Личные заслуги Полянского А.А.

	«Кто хочет приносить пользу, тот и с буквально связанными руками может сделать бездну добра.»
	Ф. Достоевский
	«Душа у меня есть… Не каменный, понимаю…»
	А. А. Полянский

Александр Полянский родился в Вологде, был крещен в церкви святителя Николая (на Глинках). Его семья – это потомственные ямщики: предки Саши в течение двух веков занимались извозом вологжан в Ярославль, Москву, другие поселения по старомосковской дороге.

1902-й – год начала строительства вологодской железной дороги. Движение поездов было открыто в 1905 году. Отцу Саши пришлось тогда искать другую работу. Он стал продавцом посудного магазина в Вологде, а в 1908 году перевез семью в Архангельск. Саша учился в церковноприходской школе, затем, получив звание учителя школы грамоты, заканчивает Школу службы связи Белого моря. Он служил радистом на кораблях, береговых станциях и бортрадистом на аэропланах. В июне 1937 года поступил на службу главным радистом на пароход ледокольного типа «Георгий Седов». К моменту назначения в рейс, принесший ему всемирную славу, Александр Александрович освоил все типы аппаратуры, бывшие в то время в эксплуатации, и был первоклассным радиооператором с персональным званием – «снайпер эфира». «Почерк» ключа Полянского был читаем без «переспрашиваний».

И так, в течение более 800 дней дрейфа в Арктике у каждого из 215 от четырех команд кораблей ледокольного типа: «Красин», «Садко», «Малыгин» и «Георгий Седов» было по ТРИ реальных возможности вернуться на Большую землю, и испытывать свой профессионализм, физическое здоровье и душевный оптимизм в более оптимальных условиях, чем неподготовленная арктическая зимовка.

ПЕРВАЯ. С «Красиным» отбыла первая часть команды через 120 дней.

Подбирая команду для сложного длительного дрейфа, капитан «Георгия Седова» Константин Сергеевич Бадигин, понимал, что «для дрейфующей зимовки радиосвязь – вопрос жизни и смерти…мы все были заинтересованы в том, чтобы Александр Александрович оставался на корабле. Когда заговорили насчет этого, Полянский задумался, поглаживая отросшую за зиму русую бороду. Потом он взглянул на меня своими ясными, чуть-чуть раскосыми глазами, приоткрыл рот и показал пальцем:

- Зубы вот порастерял на зимовках. Девятнадцать зубов вставлять надо…-немного окая, медленно и рассудительно: боюсь, как бы последних не лишиться…Да…А насчет этого – что ж…нельзя бросить ледокол без связи…Душа у меня есть…Не каменный, понимаю…»

Из письма жене Полянского А.А. 23 октября 1937 г.

Зимовка! Мы хорошо знали, что скрывается за этим словом, поэтому избегали не только произносить, но и даже думать о нем… В тайниках мы рассчитывали все же пробиться на восток и попасть домой хотя бы к концу года. Теперь с этими надеждами было покончено. И вот уже пятый день мы дрейфуем. Вся команда занята по горло и хлопочет круглые сутки. Стать на зимовку не так легко и просто. Нужна большая работа по консервации машины и всех вспомогательных механизмов. Необходимо утеплить помещения и установить камельки, изыскать способы освещения, подготовить питание для передатчика. Постоянный судовой передатчик SRD в 70 ватт для работы на зимовке не приспособлен. Он пожирает слишком много энергии, и мои тощие аккумуляторы не смогут его прокормить. Поэтому я решил установить рейдовый длинноволновой передатчик NORD-D. Его мощность- 25 ватт. Однако он неисправен. Правда, есть у меня еще один передатчик в полной готовности к действию, но уж очень мне не хочется им пользоваться. Это коротковолновый рейдовый передатчик RKD в10-15 ватт, требующий ничтожного количества энергии. Не верю я в короткие волны с их постоянными непрохождениями. С аккумуляторами дело обстоит ещё хуже. Аварийные кислотные аккумуляторы еще летом вышли из строя. И вот я с Курсевым шарю по всему судну в поисках источников энергии. Думаю, что меня выручат аккумуляторы от гидрокомпаса и шлюпочного эхолота. Для зарядки аккумуляторов у нас есть небольшой электродвигатель. Эта сторона дела меня не беспокоит – было бы только что заряжать! В общем, много возни с аппаратурой.

