Вопрос №3. Учение о внутренней форме

Внутренняя форма слова есть отношение содержания мысли к сознанию; она показывает, как представляется человеку его собственная мысль. Этим только можно объяснить, почему в одном и том же языке может быть много слов для обозначения одного и того же предмета и, наоборот, одно слово, совершенно согласно с требованиями языка, может обозначать предметы разнородные. Так, мысль о туче представлялась народу под формой одного из своих признаков, именно того, что она вбирает в себя воду или изливает ее из себя, откуда слово туча (корень ту — пить и лить). Поэтому польский язык имел возможность тем же словом tęcza (где тот же корень, только с усилением) назвать радугу, которая, по народному представлению, вбирает в себя воду из криницы. Приблизительно так обозначена радуга и в слове радуга (корень дуг — доить, т. е. пить и напоять, тот же, что в слове дождь); но в украинском слове веселка она названа светящейся (корень вас — светить, откуда весна и веселый), а еще несколько иначе в украинском же красна панi.

В ряду слов того же корня, последовательно вытекающих одно из другого, всякое предшествующее может быть названо внутренней формой последующего...

Если вместе с образованием понятия теряется внутренняя форма, как в большей части наших слов, принимаемых за коренные, то слово становится чистым указанием на мысль, между его звуком и содержанием не остается для сознания говорящего ничего среднего.

Внутренняя форма по отношению к тому, что посредством нее мыслится, к тому содержанию слова, которое мы выше называли субъективным, есть представление в тec­ном смысле этоrо слова.

Внутренняя форма есть тоже центр образа, один из ero при­знаков, преобладающий над всеми остальными. Это очевидно во всех словах позднейшеrо образования с ясно определенным эти­молоrическим значением (бык ревущий, волк ­ режущий, медведь ­ едящий мед, пчела ­ жужжащая и проч.), но не встречает, кажется, противоречия и в словах ономато­поэтических, потому что чувство, вызвавшее звук, есть такая же стихия. образа, как устранимый от содержания колорит есть сти­хия картины. Признак, выраженный словом, леl'КО упрочивает свое преобладание над всеми остальными, потому что воспроиз­водится при всяком новом восприятии, даже не заключаясь в этом последнем, тоrда как из остальных признаков образа мноrие моryт лишь изредка возвращаться в сознание. Но этоrо мало. Слово с caмoro cвoero рождения есть для говорящеrо средство понимать себя, апперцепировать свои восприятия. Внутренняя форма, кроме фактическоrо единства образа, дает еще знание этоro единства; она есть не образ предмета, а образ образа, то есть представление.

В слове мы различаем: внешнюю форму, то есть членораз­дельный звук, содержание, объективируемое посредством зву­ка, и внутреннюю форму, или ближайшее этимолоrическое значение слова, тот способ, каким выражается содержание.

Внутренняя форма слов иначе направляет мысль; почти то же выйдет, если скажем, что одно и то же новое восприятие, смотря по сочетаниям, в какие оно войдет с накопившимся в душе запасом, вызовет то или друrое представпение в слове.

Внешняя форма нераздельна с внутреннею, меняется вместе с нею, без нее перестает быть сама собою, но тем не менее совepшенно от нее отлична; особенно легко почувствовать это отличие в словах разноrо происхождения, получивших с течением времени одинаковый выrовор: для малороссиянина слова мыло и мило различаются внутреннею формою, а не внешнею.

Соотношении языка поэзии и прозы. Символизм языка может быть назван его поэтичностью, а забвение, исчезновение внутренней формы (реэтимологизация) —прозаичностью. Именно в силу этого вопрос об изменении внутренней формы оказывается тождественным вопросу об отношении языка к поэзии и прозе, иными словами — вопросу о литературной форме вообще.

Произведения искусства есть сочетание содержания, или идеи, внутренней формы, образа, который указывает на это содержание и внешней формы, в которой объективируется художественный образ; они (произведения искусства) теряют свою ценность с забвением внутренней формы.

Имеет место постоянная смена поэтического и прозаического мышления, причем эта смена идет без конца и назад и вперед. Указанный процесс на одном этапе представляет собой превращение поэтического слова, т.е., слова с представлением, в прозаическое слово, т.е. слово без представления. Причиной такого перехода является расширение значения слова. Однако самое расширение значения происходит при помощи поэтической формы. Иначе говоря, на другом этапе вновь возникает поэтическое слово, т. е. вновь налицо поэтическое мышление.

Такому превращению очень способствуют ассоциации. Именно ассоциации помогают превращению слова или выражения в пословицу или в поэтическое произведение. При переходе изречения «не выносить сору из избы» в пословицу возможны были разные ассоциации. То, что переносится из избы, есть речь, а речь есть шум, а слово шум имеет двоякое значение: например, шумящая вода производит звук и пену, а пена есть сор. Возможна и другая ассоциация, дающая другой результат. То, что выносится из избы: кляузы, сплетни и т.п. это в некотором роде отбросы, щепки.

Дата добавления: 2015-10-16