Вяткин Александр Васильевич

Опубликовано 04 октября 2011 года

Родился я в небольшом уральском городке Сарапул. В 1922 году, 31 января. Отец был родом из семьи, которая занималась торговлей зерном. В одном месте покупали пшеницу, рожь, а перепродавали в другом. Мелкая торговля, насколько я понимаю. А мама у меня из семьи сапожников. Раньше сарапульские сапоги славились на всю Россию. В царской армии иметь такие считалось шиком даже для офицеров. В Сарапуле работала большая обувная фабрика, но было много и частников, как, например, мамина семья.

А мамин родной брат - Василий Сазыкин раньше считался героем Сарапула. Еще до революции он служил в Петрограде чуть ли не в Преображенском полку, потому что высокий был, статный такой, но умудрился где-то там вступить в партию. И когда после февральской революции начался весь этот хаос, и он вернулся домой, то принимал самое активное участие в установлении советской власти.

Отец в I-ю Мировую служил в Самаре. Он хоть и окончил всего четыре класса церковно-приходской школы, но у него был прекрасный почерк, поэтому его оставили служить писарем в штабе. Вот в такой семье я родился.

Сначала родители жили в маленьком домике, как раз в нем я и родился. Два года тому назад мы ездили в Сарапул с внучкой и правнучкой, и что вы думаете? Представляете, столько времени прошло, а он все стоит… Но у нас мама была очень энергичная женщина и в годы НЭПа она организовала какое-то дело по пошиву женских чулок. До сих пор у меня картинка перед глазами, как она сидит и вяжет… В общем, накопили какую-то сумму, наскребли и купили у одного купца, который эмигрировал в Америку, квартиру. Его трехэтажный дом стоял на одной из центральных площадей, где были сразу две церкви: Троицкая и Никольская. На верхнем этаже жил архиерей Алексий, мы на втором, а на первом какие-то музыканты, которые часто репетировали. А рядом еще стояла пристройка, в которой жили монашки обслуживавшие этого архиерея. Все это я уже хорошо помню, хоть мне и было всего года два, когда мы туда переехали. А детворы там было… Рядом же большой дом к тому же площадь центральная. А у архиерея был брат, монах, который приглашать меня к ним в гости. Помню, меня просто поразило, какая у них была библиотека. Все эти дорогие церковные книги на металлических застежках…

Из всей детворы он почему-то выделил именно меня, потому что потом начал не просто приглашать в гости, а обучать меня церковной грамоте. По-видимому, с каким-то дальним прицелом. Во время наших занятий архиерей иногда, словно случайно зайдет, послушает, что мы учим, поговорит с нами. А потом однажды взял да и пригласил меня: «А поедешь со мной в храм?» У него фаэтон был, не резная карета, конечно, но из кожи такой, весь закрытый. А на облучке сидел кучер. И вот сначала мы с ним поехали в церковь, что поближе. Мне там, конечно, понравилась. Я же попал в необыкновенный для меня мир, который был для меня словно театр. Там же поют, идет торжественная служба, картины кругом богатые, иконы, скульптуры… В общем, меня пригласили, чтобы я стал церковным пономарем. Это надо у Царских врат стоять с посохом. Через Царские врата никто не имеет права проходить, только архиерей или если архиерея нет, тот, кто служит службу. А я должен был стоять с посохом. Для моих малых лет он был, конечно, тяжелый. Но я не только стоял, но и ходил с ним за архиеереем. После того как обратится к прихожанам, отдает мне посох. Потом снова ему подаю. И вот так я параллельно с учебой в школе служил архиерейским пономарем до самого 4-го класса. Нетипичный был такой ученик…

Причем в школу я тоже попал не совсем обычно. Во дворе у меня дружок был - Павка Загребин. На год или два старше меня, но мы с ним постоянно играли. И вот когда он с мамой пошел устраиваться в школу, то я за ними увязался. Пришли в 6-ю начальную школу, которая стояла совсем недалеко от нас, наискосок через площадь. Учительница начала проверять насколько он подготовлен, но тогда же почти никто не готовился и Павел начал запинаться. Вдруг она меня спрашивает: «А ты что знаешь?» - «Буквы, говорю, - знаю». А меня брат архиерея буквам уже научил, я даже мог складывать простейшие слова: папа, мама. И она сказала: «Вот этот готов к школе, а этот нет». Но тогда на готов - не готов не смотрели, если возраст, значит пора. И нас обоих приняли в школу, поэтому я начал учиться раньше срока.

А в нашей школе как раз в то время испытывали систему общественного воспитания. Весь класс, человек тридцать, наверное, был разбит на три-четыре бригады. На уроке зададут какое-то задание и мы всей бригадой ее решаем. А отвечает за всех староста и оценку ставили не каждому, а всей бригаде. Такой своеобразный бригадный метод.

