Хулио Кортасар. Мы так любим Гленду

Queremos tanto a Glenda / Мы так любим Гленду (1980) --------------------------------------------------------------- Из книги "МЫ ТАК ЛЮБИМ ГЛЕНДУ"--------------------------------------------------------------- Тогда, в то время, узнать это было трудно. Идешь в кино или в театр иприятно проводишь вечер, не думаешь о тех, кто делал это до тебя, выбираешьвремя и место, наряжаешься и названиваешь по телефону, и ряд одиннадцатыйили пятый, мрак, музыка, земля ничейная и всем принадлежащая, там, где все -никто; мужчина или женщина в кресле партера, роняешь слова извинения, чтоопоздал, реплика вполголоса, на которую ты или отвечаешь, или пропускаешьмимо ушей но обычно молчание, взоры, устремленные на огни рампы или наэкран, отвращенные от того, что рядом, по сю сторону. Поистине трудно былоустановить, пренебрегая популярностью, бесконечными очередями, критическимистатьями и отзывами, что нас, любящих Гленду, так много. Но прошло года три-четыре, и уже нельзя было с уверенностью утверждать,что кружок сформировался с легкой руки Ирасусты либо Дианы Риверо, они самине знали, когда это свершилось, возможно, за рюмкой в компании друзей послекиносеанса они говорили или умолчали о чем-то, что позволило вдруг создатьсоюз, который позднее все назвали "ядром", а самые молодые окрестили"клубом". Клуба, конечно, никакого не было, просто мы любили Гленду Гарсон,и этого достаточно было, чтобы отмежеваться от тех, кто только восхищалсяею. Нас не меньше этих других восхищала Гленда, боготворили мы также АнукЭме, Мэрилин, Анни Жирардо и Сильвану Пампанини, да и против МарчеллоМастроянни, Ива, Витторио и Дэрка* мы ничего не имели, но превыше всеголюбили Гленду, и кружок сложился из этого, и от этого было что-то известноетолько нам, и доверяли мы только тем, кто в неторопливой застольной беседепризнавался наконец в любви к Гленде. С почина Дианы или Ирасусты кружок медленно расширился, в год "Снега вогне" нас было всего шесть-семь, но после премьеры "Как быть элегантной"кружок увеличился, он разросся до невыносимых размеров, и мы оказались подугрозой снобистского подражания либо сезонной чувствительности. Первымизаявили протест Ирасуста и Диана потом еще двое-трое, и мы решили сомкнутьряды не допускать никого без экзамена, но не того экзамена, что маскируютвиски и бравурной эрудицией (этими ночными испытаниями Буэнос-Айрес ничутьне уступает Лондону или Мехико). В час премьеры "Мимолетных возвращений" мыс невеселым торжеством оказались вынужденными признать, что нас, любящихГленду, стало много. Конфликты в кино, косые взгляды после сеанса,растерянные лица женщин и мрачное молчание мужчин были красноречивей, нежелиштандарт или пароль и отзыв. Нехитрые пружины свели нас в кафе в центрегорода, уединенные столики стали сближаться, возникла милая привычказаказывать один и тот же коктейль, чтобы отбросить ненужную подозрительностьи прямо посмотреть в глаза друг другу, в глаза, где еще дышал последнийобраз Гленды в последнем кадре последнего фильма. Двадцать или тридцать, мы так и не узнали в точности, ибо Глендупоказывали то в одном зале, то одновременно еще в двух или в четырех, апотом точно грянул гром среди ясного неба: Гленда сыграла молодую убийцу в"Одержимых" и успех фильма прорвал плотины и породил случайных энтузиастов,чей пыл мы не разделяли. Уже тогда мы были знакомы, многие из нас ходили вгости друг к другу, дабы поговорить о Гленде. С самого начала, кажется,Ирасуста молча возглавил нас, хотя никогда не посягал на это, а Диана Риверомедленно вела шахматную партию приема и отторжения, обеспечивая намполнейшую аутентичность и охраняя от вторжения разных придурков. То, чтозародилось