан с ног до головы закутываться в тряпки, все же имеет свои преимущества.

На углах помоста стояло по мукфеллину. В последнее время их везли и везли на грузовиках из Васабии для поддержания религиозного духа. Они были повсюду, как агенты секретной полиции. Им нравились бесчисленные поклоны матарцев и униженная лесть. Когда Флоренс в сопровождении обязательного мужского эскорта встречала на улице особенно мрачного мукфеллина, она непременно кланялась и говорила ему: «Хвала Всевышнему, о брат мой, за твое присутствие здесь!» Ее спутник, чьи европейские черты были прикрыты гутрой и большими темными очками, слегка подталкивал ее и говорил: «Пойдем дальше, сестра моя. Не отвлекай этих возлюбленных Аллаха от их благословенного труда».

Для того чтобы больше походить на обыкновенную матарскую женушку, Флоренс носила с собой плетеную корзинку с фруктами и другими свежими продуктами с рынка. Под снедью лежал 9‑миллиметровый пистолет, и чем больше она видела мукфеллинов и результаты их благословенных трудов, тем сильнее ей хотелось им воспользоваться. Когда Бобби застрелил в гараже одного из людей Малика, Флоренс решительно его осудила. Теперь же ее мнение на этот счет коренным образом изменилось. Несколько недель в оккупированном Матаре научили ее ненавидеть.

Толпа пришла в движение. Распорядитель казни, расталкивая всех по пути, пробрался к эшафоту. Четверо мукфеллинов продолжали стоять на углах помоста, призывая к тишине и вниманию.

Распорядитель поднялся по ступенькам на помост и прочел приговор. Женщина по имени Ардиша была поймана не только за рулем автомобиля, но к тому же при попытке покинуть Матар. Имам Малик, да будет благословен он сам и его святой труд, великодушно заменил смертную казнь на сотню ударов палкой. Воистину милостив Аллах!

После этого привели дрожащую и умоляющую о пощаде Ардишу. Мукфеллины привязали ее к эшафоту. Один из них взял в руки метровую трость и начал методично бить ею корчившуюся от боли женщину. До тридцатого удара она пронзительно кричала, а потом смолкла. Окружившие помост женщины начали плакать и умолять о милосердии. Вся процедура заняла около десяти минут.

Когда все было закончено, капитан мукфеллинов, который читал приговор, воздал хвалу чувству сострадания имама и отдал приказ толпе разойтись. Мужской эскорт большинства зрительниц до этого спокойно покуривал или попивал кофеек в «Старбаксе». Теперь они собрали своих подопечных и ушли. Впрочем, некоторые остались и пошли по магазинам, владельцы которых решили не упускать преимуществ очередного Дня наказаний, непременно собиравшего большую толпу, и объявили выгодные распродажи. Сопровождающий Флоренс тоже забрал ее, и они направились к выходу. Проходя мимо мукфеллина, стоявшего у наружных дверей, Бобби не смог выдавить из себя комплимент по поводу его благословенного труда.

Наконец они сели в машину и некоторое время ехали в полном молчании. Флоренс вынула камеру и просмотрела запись – все ли ей удалось отснять. Бобби прислушался к звукам ударов тростью, доносившимся из динамиков камеры, и тихо попросил: «Выключи».

Амо‑Амас буквально кишел солдатами из контингента дружественных войск Васабии. Малик просил еще и французских солдат, но в Париже ему отказали. Французам и без того приходилось многое объяснять в Организации Объединенных Наций. Тем не менее они направили в Матар сотни своих советников, чтобы помочь наладить le infrastructure. Тысячи матарцев к этому времени уже сбежали из страны (направляясь в основном на юг Франции), что привело к традиционной утечке мозгов.

Флоренс и Бобби ехали на север, избегая основных дорог. Поток машин замедлил свое движение. Бобби высунулся в окошко и увидел далеко впереди полицейские автомобили. Блокпосты на дорогах и проверки документов давно уже стали нормой в Матаре. Флоренс вынула из камеры кассету и заменила ее другой, на которой были сняты дети, играющие на пляже. Если камеру конфискуют, запечатленные на кассете кадры никого не встревожат.

Корзинка с фруктами стояла между ними. Они подъехали к полицейским.