Но я невнимательным учеником был. Видимо потому, что они только начали буквы изучать, а я все это уже знал. Мне было неинтересно, поэтому я постоянно рисовал. Все занимаются, а я карандашом рисую, на чем попало, и меня за это до самого 4-го класса ругали. Вызывали мать и жаловались на меня, что порчу все подряд: буквари, учебники, тетради. И когда ждал мать со школьных собраний, то всегда прятался, потому что знал, что сейчас от отца ремнем попадет…

А в 4-м классе к нам пришла новая молодая учительница, которая только что окончила педагогическое училище. Как я уже потом понял, она была прирожденным педагогом. Ведь в каждой профессии есть, как и случайные люди, а есть и настоящие таланты, которые относятся к делу с душой. Присмотрелась она ко мне, и вот зимой первое собрание при ней. Я как обычно прячусь, а мать пришла с собрания, но почему-то не ругает. Неуверенно вылез из-под стола так, а потом из соседней комнаты слышу, как она говорит отцу, что новая учительница просила меня не наказывать: «Пусть рисует! Может это станет его профессией, зачем же его за это ругать?» И с тех пор стали меня привлекать стенгазету выпускать, разные плакаты рисовать. Если, например, день птиц, то просили нарисовать, как они прилетают. И однажды я тогда согрешил…. По-моему, это случилось в 5-м классе. Как раз шла антирелигиозная кампания, колокола с церквей сбрасывали, нашего соседа архиерея посадили, а вся его семья потом куда-то исчезла… В общем, меня попросили нарисовать плакат «Довольно звонить, пора перелить!» Перевоспитали, значит, меня, такая штука…

Кем работали родители и как вы жили в материальном плане?

Мама только периодами работала, а в основном занималась домашним хозяйством. Все-таки четверо детей это не шутки. А отец был мелкий служащий. В последнее время работал бухгалтером в небольшой конторе, поэтому достаток был средний. Так же как все голодали в неурожайные годы, но мать опять-таки начинала «крутиться», что-то делала, продавала, поэтому мы более-менее нормально сводили концы с концами. Но за это их и посадили.

Кого?

Мать с отцом. Насколько я понимаю за то, что не сдали ценности на нужды государства. Тогда ведь индустриализация была в самом разгаре. Правда, через несколько месяцев их выпустили. Потом маму еще раз ненадолго арестовывали но, тем не менее, она всю жизнь оставалась ярой сторонницей советской власти. Отец на эту тему никогда ничего не говорил, а вот у мамы это, по-видимому, семейное. Когда уже после войны время стало такое, что можно критиковать власти, то мы с ней бывало, начнем спорить, а она мне говорит: ««Ты не критикуй! У всякой власти есть свои недостатки. А если б не Советская власть ты бы сейчас коров гонял, хвосты им крутил, а тебя ж выучили», и все время так. А когда мне уже сорок лет было как-то прислала мне посылку. В ней что-то там и … лапти. И в письме пояснила: «Сын, не ругай! Я сейчас еле нашла специалиста, чтобы сплел их. Сейчас уже и не знают, как это нужно делать, а ведь раньше мы все ходили в них…» Это значит к тому, чтобы я не забывал своих корней…

Семья А.В. Вяткина

А в средней школе мне повезло. Учителем рисования и черчения там работал Анатолий Федорович Гнедин, который в свое время учился вместе со знаменитым скульптором Шадром. Его класс был обставлен так, что и сейчас можно было бы позавидовать. И каждый день он вел кружок рисования. Мы могли в любое время прийти и рисовать. Правда, он сам не каждый день приходил. Болел он… Иногда как запьет… А так – душа-человек и специалист великолепный. Но бывало, выпьет, и столько всего нам рассказывал. Мы слушали его, иногда домой отводили, но относились к нему очень уважительно. Тогда в Сарапуле было три знаменитости: Аблицев - бывший бас Императорского театра, этот вот художник и был еще один доктор Державин. Если кто-то тяжело заболевал, то первым делом не в больницу бежали, а к этому доктору. Потому что он мог верно поставить диагноз и вылечить. Вот такая тройка была, и все трое выпивохи...

В общем, у этого Гнедина много наших ребят учились. Я не был самым талантливым, но когда учился в 8-м классе, то Анатолий Федорович меня спросил: «Ты хочешь быть художником?» - «Конечно, хочу, но я же не умею рисовать так, как вы». – «Этому так просто не научишься. Надо в специальном учебном заведении учиться, поэтому мой тебе совет – после 8-го класса дуй в художественное училище». Конечно, я загорелся. Ближайшие училища находились в Перми, и в Казани, и я решил написать в Пермское. Заблаговременно написал, и они мне прислали ответ, что нужно представить свои работы, какие-то справки. Но самое главное, что в училище принимали только с пятнадцати лет, а мне всего четырнадцать. И тогда я подделал свою метрику, я же художник… Мне прислали вызов, но мама была против. Она же видела, что все сарапульские художники выпивохи и боялась, что я тоже стану алкоголиком. Отец как-то безразлично к этому отнесся, он вообще мало занимался моим воспитанием, а вот мама была категорически против. Но, несмотря на это, они мне все-таки дали двадцать пять рублей, чтобы я съездил на экзамены. Думаю, они были уверены, что меня не примут, я вернусь, окончу десятилетку и поступлю в нормальный по их понятиям вуз. Мама мечтала, чтобы я стал инженером.

