Действие первое. Мать Всеволода

Мать Всеволода

Женщина-врач

Отец Павла

Клара Ковалева

Поэты:

Всеволод Багрицкий

Павел Коган

Михаил Кульчицкий

Семен Гудзенко

Иван Земнухов

Чтецы

Представление поэтов.

Коган. Павел Коган. Поэт. Разведчик. Погиб 23 сентября 1942 года.

Звучит автоматная очередь.

Багрицкий. Всеволод Багрицкий. Поэт. Военный корреспондент. Убит 26 февраля 1942 года.

Звучит взрыв.

Кульчицкий. Михаил Кульчицкий. Поэт. Командир роты, Погиб под Сталинградом в январе 1943 года.

Звучит канонада.

Земнухов. Иван Земнухов. Поэт-молодогвардеец. Казнен в январе 1943 года.

Звучит одиночный выстрел.

Гудзенко. Семен Гудзенко. Поэт. Рядовой. Умер от ран в феврале 1953 года.

Звучит метроном.

Действие первое

Звучат голоса птиц, светлая мирная музыка.

На сцену выбегают с разных сторон трое юношей-поэтов в белых рубашках с распахнутыми воротничками: один с томиком стихов в руках, цветы у другого...

Павел Коган.

Косым,

стремительным углом

И ветром, режущим глаза,

Переломившейся ветлой

На землю падала гроза.

И, громом возвестив весну,

Она звенела по траве,

С размаху вышибая дверь

В стремительность и крутизну.

И вниз. К обрыву. Под уклон.

К воде. К беседке из надежд,

Где столько вымокло одежд,

Надежд и песен утекло.

Далеко,

может быть, в края,

Где девушка живет моя.

Но, сосен мирные ряды

Высокой силой раскачав,

Вдруг задохнулась

и в кусты

Упала выводком галчат.

И люди вышли из квартир,

Устало высохла трава,

И снова тишь.

И снова мир,

Как равнодушье, как овал.

Я с детства не любил овал!

Я с детства угол рисовал!

Чтец. Был в предвоенные годы в Москве, в Сокольниках, Институт философии, литературы и истории – ИФЛИ.

Чтец. Из дверей этого института вышло немало высокообразованных людей, утвердивших себя славными делами, активно и плодотворно работающих и сейчас.

Чтец. В конце 30-х годов в литературном институте учились Павел Коган, Всеволод Багрицкий, Семен Гудзенко, Михаил Кульчицкий.

Павел Коган.

Ну скажи мне ласковое что-нибудь,

Девушка хорошая моя.

Розовеют облака и по небу

Уплывают в дальние края.

Уплывают. Как я им завидую!

Милые, смешные облака.

Подымусь. Пальто надену. Выйду я

Поглядеть, как небо сжег закат.

И пойду кривыми переулками,

Чуть покуривая и пыля.

Будет пахнуть дождиком и булками,

Зашуршат о чем-то тополя.

Ветер засвистит, и в тон ему

Чуть начну подсвистывать и я.

Ну скажи мне ласковое что-нибудь,

Девушка хорошая моя.

Чтец. Павел Коган пришел в поэзию со стихами, презирающими покой и примиренность. Из воспоминаний друга поэта Давида Самойлова: «На литобъединении разбирали стихи по косточкам. Хвалили друг друга редко. Павел говорил звонко; коротко рубил воздух ладонью. Хвалил и ругал без удержу. Он был человек страстный. Также горячо, как к стихам, он относился и к людям. К друзьям влюбленно, но уж если кого не любил, то не признавал никаких достоинств. Активность отношения к жизни, к людям была чертой его характера. Он был требователен и порой деспотичен...»

Чтец. Из воспоминаний Сергея Наровчатого: «Он был сухощавым и угловатым, удивительно жизнелюбивым, странным в своих жестах и суждениях. Из-под густых сросшихся бровей пытливо и оценивающе глядели на собеседника глубоко запавшие каре-зеленые глаза. У него была поразительная память. Он знал наизусть сотни стихотворений самых разных поэтов. Читал их всегда вдохновенно, но особенно взволнованно звучал его голос тогда, когда читал стихи, осмысливающие время».

