ГЛАВА 11. – Если ты не против, давай прогуляемся по лесу и там поговорим

– Если ты не против, давай прогуляемся по лесу и там поговорим, – предложил Мемнох.

– С удовольствием.

Он смахнул травинки с одежды – великолепно сотканного штапельного одеяния простого покроя. Такие широкие, похожие на мантию одежды люди носили как в недавние времена, так и несколько ты­сячелетий назад. Телосложением он был крупнее ме­ня – впрочем, как, наверное, и большинства людей, – внешне же соответствовал всем мифическим описа­ниям ангелов, за исключением разве что того факта, что крылья его по-прежнему оставались прозрачны­ми, словно скрытыми за некой завесой, позволявшей им оставаться почти невидимыми, – скорее ради удобства, чем с какой-либо иной целью.

– Мы сейчас вне времени, – сказал он. – Пусть тебя не беспокоит присутствие в лесу всех этих муж­чин и женщин. Они не способны нас видеть. Никто вообще не может нас сейчас видеть, вот почему я по­зволяю себе пребывать в таком обличье. Мне нет не­обходимости возвращаться в темное тело дьявола, которое Он считает наиболее подходящим для моих земных путешествий, или принимать избранный мною скромный облик обыкновенного человека.

– Ты хочешь сказать, что в ангельском обличье не мог появиться передо мной на земле?

– Нет. Мне пришлось бы долго спорить, доказы­вать, умолять, чтобы Он разрешил, и, откровенно го­воря, я не желал этого, – пояснил Мемнох. – Такое обличье чересчур впечатляет, оно обеспечило бы слиш­ком много очков в мою пользу. Принимая его, я вы­гляжу уж слишком хорошим. Однако только в таком виде я имею право появляться в раю – иным Он ли­цезреть меня не желает. Но я Его не виню. Если быть честным, путешествовать по земле легче и проще все­го, если внешне ты ничем не отличаешься от обыкно­венного человека.

Меня чуть покачивало, и потому я с готовностью ухватился за его руку, оказавшуюся неожиданно креп­кой и теплой. Его тело казалось не менее плотным, чем тело Роджера перед окончанием нашей с ним встре­чи. А мое тело оставалось моим – в целости и сохран­ности.

Волосы мои растрепались – впрочем, в этом не было ничего удивительного. Я наспех провел по ним расческой, потом стряхнул с одежды пыль и травин­ки и убедился, что темный костюм, который я надел в Новом Орлеане, к счастью, в полном порядке. А вот рубашка оказалась порванной у воротника – воз­можно, я слишком поспешно пытался ее расстегнуть, когда не хватало воздуха. Так или иначе, но даже здесь, посреди густо заросшего сада, больше похоже­го на лес, я не утратил присущего мне облика денди.

Мне еще не приходилось бывать в таких местах. С первого же взгляда бросалось в глаза, что это не обычный тропический лес, – он был менее густым, чем джунгли, хотя и казался столь же девственным

– Вне времени… – повторил я слова Мемноха.

– Да, и мы можем гулять здесь, как нам вздумает­ся, – подтвердил он. – Если тебе интересно знать, твоя эпоха наступит лишь через несколько столетий. Тем не менее, повторяю, люди, которых мы здесь встре­тим, не могут нас увидеть. Так что волноваться не о чем. Не тронут нас и звери. Мы всего лишь наблюда­тели, не более, и не имеем возможности влиять на ход событий. Идем же. Я знаю эти дикие места как свои пять пальцев, и если ты последуешь за мной, то вскоре убедишься, что прогулка пройдет без затруднений. Мне необходимо рассказать тебе очень много. И окру­жающая обстановка вскоре начнет меняться.

– А твое тело… Это иллюзия? Или оно действи­тельно вполне осязаемо и столь совершенно?

– Видишь ли, ангелы по природе своей существа невидимые, – пояснил Мемнох. – То есть мы немате­риальны в том смысле, в каком материальны все фи­зические тела на Земле или во вселенной. И в любом другом смысле, какой ты сам придаешь слову «мате­рия». Однако в своих прежних догадках ты абсолют­но прав. Все мы обладаем неким телом, основой, и способны из множества самых разнообразных источ­ников притягивать к себе любую подходящую в тот или иной момент материю, дабы облечь ею основу и сформировать вполне функциональное тело, которое впоследствии можем разрушить или растворить по своему усмотрению.

Мы медленно, но легко шагали по траве. Мои до­вольно-таки массивные ботинки, предназначенные для нью-йоркской зимы, отлично подходили и для ходьбы по неровной почве.

– Иными словами, – продолжал объяснять Мем­нох, огромными миндалевидными глазами глядя на меня сверху вниз (он был дюйма на три выше меня ростом), – наши тела ни в коем случае нельзя назвать ни заимствованными, ни фальшивыми. Суть в том, что какой бы материей ни была облечена и проник­нута основа, она принадлежит мне, и мое тело пред­ставляет собой совокупность этой основы и необхо­димых ей в данный момент видов материи.

– То есть сейчас ты выглядишь так, потому что так выглядишь?

– Совершенно верно. Дьявольское обличье – это наказание во имя искупления, человеческий облик – хитрая уловка. Но мой нынешний вид – истинный. В раю множество подобных мне ангелов. Твое внима­ние было приковано главным образом к душам лю­дей. Однако ангелов нам встречалось тоже немало.

Я силился вспомнить, попадались ли мне на глаза существа необычно высокого роста или с крыльями. Кажется, попадались, но я не мог утверждать это с уве­ренностью. В ушах моих вновь зазвучали дарующие блаженство райские громы. Я вновь ощутил исходя­щие от обитателей рая волны радости, наслаждения и довольства судьбой. Но ангелы?.. Нет, ангелов я не за­метил.

– Я принимаю свой истинный вид, – вновь заго­ворил Мемнох, – когда пребываю в раю или покидаю его, однако нахожусь вне времени. Иначе говоря, ко­гда принадлежу сам себе и не занимаюсь земными делами. Другие ангелы – Михаил, Гавриил и им по­добные – при желании могут появляться на земле в своем прославленном и всем известном облике. И это выглядит вполне естественно. Материя, которую они притягивают силой собственного магнетизма, позво­ляет им выглядеть необыкновенно красивыми, таки­ми, какими создал их Господь Бог. Однако в большин­стве случаев они не разрешают себе такую роскошь и путешествуют среди людей под видом обыкновен­ных мужчин или женщин, ибо так проще и удобнее. Слишком часто ошеломляя человечество, сбивая его с толку, мы лишь препятствуем достижению своих це­лей. Причем это равным образом относится и к Богу, и ко мне.

– Вот в этом-то и состоит главный вопрос. Како­ва же все-таки твоя цель? Если ты не несешь в себе зло, то что тогда? Какие дела ты вершишь?

– Позволь мне начать с сотворения мира. И преж­де всего позволь сказать, что мне неизвестно, откуда, зачем и каким образом появился Бог. Этого не знает никто. Писатели-мистики и все пророки земли, будь то приверженцы индуизма, иудаизма, египтяне или последователи Заратустры, в один голос признают не­возможность постижения божественных истоков. Откровенно говоря, меня этот вопрос никогда особо не занимал, я не считаю его главным и тем не менее почему-то уверен, что рано или поздно, пусть даже накануне конца света, мы непременно все узнаем.

– Ты хочешь сказать, что Господь не обещал от­крыть нам тайну Своего появления?

– А что он может открыть? – Мемнох улыбнул­ся. – Не думаю, что эта тайна известна Ему Самому. Я полагаю, что разгадка ее является целью всего физи­ческого мира, всей вселенной. Он сам жаждет найти разгадку и размышляет, основываясь на наблюдениях за развитием мира. То, что Он создал и привел в дви­жение, на самом деле и есть тот самый Сад Зла. Он затеял гигантский эксперимент, конечная цель кото­рого – выяснить, появятся ли в итоге подобные Ему существа. Все мы созданы по Его образу и подобию, а Он… Он, несомненно, Бог, воплощенный в образе че­ловеческом. И все же Он нематериален.

– И когда в раю появился свет, и ты вынужден был прикрыть глаза, этим светом был Бог?

Мемнох кивнул.

– Да. Бог. Отец наш, Дух Святой, Брахма, Атон, Господь, Яхве…

– Но в таком случае как может Он пребывать в образе человеческом?

