Братья и сестры

Первое, что следует констатировать, — наши тесты, относящиеся к понятиям «брат» и «сестра», представляют собою именно возрастные тесты, то есть что процент правильных ответов, данных по поводу каждого вопроса, пропорционально увеличивается вместе с возрастом.

Вот, например, результаты теста (1):

4—5 л. — 19%; 6—7 л. — 24%; 8—9 л. — 55%; 10—11л. — 87%; 12 л. — 100%

Что касается особенно интересующего нас теста (1), который содержит трудность, аналогичную той, какая находится в тесте Бине и Симона о трех братьях, то он решается всеми испытуемыми лишь в 12 лет, а в 10 лет — всего 75% из них. Излишне возвращаться к качественному анализу неверных ответов: во всех наблюдавшихся случаях эти ответы идентичны тем, которые мы цитировали в главе II, § 3 (Рауль, Жак и т. д.). Таким образом, до 10 лет 75% детей не способны сказать, сколько братьев и сестер имеют их собственные братья и сестры, ибо они не умеют отрешиться от своей собственной точки зрения. В 8 лет лишь половина детей может найти правильный ответ. Здесь мы находим прекрасное подтверждение логического значения теста Бине и Симона.

Что касается вопроса (2) (число детей в семье), то он, очевидно, гораздо легче предыдущего, поскольку правильно разрешается в 75% случаев, начиная с 7 лет. Большая разница между вопросами (1) и (2) подтверждает полезность различения между логикой классификации (суждение о принадлежности) и логикой отношения и показывает, насколько оперирование суждением принадлежности легче, чем пользование суждением об отношении. В самом деле, ребенок гораздо чаще становится на точку зрения всей семьи целиком, засчитывая и себя в качестве брата, чем на точку зрения каждого из своих братьев и сестер. Следует, однако, заметить, что еще до 10 лет встречается немало ошибок, обязанных тому обстоятельству, что ребенок сам себя не считает среди братьев и сестер (что составляет одну из наиболее известных форм реалистической иллюзии у детей).

Любопытно, что не все те дети, которые правильно отвечают на вопросы (1) и (2), иначе говоря, дети, успешно проходящие тест (1), проходят тест (2); по крайней мере, это, безусловно, верно по отношению к малышам. Начиная с 8-9 лет дело уже обстоит иначе. Но только к 10 годам дети способны одновременно сказать, сколько братьев и сестер в семье и сколько братьев и сестер имеет каждый из них. Скомбинированные между собой, эти два теста (1 и 2) вызывают те же трудности, что и тест Бине и Симона о трех братьях. А так как этот последний тест равным образом успешно проходится только к 10 или 11 годам, то мы можем сделать вывод, что наш анализ материалов, полученных с помощью этого теста, правилен.

Такое впечатление будет еще более отчетливым, если мы теперь перейдем к изучению ответов, которые дает ребенок, когда его спрашивают о чужой семье при помощи тестов (3), (5) и (6). Вопрос (5), имеющий ту же логическую структуру, как и (1) («Сколько братьев у Х и Y?» и т. д.), дает совершенно схожие результаты. Он проходится успешно тоже в 10 лет. В возрасте младше 7 лет, однако, он дает худшие результаты, чем (1), что естественно, так как он ставит ребенку более трудные задачи для приспособления: новые имена и т. д. После 7—8 лет эти сопутствующие обстоятельства не играют большой роли — остается одна логическая трудность, подобная трудности теста (1).

Что касается вопроса (6), то он, напротив, более труден, чем вопрос (2), и решается лишь в 10 лет, как вопрос (8), а не в 6 лет, как (2). Но это понятно. Прежде чем ребенка стали расспрашивать, он часто думал о вопросе (2) (число детей в его семье), независимо от точки зрения каждого из его братьев. Наоборот, вопрос (6) предполагает известное приспособление (к новым именам и т. д.), но особенно требует, чтобы ребенок произвел общий счет братьев в зависимости от того, что он узнал по поводу вопроса (5). Значит, он не станет непосредственно считать отдельных лиц, как он это делает для своей собственной семьи (суждение принадлежности), но будет принужден построить суждение о принадлежности из суждений об отношении теста (5). Это-то построение и составляет трудности теста (6).