– Хвала Всевышнему, – сказал Бобби офицеру, когда тот наклонился и потребовал документы.

Арабский язык у Бобби был безупречный, а кожу он затемнил тональным кремом. Теперь он выглядел как стопроцентный матарец.

Полицейский не ответил на его приветствие. Он листал их документы.

– Куда едете?

– Домой, с вашего разрешения.

Матарский паспорт Флоренс офицер рассматривал чуть дольше.

– Жена? – наконец спросил он.

– У меня их три. Но эта самая симпатичная, поэтому я взял ее с собой посмотреть казнь в торговом центре. Чтобы не вбила себе чего‑нибудь в голову. Спасибо нашему имаму!

Полицейский внимательно посмотрел на Флоренс, которая сидела неподвижно, как изваяние.

– Что в корзинке?

– Инжир из долины Машуфф, – Бобби протянул корзинку полицейскому. – Угощайтесь в знак нашей благодарности за то, что защищаете нас от врагов. Изумительные фрукты.

Полицейский потянулся к ручке, явно намереваясь забрать корзинку.

– О брат мой, умоляю тебя, – осклабился Бобби. – Это на ужин нашим детям.

С этими словами он аккуратно подвинул левую ногу, на лодыжке которой была закреплена револьверная кобура.

Офицер на мгновение заколебался. Затем взял несколько самых спелых фруктов и вернул корзинку обратно. Махнув рукой, он сказал:

– Проезжайте.

– Аллах с тобой, – сказал Бобби.

А еще через секунду добавил:

– Мудак.

Блокпостов на дороге больше не было, и через полчаса они подъехали к своему серому бетонному дому в районе Шерала, известном как один из самых бедных пригородов Амо‑Амаса. Улицы здесь были усыпаны битым стеклом, заборы утыканы гвоздями, а в подворотнях гнездились изголодавшиеся псы и филиппинские рабочие «по приглашению», которым их матарские хозяева милостиво позволяли жить прямо на улице рядом со своим домом.

Войдя в квартиру, Флоренс скопировала видеозапись. Стянув ненавистную абайю, она встала перед объективом видеокамеры. Бобби щелкнул кнопкой и начал ее снимать.

– Запись, которую вы сейчас увидите, была сделана двадцать седьмого марта на территории оккупированного Матара в торговом центре Чартвелл, приспособленном узурпатором Маликом под место проведения публичных казней…

Когда они закончили, Бобби засунул кассету в пачку из‑под сигарет и повез ее в аэропорт. По дороге он позвонил Фуаду, руководившему наземными службами авиакомпании «Эр Матар». Бобби завербовал его много лет назад. Через семь часов кассета была уже в Никосии на Кипре в руках армянина по фамилии Хампигян, с которым Бобби работал долгие годы. Еще через восемь часов запись была доставлена в римское бюро Си‑эн‑эн. А меньше чем через час, после совещания в штаб‑квартире в Атланте с участием председателя совета директоров, ее пустили в эфир.

Среди миллионов телезрителей оказались и Ренард с Джорджем. На выходное пособие дяди Сэма они устроили себе временный командный центр в офисе Рика. Смотреть то, что сняла Флоренс, было тяжело. Даже циничный Ренард долго молчал после того, как все закончилось. Джордж не выдержал и пяти минут. Он просто встал и вышел из комнаты. Люди на Западе нечасто видят, как женщину постепенно забивают насмерть.

Вскоре на Си‑эн‑эн обрушился ураган телефонных звонков. В основном люди спрашивали, как вообще можно такое показывать – в эфире, говорили они, не было ничего ужаснее после кадров, на которых американцы пытают иракцев в тюрьме Абу Грейб. Однако звонившие проявляли также глубокий интерес к той американке, которая сделала запись, судя по всему, серьезно рискуя собой. Теперь она стала объектом государственного любопытства – в Вашингтоне, Париже, Каффе, Амо‑Амасе, да что там – по всему миру. И, разумеется, пресса не смогла избежать соблазна очевидной игры слов. Журналисты быстро окрестили ее «Флоренс Аравийская».