– Его сущность обладает формой, точно так же, как и моя. Мы, Его первые создания, были сделаны по Его образу и подобию. Он сам так нам сказал. У Него есть две ноги, две руки, голова – и Он сделал нас не­видимыми копиями Себя Самого. А потом создал все­ленную, дабы посмотреть, как будет развиваться эта форма в материальной среде. Ты понимаешь, о чем я?

– Не очень.

– Думается, Бог отталкивался от своего рода синьки; от собственной светокопии. Он создал физи­ческий мир, законы которого направлены на эво­люцию Ему подобных. В конечном итоге они должны состоять из материи. Тем не менее предполагалось сохранить одно, и очень важное, отличие. Но… Впо­следствии действительность преподнесла великое множество сюрпризов. Мое мнение на этот счет тебе уже известно. Твой друг Дэвид узнал его, еще когда был смертным. Так вот, по-моему, Божий замысел исполнился совсем не так, как он того ожидал.

– Да, Дэвид говорил, что, как он понял, идею со­творения мира ангелы считали ошибочной.

– Вот именно. Мне кажется, Господь изначально планировал выяснить, как все могло бы пойти, будь Он материален. И еще, я думаю, Бог искал причину того, что Он оказался там, где оказался. И почему Он выглядит именно так, то есть как ты или я. Наблюдая за развитием человечества, Он рассчитывал постичь процесс собственной эволюции, если такой процесс вообще имел место. А добился ли Он того, к чему стремился, удовлетворен ли результатом, судить тебе, только ты сам можешь ответить на этот вопрос…

– Подожди минутку, – перебил я Мемноха. – Но если Он дух, сотканный из света – или из ниче­го, – каким образом у Него могла возникнуть идея материальности?

– О, вот это, можно сказать, тайна космического масштаба. На мой взгляд, материя стала порождени­ем Его воображения, либо дара предвидения, либо жажды обладать ею. Мне кажется, именно жажда об­ладания ею больше всего занимала Его мысли. Видишь ли, Лестат, если бы Господь сам изначально был мате­риален, то все, что Он делал, можно было бы счесть экспериментом, цель которого – выяснить, в какой момент материя способна вновь превратиться в Бога.

Если бы Он не породил материю, если бы, несмот­ря на все Его усилия, она так и осталась бы плодом Его фантазии, тем, о чем Он мечтал и чего страстно желал, результат для Него был бы в основном тем же самым. Материя была нужна Ему. Без нее Он не мог испытать удовлетворение. В противном случае Он бы ее не со­здал. Смею тебя заверить, ни о какой случайности здесь не может быть и речи.

Хочу, однако, предупредить тебя. Не все ангелы со­гласны с такой интерпретацией. Некоторые вообще не считают необходимым объяснять и истолковывать что-либо, а некоторые имеют на этот счет собствен­ные теории. Я изложил тебе свою точку зрения. А по­скольку я – дьявол, пребывающий в этой ипостаси уже много столетий, поскольку я враг Божий, Властитель Тьмы, Правитель мира человеческого и ада, моя точка зрения достойна того, чтобы быть высказанной.

И, как мне думается, она достойна также и доверия. Итак, теперь тебе известно мое кредо, мой символ веры.

Замысел вселенной колоссален – и это, поверь, еще мягко сказано. Однако весь процесс эволюции – это Его тщательно продуманный и просчитанный экс­перимент, и мы, ангелы, были созданы задолго до его начала.

– А как выглядел мир до возникновения мате­рии?

– Вот этого я сказать тебе не могу. Я знаю это, но, строго говоря, не могу вспомнить. Причина проста. Одновременно с созданием материи возникло и вре­мя. С тех пор все ангелы не только обитали в раю, ря­дом с Богом, но и посещали пространство, подвласт­ное времени, дабы становиться свидетелями того, что там происходило.

Ныне мы способны покидать это пространство, и я могу частично воссоздать в памяти ту эпоху, когда мы не испытывали на себе притягательной силы ма­терии и времени. Но рассказать тебе, как в действи­тельности выглядел мир на ранних стадиях своего развития, я не в состоянии. Материя и время полно­стью изменили мир. Они не только предали забвению предшествовавшую их появлению непорочную эпо­ху, но и затмили ее, погрузили в тень, они… как бы точ­нее выразиться…

– Опустили завесу?

– Да, наверное. Материя и время опустили завесу над тем, что было до начала времен.

– Можешь ли ты вспомнить хотя бы, был ли ты счастлив?

– Интересный вопрос. Осмелюсь ли я на него ответить? – словно размышляя вслух, пробормотал Мемнох. – Осмелюсь ли я сказать, что помню скорее жажду чего-то и ощущение несовершенства, чем со­стояние полного счастья? Осмелюсь ли сказать, что тогда мне гораздо реже приходилось сталкиваться с непостижимым?

Ты не должен недооценивать воздействие и влия­ние, оказанные на всех нас созданием материальной вселенной. Ты только представь себе, если можешь, что означает время и сколь ничтожен и несчастен ты был бы в его отсутствие! Нет, пожалуй, я выразился не совсем точно. В отсутствие времени ты оказался бы напрочь лишен сознания и подсознания, не имел бы возможности оценить собственные достижения и провалы, не смог бы вернуться в прошлое или загля­нуть в будущее…

– Да, я понял. Это было бы похоже на то, как лю­ди в старости выживают из ума, впадают в маразм и периодически теряют память. Они ведут раститель­ное существование, смотрят на мир бессмысленным взглядом широко распахнутых глаз и практически пе­рестают быть полноценными представителями рода человеческого, поскольку утрачивают все ощущения и прежде всего – осознание собственной личности, как, впрочем, и личности других

– Абсолютно верное сравнение. Однако смею те­бя заверить, что даже столь старые и убогие разумом создания сохраняют внутри души, и в какой-то мо­мент эти души отказываются подчиняться больному мозгу.

– Души… – задумчиво повторил я.

Мы медленно продвигались вперед. Я старался не отвлекаться, не обращать внимания ни на зелень во­круг, ни на прекрасные цветы. Однако цветы всегда были моей слабостью, а в этом саду попадались такие удивительные экземпляры, такие огромные соцветия, каких на земле просто не могло быть, ибо ни один стебель не смог бы их удержать. Встречались, правда, и знакомые мне деревья. Моим глазам представал су­ществовавший когда-то мир.

– Да, ты прав, – услышал я голос Мемноха. – Чувствуешь, как здесь тепло? Мы пребываем в одной из самых благоприятных эпох в истории планеты. Когда люди говорят о рае, они вспоминают именно об этой эпохе.

– Ледниковый период еще впереди?

– Разумеется. Приближается второй ледниковый период. Но после мир возродится, и вновь наступят райские времена. А в ходе ледникового периода будет происходить эволюция человека. Однако прими к сведению и постарайся осознать, что даже к данному моменту жизнь как таковая существует на Земле уже миллионы лет.

Я остановился и закрыл руками лицо, пытаясь еще раз обдумать все, что он мне сказал.

– И все же Он знал, что такое материя! – вос­кликнул я наконец.

– Нет, не думаю, – возразил Мемнох. – Допус­тим, Он взял какое-то семя, какое-то яйцо, какую-то субстанцию и придал всему этому некую форму, ко­торая стала материей. Но я не могу сказать, насколь­ко достоверно Он мог предвидеть, что из этого по­лучится, и что будет означать результат. Видишь ли, в том и состоит один из важнейших предметов нашего с Ним вечного спора Я не уверен, что Он способен предвидеть последствия собственных действий. Равно как не уверен, что Он вообще о них задумывается. Вот из-за чего между нами разразилась великая битва.

– Итак, Он создал материю, но только достигнув результата, осознал, что именно у Него получилось?

– Да. Материю и энергию, которые, как тебе из­вестно, вечно остаются неизменными. Он создал их, и я полагаю, что ключевым словом к пониманию Его служит именно слово «энергия». Если когда-нибудь человеческая анатомия достигнет той стадии разви­тия, на уровне которой можно будет дать в достаточ­ной мере удовлетворительное объяснение сущности Бога и ангелов на языке и с точки зрения человече­ства, то ключевым словом будет «энергия».

– Значит, Бог – это энергия. И в процессе сотво­рения мира Он сделал так, что энергия превратилась в материю? – уточнил я.