как свободный союз почитателей, приобрело теперь структуру касты,клана, робкие расплывчатые вопросы первой поры сменились жесткими,требующими прямого ответа: эпизод с падением в "Как быть элегантной",заключительная реплика "Снега в огне", вторая эротическая сцена в"Мимолетных возвращениях". Мы так любили Гленду, что не могли терпетьназойливых втируш, надоед лесбиянок, эрудитов от эстетики. И даже (мы так ине узнаем как именно) было решено ходить в кафе по пятницам, когда в центреидет фильм с Глендой, а потом, пока фильм демонстрируется вторым экраном взаштатных кинотеатрах, мы выжидали еще неделю, чтобы все успели посмотреть:все шло строго заведенным порядком, регламент не подлежал обсуждению,отступить от него значило вызвать презрительную улыбку Ирасусты или взгляд,мягкий, но грозный, каким Диана Риверо казнила отступников. В те времена наши собрания целиком были посвящены Гленде, ее прекрасныйобраз жил в сердце каждого из нас, и мы ничего не желали знать про неудачи ипервые тревожные предупреждения. Лишь понемногу, сначала с виноватым видом,кое-кто осмелился критиковать отдельные срывы, выказать растерянность либонедоумение по поводу менее ударного эпизода, шаблонных, избитых приемов. Мызнали, что Гленда не несет ответственности за просчеты, которые губили поройпрозрачную ясность "Бича" или финал "Никто не знает почему". Мы знали все одругих работах ее режиссеров, об интригах и сценариях и были к нимбеспощадны, ибо начинали понимать, что наше чувство к Гленде не вмещается врамки чисто артистические и что лишь она одна спасена от несовершенства,которым отмечены остальные. Диана первая заговорила о миссии, с тойуклончивостью, с какой всегда говорила о вещах, для нее важных, притворяясь,будто они ей безразличны; она радовалась двойному виски и плотоядноусмехалась, когда мы окончательно признали -- да, точно, нельзя остановитьсятолько на кино, кафе и безмерной любви к Гленде. Но и тогда мы не говорили прямо, мы не нуждались в этом. В счет шлолишь ощущение счастья от того, что Гленда в душе каждого из нас, счастье этомогло быть рождено только совершенством. Ошибки, промахи вдруг стали намневыносимы: мы не соглашались с концовкой в "Никто не знает почему", а в"Снеге" нас коробили гнусные кадры игры в покер (Гленда в этой сцене неучаствовала, но все равно она марала Гленду как блевотина: нелепый жестНэнси Филиппс и недопустимое возвращение раскаявшегося сына). Разъяснитьожидающую нам миссию выпало на долю (почти как всегда) Ирасусте, и в тотвечер мы разошлись по домам словно раздавленные свалившейся на насответственностью и в то же время предвкушая наслаждение незапятнаннымбудущим Гленды -- без измен и неуклюжих поз. Инстинктивно кружок сомкнул ряды, дело не допускало сомнительноймногочисленности. Водворившись на вилле Ресифе де Лобос, Ирасуста заговорило лаборатории. Мы распределили работу между теми, кто должен был завладетьвсеми копиями "Мимолетных возвращений", на этой ленте мы остановилисьпотому, что несовершенство ее было относительно невелико. О деньгах никто недумал, Ирасуста когда-то был компаньоном Говарда Хьюза, в оловянных рудникахПичинчи,-- в высшей степени простой механизм давал нам в руки необходимуювласть, связи, прибыль; специальных служб у нас не было, зато компьютерХейгара Лосса запрограммировал задания и этапы работы. Спустя два месяцапосле предложения Дианы Риверо лаборатория смогла заменить в "Мимолетныхвозвращениях" слабый кадр с птицами другим кадром, который вновь придавалдвижениям Гленды точный ритм и подлинную драматичность. Лента была ужестарая, и ее восстановление никого в международных кругах не удивило: памятьчасто играет с нами шутки, навязывая собственные