Глава 30. Пронесшийся по фойе особняка свист был резким и громким

Пронесшийся по фойе особняка свист был резким и громким, и Куин знал, что настойчивый зов исходил от Джона Мэтью.

Дьяволу известно, сколько раз Куин слышал этот свист за последние три года.

Замерев с одной ногой на нижней ступеньке парадной лестницы, Куин вытер потное лицо скомканной футболкой, а потом ухватился за резные перила для равновесия. После тренировки голова была легкой и взбитой, словно подушка… в противоположность остальной его части: казалось, ноги и задница весили не меньше гребаного особняка….

Когда свист раздался снова, он подумал, «Ну да, точно, к нему же обращались». Повернувшись кругом, он обнаружил Джона, стоящего между богато украшенными косяками дверного проема в столовую.

«Что ты с собой сотворил?» Знаками показал парень, указывая на его голову.

Ну, заценил, подумал Куин. В прошлом этот вопрос означал намного больше, чем простую смену прически.

– Это называется прической.

«Думаешь? Я стопроцентно уверен, что это – полный беспорядок».

Куин потер голову.

– Ничего серьезного.

«По крайней мере, знаешь, парик – всегда вариант. Глаза Джона сузились. И где твой металл?»

– В оружейном шкафу.

«Не оружие, а цацки на твоем лице».

Куин просто покачал головой и отвернулся, намериваясь уйти, незаинтересованный в обсуждении пирсинга, который он снял. Мозги свернулись в узел, а тело было измотано, поэтому напряженность и боли от ежедневных пробежек…

От раздавшегося снова свиста Куин почти бросил «пошел на хрен» через плечо. Но он сдержался, чтобы сохранить время: в таком настроении Джон никогда не отстанет.

Оглянувшись, он прорычал:

– Ну что?

«Тебе нужно больше питаться. Как на трапезах, так и от собственного вида. Ты превращаешься в скелет…»

– Я в порядке…

«… и либо ты начнешь работать челюстями, либо я запру тренажерный зал и спрячу от тебя ключи. Тебе выбирать. И я позвал Лейлу. Она ждет в твоей спальне».

Куин развернулся на сто-восемьдесят. Плохая мысль; фойе превратилось в карусель. Снова ухватившись за перила, он выплюнул:

– Я и сам мог это сделать.

«Но ты не собирался, поэтому я сделал все за тебя… не считая убийства дюжины лессеров, это станет моим добрым деянием недели».

– Хочешь стать Марией Терезой – попытай удачу и попрактикуйся на ком-нибудь другом.

«Прости. Я выбрал тебя, и тебе лучше пошевеливаться… не хочу заставлять леди ждать. О, и пока я с Хекс был на кухне, то попросил Фритца приготовить тебе завтрак и унести наверх. Ну, все, увидимся».

Когда парень направился в сторону кладовой дворецкого, Куин крикнул вдогонку:

– Меня не нужно спасать, придурок. Я сам могу о себе позаботиться.

Ответом Джона стал средний палец, поднятый над головой.

– О, да ради всего святого, – пробормотал Куин.

Ему совсем не хотелось встречаться сейчас с Лейлой.

Ничего личного против Избранной, но вероятность оказаться в закрытом помещении с кем-то, желающим секса, выводила его из себя. Чертовски иронично. До сих пор секс был не просто частью его жизни; секс определял его целиком. В течение последней недели? От мысли переспать с кем-то накатывала тошнота.

Господи, если так продолжится дальше, последним, с кем он будет за всю свою жизнь, станет тот рыжеволосый. Ха-ха-ха: очевидно, у Девы-Летописецы извращенное чувство юмора.

Поднимая свою тушу по лестнице, он приготовился вежливо сказать Лейле, чтобы она шла заниматься своими делами…

От головокружения, ударившего на лестничной площадке второго этажа, он застыл как вкопанный.

За последние семь дней Куин привык, что после усиленного бега все плывет перед глазами, также как и мало питаться, и сейчас с нетерпением ожидал раздвоения личности. Да ради бога, она дешевле, чем выпивка, ее действие не заканчивалось… ну, пока он не поест, по крайней мере.