– Верно. И к тому же создал независимую от Не­го самого систему их постоянного взаимообмена и последовательного чередования. Естественно, понача­лу никто нам об этом не сказал. В том числе и Он. По­дозреваю, Он и сам оставался в неведении. А мы тем более. Мы сознавали лишь одно: Его творения ослепи­ли и оглушили нас всех. Мы были поражены способностью чувствовать, ощущать вкус, тепло, плотность и притягательную силу материи в ее битве с энергией. Мы знали только то, что видели, чему явились свиде­телями.

– Значит, вы стали свидетелями возникновения и развития вселенной, свидетелями «большого взрыва»?

– Я бы на твоем месте не слишком доверял такой терминологии. Да, действительно, мы видели, как воз­никла вселенная, видели, как пришел в движение весь механизм. Мы не испытывали при этом ничего, кро­ме благоговейного страха Вот почему практически все ранние религии земли превозносят могущество и величие гениального Создателя, грандиозность Его за­мысла Вот почему древнейшие, облеченные в слова гимны воспевают и прославляют Бога Мы были восхищены и потрясены не в меньшей степени, чем впо­следствии было восхищено и потрясено все человече­ство. Задолго до появления первых людей мы своим ангельским разумом воспринимали Господа нашего как высшее существо – Бога Всемогущего, творяще­го чудеса и не поддающегося ни пониманию, ни объ­яснению.

И вот еще что: здесь, в таком волшебном саду, вспомнить об этом будет особенно уместно. Молеку­лы неорганических веществ существовали на земле за­долго до возникновения на ней так называемой «жиз­ни». Эти вещества участвовали во многих процессах, свидетелями которых нам довелось быть, – а на на­ших глазах происходили миллионы взрывов, хими­ческих трансформаций, извержений…

– А горные хребты уже стояли? – Да.

– И дожди шли?

– Ливень за ливнем.

– И вулканы извергались?

– Без конца. Ты даже представить себе не мо­жешь, до какой степени нас все это завораживало. Мы наблюдали, как сгущается и расширяется атмо­сфера, как изменяется ее состав.

А потом… А потом произошло то, что я бы опреде­лил для тебя как «тринадцать откровений физической эволюции». Под словом «откровение» я в данном слу­чае подразумеваю то, что открывалось нашим глазам в ходе происходивших вокруг процессов, то, что виде­ли ангелы, по крайней мере те, кто умел наблюдать, то есть мы.

Я мог бы посвятить тебя в малейшие детали, про­демонстрировать внутреннее строение любого орга­низма, когда-либо жившего на земле. Но ты не в со­стоянии все запомнить. Поэтому я расскажу тебе столько, сколько ты сможешь удержать в памяти, и этого будет достаточно, чтобы принять решение, по­ка ты еще жив.

– А я еще жив?

– Конечно. Твоя душа никогда физически не уми­рала, она никогда не покидала землю, за исключени­ем путешествия вместе со мной по специальному раз­решению. Ты и сам знаешь, что остаешься живым. Ты по-прежнему Лестат де Лионкур, несмотря на то, что тело твое видоизменилось по вине чуждого духа ал­химика, скорбную повесть о котором ты сам поведал миру.

– Но если я пойду… если решусь последовать за тобой… Скажи, мне придется умереть?

– Конечно.

Я остановился и, прижав ладони к вискам, долго вглядывался в траву под ногами. Я слышал гул насеко­мых, роившихся в лучах солнца. Подняв взгляд на Мемноха, я увидел в его глазах отражение яркой зеле­ни леса.

Он медленно поднял руку, словно давая возмож­ность уйти, покинуть его навсегда, а потом так же не­спешно опустил ее на мое плечо. В этом жесте чув­ствовалось уважение, и это мне понравилось. Я и сам не раз пытался делать подобные жесты.

– Помни, у тебя есть выбор, – сказал Мемнох. – Ты можешь вернуться в свое нынешнее состояние.

Я не в силах был что-либо ответить. В голове верте­лись одни и те же слова: «Бессмертный, материаль­ный, земной, вампир», – но вслух я их не произнес. Возможно ли, чтобы кто-то смог отказаться от этого? Перед моими глазами вновь возникло Его лицо, и в ушах прозвучал Его голос «Ты никогда не станешь моим врагом, Лестат, правда?»

– Ты прекрасно реагируешь на мои слова, Лестат, – очень мягко произнес Мемнох. – Я был уверен, что так и будет, и на то у меня имелось несколько причин.

– Какие? – спросил я. – Скажи, почему ты был так уверен? Я нуждаюсь в ободрении и утешении, по­тому что слезы и потрясения совершенно выбили ме­ня из колеи. Хотя, признаюсь честно, разговоры о соб­ственной персоне интересуют меня меньше всего.

Дорогу нам преградила гигантская паутина, со­тканная из довольно-таки толстых сверкающих ни­тей. Вместо того чтобы разорвать ее, смахнуть с наше­го пути, Мемнох опустил и плотно обернул вокруг себя крылья а потом согнулся и прошел под ней. Я после­довал его примеру.

– Прежде всего потому, что ты – часть того, что мы делаем, – вновь заговорил он. – Ты любопытен, и это тоже большой плюс. В тебе не угасла жажда зна­ний. То же самое говорил тебе когда-то древний Мариус. Помнишь? Это тысячелетнее… ну, почти что тысячелетнее существо с готовностью отвечало на во­просы юного вампира, поскольку эти вопросы были искренними. Ты действительно хотел многое знать. Эта же черта привлекла в тебе и меня.

При всем своем высокомерии, нахальстве и дерзо­сти ты стремился к знаниям Ты вел себя недопусти­мо, оскорблял и меня, и Бога – но в те времена это было свойственно практически всем. Поэтому в твоих поступках не было ничего удивительного, за исключе­нием того факта, что за ними скрывались заложенные в тебе от природы невероятная любознательность, интерес к окружающему миру и привычка все под­вергать сомнению. Ты предпочитал обследовать Сад Зла, дабы постичь его сущность, а не просто отыскать в нем свое место. Все это в совокупности и повлияло на мой выбор.

– Понятно, – со вздохом произнес я. Конечно же, я помнил свои беседы с Мариусом и его откровенные признания – именно о них только что упомянул Мемнох. Знал я и то, что моя безгранич­ная любовь к Дэвиду и Доре была отчасти вызвана примерно теми же чертами их характеров: пытливо­стью ума и бесстрашным стремлением найти ответы на неисчислимое множество вопросов.

– О Господи! Дора! Как она? Все ли у нее в по­рядке?

– Вот-вот. Это одно из свойств твоей натуры, ко­торое не перестает меня удивлять, – легкость, с какой ты переключаешься с одного на другое и отвлекаешь­ся от главного. В тот самый момент, когда я, казалось бы, сумел поразить и завоевать твое внимание, ты вдруг ускользаешь и требуешь, чтобы игра шла по тво­им правилам.

– Ты хочешь сказать, что мне следует сейчас за­быть о Доре?

– Я сделаю тебе доброе дело и скажу нечто более приятное. Тебе нет нужды беспокоиться. Твои друзья, Арман и Дэвид, разыскали Дору и присматривают за ней. Однако на глаза ей не показываются.

Мемнох ободряюще улыбнулся и слегка покачал головой – не то с сомнением, не то с укором.

– К тому же, – добавил он, – твоя драгоценная Дора и сама обладает невероятно мощными запа­сами как физической, так и умственной энергии. Ду­маю, ты в полной мере выполнил то, о чем просил Роджер. Вера в Бога давно уже поставила Дору особ­няком от всех остальных, и то, что ты ей показал и рассказал, только укрепило ее приверженность прежним убеждениям. Все. Я не желаю больше говорить о Доре. Предпочитаю продолжить свое повествование о сотворении мира.

– Да, продолжай, пожалуйста.

– Итак, на чем мы остановились? На том, что су­ществовал Бог, и мы находились рядом с Ним. Мы обладали человекоподобной внешностью, однако не употребляли ни это слово, ни слово «антропоморф­ный», ибо никогда не видели своего материального воплощения. Мы знали, что у каждого из нас есть ко­нечности, голова, лицо, туловище определенной фор­мы, что мы умеем совершать целый ряд движений, свойственных лишь небожителям и способствующих объединению всех частей нашего существа в единое целое. Но ни о Материи, ни о материальной форме мы не знали ничего. А потом Бог создал вселенную и время.

Мы были потрясены и очарованы. Мы чувствовали себя словно завороженные.

