Человек, который поджёг остров

В апреле 1858 года у мыса Горн свирепствовал жесточайший шторм. Корабли, приходившие в аргентинские и чилийские порты, выглядели так, словно им пришлось выдержать сражение с вражеской эскадрой: мачт как не бывало, палубные надстройки разрушены… Вскоре стало известно, что 1200-тонный парусник «Леопольд», накануне заходивший в Буэнос-Айрес, в порт назначения Кальяо не прибыл. Корабль попросту исчез. Судам, шедшим из Атлантики в Тихий океан и в обратном направлении, а также совершающим каботажные плавания вдоль западного и восточного побережий Южноамериканского материка, было дано указание искать пропавший парусник и его экипаж…

* * *

…«Леопольд» шёл в Кальяо с грузом кровельного железа и сельскохозяйственных машин. От самого Буэнос-Айреса океан беспощадно трепал корабль, однако опасный мыс Горн тем не менее обогнули удачно. И вот уже Тихий океан… 11 апреля ветер настолько усилился, что пришлось убрать все паруса и лечь в дрейф. В пять утра буря перешла в настоящий ураган. Неожиданно корабль резко вздрогнул. Раздался оглушительный, леденящий душу треск — это ломался корпус…

«Леопольд» наскочил на подводную скалу. Огромные волны раз за разом обрушивались на беспомощный корабль, унося в пенящуюся бездну шлюпки, палубные надстройки, ящики с грузом, людей… Исполинский вал снёс грот-мачту и всех, кто искал на ней спасения. Из тридцати человек команды в живых осталось одиннадцать. Корпус корабля, пропоротый скалой, всё ещё держался на поверхности. А когда спустя полтора часа наступил рассвет, уцелевшие моряки увидели, что скала, на которую напоролся «Леопольд», не была одинокой: не более чем в пятидесяти ярдах от неё поднимались другие скалы, а за ними, примерно на таком же расстоянии, явственно угадывалась суша…

Хотя ураган ещё не утих, в сердца людей вселилась надежда. Один из матросов связал обрывки снастей, один конец вручил остающимся на корабле, взял другой и бросился в клокочущие волны. Он надеялся добраться до скал и закрепить конец, чтобы, держась за канат, остальные могли покинуть судно. Однако корабельные обломки, плясавшие на волнах, вырвали конец из рук матроса, и в то же мгновение человека накрыла волна…

Героический поступок моряка, пожертвовавшего жизнью ради спасения товарищей, послужил добрым примером. Ещё одна попытка — и ещё один матрос стал жертвой стихии. Оставшиеся девять человек лихорадочно искали выход из положения. Ведь берег так близко, за скалами! Может быть, закрепить конец на обломке фок-мачты, обрубить такелаж, связывающий его с кораблём, волна смоет обломок, отнесёт к скалам, он застрянет между ними, и тогда, держась за трос, можно будет…

Один за другим в корпус корабля ударили три гигантских вала. Носовая часть судна пошла ко дну, а вместе с ней и люди. Матросу Луи Тусену в какой-то момент показалось, что он уже на дне. Вдоволь наглотавшись воды, он собрал последние силы и попытался всплыть на поверхность. Море било его о камни, в глазах мелькали огненные круги, в ушах стоял шум, внутренности как будто раздирали острые когти… Цепляясь за выступы скалы, человек выполз на поверхность. Жив! Двое или трое его товарищей ещё барахтались между скал, но набежал ещё один вал, и больше на воде уже никто не появлялся. Исчезли и остатки корабля.

Буря постепенно стихала, небо просветлело. С Тусена ручейками стекала вода. Спотыкаясь на мокрых камнях, он отошёл подальше от берега, и упал на землю, лязгая от холода зубами. Сейчас он думал только о том, чтобы согреться и обсохнуть. Забытьё накатило буквально в один миг…

Сон был долгим, а пробуждение тяжёлым. Тусен не ел больше суток, да ещё наглотался морской воды. Прежде всего он решил заняться розысками предметов, выброшенных после кораблекрушения. Однако помимо досок, пригодных для сооружения хижины, ему удалось найти лишь ящик с промокшими сухарями, горько-солёными на вкус. Никаких следов пребывания человека на острове не нашлось; более того — и сам остров оказался довольно малопривлекательным. У настоящего Робинзона он был куда более гостеприимным! За полосой каменистого пляжа начинался пояс густых трав — осока, папоротник, вереск. За ними простирались торфяники, занимавшие всю середину острова. Местами стеной поднимались густые заросли кустарников и чахлых, искривлённых деревьев. Правда, на острове гнездилось множество птиц, а на торфяных болотах зеленели ягодники с довольно вкусными плодами…

Горькие мокрые сухари и ягоды стали пищей Тусена в первые четыре дня. Потом остались только ягоды. Спустя несколько дней ему удалось обнаружить растение, сходное по виду и вкусу с сельдереем. Он ел его сырым, равно как и птиц, которых иногда удавалось подбить палкой. Проблема, как добыть огонь, встала перед ним в первые же часы, но сколько ни ломал голову Тусен, вспоминая разные хитрые рецепты, — ничего не выходило. Несколько дней он трудился в поте лица, пытаясь добыть огонь трением, и в конце концов заключил, что на это способны только учёные профессора, сочиняющие в тиши кабинетов книжки о происхождении человечества. Нужен был какой-то настоящий способ! Эх, если бы у него был кусок железа…