Привычно слышать: незаменимых нет. А сосчитал кто корреляцию по связи с этим бед?

ВТОРАЯ. С самолетами в апреле 1938 года.

Дрейф, в котором остается 56 человек, продолжается. О, русская смекалка! Камельки изготовлялись из металлических бочек от бензина. На трубы шли железные листы, которыми обшиты котлы, а решетки для топок изготовлялись из трапов.

Из письма жене Полянского А.А.	«У нас очень неблагополучно с лампами и отоплением. На корабле мало камельков, а ящик с запасом ламповых стекол, видимо упал во время шторма. Почти все стекла оказались битыми. Шторм не посчитался с предупредительными надписями которыми был разукрашен ящик: «Осторожно!», «Стекло!» Да и сами лампы оставляют желать много лучшего. Большинство из них течет. Теперь мы изощряемся в изобретении осветительных приборов: резервуары делаем из металлических консервных банок, в которые впаиваем горелки, а стекла заменяем бутылками и стеклянными банками, от которых отрезаем донья.»
Из письма жене Полянского А.А.	«На вахте приходится стоять по 13 часов в сутки. Сначала было решено, что радисты с других кораблей будут ходить к нам на вахту. Однако в кромешную тьму полярной ночи, когда в двух шагах ничего не видно, это не только затруднительно, но и опасно. Легко можно провалиться в запорошенную снегом трещину или нарваться на неприятную встречу с медведем. В дни празднования Октябрьской годовщины со всех трех судов посылались поздравительные, корреспондентские и разные другие радиограммы. Работы много, время проходит быстро. Плохо только, что сменяюсь с вахты в 6 часов утра и весь день сплю. Отвык от завтраков и обедов, сижу на одном чае, но не худею. Так как в праздник пришлось работать, радисты не попали на угощение, и нам дали по бутылке вина. В одиночестве выпил за твое здоровье…»
Из письма жене Полянского А.А.	«Экономя энергию аккумуляторов, мы сократили до минимума передачу. Теперь у нас установлена твердая норма слов передачи. Каждый член экипажа имеет право передать на землю лишь 30 слов в месяц. Только служебную корреспонденцию решили временно не ограничивать. Но даже и при таких жестких нормах средняя суточная передача составляет 1500-2000 слов. Вся передача идет через три береговые станции – Тикси, Котельный и Челюскин. Мы работаем по строгому расписанию, только на длинных волнах. Недавно Николай (брат) сообщил, что в свободнее время он занимается ловлей песцов. Его жена будет иметь песцовую шубку. Можешь сообщить ей об этом. Правда, о количестве изловленных песцов он мне сообщил, вероятно чтобы не раздражать и не подчеркивать разницы в условиях зимовки. Что и говорить – в тихой будке у берега лучше, нежели в дрейфе! «Литке» не грозят передвижки и сжатия, а мы все время начеку.»
	«Сегодня мылся в каюте. Решил мыться через каждые полмесяца. В судовой бане на полу замерзает вода…»
	«Усилится дрейф, участились сжатия. Время от времени около нас разводит лед, появляются трещины, а потом начинаются сжатия. Сильно жмет, не проходит спокойно и недели. Последнее сжатие было сегодня; жало крепко, помяло борта. Сейчас уже твердо известно, что к нам прилетят самолеты, - но когда это еще будет! Пока не рассветет, об этом и думать не стоит. Вот и будет случай отправить тебе письмо.»
Из письма жене Полянского А.А. 12-15 марта 1938 г.	«Аэродром закончили, можем в любой день принять самолеты. Только они что-то пока не летят. Сообщили нам, что застряли в Якутске… Сегодня окончательно решался вопрос о том, кто останется на кораблях продолжать дрейф, а кто улетит на материк. Должен ли я тебе писать о моем желании? Конечно, я всей душой рвусь к тебе, к детям. Но, согласись сама, нельзя же бросить ледокол без связи. Дрейфовать – трудная штука, но я уверен, что придем в порт с победой. Вот почему я подумал и ответил, что если надо остаться, останусь. Ты не должна сердиться, Маруся. Иначе я ответить не мог. Уверен, что если бы та была на моем месте, то поступила бы точно так же.»

ТРЕТЬЯ. С «Ермаком» в августе 1938 года.