«Узрите и храните это! – рек нам Господь. – Ибо откроется вам красота, которая превзойдет все ваши ожидания и окажется выше вашего понимания, как то случилось со Мной».

– Так сказал Господь?

– Да, мне и остальным ангелам. «Храните!..» Если ты откроешь Священное Писание, то увидишь, что одним из ранних наименований для нас, ангелов, бы­ло «ангелы-хранители».

– Да, знаю, это есть в Книге Еноха и других еврей­ских текстах.

– Правильно. А если ты заглянешь в учения дру­гих мировых религий, символика и тексты которых тебе не столь хорошо известны, то и там найдешь опи­сания древнейших и богоподобных существ, предшественников, блюстителей и хранителей рода челове­ческого. Там много вранья и фальсификации, однако в основном рассказано то же самое. Мы были свидетелями сотворения мира. Мы появились раньше его и, естественно, не могли видеть, как создали нас са­мих. Но мы присутствовали при сотворении звезд.

– Ты хочешь сказать, что эти религии в целом столь же обоснованны и достойны доверия, как и та, приверженцами которой являемся мы? Мы сейчас говорим о Боге, о Господе точно так же, как европей­ские католики…

– Все, что содержится в неисчислимом множе­стве текстов, хранящихся по всему миру, в той или иной степени сфальсифицировано. Были тексты, ны­не безвозвратно утраченные, в которых содержалась очень точная и достоверная информация о создании вселенной. Есть такие, о которых известно многим. И есть тексты, которые забыты, но которые в свое время могут быть обнаружены вновь.

– Ну да, в свое время…

– Все они в основном рассказывают одну и ту же историю. Но я предлагаю тебе выслушать мою точку зрения, и тогда ты без труда сможешь соотнести ее с какими-то собственными источниками – теми, ко­торые по своей символике более доступны и понятны тебе самому.

– Но я хочу уточнить кое-что относительно дос­товерности и надежности других религиозных учений. Ты утверждал, что тот, кого я видел в раю, не Христос…

– Я этого не утверждал! Я лишь сказал, что Он – Бог Воплощенный. Потерпи, мы до этого еще дойдем.

Мы вышли из леса и теперь стояли на краю про­странства, похожего на степь, – возможно, это было пастбище. И тут я впервые увидел людей – тех, чей запах давно привлекал мое внимание. Вдалеке по за­росшей травой земле двигалась группа полуголых кочевников – человек тридцать, быть может чуть меньше.

– А ледниковый период еще впереди, – повторил я, оглядываясь вокруг и стараясь рассмотреть и за­помнить каждую деталь, каждую особенность не­обыкновенных огромных деревьев. И вдруг до меня дошло, что лес уже не такой, каким был, – он изме­нился.

– Посмотри внимательно на этих людей, – ска­зал Мемнох. – Вглядись в них! Что ты видишь?

Я прищурился и пустил в ход все свои способности вампира, чтобы как можно лучше разглядеть пред­ставшую моим глазам картину.

– Там есть мужчины и женщины, они очень по­хожи на современных людей. Да, именно, это homo sapiens sapiens^[3]. Я бы сказал, эти люди такие же, как мы.

– Совершенно верно. А что ты скажешь об их ли­цах? Что ты заметил?

– Их выражение кажется вполне современным, во всяком случае, вполне понятным. Некоторые хму­рятся, некоторые разговаривают, кое-кто, похоже, глубоко задумался. А вот тот косматый, который от­стал от других и плетется в самом хвосте, выглядит очень несчастным. А женщина… Женщина с большой грудью… Ты уверен, что она нас не видит?

– Она не может нас видеть. Она просто смотрит в нашем направлении. Что, по-твоему, отличает ее от мужчин?

– Ну-у-у… Прежде всего ее грудь. И еще… Еще то, что у нее отсутствует борода. Все мужчины там боро­датые. Волосы у нее, конечно, длиннее, чем у них, и… И она очень милая. К тому же очень хрупкая, жен­ственная… Она идет без ребенка, в то время как все остальные несут детей. Вероятно, она самая молодая среди них или еще не рожала…

Мемнох кивнул.

Мне действительно казалось, что она нас видит, – женщина все время щурилась, совсем как я. У нее было чуть удлиненное, овальное лицо – такие лица археологи определяют как принадлежавшие крома­ньонцам. Внешне эта женщина – равно как и ее спут­ники – не имела никакого сходства с человекообраз­ной обезьяной. Тем не менее кожа ее была не белой, а темно-золотой – такой оттенок свойствен семитским или арабским народам – и очень напоминала по цве­ту кожу того, кого я видел там, в раю. Когда она повер­нулась и пошла вперед, ветер взметнул вверх велико­лепные темные волосы…

– Все эти люди почти что голые! – воскликнул я. Мемнох коротко хохотнул.

Мы вновь углубились в лес. Степь исчезла. Насы­щенный влагой и разнообразными запахами воздух казался густым.

Огромные хвойные деревья и папоротники нави­сали над самыми нашими головами. Таких папорот­ников – с ветвями, которые были гораздо крупнее, чем ветви банановых деревьев, – мне еще никогда ви­деть не приходилось. А хвойные деревья можно было сравнить разве что с секвойями, растущими в лесах на западе Калифорнии, – гигантскими исполинами, рядом с которыми я всегда чувствовал себя одиноким и меня охватывал страх.

Мемнох шел впереди, указывая дорогу сквозь не­проходимые заросли тропических джунглей, и, каза­лось, совершенно не обращал внимания на обступав­шие нас со всех сторон необыкновенные растения. Мимо нас сновали какие-то твари, издалека доноси­лись приглушенные рыки зверей. Земли под ногами не было видно – ее устилал сплошной зеленый по­кров, казавшийся бархатистым и нежным. Время от времени мне казалось, что тот или иной камешек под этим покровом словно оживал и передвигался с места на место.

Внезапно налетевший откуда-то легкий прохлад­ный ветерок заставил меня обернуться. Степной про­стор и люди остались далеко позади. Тенистые папо­ротники росли так густо, что я даже не сразу понял, что полил дождь, – до нас доносился лишь его тихий, успокаивающий шум, ибо вода смачивала лишь вер­хушки и кроны деревьев и ни одна капля не долетала до нас.

У меня не оставалось сомнений в том, что в эти джунгли поистине не ступала нога человека. Однако в них вполне могли обитать какие-либо звери и чудови­ща, готовые в любой момент броситься на нас из тени.

– А сейчас, – заговорил Мемнох, не замедливая шаг и без малейшего усилия отодвигая в сторону тя­желую ветвь, – позволь мне перейти к конкретному вопросу, точнее к тому, что я определил для тебя как «тринадцать откровений физической эволюции». По­сле того как ангелы приняли и постигли эти «откро­вения», они обсудили их с Богом. Учти, однако, что мы будем говорить только об этом мире – звезды, иные планеты и галактики не имеют никакого отношения к предмету нашей с тобой беседы.

– Ты хочешь сказать, что во всей вселенной Зем­ля единственная планета, где есть жизнь?

– Я хочу сказать, что знаю только свой мир, свой рай и своего Бога.

– Понятно.

– Как уже тебе говорил, мы были свидетелями целого комплекса геологических процессов – виде­ли, как вздымаются горы, образуются моря и возни­кают континенты. Нашим хвалебным, исполненным восхищения гимнам не было конца. Ты даже предста­вить себе не можешь истинно райское пение. В раю, населенном людскими душами, тебе довелось услы­шать лишь его слабое подобие. А тогда наш хор составляли исключительно небесные создания, и каж­дое необыкновенное явление порождало новые псал­мы и песнопения. Они звучали совершенно иначе – быть может, не лучше, нет, но по-другому.

Между тем у нас появилось множество занятий, и прежде всего мы принялись изучать земную атмосфе­ру – нас мало интересовал ее состав, но каждая де­таль привлекала к себе внимание, заставляла подолгу созерцать ее и наводила на размышления. Жизнь на земле, представавшая перед нами, включала в себя ве­ликое множество деталей и разного рода мелочей, ко­торых не существовало в раю.

– Значит ли это, что все казалось вам ясным, по­нятным и не вызывало ничего, кроме восторга?

– Да, все было словно озарено Божественным светом, и ни одна, пусть даже совсем крошечная, ме­лочь, ни одна деталь не умалили и не поставили под сомнение нашу любовь к Господу.