версии и пермутации*,возможно, даже сама Гленда не заметила бы подмены. Зато заметит ведь, и мызаметим чудо полного совпадения с воспоминанием, отмытым от всех наслоений,точно соответствующим желаемому. Дело шло успешно; как только мы убедились в надежности лаборатории, мывзялись за "Снег" и "Призму"; потом другие ленты вступили в процессобновления в ритме, точно предусмотренном персоналом Хейгара Лосса илаборатории. Труднее оказалось с лентой "Как быть элегантной", ибо жителинефтяных эмиратов хранили копии для личного пользования и пришлось проявитьисключительную ловкость и изворотливость, дабы украсть их (ни к чему боятьсяэтого слова), а потом водворить на место так, чтобы владельцы ничего незаметили. Лаборатория работала на уровне, который вначале казался намнедостижимым, хоть признаться в этом Ирасусте мы не смели. Любопытно: самымбольшим скептиком была Диана, но, когда Ирасуста показал нам подлинный конецв "Никто не знает почему" (Гленда, вместо того чтобы вернуться в дом Романо,направляет автомобиль на скалу) и он потряс нас своим блистательным, да,блистательным и неизбежным падением в стремнину, мы поняли, что совершенствовозможно в нашем мире и что теперь Гленда совершенна навеки, навекисовершенна для нас. Самым трудным, конечно, было согласовать между собой новые кадры икупюры, изменения в монтаже и ритме; мы по-разному воспринимали Гленду, иотсюда проистекали ожесточенные стычки, которые разрешались только скрупулезным анализом, а порой и давлением большинства. Но хотяиные, потерпев поражение, смотрели новую версию с некоторой горечью -- ведьона не вполне отвечала их мечтам,-- никого, полагаю, не разочаровалапроделанная работа: мы так любили Гленду, что конечный результат оправдываличаще, чем можно было ожидать. Нас даже не встревожило письмо читателя"Таймс", которая, как известно, никогда не ошибается: читатель удивлялся,что три эпизода в "Снеге" следуют друг за другом не в том порядке, какраньше: не встревожила и статья критика "Опиньон", протестовавшего противкупюры в "Призме", которую он отнес за счет ханжества бюрократов. Во всехподобных случаях принимались быстрые меры, дабы избежать нежелательныхпоследствий: это было нетрудно, ведь люди легкомысленны, и забывают, ипримиряются либо радуются новизне, охотятся за новинками; да, мир кинопреходящ как историческая реальность, но не для тех, разумеется, кто таклюбит Гленду. Опаснее были споры в кружке, угроза раскола либо рассеивания. Хоть мычувствовали себя как нельзя более сплоченными единой миссией, однаждывечером раздались голоса аналитиков, зараженных политической философией; вразгар работы возникали моральные проблемы, ставились вопросы, не вступаемли мы в галерею кривых зеркал, не впадаем ли в барочное безумие подобнорезчикам по слоновой кости или на зернышке риса. Нелегко было повернутьсяспиной к подобным маловерам, ведь кружок мог выполнять свое дело, лишь каквыполняет свое сердце или самолет, подчиняясь совершенному ритму. Нелегкобыло выслушивать нападки, обвинения в эскапизме* и бессмысленной трате сил внаше время, когда сама действительность настойчиво требует их приложения. Итем не менее не было нужды решительно пресекать едва наметившуюся ересь,даже эти маловеры требовали лишь скромных уступок, частичных мелкихисправлений -- они так же, как и мы, любили Гленду; возобладало чувство,оно, несмотря на расхождения, этические либо исторические, всегда объединялонас, как и твердая уверенность, что совершенствование Гленды усовершенствуетнас самих, усовершенствует весь мир. Мы верили даже, что будем щедровознаграждены, когда некий философ, преодолев этот период эфемерныхугрызений совести, восстановит равновесие, из