Из письма жене Полянского А.А. 12-15 марта 1938 г.	«В течение долгой полярной ночи мы так были поглощены своими текущими заботами и так свыклись с нашим дрейфующим льдом, что не замечали даже, какой непрезентабельный вид приняло судно. Керосиновая копоть так разукрасила стены кают, что на них можно было писать вензеля. В марте, с наступлением светлой поры, капитан распорядился, чтобы каждый из членов экипажа вымыл как следует свою каюту. В ту пору я уже жил внизу с механиками. Поэтому мне предстояло участие в чистке и ремонте каюты, и радиорубки. Собрали все имевшиеся на судне ведра, наделали кистей, запаслись платяными щетками и взялись за мытье кают с помощью каустика. Правда, платяные щетки после этого к употреблению не годились, их волос съедался раствором каустика, но зато грязь со стен сходила легко. Для этого нужно было только один раз промыть панель, а затем протереть ее сухой тряпкой. Стенка получалась совершенно белой. Так были вымыты все жилые помещения судна. Когда встал вопрос об окраске судна, мы натолкнулись на неожиданное препятствие: у нас не оказалось олифы. Нужно было как-то выходить из этого положения. В нашей библиотеке мы нашли книги, в которых разъяснялось, как делается олифа. Боцман Буторин вместе с врачом Соболевским и капитаном Бадигиным занялись химией. В физическом кабинете были найдены оставшиеся от студентов препараты и химикалии, а также подходящие пробирки и горелки. «Химики» собрались в салоне и занялись пробной варкой олифы. Результаты показали, что варить олифу по найденному рецепту можно. Массовое производство олифы освоил Буторин.»
	«Снова полярная зима. На печальные размышления наводит карта, которую нарисовал Буйницкий и вывесил на видном месте в салоне. Красной линией с замысловатыми завитушками прочерчен на этой карте дрейф нансенского «Фрама». Мы как будто движемся несколько быстрее, но трудно предвидеть, куда повлечет нам корабль прихотливый дрейф и где мы освободимся ото льдов. Здесь каждому из нас предоставляется обширное поприще для догадок и гипотез. В полярную ночь на радио предъявляется усиленный спрос. Работы у меня с Бекасовым по горло. Наши аккумуляторы из рук вон плохи. Каждый раз после заливки старого электролита приходится доливать их чистой водой; плотность электролита уменьшается, а вместе с тем падает емкость аккумуляторов. Подвел меня и мой старый японский двигатель: он совершенно выбыл из строя. К счастью, мы перетащили с «Садко» небольшой бензиновый движок «Червонный двигун». Ветряной двигатель стоит пока без применения. Правда, есть у нас хорошие сухие батареи в аварийном запасе, но это неприкосновенный фонд, от которого может зависеть наша жизнь в случае какой-либо передряги. Поэтому я с грехом пополам обхожусь тем, что имею в радиорубке, и максимально экономлю энергию».
	«В марте 1939 года у меня начались головные боли, но я продолжал работать, не обращая на это особого внимания. Вскоре стало трудно ходить, - шатало, как пьяного. Соболевский осмотрел сначала меня, потом мою радиорубку. Я жил в каюте, отделенной от радиорубки жидкой перегородкой без двери. В рубке хранились щелочные и кислотные аккумуляторы. Их испарения, которые я непрерывно вдыхал с начала дрейфа, видимо, отравили мой организм. Здесь же мы производили заливку аккумуляторов, поэтому неудивительно, что воздух был насыщен вредными испарениями. Александр Петрович предложил мне немедленно переселиться в другое помещение. Я договорился с механиками, которые жили внизу в отдельной каюте, и перенес туда свою койку. В радиорубке стал бывать только во время вахты».
Полянский А.А. В городе тридцати трёх, 1940	«Увы! Недолго мы шли на буксире! Встречный тяжелый лед не позволит «Ермаку» двигаться по прямому направлению, он лавировал, выбирая наиболее удобный путь среди льдов. Наш «Седов» был тяжелым балластом за кормой. Не повинуясь рулю, смятому сжатием, «Седов» разворачивался поперек канала и заклинивался во льду. При первом же повороте лопнул буксир. Поставили второй. Через несколько минут порвался и этот.» Тогда решили, что «Ермак» пойдет впереди и проложит русло, а «Садко» следом поведет нас на буксире. Пробившись через 15 миль тяжелого льда, «Ермак»… вернулся без одного винта, то есть на одну треть потерял мощность. Это и решило нашу судьбу… Дальнейшая буксировка бесполезна, и грозит новой зимовке целому каравану судов. «Седова» бело решено оставить в дрейфе. На родину так я и не большого подробного письма времени было мало. Мы остались одни – 15 человек на корабле, окруженном бескрайними льдами. Наш дрейф в одиночестве не могла прервать никакая сила. Мы рассчитывали, что он окончится лишь в августе 1940 года, а прошел лишь август 1938 года. С каждым днем нас несло все дальше на северо-восток, навстречу неизвестностям.»