Мы подошли к неширокому, но мощному водопа­ду, низвергавшемуся в бурлящий водоем. Подставив лицо и руки освежающему туману из микроскопи­ческих брызг, я на минуту замер перед этим прекрас­ным зрелищем Мемнох последовал моему примеру и, казалось, наслаждался не в меньшей степени, чем я.

Только теперь я заметил, что он босой. Он вошел в воду и с удовольствием наблюдал, как чистые струи омывают пальцы ног с аккуратно подстриженными ногтями цвета слоновой кости.

В тот момент, когда он склонился к воде, чтобы лучше рассмотреть пенящиеся, пузырящиеся потоки, крылья резко взметнулись вверх, и я отчетливо увидел их сверкающие каплями влаги перья и острые концы над его головой. Потом послышался шелест, и крылья с тихим хлопком сомкнулись, подобно птичьим сло­жились за его спиной и… исчезли.

– А теперь попробуй себе представить, – загово­рил он снова, – как несметное число, легионы ангелов самых разных рангов спускаются на землю и букваль­но влюбляются в то, что предстает их глазам, пусть даже это всего лишь бурлящие воды или лучи солнца, пронзающие газообразную атмосферу Земли и пере­ливающиеся в ней разными цветами.

– Неужели вам все это казалось интереснее, чем то, что вы видели в раю?

– Да. Вынужден признать, что так и было. Конеч­но, мы с радостью возвращались в рай, особенно если Господь бывал нами доволен. Но проходило время, и нас тянуло обратно, нас вновь охватывала жажда по­знания, просыпалось любопытство, и земные красо­ты все чаще и чаще начинали занимать наш разум. Мы постепенно осознавали, что наш образ мыслей пере­менился. Однако позволь мне все же перейти к рас­сказу о «тринадцати откровениях».

Первым «откровением» стало преобразование не­органических молекул в органические… так сказать, от камешка – к мельчайшему живому организму. За­будь об этом лесе. Его тогда не было и в помине. Взгля­ни лучше на водоем. Вот в таких водоемах, со всех сторон окруженных горами, теплых и неспокойных, наполненных газами, восходящими из раскаленных недр земли, впервые зародились живые молекулы.

Шум поднялся до самых небес «Узри, Господь, плоды деяний материи!» А Всемогущий лишь одобри­тельно улыбнулся своей лучезарной улыбкой. «Ждите и наблюдайте», – сказал он. Мы повиновались, и тог­да явлено нам было второе «откровение». Молекулы стали преобразовываться в три формы материи: клет­ки, ферменты и гены. Как только возникли однокле­точные организмы, сразу же появились и многокле­точные, а то, что мы, впервые увидев органические молекулы, могли лишь интуитивно предугадывать, вдруг проявилось со всей очевидностью. Некая искра жизни оживила эти существа. Они обрели форму, по­ка еще не окончательную, но вполне определенную, и нам казалось, что мы улавливаем неисчислимое мно­жество таких живительных искр – крошечных сви­детельств и неопровержимых доказательств наличия жизни.

Иными словами, весь мир пришел в движение. Он испытывал все новые и новые потрясения, и мы стали их свидетелями. На наших глазах несметные полчи­ща многоклеточных существ сновали в воде, соединя­лись и создавали доселе неведомые, пока еще прими­тивные формы жизни – водоросли, низшие грибы… А вскоре эти зеленые живые формы стали выбирать­ся и на сушу. Илистые, слизистые наносы постепенно захватывали ее пространство, дабы закрепиться там на миллионы лет и впоследствии породить папорот­ники и деревья, которые со временем достигли огром­ных размеров, – эти папоротники и деревья ты ви­дишь сейчас вокруг.

Ангелы тоже обрели форму и размеры. Мы полу­чили возможность прогуливаться под сенью лесов, а земля под нашими ногами была покрыта зеленью. А теперь, если у тебя есть такое желание, попробуй представить себе, какие хвалебные гимны возноси­лись к небесам, вообрази себе радость Господа, видев­шего все происходящее и слушавшего восторженные рассказы своих ангелов.

Они путешествовали по всему миру, и постепенно у каждого из них появились свои любимые места – одни предпочитали горы, другие – широкие долины, третьи – водные просторы, кому-то больше нрави­лось бродить по тенистым зеленым лесам…

– Значит, они стали духами – духами вод, лесов и так далее? – перебил я Мемноха. – Теми, кому много позже начали поклоняться люди?

– Совершенно верно! Однако ты забегаешь дале­ко вперед.

Моя реакция на эти два откровения ничем не от­личалась от реакции легионов моих собратьев. Едва мы ощутили свет жизни, излучаемый многоклеточны­ми растительными организмами, мы начали чувство­вать и момент их гибели. Один организм пожирал другой, питался его соками и разрастался, поглощая те, что были рядом… Иными словами, мы видели раз­множение и разрушение.

То, что прежде представлялось как простой обмен материей и энергией, теперь приобрело иные формы и масштабы. Это было началом третьего «открове­ния», но нам и в голову не приходило, что именно про­исходит. Понимание пришло много позже – когда на основе растительных организмов начали возникать организмы животные.

По мере того как мы наблюдали неуклонное, целе­направленное и энергичное движение этих организ­мов вперед, становились очевидцами резкого увеличения числа и разнообразия их форм, все очевиднее становился тот факт, что зароненная в них искра жиз­ни очень схожа с той, которая теплилась внутри нас самих. Но что же происходило с этими крошечными живыми созданиями?

Они умирали – вот что с ними происходило! Они рождались, жили и умирали. А после начинали разла­гаться. Итак, вот тебе третье «откровение» эволюции: смерть и разложение!

Лицо Мемноха потемнело – таким я его еще не видел. Оно вновь выражало невинность и восторг, однако поверх всего легла мрачная тень разочарова­ния, смешанного, как мне показалось, со страхом. Хотя, возможно, это выражение следовало бы охарак­теризовать как наивное удивление в предвидении ужасного исхода.

– Итак, третьим «откровением» стали смерть и разложение, – уточнил я. – И оно вызвало в тебе от­вращение?

– Нет, не отвращение! Я просто решил, что это, должно быть, какая-то ошибка Я поспешно устремил­ся в рай. «Смотри, – обратился я к Богу, – эти кро­шечные существа погибают! Искра жизни уходит из них, в то время как она никогда не покидает Тебя или нас. И их материальные останки разлагаются!» И зна­ешь, я оказался далеко не единственным ангелом, представшим пред Господом с плачем и жалобами.

Однако, думается, мои восторженные гимны были в большей степени, чем у других, проникнуты недове­рием и страхом. Этот страх родился в моем сердце. Я тогда еще не понимал, что он возник одновременно с осознанием самой возможности существования смерти и разложения. И это осознание нестерпимой болью отозвалось в моем разуме.

Мемнох внимательно посмотрел на меня.

– Не забывай, что все мы были ангелами. И до той поры ничто не причиняло нам боль. Ни одна мысль не заставляла страдать наш разум. Ты понимаешь, о чем я говорю? Я страдал! И страх составлял лишь малую толику моих мучений.

– И что же ответил тебе Господь?

– А как ты думаешь?

– Что все это является частью Его замысла?

– Вот именно! Он велел мне наблюдать. «Смот­ри, – сказал Он. – Смотри и запоминай. И ты уви­дишь, что ничего существенно нового на самом деле не происходит. Это все тот же взаимообмен между энергией и материей».

– Но как же тогда быть с искрой?! – восклик­нул я.

– «Вы все живые существа, – сказал мне Бог. – И тот факт, что вы способны осознавать и постигать такие истины, свидетельствует лишь о доверии к вам, к вашему разуму. А теперь иди и продолжай наблю­дать. Впереди тебя ждет еще очень многое».

– А страдания? А боль?

– Все это обсуждалось и решалось в ходе Вели­кого Спора Спор с Богом – это не только словесное общение, он проникнут великой, неизмеримой любо­вью к Господу, тем светом, который ты видел и кото­рый окружает и наполняет всех нас. Господь дал нам прежде всего утешение, то утешение и спокойствие, в котором я, страдая и мучаясь, возможно, больше все­го нуждался. Он заверил, что нам нечего бояться!

– Понятно.

