Глава 8. — Это ты мою девчонку трахнуть хочешь?

— Это ты мою девчонку трахнуть хочешь?

Услышать такой вопрос в свой адрес — хорошего мало. Вдвойне хуже, если тебе его задает человек, официально признанный сумасшедшим, причем буйным. У меня было две возможности: ответить этому чуваку по-мужски, ввязаться в драку, и там будь что будет, или же прикинуться слепым, глухим, а еще лучше — мертвым. Говорят, это лучшая модель поведения при нападении медведя гризли.

Недолго посовещавшись сам с собой, я выбираю второй вариант. К сожалению, от этого медведя так просто не отделаешься.

— Ты, кто же еще, — продолжает нудить он. — Я тебя сразу вычислил.

Смотрит этот человек-медведь куда-то чуть в сторону, словно говорит не со мной, а с некой точкой на стене чуть левее и повыше моего плеча. Впрочем, обманываться нет смысла: я прекрасно понимаю, что обращается он ко мне. Я нервно ерзаю в кресле. Господи, ну где же Дафна?

— Винсент, отвали от него, — слышу я знакомый голос.

Обернувшись, вижу зашедшую в комнату Дафну. Мне вдруг становится смешно, и я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться в голос: полное ощущение, что Дафна вырядилась пациенткой психушки на Хеллоуин. У нее отросли волосы, и теперь обесцвеченные кончики отделены от черепа примерно дюймом тусклых некрашеных волос. Взгляд у нее стеклянный, почти неподвижный, и более того, она где-то раздобыла настоящую тошнотворно-зеленого цвета больничную пижаму и дурацкие тапочки без задников. Я ловлю себя на том, что жду: вот она подурачится еще немного и сбросит с себя эту дурацкую маску, улыбнется, как раньше, мы с нею забьем косячок и найдем где-нибудь по соседству место, где можно потрахаться.

Секунда проходит за секундой — ничто не меняется. Это не маскарад.

— Ну что уставился-то? — говорит Дафна. — Сама знаю, дерьмовый видок.

— Позвольте не согласиться, — возражаю. — Вид самый что ни на есть панковский. — Видя, что Дафна готова разреветься, пытаюсь зайти с другой стороны: — Слушай, по крайней мере костюмчик у тебя выглядит на редкость удобным. Не знаешь, где такой раздобыть можно?

Дафна старательно пытается улыбнуться, но удается ей это, прямо скажем, не слишком хорошо.

— Знаю я одного парня, который вполне мог бы уступить тебе свою пижамку… — говорит она и вдруг, обернувшись, почти кричит: — Эй, Винсент, дистанцию!.. Я что сказала? Держи дистанцию!

Медведь проводит пятерней по жирным волосам с гитлеровской челкой на лбу и широким зигзагом уходит в дальний конец комнаты для общих занятий.

Комната для общих занятий. Одна из наших Самых Страшных Ссор (Номер Три, если говорить точнее) состоялась как раз в такой комнате в общежитии. Дело было так: я свалил от Дафны на целый вечер, потому что меня подрядили на обслуживание какого-то очередного банкета. То есть это я так ей сказал. Правда же заключалась в том, что мне захотелось поужинать с одной из своих бывших подружек, которую занесло в родную Итаку — проездом по пути в Торонто. Для начала мы оба повосторгались тем, что больше не школьники, а взрослые люди, которым ничего ни от кого не нужно скрывать, ну а под конец вечера моя бывшая решила нагляднейшим способом продемонстрировать взрослость и зрелость, для чего затащила меня в свою машину из проката, чтобы сделать на переднем сиденье минет. У Дафны, естественно, имеются друзья и подружки во всех ресторанах. В общем, все, что нужно, ей сообщили практически мгновенно, и ближе к ночи она ворвалась в общагу и стала штурмовать мою комнату. Живший на том же этаже комендант-куратор, естественно, не пришел в восторг оттого, что в три часа ночи его разбудила громкая, на весь коридор, ругань. Последовала угроза вызвать службу безопасности кампуса, и я, во избежание лишних неприятностей, утащил Дафну в ту самую комнату для общих занятий, где мы продолжили ругаться, никому не мешая, до самого рассвета.