Однажды Тусену повезло: на берегу он нашёл какую-то металлическую скобу. Она сильно проржавела. Он долго, с ожесточением оттирал её песком, пока скоба не засверкала на солнце. Это была настоящая немецкая сталь! Теперь к огниву требовалось найти кремень. Обшарив весь остров, Тусен нашёл несколько полупрозрачных камешков. Возможно, они и не были кремнями, но искры давали первоклассные, а больше от них ничего и не требовалось. И наконец, наступил день, когда из искры разгорелось пламя… Позже Тусен считал этот день самым счастливым в своей жизни. Он плясал вокруг костра, как дикарь. Впрочем, он уже мало отличался от дикаря — тощий, оборванный, заросший…

На сухом, каменистом месте, неподалёку от месте крушения «Леопольда», Тусен соорудил шалаш, в котором отдыхал от трудов, а очаг, чтобы не таскать торф на большое расстояние, он расположил вблизи огромного торфяника, занимавшего всю внутреннюю часть острова. Топлива на острове было сколько угодно — его давали торфяные болота. Тусен поддерживал свой «священный очаг» день и ночь. Он охотился на птиц и варил свою добычу с сельдереем и другими съедобными кореньями.

Надежд на скорое спасение Тусен не питал: в эти воды суда заходили исключительно редко. Можно, конечно, было попытаться построить плот, но куда понесут его своевольные ветры и течения? Может быть, ещё дальше от материка, в беспредельный океан? А ближайшие островки, возможно, ещё хуже, чем этот, и уж конечно, тоже необитаемы…

На 20-й день своей робинзонады Тусен сильно ослаб и пал духом. С каждым днём становилось холоднее: зима Южного полушария неотвратимо шагала от Антарктиды всё дальше на север. Птицы уже начали покидать остров, а с их отлётом реальной становилась угроза смерти от истощения. Участились бури, пронзительнее стали ветры.

…Этот день выдался хмурым. Сильный южный ветер поднимал над островом тучи пыли. Со дня кораблекрушения Тусен делал зарубки на палке, и знал, что сегодня 2 мая. Весь день он настойчиво преследовал птиц: пока они совсем не оставили остров, следовало сделать запас солонины (вместо соли он употреблял морскую воду). Наконец, устав от бесплодной беготни, Тусен отправился спать в свой шалаш. Сон его был беспокойным: ему приснилось, что на «Леопольде» возник пожар. Задыхаясь от дыма, он проснулся, выскочил на воздух и остановился, поражённый чудовищным зрелищем: на острове бушевал пожар, охвативший почти половину горизонта. Это пылал торфяник. Пламя увенчивали клубы густого дыма, устремляющегося к северу. Огромные стаи встревоженных птиц, горланя, носились над ними. Если бы ветер был восточным, Тусен давно бы уже превратился в своём шалаше в обугленный труп. Как хорошо, что он не соорудил свой шалаш у торфяника! Да, но ведь там находился его очаг… Неужели это от него возник этот чудовищный пожар?

…С борта английского военного судна, производившего промеры глубин у западных берегов Южной Америки, на востоке заметили огромные клубы дыма. Издали казалось, что это горит само море. То ли это было подводное извержение вулкана, то ли лесной пожар на далёком уединённом острове…

К 4 мая пожар присмирел, лишь клубы дыма густо висели над горизонтом. Корабль приближался к предполагаемому «вулкану». Постепенно начали вырисовываться очертания низменного острова, окружённого скалами и пенистыми бурунами. Даже на близком расстоянии не чувствовалось характерного для вулканического извержения запаха серы, на поверхности моря не плавала ноздреватая пемза. Зато пахло обычной гарью. Дымная пелена скрывала значительную часть острова.

Семеро англичан, вооружённых ружьями, высадились на берег и начали осторожно продвигаться вперёд. Неожиданно они наткнулись на грязного, обросшего человека в изодранной одежде, сидевшего на корточках у примитивного очага, над которым висела закопчённая жестянка с каким-то варевом. Он был так увлечён своим занятием, что не услышал, как к нему почти вплотную подошли семеро моряков.

— Что вы здесь делаете? — раздался строгий окрик за спиной Тусена.

Он обернулся, поднялся, долго моргал воспалёнными глазами… До его сознания долго не доходил тот простой факт, что перед ним стоят его спасители. Вдруг его лицо озарилось радостной улыбкой. Он всхлипнул и упал навзничь как подкошенный. Только солидная порция рома привела Тусена в чувство. Но и после этого он продолжал молчать, взирая на людей с ружьями недоверчиво и отчуждённо. Он ясно видел, что перед ним английские военные моряки, но не мог вспомнить ни одного английского слова. И лишь потом понял наконец, что он спасён! Легко вспоминая забытые слова, Тусен поведал свою печальную историю. С большим трудом он добрался до шлюпки, а подняться самостоятельно по трапу на борт корабля вообще не смог. Он был необычайно истощён и, сам того не ведая, уже находился на пороге смерти…

Дата добавления: 2015-09-06