– Теперь наступила очередь четвертого «откро­вения». Учти, что мое изложение этого «откровения» весьма произвольно и условно, ибо, как я уже говорил, я не могу посвятить тебя во все детали. Четвер­тым «откровением» я называю «откровение» цвета, а начало ему положило появление цветущих растений. Создание цветов способствовало возникновению эк­стравагантных и красивых способов спаривания орга­низмов. Следует иметь в виду, что спаривание имело место и прежде, далее между одноклеточными суще­ствами.

Но цветы… Цветы в изобилии представили множе­ство оттенков, которых прежде не существовало во­обще, разве только в радуге. Краски и оттенки радуги мы видели в раю и всегда считали, что они принадле­жат исключительно небесам. И вдруг мы поняли, что это далеко не так, что их с успехом способна произво­дить великая природная лаборатория, называемая землей.

Позволь заметить, что яркие, сочные цвета возни­кали и в окраске морских организмов, особенно рыб, обитавших в теплых водах. Тем не менее именно цве­ты больше всего поразили меня своим великолепием. А когда стало очевидным, что их числу и разнообра­зию форм лепестков не будет конца, наши хвалебные песнопения вновь вознеслись к небесам, и сила их многократно превосходила все прежние гимны.

Однако в пении нашем слышались и мрачные но­ты… Осмелюсь сказать, что в них присутствовало не­кое сомнение – колебание, если хочешь, – вызван­ное «откровением» смерти и разложения. Теперь, с появлением цветов, мрачные ноты в похвалах и благо­дарственных гимнах зазвучали еще громче, ибо при виде гибнущих соцветий, роняющих на землю потем­невшие лепестки, мы испытывали чувство ужасной, невосполнимой утраты.

Свет жизни, излучаемый цветущими растениями и деревьями, в изобилии росшими повсюду, был, пожалуй, наиболее мощным, и потому восторженные песнопения все больше и больше окрашивались печа­лью.

Земля все больше привлекала и очаровывала нас. Должен сказать, что в раю к тому времени очень мно­гое изменилось, причем весьма заметно. Внимание всех его обитателей – как Бога, так и ангелов – было направлено прежде всего на землю. Постоянно пре­бывать в раю и посвящать себя только восхвалению Бога, как то было прежде, казалось уже совершенно невозможным. Любой псалом или гимн непременно должен был содержать в себе упоминания о материи, красоте и о тех процессах, которые происходили. Ко­нечно, наиболее опытные из ангелов в своих песно­пениях гораздо искуснее, чем я, сплетали воедино все необходимые элементы – смерть, разложение, кра­соту…

Я был встревожен и обеспокоен. Мне кажется, уже тогда разум мой был недремлющим, и внутри меня таилась некая ненасытность.

– Именно эти слова я произнес во время своего разговора с Дэвидом, после того как впервые заметил, что ты меня преследуешь, – удивленно сказал я.

– Они из посвященного мне старинного стихо­творения, написанного на древнееврейском языке Его перевод отыскать сейчас трудно, если вообще возмож­но. Это слова из прорицания Сивиллы, в котором она описывает хранителей… ангелов, посланных Богом на землю, дабы они наблюдали за тем, что там происхо­дит. Она оказалась права. Мне понравилось это сти­хотворение, и я его запомнил. Я согласен с ним в той части, где дается моя характеристика. Чем оно так восхитило других ангелов, одному Богу известно.

Мемнох нахмурился. А я тем временем пытался вспомнить, слышал ли в райском пении те самые нотки печали и уныния, о которых он говорил, или с не­которых пор оно вновь вернуло себе чистую радость.

– Нет, – сказал он. – Теперь в раю слышится не только ангельское пение, но и музыка человеческих душ. Звуки стали совсем другими. Но позволь мне вкратце рассказать тебе об остальных «откровениях», поскольку постичь их суть нелегко и лучше говорить обо всех сразу.

Пятым «откровением» было эволюционное разви­тие мозга животных. Еще до того животные организ­мы, обитавшие в воде, отделились от растительных, и теперь внутри студенистых существ начала формиро­ваться нервная система, они обретали скелет, и одновременно у них возникали и развивались клетки моз­га. У животных организмов стали появляться головы.

От нашего внимания не ускользнуло, что мы, анге­лы, тоже обладаем головами! Процесс мышления у новых существ происходил именно в головах. Точно так же, как и у нас, ангелов. Мы отчетливо видели и понимали это и не нуждались в объяснениях. Благо­даря своему ангельскому разуму мы знали, как устро­ены. Раскрыть все тайны нам помогали глаза. Именно зрение в большей мере, чем все другие чувства, позво­ляло нам понять, как мы двигаемся, как реагируем на что-то, оно давало возможность удовлетворить нашу страсть к познанию.

Обитатели рая пришли в неописуемое волнение. «Господь наш, – обратился я к Богу, – что же проис­ходит? Эти существа развиваются, они обретают фор­му… конечности… головы…» И вновь повсюду зазвучали хвалебные гимны, но на этот раз восторг в них был смешан с тревогой и смятением. Сам факт, что мате­рия способна порождать организмы, обладающие го­ловами и мозгом, вызывал в нас страх перед Господом, который позволил произойти столь невероятным со­бытиям.

Еще прежде, чем рептилии стали покидать водные глубины и выползать на сушу, нам явлено было шес­тое «откровение». И оно повергло меня в ужас! Но­вые существа – какими бы причудливыми по форме и разнообразными по строению они ни были – име­ли не только головы и конечности, но и… липа! Такие же лица, как и у нас, как у меня! Точнее говоря, у каж­дого примитивного антропоида были два глаза, нос и рот! Сначала голова… потом лицо… отражение интел­лекта…

Я был вне себя от возмущения и вступил в жесто­чайший спор с Богом. «Ты этого добивался? – вопро­шал я. – Чем все это закончится? Что это за существа? Искра жизни в них разгорается все ярче, становится все более мощной и стойкой! Ты видишь, что проис­ходит?» Некоторые из моих собратьев-ангелов при­шли в ужас.

«Мемнох, – увещевали они, – ты заходишь слиш­ком далеко. Да, конечно, между нами, великолепны­ми обитателями рая Господня, сынами Божиими, и этими существами есть определенное сходство. Голо­вы… лица… – все очевидно. Но как осмеливаешься ты ставить под сомнение замысел Божий?»

Однако я ни за что не желал смириться. Меня пе­реполняли сомнения – равно как и тех немногих, кто был согласен с моим мнением. Озадаченные, смятен­ные, мы вновь отправились на землю, дабы побродить по ней и еще раз внимательно все осмотреть. Я уже говорил, что теперь получил возможность определять собственные размеры в сравнении с тем, что меня окружало, я мог подолгу лежать под нежной зеленой сенью, слушать, как растут деревья и травы, наслаж­даться прекрасными красками и размышлять…

И все же меня не оставляло предчувствие гряду­щих бедствий. А потом… Потом случилось нечто нео­бычное: меня посетил Сам Господь.

Я сказал «посетил», однако это не означает, что Бог когда-либо покидает райские пределы, – нет, Он, ес­ли можно так выразиться, простирается, выходит за границы рая. Его свет спустился с небес, окутал меня и притянул в божественные объятия. И тогда Господь заговорил со мной.

Естественно, я немедленно успокоился. Теперь, ко­гда на меня снизошло то самое райское блаженство, которое я так подолгу отвергал, когда оно окутало ме­ня любовью и покоем, я испытал чувство глубочайше­го умиротворения. Вмиг улетучились все сомнения и колебания. Меня покинула боль. Ослабло мучительное для моего разума давление, вызванное сознанием при­сутствия в мире смерти и разложения.

Господь говорил со мной! Я чувствовал, как он на­полняет меня, и в эти минуты напрочь утратил ощу­щение собственной формы. Подобная близость меж­ду нами неоднократно возникала и прежде, не говоря уже о самом моменте моего появления, – ведь я вы­шел из Бога. И тем не менее то, что это случилось сей­час, можно было воспринимать лишь как бесценный и милосердный дар.

«Ты способен видеть гораздо больше, чем другие ангелы, – сказал Господь. – Ты мыслишь и рассужда­ешь, предвидя будущее, а они только еще учатся ви­деть его. Их можно сравнить с зеркалом, отражаю­щим каждое деяние во всем его величии, в то время как ты все подвергаешь сомнению. Ты не веришь в Меня!»