Чтец. Выписка из характеристики по семинару И.Сельвинского.

«Павел Коган. Активен. Очень культурен. Поэтически высоко принципиален. В этом году работал над продолжением романа в стихах. Оценка «отлично».

Музыка светлая, мирная.

Михаил Кульчицкий.

Самое страшное в мире –

Это быть успокоенным.

Славлю Котовского разум,

Который за час перед казнью

Тело свое граненое

Японской гимнастикой мучил.

Самое страшное в мире –

Это быть успокоенным.

Славлю мальчишек смелых,

Которые в чужом городе

Пишут поэмы под утро,

Запивая водой ломозубой,

Закусывая синим дымом.

Самое страшное в мире –

Это быть успокоенным.

Славлю солдат революции.

Мечтающих над строфою,

Распиливающих деревья,

Падающих на пулемет!

Чтец. Михаил Кульчицкий. В конце 30-х годов в Литературный институт пришел молодой человек. Он уже работал плотником, чертежником, учительствовал в школе, консультировал в издательстве.

Чтец. С раннего детства гнул спину над стихами. Был самым трудолюбивым из нас. Выделился сразу масштабностью таланта, самостоятельностью мышления. Чутко прислушивался к напряженному дыханию времени.

Чтец. Из воспоминаний Бориса Слуцкого: «Он был весел и добр. Громогласный хохот до сих пор звучит в ушах всех знавших его. Я жил с ним в одной комнате в общежитии. Свидетельствую, что единственным видом имущества, которым Миша дорожил, была толстая бухгалтерская книга, куда записывались стихи».

Всеволод Багрицкий.

Пролетели галки вдаль куда-то,

Разрезая цинковое небо.

Тучи, как холщовые заплаты,

Здания, как непонятный ребус.

За бульварами, над дымною рекою,

Погасает тонкая звезда...

Ты стоишь – я незнаком с тобою,

Хоть и вместе мы пришли сюда.

В эту осень грязь уже иная,

И звезда другая над тобой...

Видишь, видишь – листья улетают,

Видишь – солнце всходит над водой.

Отчего же этим утром ранним

Ты пришел, как раньше приходил?

Слушать что ли воздуха касанье

Или шелест пролетевших крыл…

Вижу – облик стал стихотвореньем,

Чувствую – я с ним знаком давно...

Как я рад!

Твое изображенье

Тихо опускается на дно.

Чтец. Из воспоминаний М. Светлова: «Судьба Всеволода складывалась нелегко. В 12 лет он потерял отца. Ему было 15, когда несправедливо арестовали мать. Через год погиб любимый брат. Всеволод с горечью писал: «... мне скоро 18 лет, но я уже видел столько горя, грусти, столько человеческих страданий...»

Из дневника Багрицкого:

Всеволод Багрицкий. «4 августа 1937 года арестовали маму. 15 сентября умер брат. Арест матери я принял как должное. В то время ночное исчезновение человека не вызывало удивления. Люди ко всему привыкают – холоду, голоду, безденежью, смерти.

Так привыкли и к арестам. Маму увезли под утро. Встретился я с ней через 2 года посреди выжженной солнцем степи».

Звучит тихая музыка.

Чтец. 1941 год. Севе 18 лет. Каждый день Сева пишет маме письма - отчеты о своей жизни, о том, что сделал.

Всеволод Багрицкий. Здравствуй, мамочка! Ты спрашиваешь, чем интересуюсь. По-прежнему стихами. Написал за твое отсутствие 6 стихотворений. Мамочка! Стихи пишу, но только очень личного характера. (Не думай, что о любви). У меня со стихами очень личная история. Пишу много, но нравится мне мало. Так что всем говорю, что забросил это дело.

Чтец. Было им всего в ту пору 18-19 лет.

Тихо звучит песня «Вставай, страна огромная!», на ее фоне вой сирены, разрывы бомб, автоматная очередь.

Дата добавления: 2015-09-06