Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

В. Высоцкий. Я не люблю

Читайте также:
  1. Владимир Высоцкий. Песня о сентиментальном боксере
  2. Вот поэтому я и не люблю носить кожу. Она, черт побери, липнет, особенно, когда ты бы прикончил кого-нибудь, чтобы только оказаться голым! Достань смазку и презервативы!
  3. Как я люблю одуванчики
  4. Люблю свою профессию
  5. Люблю. С моей милой Мартой. С самой красивой, самой умной, самой нежной...
  6. Но как поступить в моем случае? Да, я люблю Джея, но как друга. Эта дружеская любовь была з самого начала, но ее приняли за настоящую.

 

Поведение в бою и отношение к женщине — показатели чести рыцаря. Уважение к противнику, гордость, «игровое отношение к жизни» — предоставление противнику по возможности равные шансы (например, выбив его из седла, самому спешиться), вплоть до его довооружения. Честность в поединке — показатель чести рыцаря — означала прежде всего неиспользование слабости противника, вообще ничьей слабости. Это также и позорность убийства сзади, безоружного, убеленного сединой, позорность получения удара в лицо, из-за чего, как правило, рыцари сражались со спущенным забралом, не всегда видя и сознавая даже, с кем именно сражаются, т. е. могли нечаянно убить друга, даже родственника. Поэтому сражаться с открытым забралом означало высшую отвагу, граничащую с безрассудством. Здесь мы наблюдаем христианские корни рыцарской этики, главным принципом которой постепенно становится неиспользование слабости противника.

После появления иконы — живописного изображения лика Божьего, ставшего неотъемлемым атрибутом христианского храма, молитва перед иконой, «лицом к лицу», имела своим следствием особое отношение к своему лицу рыцаря, а у католиков — и к лицу Дамы, как главному признаку богоподобности человека, фактору его идентичности. Содержание лица в чистоте и неприкосновенности — важный атрибут культурной субъективности христианина. Так, утренняя молитва перед иконой требует чистого лица, а нанесение удара в лицо рассматривается как нехристианский поступок, сильнейшее оскорбление. Необходимость беречь, «сохранять лицо» сначала в прямом, а затем и в переносном значении характеризует ценности христианской культуры, а впоследствии и во всем цивилизованном мире начинает означать необходимость незапятнанной репутации, морального достоинства человека. В пострыцарские времена удар по лицу, брошенная в лицо перчатка — символический «удар» рассматриваются как преднамеренное оскорбление, вызов чести и становятся частью этики дуэльных поединков. М. Волошин рассказывает о своей дуэли с Н. Гумилевым в 1909 г.: «Я решил дать ему пощечину по всем правилам дуэльного искусства, так, как Гумилев, большой специалист, сам учил меня в предыдущем году: сильно, кратко и неожиданно» (Волошин М. Избранное. Минск, 1993. С. 196). В этикете народов христианской культуры утверждается негласный запрет на вопросы о состоянии лица (о ранах, ссадинах, синяках и т. п.), если вид лица вызывает недоумение, то его владелец первым сам как-то объясняет причину (ушиб или падение), но волен и не делать этого.

На Востоке же, где икона отсутствует, бытует мнение, что «шрамы украшают лицо мужчины». Однако и там существуют представления о чести джигита, мужском достоинстве, верности данному слову. Достоинство самурая, например, предполагало в средневековой Японии в случае унижения необходимость покончить с собой («харакири»).

Рыцарские поединки происходили на глазах зрителей, это были сражения по правилам, на которых демонстрировались доблести и зарабатывались средства и авторитеты. Этика рыцарских поединков с ее непреложными правилами уважения противника сформировала своеобразный кодекс соперничества, в значительной степени явившийся основанием для этики конкурентной борьбы в Новое время. Наряду с этим рыцари презрительно относились к купцам, проезжим феодалам, которых могли ограбить даже после уплаты ими «конвойных» денег. Специально для сбора дополнительных средств от проезжающих по территориям княжества добивались признания собственностью владельца земли всего, что на нее попала Grundruhrreht; — «что с возу упало, то пропало», запрещали заменять раз и навсегда улучшение дороги (более гладкой, на которой ничего не падало), строительство более короткой дороги и т.п.

Меч и лошадь — часть «я» рыцаря, «профессиональные атрибуты», предметы гордости и заботы, у легендарных рыцарей — легендарны, как и они сами. Сегодня они сопоставимы с инструментом специалиста, машиной водителя, которые берегут и которыми гордятся. Честь рыцаря (в нем. яз. — от дар, приношение, в русском — от глагола чтить) — приравниваемая к ценности самой жизни (дуэльный кодекс предполагает непременный поединок с равным по статусу в случае нанесения оскорбления словом или делом) — понимается как сословное и родовое достоинство, право на уважение, почести и славу.

Рыцарская этика налагала своеобразную «узду на волю и самообладание воина, заставляя смирять телесные страдания во славу рыцарства Телесность же вообще в христианской культуре постепенно обуздывается и отвергается любое неэстетическое ее проявление. На Востоке этого не происходит, и после сытного обеда в современном Китае, например, гости могут из вежливости «продемонстрировать» хозяину отрыжку как знак насыщения. Впоследствии незапятнанность, щепетильность в вопросах чести характеризует дворянскую этику. Корпоративность чести («честь мундира») сохранилась и в современных профессиях.

Рыцарские поединки, положившие начало правилам дворянской дуэли, как впоследствии сами дуэли, способствовали сохранению ценности чести, честного соперничества. Но уже в них в полной мере начинают проявляться противоречия корпоративной морали. С развитием представлений о ценности человеческой жизни они особенно обостряются. В мирное время на дуэлях дрались «за актрис, за карты, за коней или за порцию мороженого», «условная этика дуэли существовала параллельно с общечеловеческими нормами нравственности, не смешиваясь и не отменяя их... победитель на поединке, с одной стороны, был окружен ореолом общественного интереса, с другой стороны, все дуэльные обычаи не могли заставить забыть его, что он убийца. Своеобразной «бескровной» формой поединка была карточная игра. И здесь на смену азарту, эмоциональному ажиотажу игры приходит холодный расчет. Анализируя игровую ситуацию повести Л. Толстого «Два гусара», Ю.М. Лотман отмечает: «Азартная игра становится воплощением преступных, но поэтических черт уходящей эпохи, а коммерческая — бессердечной расчетливости наступающего "железного века"» (Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 1994. С. 163,179).


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 70 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Этика долга и образа жизни специалиста | Ю. Крелин. От мира сего. Повесть | Ханъ Юй. Пять наставлений | Ф. Саган. Потерянный профиль. Роман | П. Зюскинд. Парфюмер | М. Буонаротти | В. Иванов. История этики средних веков | Этика джентльменства | А. Конан Дойль. Хитрости дипломатии. Рассказ | Д. Лотос. Мысли о воспитании |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Я. Лесков. Левша| М. Булгаков. Мастер и Маргарита. Роман

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.006 сек.)