Это же было другим. Казалось, что сзади кто-то проехался по нему бульдозером, сбивая с ног… но, его линия взгляда говорила, что он стоит. Как и бедра, прижатые к перилам…

Без предупреждения его колено подогнулось, и Куин повалился на пол, словно книга с полки.

Выбросив вперед руку, он ухватился за поручень, буквально повиснув на нем. Уставившись на ногу, он пару раз ударил по ней, и глубоко задышал, заставляя тело подчиниться.

Ничего не произошло.

Вместо этого, он медленно покинул вертикальное положение, и развернулся так, будто просто присел на кроваво-красном ковре. Казалось, он не мог дышать… или, он дышал, но воздух не помогал. Черт… возьми… соберись же…

Гребаный ад.

– Господин? – раздался голос сверху.

Дважды ад.

Зажмурив глаза, он подумал, что появление Лейлы – пример долбаного закона Мерфи во всем цвету.

– Господин, я могу помочь?

Но, с другой стороны, может, в этом была и хорошая сторона: уж лучше она, чем один из Братьев.

– Да. Колено отключилось. Болит от бега.

Он поднял взгляд, когда Избранная подошла к нему. Ее белая мантия сияла на фоне темного ковра, резонируя с золотым убранством фойе.

Чувствуя себя полным придурком, когда Лейла потянулась к нему, он попытался сам подняться на ноги… только для того, чтобы провалить попытку.

– Я, эм… предупреждаю, я вешу много.

Она взяла его руку своей прелестной ладонью, и Куин с изумлением обнаружил, что его пальцы тряслись, пока он принимал ее помощь. Он также удивился, что поднялся на ноги в один прием.

– Ты сильная, – сказал он, когда ее рука скользнула вокруг его талии, удерживая его в вертикальном положении.

– Мы пойдем вместе.

– Прости, я весь мокрый.

– Я не возражаю.

На этом они закончили с разговорами. Двигаясь медленно, они осторожно преодолели лестницу и направились в коридор второго этажа, затем, ковыляя, миновали всевозможные двери, которые были блаженно закрыты, кабинет Рофа. Комната Тора. Блэя… не смотреть на нее. Спальня Сэкстона… не врываться внутрь и не вышвырнуть пинком кузена из окна. Комната Джона Мэтью и Хекс.

– Я открою дверь, – сказала Избранная, когда они остановились у его спальни.

Из-за его размеров им пришлось повернуться боком, чтобы войти внутрь, и Куин был рад, когда Лейла закрыла дверь за ними и отвела его к кровати. Никому не нужно знать, что происходит, и велики шансы, что Избранная купится на маленькую «царапину».

Он планировал сесть. Но в секунду, когда Лейла отпустила его, он рухнул на матрас, растянувшись как приветственный коврик. Осмотрев свое тело вплоть до кроссовок, он удивился, не обнаружив припаркованной на нем тачки. Не Приус[65], конечно же. Скорее гребаный Шевроле Тахо[66].

Неважно, хоть Субурбан[67].

– Эм… слушай, ты можешь взять кожаное пальто? У меня там протеиновый батончик.

В районе двери раздался звон металла по фарфору. А потом повеяло чем-то вкусным.

– Господин, может вам понравится этот ростбиф?

Его желудок с силой сжался, словно кулак.

– Боже… нет…

– С рисом.

– Просто… один батончик….

Тихий треск предполагал, что Лейла убрала поднос, и секундой спустя Куин не просто втянул аромат приготовленной Фритцем пищи.

– Остановись… стоп, боже… – Он бросился вперед, навис над мусорной корзиной, его охватили рвотные позывы. – Только не… еда…

– Вам нужно поесть, – донеслась удивительно твердая реплика. – И я должна покормить вас.

– Не смей…

– Вот. – Вместо куска мяса или риса ему протянули маленький кусочек хлеба. – Давайте. Вам нужна еда, господин. Так сказал Джон Мэтью.

Рухнув на подушки, он приложил руки к лицу. Сердце в груди прыгало как сумасшедшее, и на каком-то неясном уровне он осознал, что может убить себя, если продолжит в том же духе.

Забавно, мысль оказалась не столь плохой. Особенно когда лицо Блэя встало перед глазами.

Такой красивый. Очень, очень красивый. Казалось глупо и по-бабски называть так парня, но таковым он был. Проблемой были его гребаные губы… потрясающие, мягкие. А может глаза? Такие охренительно голубые.