Только теперь Сталину доложили о случившимся. Почему, практически каждый догадывается. Надеясь смягчить последствия гнева за вморозку около половины судов Северного пароходства, скажем, пытались справиться самостоятельно, не посвящая в ситуацию высшее руководство.

Конкретика репрессионных и послерепрессионных событий не установлена. Известно только, что Сталин распорядился в короткие сроки построить новый ледокол «И. Сталин» для осуществления операции вывода «Г. Седова» изо льдов.

Из письма жене Полянского А.А.	«Наконец, я услышал долгожданные позывные. «И. Сталин» разыскивал нас в эфире. Шмелиное пение зуммера прозвучало для моих ушей сладкой симфонией…»
	«И вот (это было вечером, в 21 час 30 мин.) я произнес в микрофон традиционные слова: «Внимание, настраивайтесь, говорит «Седов». На «И. Сталине» говорил Папанин. Эти переговоры я транслировал по всему судну. Все седовцы радостно слушали голоса первых советских людей, встретивших нас в ледяных просторах.»
	«Папанин обещал встречу на Новый год. Но Арктика коварна. В планы она внесла свою поправку. Новый год мы встречали одни.»
	«Что принесет нам этот год? Пробьется ли «И. Сталин» к нам? Ведь уж однажды он повернул обратно. Между нами и «И. Сталиным» лежали десятки миль тяжелого льда, каждый метр пути надо брать с боем. Кто победит – ледокол или льды, человек или стихия? Неумолимый дрейф льдов так или иначе выносил нас в Гренландское море; по поту они могли смять, раздавить корабль. Подойдет ли к нам флагман раньше, чес случится катастрофа? Для нас это были слишком острые вопросы, чтобы мы могли отнестись к ним с философским спокойствием. Дни, наполненные надежд, сменялись горькими часами разочарования, радость – печалью…»
	«Это были горячие денечки. Экипаж нашего судна усиленно готовился к выходу. Начались авральные работы. Людей не хватало, и капитан взял у меня Бекасова. Мне пришлось стоять круглосуточную вахту. Я должен был каждые два часа связываться с «И. Сталиным». Это было крайне неудобно, так как мне приходилось «спать в рассрочку», в объятиях будильника. Однако, у меня были еще сроки для работы с другими станциями. В результате, я почти не спал и очень утомлялся. Только успеешь сомкнуть глаза, как проклятый будильник затрещит над самым ухом.»
Полянский А.А. Последние дни дрейфа, 1940	«Около половины нашего обмена прошло через станцию мыса Челюскина. Челюскин обработал 5 252 наши телеграммы, составившие 206 051 слово.»

С 1 сентября 1938 года по 13 января 1940 года принято и передано 10945 телеграмм, составивших 438 423 слова. Кроме того, принято от радиоцентра Диксона материалов и документов на 318559 слов. Общий обмен за этот период выразился в сумме 756 982 слов.

Всем 15 седовцам – участникам дрейфа в 1940 г было присвоено звание Героя СССР. Кроме того, за полярную службу во время Великой Отечественной войны Александр Александрович Полянский награжден орденом Ленина, медалью «Золотая звезда», значком «Почетный полярник», медалями «За оборону советского Заполярья» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне». В 1940 и 1977 гг. были выпущены почтовые марки, посвященные подвигу «Георгия Седова» и седовцам.

В память об А. А. Полянском названо открытое в 1956 г крупное озеро на другом конце света – в Антарктиде.

Его огромному авторитету и искреннему уважению товарищей по дрейфу способствовали и прекрасные черты характера: основательность, уравновешенность, рассудительность, доброжелательность, уважительное обращение со всеми и честность. Этот сплав морского и житейского опыта с добрыми свойствами души породил две формы обращения к нему: «Александр Александрович» и «Дядя Саша».

В 1995 г городская дума приняла решение назвать новую улицу в г. Вологде в честь А. А. Полянского, которое не было реализовано по объективным причинам.

Дата добавления: 2015-09-06