Его слова преисполнили меня печалью. «Ты не ве­ришь в Меня!» – укорил Господь, но я никогда не считал свои страхи проявлением неверия. И не успел я подумать об этом, как понял, что Господь услышал мои мысли и был в полной мере ими удовлетворен. Он призвал меня вернуться на небеса и велел впредь не углубляться в лесные дебри, а чаще наблюдать за происходящим на земле сверху, ибо такая позиция гораздо удобнее.

В продолжение всего повествования Мемноха я мог только молча смотреть на него, не в силах произ­нести ни слова. Мы по-прежнему стояли на берегу водного потока. Он говорил об умиротворении, одна­ко отнюдь не выглядел при этом спокойным. Я ощу­щал в нем лишь страстное желание рассказывать дальше.

– Я повиновался и возвратился в рай, однако, как я уже упоминал, на небесах все изменилось. Внима­ние их обитателей было направлено на землю. Нико­гда еще я не ощущал с такой очевидностью, что она служит предметом самого пристального изучения и темой практически всех небесных бесед. Я отправил­ся к Господу и в порыве восторженного преклонения упал перед Ним на колени, дабы открыть Ему свое сердце и выразить бесконечную благодарность за то, что Он пришел и поговорил со мной. А потом спросил Его, свободен ли я вновь и позволено ли мне будет спуститься на землю.

Тон Его был по обыкновению надменным, а от­вет – уклончивым. Господь сказал, что мне никто не запрещает посещать землю, что я ангел-хранитель, а потому моей обязанностью является наблюдать и хранить. Итак, я отправился вниз…

– Погоди, – прервал я Мемноха. – Я хочу задать тебе один вопрос.

– Слушаю, – терпеливо откликнулся он. – Одна­ко нам пора идти. Давай продолжим наше путешествие. Когда мы будем пересекать поток, можешь ступать по камням.

Я последовал за ним, и вскоре шум воды остался далеко позади, и мы снова углубились в лес, еще более густой, чем прежде. Он казался обитаемым, хотя пол­ной уверенности в этом у меня не было.

– Так вот о чем я хотел тебя спросить, – вернул­ся я к своей просьбе. – Скажи, было ли в раю скучнее, чем на земле?

– О нет, ни в коем случае! Просто земля в то вре­мя была центром внимания. Находясь в раю, невоз­можно было забыть о земле, потому что все вокруг только и делали, что говорили о ней, воспевали ее в своих гимнах. Нет, рай по-прежнему завораживал и дарил блаженство. Более того, печаль и мрачные на­строения, вызванные наличием на земле смерти и разложения, только увеличили и без того несметное число достойных обсуждения и восхваления преимуществ райской жизни.

– Понятно. Значит, рай только выигрывал от этих «откровений»?

– Безусловно. Всегда. Не забывай к тому лее и о музыке. Ни в коем случае не думай, что она хоть в ка­кой-то мере напоминала религиозные каноны. В те времена восторга и радости райская музыка достигла небывалых, поистине небесных высот. Прошли тыся­челетия, прежде чем появились первые музыкальные инструменты, способные исторгать хотя бы жалкое подобие звуков, свойственных ангельской музыке. Ведь в ней удивительным образом смешивались их голоса, биение и шелест крыльев, и нежное дуновение долетавшего с земли ветерка.

Я молча кивнул.

– Что? Что ты хотел сказать? – спросил Мемнох.

– Я не знаю, как выразить это словами. В общем… Я в очередной раз понял, насколько ошибочным все­гда было наше понимание сущности небес. Ибо ни­кто и никогда не говорил нам о том, что внимание обитателей рая было приковано к земле. Напротив, нам всегда внушали обратное, искажали факты и кле­ветали на рай, называя его тюрьмой для человеческих душ.

– Что ж, – сказал Мемнох, – теперь ты видел рай собственными глазами. Однако позволь мне продол­жить.

Седьмым «откровением» стал выход животных из воды на сушу. Они населили леса, в изобилии покры­вавшие землю, и нашли способы и средства жить там. Появились рептилии. Вскоре ящерицы превратились в гигантских чудовищ, достигли таких размеров и об­рели такую мощь, что с ними не под силу было спра­виться даже ангелам. Эти существа обладали голова­ми и лицами и могли не только плавать с помощью своих ног – мало чем отличающихся от наших, – но и ходить на них по земле. Некоторые научились даже ходить на двух ногах, а другие две – меньшего разме­ра, похожие на наши руки, – держали перед собой.

Я наблюдал за этим, как наблюдают за разгораю­щимся пожаром, и видел, как маленькая искорка, да­рившая тепло, постепенно превращалась в бушующее пламя.

Появились насекомые, множество видов и форм. Некоторые из них стали летать, но совсем не так, как это делаем мы. Они выглядели чудовищно. Мир бук­вально кишел новыми живыми существами, голодны­ми, стремительно передвигающимися. Одни питались другими – так было всегда, однако теперь речь уже не шла об отдельных и достаточно редких случаях. По мере роста числа разнообразных животных убийств становилось все больше и больше. Мало того, между ящерами происходили настоящие сражения, они буквально разрывали друг друга на части, а огромные крылатые рептилии набрасывались на мелких, бегаю­щих по земле существ и уносили их в свои гнезда.

Изменились и формы размножения. Потомство вылуплялось из яиц, а позднее возникли и живородя­щие виды.

Все это я наблюдал в течение миллионов лет и иногда спокойно и словно бы отвлеченно обсуждал увиденное с Богом. Но бывали ситуации, когда я, в оче­редной раз ослепленный и потрясенный красотой, воспевал увиденное и взмывал на небеса. Однако там, как и прежде, мои вопросы не вызывали ничего, кро­ме всеобщего раздражения. Иногда между нами воз­никали горячие споры. «Неужели мы не должны ни о чем спрашивать?» – вопрошали одни. «Нет, вы толь­ко посмотрите! – восклицали другие. – В момент смерти ящера из него вылетает мощная и горячая ис­кра жизни!» И в те минуты, когда мне казалось, что я никогда не смогу обрести покой, Господь вновь и вновь принимал меня в свои объятия…

«Взгляни на все внимательнее и осмысли замысел в целом, – говорил Он. – Ты намеренно видишь лишь отдельные его части».

Он обращал мое внимание на полное отсутствие пустых потерь во вселенной, на то, что разложившая­ся материя служит пищей другим и что взаимообмен происходит ныне совершенно не так, как прежде, а основывается на иных принципах: «убивай и пожи­рай, переваривай и извергай».

«Здесь, рядом с Тобой, – отвечал я, – мне откры­вается лишь красота мира. Но стоит слететь вниз, за­рыться в мягкую траву – и все видится в ином свете».

«Ты мой ангел, наблюдатель и хранитель, а пото­му обязан преодолеть в себе эти противоречия», – увещевал меня Господь.

Когда я в очередной раз спустился на землю, на­стало время постичь восьмое «откровение» – появ­ление теплокровных птиц, крылья которых были по­крыты перьями.

Ударение, сделанное им на последних словах, и взволнованный тон, каким они были произнесены, совершенно не соответствовали общему тону его по­вествования, и это несоответствие вызвало у меня не­вольную улыбку.

– Крылья, покрытые перьями! – повторил он. – Сначала мы увидели головы и подобие собственных лиц у насекомых, ящериц и всякого рода чудовищ! А теперь нате-ка – появляется теплокровное суще­ство, в котором едва бьется хрупкая жизнь, и при этом оно обладает оперением! Оно летает совсем как мы! Оно взмывает ввысь, расправляет крылья и парит!

Надо отдать должное, в кои-то веки мой возму­щенный крик оказался далеко не единственным на небесах. Тысячи ангелов были несказанно удивлены, увидев эти материальные создания с такими же, как у нас, крыльями. Благодаря нежным, как и наши, перьям птицы казались очень легкими и мягкими и могли летать даже в ветреную погоду… Последствия этого события не заставили себя долго ждать.

Небеса буквально взорвались песнопениями, вос­клицаниями, криками… Ангелы гонялись за крыла­тыми созданиями, окружали их, провожали до самых гнезд и потом наблюдали, как из яиц вылупляются птенцы, как они растут и превращаются во взрослых птиц.

Понимаешь, мы и раньше становились свидетеля­ми рождений, роста и взросления тех или иных материальных существ. Но впервые эти существа были так похожи на нас самих.

– А Господь хранил молчание?