Он бы с удовольствием поцеловал эти губы. Смотрел, как глаза сходят с ума от желания.

Он мог стать у Блэя первым… и единственным. Но вместо этого? Его кузен…

– О, Боже… – простонал он.

– Господин. Поешьте.

Бессильный противостоять чему-либо, он сделал, как ему велели, открыл рот и принялся машинально пережевывать, медленно глотать сквозь сухую глотку. А потом все по новой. И снова. Углеводы утихомирили очаг землетрясения в его желудке, и быстрее, чем он мог себе представить, он задумался о чем-то более существенном. Однако следующим пунктом меню стала вода в бутылке, которую Лейла держала, пока он делал маленькие глотки.

– Может, нам стоит сделать перерыв, – сказал он, откладывая в сторону следующий кусочек хлеба на случай, если волна вернется.

Перекатившись на бок, он почувствовались, как ноги сжались вместе, осознал, что рука лежала на груди немного иначе… грудных мышц стало меньше. Шорты для тренировок Найк стали мешкообразными в районе талии.

Он нанес себе столько вреда за семь дней.

В таком темпе он еще долго будет не похож на себя.

Черт с ним, он уже изменился. Как заметил Джон Мэтью, он не только обкорнал голову, но также снял пирсинг из брови, нижней губы и дюжины сережек из ушей. Их судьбу повторили кольца в сосках. Он оставил штангу в языке и хрень ниже пояса, но все визуальное исчезло, навсегда, навечно.

Он сам себе опротивел по многим параметрам. Ему осточертело нарочно строить из себя белую ворону. Он устал от репутации шлюхи.

И больше не собирался бунтовать против шайки трупов. Да ради бога, ему не нужен какой-то мозгоправ, чтобы понять психологию, которая вылепила его: его семья всегда была образцово-идеальной, консервативные аристократы Глимеры… и наказанием им стал бисексуальный, упертый кобель с гардеробом гота и фетишом на пирсинге. О, сколько из этого дерьма было присуще именно ему, а сколько бунтарю с разноцветными глазами?

Кем он был на самом деле, черт подери?

– Еще? – спросила Лейла.

Ну, это был вопрос.

Когда Избранная снова вооружилась багетом, Куин решил прекратить эту чушь. Открыв рот, он, словно птенец, принялся за чертов хлеб. Еще и еще. И потом, будто читая его мысли, Лейла поднесла к его губам кусочек ростбифа на серебряной вилке.

– Давайте попробуем это, господин… но жуйте медленно.

Держи карман шире. Смертельный голод мгновенно стал сутью всего, и Куин накинулся на мясо, словно тираннозавр Рекс, чуть не откусив в спешке зубчики вилки. Но Лейла была рядом, и скормила ему второй кусок так быстро, как он смог его съесть.

– Подожди… остановись, – пробормотал он, опасаясь, что его вырвет.

Он снова откинулся на спину, положив одну руку на грудь. Мелкие вдохи – вот его спасение. Что-нибудь более глубокое, и он уделает себя всего, с головы до пят.

Над ним появилось лицо Лейлы.

– Господин… наверное, нам стоит остановиться.

Посмотрев на нее, Куин сузил глаза, и впервые, с тех пор как она появилась, увидел ее четко и ясно.

Господи, она была бесподобна: светлые волосы были собраны высоко на голове, ее лицо было шокирующее красивым. С клубничными губами и зелеными глазами, которые светились в свете ламп, она обладала всем, что ценилось расой на генетическом уровне… ни одного видимого дефекта.

Протянув руку, он пригладил ее волосы. Такие мягкие. Никакого лака для волос, казалось, будто локоны знали, что их дело – обрамлять черты ее лица, и более чем желали выполнить задание на отлично.

– Господин? – спросила она, напрягшись.

Он знал, что скрывала ее мантия: ее груди были сногсшибательными, а живот плоским, словно доска… а эти бедра и нежный шелк между ними входили в список вещей, ради которых обнаженный мужчина был готов ходить по раскаленным углям.

Он знал все это потому, что видел собственными глазами, прикасался, его рот побывал там.

Но он не взял ее. Не зашел так далеко. Будучи эросом, она была обучена сексу, но из-за отсутствия Праймэйла, все это осталось теорией, никакой практики, так сказать. И какое-то время он был рад показывать ей пару приемов.