Тесты (5) и (6), рассматриваемые вместе, снова воспроизводят трудности теста Бине и Симона: и снова они удаются лишь в возрасте 10 лет. Напротив, тест (3) проходится успешно начиная с 8 лет. Он, следовательно, легче, чем тест (5), и даже, что любопытно, чем тест (1). Единственное объяснение этому факту, по нашему мнению, следующее: относительно теста (1) ребенку труднее стать на точку зрения своих братьев, чем на точку зрения трех братьев теста (3), потому что, когда речь идет о его собственной семье, ему недостаточно стать на точку зрения других, ему нужно еще смотреть на самого себя с точки зрения других, что вдвойне трудно. Пользуясь тестом (5), ребенка сразу помещают на привилегированную точку зрения, а именно на точку зрения Эрнеста. Трудность, таким образом, в некотором роде аналогична трудности теста (1). Эти обстоятельства могут объяснить, почему тест (3), не предполагающий специальных трудностей, оказывается легче, чем тесты (1) и (5).

Как бы то ни было, уже одна аналогия результатов тестов (1), (5) и (6) способна подкрепить наши объяснения главы II: рассуждения ребенка, когда речь идет о чистых логических задачах, как в тесте Бине и Симона о трех братьях, объясняется привычками ума, приобретенными ребенком в отношении своих собственных братьев и сестер.

§ 3. Определение слова «брат» (или «сестра»)

Нам остается проделать последнее проверочное испытание. Если трудности, указанные выше, зависели от неспособности оперировать логикой отношений, то в самом определении слова «брат» должно снова встретиться такое отсутствие относительности. Это нам и покажет тест (4).

В этом отношении нужно, прежде всего, заметить, что первая часть вопроса («Ты сам брат?») не представляет трудности начиная с 4—5 лет. Но только в 9 лет складывается правильное определение, то есть такое, которое в той или иной форме содержит идею: чтобы быть братом, нужно иметь брата или сестру.

Простейшие определения гласят, что брат — это мальчик. Например:

Жо (5 л.) полагает, что брат — «это маленький мальчик. — Все мальчики братья? — Да. — У папы есть брат? — Да, и сестра. — Почему твой папа брат? — Потому что это мужчина».

Ло (5 л.). «Сестра — это девочка, которую знаешь. — Все маленькие девочки, которых ты знаешь, — сестры? — Да, а мальчики — братья».

Ба (6 л. 10 м.). «Сестра — это девочка. — Все девочки — сестры? — Да. — А я, я — сестра? — Нет. — А почему ты знаешь, что я не сестра? — Я не знаю. — Но ведь у меня есть сестра, что же, я не сестра? — Да. — Что же такое сестра? — Девушка. — Чтобы быть сестрой, что нужно иметь? — Не знаю» (У Ба есть две сестры и брат).

Пи (6 л.) Брат — это «мальчик. — Все мальчики — братья? — Потому что есть такие, которые маленькие. — А когда маленький, то это уже не брат? — Нет, брат только тогда, когда большой».

Этот последний случай тем более любопытен, что Пи только что сказал, что он сам не брат «Почему же? — Потому что у меня нет других. Потому что я один». Значит, он внутренне как будто бы знает, что такое брат, но в надлежащей степени не осознал необходимых признаков «брата», чтобы дать определение. В подобных случаях мы, разумеется, отмечаем ответ на вопрос (4) как правильный. Однако то обстоятельство, что Пи не умеет ни оперировать понятием «брат», ни определить его, хорошо показывает, что осознание, вызываемое определением, есть полезный признак. На вопрос (3) Пи, например, отвечает, что у Огюста, «может быть, два брата», у Альфреда — «три», у Ремона — «четыре». На вопрос (5) Пи отвечает, что у Поля было, «может быть, три брата», у Анри — «один», у Шарля — «четыре» и что всего — вопрос (6) — было три брата в семье.

Соб (7 л.) полагает, что все мальчики — братья. «Твой папа — брат? — Да, когда он был маленький. — Почему твой папа был братом? — Потому что он был мальчиком. — Ты знаешь брата твоего отца? — У него нет брата [и сестры]».

Кан (7 л. 6 м.). «Это мальчик. — Все мальчики — братья? — Да. — Твой отец — брат? — Нет. — Почему? — Потому что это мужчина. — Твой папа не брат? — Да. — Почему? — Потому что он был то же самое, что маленькие мальчики».

Бо (8 л.). Брат — «но ведь это мальчик, это тоже некто. — Все мальчики братья? — Да, и потом есть еще двоюродные братья, и потом племянники. — У твоего папы есть брат? — Да. — Он брат? — Да. — Почему твой папа — брат? — Не знаю. — Что же нужно иметь для того, чтобы быть братом? — Не знаю, это трудно».

По (8 л. 6 м.). «Сестра — это девочка. — Все девочки — сестры? — Да. — Ты уверена? — Сестра — это девочка. — А разве нет девочек, которые не были бы сестрами? — Нет».