Возлюбленный Аллахом имам Малик, эмир королевства Матар, великий принц дома бен Хаза, шариф Ум‑катуша, был крайне недоволен известием о том, что Делам‑Нуар из 11‑го отдела находится в Матаре и просит его «аудиенции». Впрочем, слово «аудиенция» Малику понравилось. Оно звучало намного царственней, чем «встреча».

Тем не менее он чувствовал, что Делам‑Нуар снисходит до встречи с ним. Он и так‑то не очень любил этого француза, а теперь вообще был не в настроении выслушивать очередную лекцию по поводу историзма гегельянской дихотомии. И уж меньше всего Малику хотелось, чтобы ему в который раз напомнили, кто посадил его на трон, выдвинув идею превращения нечестного гонщика в религиозного лидера.

Король Таллула с принцем Бавадом и без того помыкали Маликом как только могли, напоминая ему в каждом разговоре по телефону, в каждом электронном письме и при каждой личной встрече, что это их войска, их мукфеллины, их деньги и, хвала Всевышнему, их нефть посадили его на трон. Малик устал быть бесконечно благодарным то Парижу, то Каффе. Черт их возьми! Это они должны сказать ему спасибо! Разве не он беззаветно отказался от блестящей карьеры автогонщика, дабы восстановить Матар в его славе? (Если, конечно, эта слава когда‑нибудь вообще существовала.) Разве не он рискнул всем? А если бы переворот не удался? Где бы он был сейчас? В подземелье своего братца Газзи, питаясь тараканами. Нет, хватит с него их бесконечных претензий.

– Мы не примем француза, – раздраженно объявил Малик Фетишу, которого он унаследовал от своего брата и которого всячески ему рекомендовал Делам‑Нуар. В последнее время в его речи стали заметно прорезаться величавые интонации. Такое, увы, случается, когда человек становится диктатором.

– Но, Ваше Святейшество…

– Я высказался, Фетиш.

Однако, поскольку Фетиш был на зарплате также в 11‑м отделе, он продолжал осторожно настаивать:

– О великий имам, не будет ли проявлением мудрости уделить французу хотя бы несколько минут? Он проделал нелегкий путь.

– Ха‑ха! Можно подумать, что он пересек пустыню Нефуд верхом на верблюде. Какое там! Он прилетел на личном лайнере. Там есть кровать, кухня и парижский шеф‑повар. Мы сами на нем летали. Это… Черт возьми, до чего же ты обнаглел, Фетиш! Не наше дело – перед тобой объясняться!

– Я всего лишь навоз пред лицом Вашего Величества, о повелитель, возлюбленный Аллахом, защитник подлинной веры. И все же, в крайнем своем унижении, я позволю себе попросить вас принять этого француза хотя бы на самое короткое время.

Малик хоть и готов был зарычать от злости, понимал, что Фетиш прав.

– Десять минут. Войдешь ровно через десять минут и скажешь: «Имам, вас срочно хочет увидеть… этот…» Короче, кто‑нибудь важный.

– Воистину мудр и добросердечен мой господин! Да благословит Аллах…

– Слушай, иди за ним, не болтай.

Малик прошел к себе в кабинет, нервно перебирая четки. Туда же провели Делам‑Нуара.

– Ваша светлость! – по‑французски сказал Делам‑Нуар, почти не поклонившись.

Он оглядел Малика с ног до головы, как затаивший что‑то недоброе портной.

– В вашем лице величие семьи бен Хаззим и чистота подлинной веры обрели свое наивысшее воплощение. Как счастлив Матар иметь такого мудрого, такого всемогущего правителя. Это случается весьма редко. Последним таким правителем можно назвать прапрапрадедушку вашего двоюродного брата по имени Али бен Хашим…

– Да‑да, – сказал Малик. – Матар вновь стал священным местом. Хвала Всевышнему. Итак. Значит, вы приехали…

– Я приехал засвидетельствовать свое почтение, mon emir. Увидеть новый изумруд королевской крови в подобающей оправе.

– Вот как? Ну что же. Хорошо. Значит, повидались. Итак. Я ужасно занят…

– Понятно, – по‑галльски ухмыльнулся Делам‑Нуар. – Воистину это тяжелый труд – добиться непререкаемого авторитета. Но вы преуспели, да, да, уже преуспели. И, возможно, теперь самое время дать знать всему миру: о'кей, мы серьезно относимся к своей религии, мы рьяно служим Аллаху, мы очень, очень строгие мусульмане, но мы не собираемся забить насмерть всех непослушных женщин в торговом комплексе у «Старбакса». Согласны?