Но это казалось неправильным.

Ну, она чувствовала много чего, что казалось ей правильным, но в глазах ее было слишком много всего, а сердце было чересчур маленьким, чтобы продолжить все это.

– Господин, вы возьмете мою вену? – хрипло спросила она.

Он просто уставился на нее.

Ее красные губы приоткрылись.

– Господин, вы… возьмете меня?

Закрыв глаза, он снова увидел лицо Блэя… но он был другим. Не тем холодным незнакомцем, которого Куин создал. Старый-добрый Блэй, чьи голубые глаза каким-то образом всегда смотрели в его сторону.

– Господин… Я ваша. Всегда. Навеки.

Когда он, наконец, посмотрел на Лейлу, ее пальчики скользнули к полам мантии, и она широко распахнула половины, открывая длинную, изящную шею, ключицы и изумительную ложбинку груди.

– Господин… я обслужу вас. – Распахнув сатиновую ткань еще шире, она предложила не просто свою вену, но и свое тело. – Возьмите меня…

Куин схватил ее руки, когда они принялись за пояс вокруг талии.

– Остановись.

Ее глаза опустились на покрывало, и вся она, казалось, превратилась в камень. До тех пор, пока не вырвалась из его хватки и в спешке поправила мантию.

– Тогда вам следует взять мое запястье, – ее рука тряслась, когда она задирала рукав, и протягивала ему запястье. – Возьмите то, в чем вы так нуждаетесь.

Она не посмотрела на него. Вероятно, просто не могла.

И вот она… отвергнутая с унижением, которого ничем не заслужила, а он и не собирался ее звать… и она предлагает себя… но не из жалости, а потому, что была рождена и выращена с целью, которая не имела ничего общего с тем, чем ей хотелось заниматься на самом деле, а была полностью завязана на ожиданиях общества… И Лейла собиралась жить по этому стандарту. Даже если ее не хотели такой, какой она была.

Господи, он знал, каково это.

– Лейла…

– Не извиняйтесь, господин. Это унижает меня.

Он взял ее руку из подозрения, что она попытается встать.

– Послушай, это моя вина. Мне никогда не следовало начинать с тобой сексуальную тему…

– Я просила вас прекратить. – Ее спина выпрямилась словно шомпол, а голос стал резким. – Позвольте мне уйти.

Он нахмурился.

– Господи… ты холодная.

– Да?

– Да. – Он скользнул ладонью по ее руке, вверх и вниз. – Тебе нужно питаться? Лейла? Прием?

– Я была на Другой Стороне, в Святилище, поэтому нет.

Ну, на это он мог купиться. Если Избранная пребывала там, она существовала, но не жила, ее потребности в крови замораживались… а сама кровь, очевидно, регенерировалась: последние пару лет Лейла одна обслуживала ту часть Братства, которая не могла питаться от своих шеллан. Она была их дежурной Избранной.

И потом Куина осенило.

– Погоди, ты совсем не бываешь на севере?

Сейчас, когда Фьюри освободил Избранных от их сурового и изолированного существования, большая часть женщин покинул Святилище, в котором провели столетия, и направилась на виллу в Адирондаках, чтобы познать свободу, которую несла жизнь этой стороны.

– Лейла?

– Нет, я не живу там более.

– Почему?

– Не могу. – Она рукой отмахнулась от разговора, и снова подняла рукав. – Господин? Вы возьмете мою вену?

– Почему ты не появляешься там?

Ее глаза наконец-то встретились с его, и они были откровенно злы. Что казалось странным облегчением. Ее кроткое принятие абсолютно всего заставляло Куина усомниться в ее интеллекте. Но, судя по выражению ее лица сейчас? Под ее мантией крылось нечто намного большее… и он говорил не просто о ее идеальном теле.

– Лейла? Ответь. Почему нет?

– Я не могу.

– Кто так сказал? – Он не слишком тесно дружит с Фьюри, но знает Брата достаточно хорошо, чтобы устроить ему проблемы. – Кто?

– Никто. Не беспокойтесь об этом. – Она указала на свое запястье. – Испейте, чтобы обрести силу, в которой нуждаетесь, и потом я оставлю вас с миром.