Было это чуть больше года назад. Да, долгий выдался год. С тех пор многое изменилось. Сегодня Дафна явно не намерена с кем бы то ни было ругаться или спорить. Женщина, которая на прошлой неделе — по крайней мере, так сообщила полиция, — выкрикивая мое имя, облила бензином дом моих родителей, сейчас больше похожа на человека, вознамерившегося поставить мировой рекорд по продолжительности сна. Здесь, в клинике Кингз-Парк, она проходит психиатрическую экспертизу. Оказалась же она тут лишь благодаря титаническим усилиям Ларри Киршенбаума, связей и навыков которого хватило на то, чтобы вызволить ее из изолятора временного содержания тюрьмы «Рикерз-Айленд», где она без его помощи наверняка застряла бы, поскольку мой папаша отказался забирать заявление из полиции.

— Как родители? — спрашивает Дафна.

— Мама все переживает по поводу розовых кустов.

— Прости.

— Да ладно. На самом деле страховка покроет почти весь ущерб, а остальное — пусть отец хорошенько поскребет по сусекам: у него на шлюх, я думаю, немало припасено было. Но на всякий случай… В общем, когда в следующий раз тебе приспичит со мной повидаться, лучше позвони. У меня теперь, кстати, даже вот такая штука есть. — Я показываю ей свой пейджер.

— Охренеть! — говорит она. — Ты что, в наркодилеры подался?

— Очень смешно, — отвечаю я. — Вот уж не думал, что ты догадаешься…

Я в подробностях рассказываю ей про свою новую жизнь, опуская лишь некоторые детали, например долгое и мучительное одиночество, а также недавний обмен поцелуями с восходящей звездой модельного бизнеса. Когда речь заходит об отеле «Челси», на лице Дафны появляется искренняя, не вымученная улыбка. От моих слов ей на глазах становится лучше, и я вдруг начинаю понимать, почему мы смогли продержаться вместе достаточно долго для того, чтобы составить хит-парад наших Самых Страшных Ссор. Спору нет — порой она действительно вела себя не самым разумным образом, но ведь и я не всегда был с нею честен, и вообще, вряд ли меня можно было бы назвать идеальным бойфрендом. В общем, если у нее и в самом деле поехала крыша, то я к этому делу тоже руку приложил. Теперь я битый час пытаюсь, словно какой-нибудь начинающий недотепа-турист, добыть огонь при помощи кремня и трута. Время от времени мне удается высечь искру-другую, но заставить глаза Дафны гореть, как раньше, не получается. В конце концов она накрывает мою ладонь своей, и я понимаю, что она хочет мне сказать: продолжать это дело нет смысла. Я в какой-то степени даже успокаиваюсь и совершенно искренне обещаю Дафне снова заглянуть к ней в гости и настойчиво повторяю, что она может звонить мне, когда ей захочется и в особенности когда ей что-нибудь будет нужно. Пусть, например, даже просто поболтать.

— Вообще-то, есть одно дело, — говорит вдруг Дафна, — в котором ты бы мог мне очень помочь: я хочу разыскать своего отца.

Отец ушел от них, когда Дафне было пять. Несколько лет спустя он и вовсе пропал, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Одно время мы с Дафной всерьез спорили о том, кого жизнь круче обломала: парня, у которого папаша таскает деньги, чтобы сводить в ресторан любовницу, или девчонку, у которой отца словно бы и совсем не было.

— Ни фига себе! — говорю. — Думаешь сейчас самое время для этого?

— Его зовут Питер.

— Питер?..

— Питер Робишо. Ты же сам сказал, что если мне что-нибудь понадобится…

— Я имел в виду что-нибудь, что я действительно могу сделать. А тут… Разыскивать чувака, который свалил черт знает куда лет десять назад, — это не совсем по моей части.

— Ладно, забей, — говорит она с уже знакомой вымученной улыбкой. — Это я так, подкалываю тебя. Я же псих, сам знаешь.

— Посмотрим, может быть, что-то у меня и получится. Есть еще какая-нибудь информация? Ну, телефон какой-нибудь, адрес — для зацепки?

— Все, что мне известно, я тебе уже сказала, — шепчет она.

От корпуса, где держат Дафну, до парковки пять минут ходу. Тана ждет меня в машине. Она выразительно смотрит на часы, а затем на меня.

— Да неужели? — говорит.

Я молча сажусь на пассажирское сиденье и хлопаю дверцей. Занятный эффект: стоит провести час в психушке, и вот уже нормальный внешний мир кажется каким-то странным. Тана, слава богу, «унюхивает», в каком я настроении, и обратно в Левиттаун мы едем молча.

Дата добавления: 2015-09-06