– Нет. Он собрал нас всех вместе и спросил, как получилось, что до сих пор мы сумели узнать и по­стичь так мало, что этого оказалось недостаточно для избавления нас от приступов страха и гордыни. Гор­дыня – вот что, по Его словам, заставляло нас стра­дать. Нас приводила в ярость сама мысль о том, что столь маленькие, слабые создания с крошечными го­ловками и странного вида личиками обладают таки­ми же, как наши, крыльями. Он преподал нам суро­вый урок и предупредил: «Напоминаю вам еще раз, что процесс не завершен. Он будет продолжаться, и вам неоднократно предстоит стать свидетелями уди­вительных, поистине поразительных событий. Но Вы Мои ангелы, вы принадлежите Мне и должны верить в Меня!»

Девятое «откровение» стало болезненным потря­сением для всех без исключения ангелов. Одних оно привело в ужас, других преисполнило отвращением, ибо в девятом «откровении», как в зеркале, отрази­лись те сокровенные чувства, которые оно породило в наших сердцах. Речь идет о появлении на земле мле­копитающих, чьи ужасные крики боли и муки взмы­вали к самым небесам и заглушали любые звуки, исторгаемые страдающими и умирающими живот­ными. О-о-о-о! Все наши опасения, вызванные появ­лением смерти и разложения, оправдались с лихвой, причем в самых отталкивающих формах!

Звуки, доносившиеся с земли, стали совсем дру­гими, и все, что нам оставалось делать, – это терпеливо сносить все страхи и мучения и воссылать к небесам свои окрашенные тревогой и изумлением песнопения. Тон наших гимнов стал безрадостным, а сами они – маловразумительными. И только Господь со­хранял спокойствие, и свет его оставался ничем не омраченным.

Теперь, наконец, перейдем к десятому «открове­нию». Человекообразные обезьяны стали ходить на двух ногах. Не насмешка ли это над самим Господом Богом?!! Но вот она перед нами – обезьяна, распря­мившая спину, волосатое грубое животное с двумя ру­ками и двумя ногами, примат, по чьему образу и по­добию созданы все мы! Хвала небесам, у него не было крыльев. Надо признать, что ни одно крылатое суще­ство даже не приблизилось к нему в своем развитии. Это животное с дубиной в руках неуклюже передвига­ется по земле, зубами рвет на части плоть своих врагов, кусает, бьет и закалывает насмерть всех, кто оказыва­ет ему сопротивление. Это подобие самого Господа Бога и гордых сыновей Его – ангелов – умело владе­ет примитивными орудиями.

Как громом пораженные, мы внимательно рас­сматривали его руки. Есть ли у него большие пальцы? Можно сказать, что есть! Как громом пораженные, мы бродили вокруг мест их скопления. Неужели те звуки, которые они издают, – это своего рода осмысленная речь? Можно сказать – да! Но в чем же состоит умы­сел Божий? Почему Он так поступил? Неужели и это не возбудит в нем гнев?

Однако вечный свет Господень по-прежнему изли­вался на мир, и ничто, казалось, не в силах его омра­чить. Разве не слышал Он вопля умирающего примата? Разве не достигал Его ушей визг макаки, раздираемой на части ее более крупным собратом, и разве не видел Он, как покидает ее яркая искра жизни?

«Нет, это просто неслыханно, это невозможно себе даже представить!» – вскричал я, взмывая к небесам.

Ответ Господа был отнюдь не утешительным. «Мемнох, – сказал Он, – если даже Я не считаю это суще­ство насмешкой над Собой, если Я Сам его создал, то как можешь ты чувствовать себя оскорбленным? Удовлетворись таким объяснением, Мемнох, удивляй­ся, изумляйся, но не беспокой Меня больше. Со всех сторон до Меня доносятся песнопения, повествующие о любой мелочи, о каждой детали Моего совершенно­го творения. И только ты приходишь с вопросами, которые по сути своей есть не что иное, как брошен­ные Мне в лицо обвинения. Все, Мемнох! Хватит! До­вольно!»

Я чувствовал себя посрамленным и униженным. Само слово «обвинение» испугало меня и привело в замешательство. Известно ли тебе, что «сатана» в пе­реводе с древнееврейского означает «противник, об­винитель»?

– Известно, – ответил я.

– Тогда, если позволишь, я продолжу. Такое от­ношение было мне в новинку. И тем не менее я созна­вал, что на протяжении долгого времени без конца обвинял Господа то в одном, то в другом и неустанно твердил, что эволюционный процесс в том виде, в ка­ком он происходит на земле, не может соответство­вать божественной воле и желанию.

И вот теперь Он совершенно недвусмысленно приказал мне прекратить жаловаться и продолжать наблюдение. Он вновь подтвердил широту и гранди­озность своих замыслов, указал на колоссальные пер­спективы тех изменений, свидетелем которых мне до­велось быть. Иными словами, Он позволил мне, словно при мгновенной яркой вспышке, увидеть Его глазами то, что никогда не открылось бы мне самому.

Я уже сказал, что чувствовал себя посрамленным и смиренно обратился к Богу с просьбой позволить мне и в дальнейшем оставаться рядом с Ним. «Конечно, оставайся», – милосердно произнес Господь. Мы при­мирились, однако с тех пор, продолжая купаться в лу­чах Его Божественного света, я постоянно был наче­ку – так настороженно ведет себя животное, в любой момент ожидающее нападения невидимого в лесных зарослях врага. Настороженно и с опаской.

А тем временем внизу, на земле, происходило не­что из ряда вон выходящее!

Подумать только! Впрочем, не знаю, эти ли слова я должен употребить или лучше с библейским пафосом громко воскликнуть: «Зрите!». Суть в том, что волоса­тые прямоходящие существа положили начало весьма странному ритуалу. Вообще-то они положили начало очень многим обрядам и создали весьма сложные по­веденческие модели. Но я, если ты не против, сразу перейду к описанию наиболее важной из них Волоса­тые прямоходящие существа стали хоронить своих мертвых сородичей.

Прищурившись, я озадаченно наблюдал за Мемнохом. Он так глубоко погрузился в воспоминания и был до такой степени поглощен своим повествовани­ем, что, пожалуй, впервые за все время нашей беседы выглядел действительно несчастным и подавленным, однако по-прежнему красивым. Никакие грустные мысли не в силах были исказить прекрасные черты его лица.

– И что? Одиннадцатым «откровением» стала обязанность хоронить мертвых? – спросил я.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, в котором явно читалось разочарование. Мысль о том, что он не в состоянии ясно и доступно мне все изложить, при­водила его в смятение.

– Так что же ты имеешь в виду? – нетерпеливо переспросил я, горя желанием узнать как можно больше. – Что подразумевается под словами о том, что они хоронили своих мертвых?

– Очень и очень многое, – прошептал Мемнох, многозначительно покачав передо мной пальцем. – Ибо обряд погребения был сопряжен с проявления­ми родства и близости, какие до той поры мы едва ли встречали у какого-либо вида живых существ. Силь­ные заботились о слабых, здоровые помогали больным, кормили и оберегали калек, и, наконец, все вместе они с цветами хоронили мертвых. Ты только подумай, Лестат, – с цветами! Вот в этом-то и заключалась главная суть одиннадцатого «откровения» – в появлении со­временного человека! Косматого, сутулого, покрытого волосами и еще очень похожего на обезьяну, но тем не менее – человека! И лицо этого человека уже мало чем отличалось от наших. Современный человек был способен испытывать любовь и привязанность, свой­ственные прежде лишь нам, ангелам, и Создателю. Он проявлял свои чувства по отношению к сородичам, он так же, как и мы, любил цветы и с их помощью выра­жал свое горе во время погребального обряда.

Я долго молчал, обдумывая сказанное, но в первую очередь упоминание Мемноха о том, что он, Бог и остальные ангелы служили своего рода идеальным образцом, эталоном, к которому на их глазах стреми­лись в своем развитии человеческие существа. Я ни­когда не размышлял над этим вопросом с такой точ­ки зрения. И вновь перед моим мысленным взором возник Его образ в тот момент, когда Он повернулся спиной к балюстраде и обратился ко мне: «Ты нико­гда не станешь Моим врагом, Лестат, правда?»

Мемнох не сводил с меня глаз. Я отвел взгляд. Внут­ри меня все более крепло чувство привязанности к не­му, вызванное прежде всего его рассказом и той эмоциональностью, с какой он излагал свое повествова­ние. Кроме того, пришедшие на память слова Бога Воплощенного вновь повергли меня в смятение.

Дата добавления: 2015-09-05