– Отлично, если ты хочешь словесной дуэли… тогда что это?

Раздражение вспыхнуло на ее лице.

– Это не ваша забота.

– Мне решать, что моя забота. – Он не любил давить на женщин, но очевидно его скрытый джентльмен поднялся с пуховой постели и нашел свои панталоны на люстре. – Поговори со мной.

Он – последняя персона для разговоров по душам, и все же вот он. Но дело в том, что он не стерпит, если что-нибудь причинит боль этой женщине.

– Отлично. – Она сдалась. – Если я остановлюсь на севере, то не смогу кормить всех вас. Посему я отправляюсь в Святилище, чтобы восстановиться, и там ожидаю вашего зова. Затем я прихожу на эту сторону и обслуживаю вас, но после должна вернуться обратно. Так что нет, я не могу отправиться в горы.

– Господи… – Они – кучка потребителей. Им следовало ожидать этой проблемы… точнее, Фьюри следовало. Только если… – Ты говорила с Праймэйлом?

– Относительно чего именно? – отрезала она. – Скажите мне, господин, вы будете стремиться поведать королю о своих неудачах на поле боя?

– О каких неудачах ты говоришь? Ты поддерживаешь нас четверых.

– Именно. И я обслуживаю вас всех из минимума своих возможностей.

Подскочив на ноги, она подошла к окну. Пока она смотрела наружу, Куину хотелось желать ее: в эту секунду он бы отдал все, чтобы почувствовать тоже, что Лейла испытывает к нему… в конце концов, она была всем, что ценила его семья, социальным идеалом женщины. И она хотела его.

Но когда он обращался внутрь себя, в его сердце был другой. И ничто не изменит этого. Никогда… как он опасался.

– Я не знаю, кто или что я именно, – сказала Лейла, будто обращаясь сама к себе.

Ну, казалось, будто с этим вопросом они оба сели на один и тот же поезд в никуда. – Ты не выяснишь этого, пока не покинешь святилище.

– Невозможно, если я собираюсь обслуживать…

– Мы используем кого-нибудь другого. Все просто.

Она резко втянула воздух, а потом сказала:

– Конечно. Поступайте, как вам угодно.

Куин уставился на жесткую линию ее подбородка.

– Это должно помочь тебе.

Она оглянулась через плечо.

– Не поможет… ведь вы оставите меня ни с чем. Вам выбор – мне последствия.

– Это твоя жизнь. Тебе выбирать.

– Нам не следует говорить об этом – она подняла руки. – Славная Дева-Летописеца, вы понятия не имеете, что такое – желать вещи, которых вам не суждено получить.

Куин жестко рассмеялся.

– Черта с два не имею. – Ее брови влетели вверх, и он закатил глаза. – У нас больше общего, чем ты думаешь.

– Вы обладаете полной свободой. Чего вам желать?

– Поверь мне.

– Ну, я хочу вас и не могу иметь. Мой выбор тут не причем. По крайней мере, обслуживая вас и остальных, у меня есть цель иная, чем страдать о вымечтанной потере.

Сделав глубокий вдох, Куин преисполнился уважением к женщине. Стоя у окна, она себя не жалела. Она констатировала известные ей факты.

Черт, Лейла на самом деле была той шеллан, которую он всегда хотел. Даже трахая все, что движется, в глубине души он всегда видел себя в постоянных отношениях с женщиной. С шикарной женщиной с безупречной родословной… такой, которую бы его родители не просто одобрили, а из-за которой стали бы чуть больше уважать и его.

Это была его мечта. Сейчас же... сейчас его мечта стояла в его спальне и смотрела ему в лицо… но он хотел другого.

– Я бы хотел чувствовать к тебе что-то, – хрипло сказал он, отвечая правдой на правду. – Я сделал бы почти все, чтобы почувствовать то, что я должен. Ты… женщина моей мечты. Все, что я когда-либо хотел, но думал, что не смогу иметь.

Ее глаза расширились, словно две луны, красивые и сияющие. – Тогда почему…

Он потер лицо, поражаясь тому, что несет.

Тому, что творит.

Когда он убрал ладони, на них осталась влага, о которой он отказывался думать.

– Я влюблен, – хрипло сказал он. – В другого человека. Вот почему.

Дата добавления: 2015-10-13