От нас добираться в Пермь, это плыть полтора суток на пароходе. Естественно я взял самый дешевый билет в 4-й класс, это как раз где паровая машина. А плыть-то против течения, поэтому сплошной гул всю дорогу и я совсем не мог спать… Приехали часов в шесть утра, а в девять уже первый экзамен – диктант. И я четырнадцать, что ли ошибок сделал. Но тогда правила были не такие строгие как сейчас. Пусть и получил двойку, но давали сдать все экзамены и только потом уже выбирали лучших.

В общем, настало время идти на собеседование и мне мой будущий учитель Михаил Иванович Семченко, между прочим, ученик Левитана говорит: «Ты все сдал хорошо. И работы мне твои нравятся, но вот по русскому ты получил двойку, поэтому мы тебя принять не можем. Но если ты хочешь, я могу попросить директора, чтобы тебя приняли вольнослушателем. И если ты в первую четверть покажешь успехи по русскому языку, то тебя зачислят наравне со всеми». Конечно, я согласился, объяснил ему, что перед диктантом сутки не спал и меня зачислили.

Учился нормально, даже премию за успешное окончание 1-го курса получил - рубашку. Нам то рубашки, то сапоги какие-нибудь выдавали в виде премии. Мы должны были отучиться четыре года, но когда до выпуска оставался всего месяц, началась война…

Было воскресенье, мы как раз шли на Каму, чтобы тренироваться грести на шлюпках, а тут выступление Молотова… Но особенно и не удивились, ведь нас же так и готовили, что скоро будет война. Постоянно занимались военной подготовкой, сдавали разные нормативы, я, например, имел значок «Ворошиловский стрелок» 1-й ступени. А то, что у нас с Германией был пакт о ненападении, то все знали, что это «липа», чтобы оттянуть начало войны. Но сейчас суть этого договора намеренно искажают, я бы за это дело прям морды бил. Молотов и Сталин - это были по своему великие люди. Конечно, они тоже совершили много ошибок, но как говорится «лес рубят – щепки летят…» Да, пострадало много невинных людей, у нас, например, из родственников двое ни за что погибли… Но ни в коем случае нельзя говорить, что все сидели ни за что. Там было, кого и за что сажать.

В общем, на второй же день начали мы осаждать военкомат, чтобы нас быстрее призвали в армию. Мы же были уверены, что разобьем немцев за два-три месяца, как поется в песне «… малой кровью, могучим ударом», и вернемся в училище заканчивать учебу. А наше училище сразу закрыли. Вернее перевели всех в «Клуб речников», кое-как там занимались, но мы туда даже не ходили. Мы же были выпускной курс и готовили дипломные работы. И в военкомат постоянно ходили. В какой-то момент там поняли, что от нас просто отбоя нет, мешаем только и сказали нам: «Ладно, по рублю оставьте и катитесь домой, куда угодно. А как понадобитесь – мы вам телеграммы вышлем». Приехал я в Сарапул, целыми днями рыбу ловил, и все ждал, когда же телеграмма придет. И 1-го июля, что ли дождался.

Опять на пароход и вернулся в Пермь 3-го июля. Прихожу в общежитие, а там как раз все слушают по радио первое с начала войны выступление Сталина. Знаете, наверное, знаменитую его речь «… Братья и сестры…» А у меня в училище был закадычный друг - Лешка Малышев, с которым нас вместе по линии военкомата еще до войны заранее определили - в артиллерию. Но тут мне говорят, что их вчера уже отправили. Как потом выяснилось, он попал в артиллерийское училище.

На следующий день пришел в военкомат, меня включили в команду из тридцати человек и объявили, что нас направляют в Ижевское авиационно-техническое училище. На пароходе добрались до Воткинска. Там переночевали, причем не где-нибудь, а в доме, где родился Чайковский. По железной дороге добрались в Ижевск. Наш сопровождающий младший лейтенант только водку пьет, нами не занимается. Сами начали расспрашивать у военных про это училище, но Ижевск хоть и небольшой город, а никто ничего не знает. Переночевали в «парке культуры и отдыха», а утром нам подсказали, что в городе есть не военно-инженерное авиационное училище, а 15-я авиационная школа пилотов, эвакуированная из Чернигова. Направились туда, а там настоящее столпотворение. Со всего Урала ребят привезли. Попали в карантин, и как закрыли за нами ворота, то все, уйти уже нельзя…

Опять медкомиссия. Половина группы прошла, а половина нет и их сразу в маршевые роты. А там, всего месяц обучения, да и то не всегда, и сразу на фронт. Затыкали ими дыры, ведь немец уже под Москвой был. А ведь среди них было много очкариков из университета. Знаете, естественный факультет, своеобразные все такие…

Дата добавления: 2015-09-06