Бумеранг-затейник

1.

Если говорим, что не согрешили, то представляем Его лживым.

Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего,

тот ещё во тьме и не знает, куда идёт.

Потому что тьма ослепила ему глаза.

Ибо всё, что в мире есть похоть плоти, похоть очей и гордость житейская.

Мир проходит, а исполняющий волю Божию пребывает вовек.

И теперь появилось много антихристов. Они вышли от нас, но не были наши.

Ибо если были бы наши, то остались бы с нами.

Впрочем, вы имеете помазание и знаете всё.

Я написал вам не потому, чтобы вы не знали истины,

но потому, что вы знаете её.

Ровно, как и то, что всякая ложь не от истины.

Он закрыл книгу и посмотрел на небо. Серые тучи предвещали неизбежность дождя. «Ну что, брат Георгий, надо спрятать инструменты». Он встал с покосившейся лавки и, вынув из чурки заржавевший топор, направился к сараю.

Перепрыгнув речушку, он задумчиво остановился. Криво прибитые друг к другу заборные доски, щели и паутина терпеливо дожидались хозяина.

«Что ж я непутёвый такой? Даже дрова - и те гнилые». Он положил топор у двуручной пилы. Первая капля дождя тихо скатилась по небритой щеке. «Совсем обленился… Вот скоро рухнет, что тогда делать будем, а, братко!?» - последние слова эхом пронеслись по двору.

Почти непротоптанная дорожка уводила к дряхлой хибарке, выглядывавшей из-за кривых карельских сосен. Предбанник да одна комнатушка, полтора на два с половиной. В правом верхнем углу - Троица Андрея Рублева, топчан на всю стену. Небольшая печурка, «мазанка». На стенах из брёвен топорщится мох, который он собирал у болотца за лесом. Пол, выкрашен половой краской, потрескавшейся от времени. Табуретка для гостей - к ним заходил Егор.

Георгий остался присматривать за домом, а Семен пошёл встречать рассвет. Он любил смотреть на солнце, медленно выползавшее из-за небольшого утёса, возвышавшегося в центре озера. К нему вела узкая речушка, петлявшая среди деревьев. Вода в ней не замерзала даже в самые лютые морозы.

Одинокие лягушки вели предрассветные беседы. Там, в глубине леса начинало зарождаться утро.

2.

Ветер успокоился, как только хлопнула дверь, и по палате разнёсся привычно спокойный вопль:

- Капельницу! Быстро!

Серый круговорот погибших и выживших, смертей и «вторых рождений». Кольцо, внутри которого часы до окончания ночного дежурства кажутся важнее отведённых кому-то лет. И вместо слёз, отчаянья, надежды - усталый неторопливый разговор:

- А кто его знает? Из сугроба вытянули…

- Чего, прямо так, в тапках?

- А чё ему?

И память, и сердце покоятся внутри каменными изваяниями. Слова, когда-то резавшие слух, остались только словами. Лица одинаковы, одинаковы судьбы, хриплое дыхание, если повезёт. По ночам - чаще, истории - те же.

- Как обычно? - спрашиваю.

Уже не пугает тёмно-синий цвет кожи. Кровавые подтёки и застланный слюной изрубцованный подбородок не вызывают тошноту.

- Ну, - отмахивается Владимир Степанович. - Только этот - техническим.

Ленка хохочет у зеркала: «Во придурок!»

3.

Аккурат к обеду я добрёл до скита прп. Зосимы. Отец Онуфрий встретил меня у самых ворот.

- Не брат ли это Симеон пожаловал? - с нескрываемой радостью спросил он, и, не успел я ответить, как он продолжил, - Благословляю ко мне на чай!

Он, как бы шутя, перекрестил меня и повёл за собой. Послушник Василий принёс медовый пряник, он словно светился посреди стола. Было видно: батюшка очень доволен, что смог угостить меня таким лакомством.

- …………… ……… …, …………………. ……… … …………, ………, …………………….

- Батюшка, а всё-таки почему древние отцы называли бесов эфиопами?

Отец Онуфрий внимательно посмотрел на меня, улыбнулся, (казалось, даже засмеялся где-то внутри), и спросил:

- Оно тебе надо?

- Не мне, батюшка…

- То, что Егор интересуется - это хорошо. Пусть сам приходит - тогда и поговорим. А вот ты бы подумал о постриге.

- Даже не знаю, батюшка. А когда?

- Да хоть на пророка Даниила!

4.

- Капельницу! БЫСТРО!!! - крик ворвался и не смолкал, эхом гудя по палате.

- Чёйта с Степанычем? - весело шепнула Ленка.

Я пожала плечами и механически занялась капельницей…

…я отвыкла смотреть в глаза лежащим на койках. Это вселяет неуверенность и смертельную скуку. Все они молчат, и молчат зачастую именно глазами.

Она была ещё в сознании, когда я, не заглядывая в лицо, оттянула рукав вверх… Непросто описать это чувство. Будто самый страшный кошмар, не повторявшийся из ночи в ночь долгие годы, посещает вновь и становится реальным, бесконечным, живым.

Резкая вонь нашатыря кольнула в нос. Над головой кружил белобрысый потолок реанимации.

- Вроде, в себя приходит, - бормотал вверху голос Василия Степановича.

Ленка, шурша халатиком, преувеличенно громко вздыхала.

- Давай-давай, поднимайся! Там ещё двоих привезли, так ты уж разберись с этой красавицей, и бегом в мой кабинет. Больничный накарябаю.

Солнечный свет бил в окно палаты. Я неподвижно стояла у койки, держась за решётчатое изголовье. Ленка суетилась рядом, раздражённо бормоча себе под нос всякую чушь. Наконец, всё было готово.

- РАЗРЯД!!! - что было сил, проорала она.

Тело приподнялось и через мгновение рухнуло на пружины. Ровная зеленоватая линия на мониторе вселяла ужас.

- РАЗРЯД!!!

…она медленно приходила в себя. Две карего цвета пустыни, не моргая, глядели на меня с подушки. Я чувствовала нечто схожее с оцепенением, всматриваясь в её лицо, безучастно наблюдая за тем, как сменяют друг друга полузабытые снимки. Не знаю, сколько минут прошло без движения, в абсолютной тишине, как вдруг её ссохшиеся губы дрогнули.

- Пожалуйста… сделай мне подарок… - почти не раскрывая рта, просипела она.

Я не двигалась. Пульс редел.

Лена достала из пачки сигарету, присела на ступеньку рядом.

- Чего с тобой, не понимаю! - бодро начала она, - не первая ж она тут… того… Там вон ещё двое, с ней привезли которых, так те тож…

- Какие двое? - где-то в глубине долбануло током.

- Да тоже, из этих… - выпустив дым, проговорила Лена. - Стрёмные такие… у одного причёска идиотская, второй - вообще негр! Представляешь?

- Господи.

5.

Жорик, как всегда, ждал недалеко от дома. Виляя хвостом и радостно лая, он мчался мне навстречу.

Мы подошли к двери, из которой торчала подмокшая от дождя записка.

Тебе пришла посылка. Света с почты попросила занести.

Егор

Входит в дом.

На столе запечатанный свёрток.

Новенькая тёмно-синяя книга.

Титульный лист.

«СИНДРОМ ЭФИОПА»

С благодарностью. Татьяна Ларина.

Через два дня после пострига монах Даниил умер. Умер тихо, в своей новой келье.

Занавес.

Бурные аплодисменты.

Дата добавления: 2015-09-06