его уст мы слышали, что всякоеотдельно взятое деяние есть также история: великое открытие книгопечатанияродилось из самого индивидуального и сугубо частного из желаний -- желанияповторить и увековечить имя женщины. Итак, мы добрались до дня, когда у нас уже были доказательства, чтообраз Гленды появляется теперь на экране без малейшего искажения; лентывсего мира показывали ее такой, какой -- мы были убеждены -- она сама хотелабы быть на экране, и, может быть, в силу этого нас не слишком удивилосообщение прессы о том, что Гленда уходит со сцены и из кино. Невольныйвклад Гленды в наше дело не мог быть ни простым совпадением, ни чудом,просто что-то в ней невольно откликнулось на безвестную нашу любовь, из недрее существа исторгся единственно возможный ответ, проявление страсти,заключившей нас в последние объятия, и только для профанов это было быотсутствием. Мы пережили блаженство седьмого дня, последнего дня творения,да, отдых после сотворения мира; теперь мы могли смотреть все шедеврыГленды, не опасаясь коварной угрозы, что в какое-то утро мы вновь столкнемсяс ошибками и промахами; теперь мы собирались -- невесомые, словно ангелы илиптицы,-- в абсолютном настоящем, которое даже было в чем-то сходно свечностью. Все это так, но некий поэт, родившийся под теми же небесами, что иГленда, сказал, что вечность влюблена во временное и преходящее, узнатьновость выпало Диане, и случилось это всего лишь через год. Так уж водится,и это в природе человека: Гленда сообщала о своем возвращении, приведявсегдашние избитые доводы о невозможности жить без игры в кино и на сцене, ороли, которая создана будто нарочно для нее, и вот она снова снимается.Никто не забудет тот вечер в кафе сразу же после просмотра "Как бытьэлегантной", возобновленного в центральных кинотеатрах. Едва ли была нужда всловах Ирасусты -- у всех во рту был привкус несправедливости и бунта. Мытак любили Гленду, что наша обида на нее не распространялась, не виновата жеона в самом деле, что она актриса и что она Гленда; чудовищной была поломкаотлаженного механизма, реальность цифр и престижа, всех этих "Оскаров", откоторых наш с таким трудом обретенный рай дал опасную трещину. Когда Дианаположила руку на плечо Ирасусты и сказала: "Да, это единственное, что намостается", она говорила от имени всех, совещаться нам не было нужды. Никогдаеще наш кружок не обладал такой ужасающей силой, никогда еще не требовалосьтак мало слов, чтобы пустить эту силу в ход. Мы расстались, с тяжелымсердцем переживая то, что свершится позднее, а когда именно -- будетизвестно заранее только одному из нас. Мы были уверены, что не соберемсябольше в кафе, каждый затаит в своем одиночестве совершенство нашегоцарства. Ирасуста, знали мы, совершит необходимое --- что может быть прощедля такого, как он. Мы даже не простились, как это вошло у нас в привычку,когда подразумевалось, что мы соберемся после "Мимолетных возвращений" или"Бича". Лучше было отвернуться, сослаться на поздний час, на то, что ужепора уходить: мы вышли поодиночке, желая забвения до тех пор, пока все несвершится, но мы знали, что его не будет, что в какое-то утро мы развернемгазету и прочитаем известие, глупые слова, заученные профессиональныесоболезнования. Мы никогда ни с кем об этом не заговорим, мы будем вежливоизбегать друг друга в помещении и на улицах и молчать о совершенном, ибо длякружка это станет единственной возможностью сохранить себе верность. Мы таклюбили Гленду, что предложили ей последнее нерушимое совершенство. Нанедосягаемой высоте, куда мы ее вознесли, мы убережем ее от падения,верующие в нее могут ее боготворить, не боясь позора: с креста не снимаютживых.

Дата добавления: 2015-09-07