Пон (9 л.) считает также, что все мальчики — братья.

X. (10 л.) — то же самое. И т. д.

Другой этап в определении наблюдается у испытуемых, которые знают: чтобы быть братом, нужно иметь в семье несколько человек, но которые не дают всем детям одного и того же наименования.

Со (8 л.) не знает, брат ли он (единственный ребенок). Брат — «это когда у кого-нибудь есть ребенок, и вот ребенок, который появляется потом, — это брат». Со не умеет разрешить ни вопрос (5), ни вопрос (6). Вопрос (3), напротив, решает правильно.

Галь (9 л.). «Когда имеется мальчик и другой мальчик, то их двое. — Твой папа — брат? — Да. — Почему? — Потому что он родился вторым. — Тогда что же такое брат? — Это мальчик, который появляется вторым. — Тогда, значит, первый не брат? — Ах, нет! Называют братом второго брата, появляющегося на свет». Эти ответы хорошо показывают отсутствие относительности слова «брат».

Встречаются другие случаи ложных определений, но не имеющих логического интереса, ибо они попросту неполны.

Кур (9 л.). «Брат — это маленький человек, который живет с нами. — Значит, все мальчики, которые с тобой, — братья? — Нет, это мальчик, который всегда с нами».

Пон (9 л.). «Брат — это мальчик, который находится в той же самой квартире».

В таких случаях следует, конечно, расспрашивать ребенка дальше, чтобы убедиться, не осознал ли он иными путями, что речь идет о детях одной и той же семьи.

Что касается правильного определения, то это такое, которое заключает в себе идею: чтобы имелись брат или сестра, нужно, чтобы в одной семье было, по крайней мере, двое детей. Очень часто ребенок знает это, но не может выразить сразу. В таких случаях нужно достигнуть того, чтобы ребенок выявил свою мысль. Начиная с 7 лет подобные правильные определения даются в значительном количестве (приблизительно 60%).

Ми (7 л. 6 м.). Брат — это «мальчик. — Все мальчики — братья? — Да. — Мальчик, который один в семье, — брат ли он? — Нет. — Почему ты брат? — Потому что у меня есть сестры. — А я, я — брат или нет? — Нет. — Откуда ты это знаешь? — Потому что вы мужчина. — А есть ли братья у твоего папы? — Да. — А он сам брат? — Да. — Почему? — Потому что у него был брат, когда он был маленький. — Скажи мне, что такое брат? — Это когда есть несколько детей в семье».

Мы, может быть, произвели на ребенка нажим, задавая ему вопрос «Мальчик, который один в семье, — брат ли он?» Но вот другие случаи:

Фаль (7 л.). «Все мальчики — братья? — Да. — Все? — Нет, есть такие, у которых нет сестер. Чтобы быть братом, нужно иметь сестру».

Фа (7 л.). «Все мальчики братья? — Нет. — Что нужно, чтобы быть братом? — Нужно быть двум мальчикам вместе, мама и два мальчика».

Сет (7 л.). «Брат — это маленький мальчик, у которого есть еще маленький мальчик с ним».

Рей (10 л.). «Брат, ну, это когда имеется двое детей».

Берн (10 л.). «Брат — это родство, мальчик родственник другого».

Любопытно, что здесь не наблюдается заметной разницы между единственными детьми в семье и другими.

Хотя эти определения и не зависят непосредственно от суждения об отношении, все же они дают нам полезные проверочные сведения, показывая, что осознание относительности понятия «брат» приобретается весьма медленно. Вначале понятие «брат» нисколько не относительно. Понятие «брат», подобно понятию «мальчик», употребляется в абсолютном смысле. Во второй стадии относительность уже замечается, но ребенок еще приводит особые указания, считая братом только одного ребенка в семье, что мешает какой бы то ни было действительной относительности. Очевидно, впрочем, насколько эта вторая стадия интересна для нас, поскольку позволяет догадываться о причинах странных вычислений, которым предаются дети первого и четвертого типов при решении теста Бине и Симона о трех братьях. Если ребенок не считает всех мальчиков одной и той же семьи братьями, то вполне естественно, чтобы каждый из братьев не имел того же числа братьев, что другие. По крайней мере, в подобных усложнениях понятия «брат» содержится достаточная причина, чтобы помешать всякому правильному суждению об отношении. Наконец, тот факт, что правильное определение в среднем получается лишь в 9 лет, объясняет нам, почему только после этого возраста такие простые тесты, как (4) и (5), разрешаются правильно.

Дата добавления: 2015-09-06