Малик вздохнул:

– Откуда нам было знать, что эта женщина Флоренс все заснимет на пленку?

– В любом случае это не идет на пользу имиджу нового Матара, mon imam. Эту запись уже разместили в Интернете. Она весьма… Мне лично кажется, такое нелегко смотреть. Это похоже на фильм Мела Гибсона.

– Интернет – орудие сатаны.

– Теологические вопросы я вынужден оставить теологам, – сказал Делам‑Нуар. – Меня, собственно, больше беспокоите вы. Поскольку это плохая реклама. Мне‑то лично плевать. Во время нашей революции мы отрубили столько голов, что вам и не снилось. Поначалу это весело и хорошо развлекает толпу, но если затягивается – начинает мешать бизнесу.

– И что они сделают? Не будут покупать нефть?

– Нет, нет, что вы! Нефть они будут покупать у кого угодно. Хоть у сатаны. Но к чему вам такой дурной имидж в глазах мирового сообщества?

– Вас ведь не мой имидж беспокоит, а свой.

– От вас, мудрейший имам, ничто не укроется. Что ж, согласен. У всех из‑за этой истории вид не самый лучший. Не то чтобы Францию волновало мнение остального мира, но все же…

Малик развел руками:

– Это васабийцы настаивают на казнях! Таллула лично звонит мне каждый день и сообщает, что пришлет еще мукфеллинов помочь мне «очистить страну». Я ему отвечаю: «Спасибо, вы очень щедры, но мы не нуждаемся более в услугах религиозной полиции». А через час Фетиш уже извещает меня о прибытии еще пятисот человек. На автобусах! Ну что я с этим поделаю?

Делам‑Нуар сочувственно кивнул.

– Да, нелегко быть имамом.

– Если бы не я, казней было бы в два раза больше.

– Очевидно, я неправильно понимал ситуацию. Каким образом мне теперь извиниться перед вами? Чем я могу вам помочь?

– Просто скажите, – буркнул Малик, – что я должен делать?

– Мне кажется, для вашей проблемы существует решение. Почему бы вам не сказать Таллуле: «Дорогой мой король, тактику железного кулака мы уже применили. Может, перейдем к рукопожатиям? Людей мы уже напугали. Они писаются от страха и уважения к вам прямо в свои тхобы. У нас теперь очень послушный народ. Пора перейти к удовольствиям». Ну как?

– Это же васабийцы, – ответил Малик. – Удовольствия не по их части.

– Ну тогда хоть перестаньте выставлять себя и свою страну в дурном свете.

– Как?

– В моем распоряжении оказались кое‑какие данные. Они очень секретные, поэтому не распространяйтесь о том, кто вам их сообщил. Васабия присылает сюда своих мукфеллинов отчасти и по той причине, что их нечем занять дома. Население Васабии так ими напугано, что уже не нарушает никаких правил. Они даже не выходят больше из своих домов. А это привело к безработице среди мукфеллинов. Таллула очень обеспокоен, поэтому теперь с радостью высылает их из страны, чтобы у них появилась работа. Такова ситуация с мукфеллинами. Не очень‑то хорошо иметь у себя под боком множество безработных палачей. Мало ли что придет им в голову… Так вот, может быть, вам обратиться к Таллуле и сказать: «О'кей, в ответ на вашу помощь при смене власти я отправлю вам всех непослушных женщин Матара, чтобы разрешить вашу проблему с безработицей мукфеллинов». Если им так нравится рубить женские головы и забивать девушек палками, то по крайней мере пусть это происходит в Васабии, от которой все ждут подобного варварства, а не здесь – в бывшей Арабской Швейцарии. Хорошо?

– Но как быть с этой женщиной Флоренс? Я не могу позволить ей шнырять повсюду. Это подрывает мой авторитет.

– Нет, нет, нет, – улыбнулся Делам‑Нуар. – Этого мы не допустим. Думаю, что и здесь у меня найдется для вас интересное предложение.

Дата добавления: 2015-10-16