Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Вечный вопрос

Читайте также:
  1. FAQ (Frequently Asked Questions) - Список часто задаваемых вопросов по какой-то определенной теме с ответами на них.
  2. IV. Как Лаврентий и другие епископы обратились к скоттам относительно сохранения единства Святой Церкви в вопросе об исчислении Пасхи и как Меллит отправился в Рим.
  3. IX. Вопрос возраста
  4. А ведь самообеспечение основными сельхозпродуктами - это прежде всего вопрос безопасности страны.
  5. А теперь еще вопрос. Пока жизнь выглядит еще более или менее терпимой; когда же начнутся настоящие неприятности?
  6. А теперь несколько вопросов о Вас и Вашей семье для статистики.
  7. Аборты – большой вопрос американской политики и менталитета

Совесть придумали злые люди, чтобы она мучила добрых.

Автора установить не удалось

Вопрос этот – о происхождении альтруизма, или почему ранговый потенциал не растёт неограниченно.

Феномен альтруизма является одним из наиболее часто используемых для критики всех наук, опирающихся на эволюционную теорию. Действительно, в ходе естественного, да и полового отбора альтруистические качества в популяции кажется должны бы весьма быстро исчезать, ибо по определению снижают шансы альтруиста выжить и оставить потомство; однако альтруистические проявления и поныне наблюдается достаточно широко как у человека, так и у животных. Сейчас вполне общепризнанно среди специалистов всех направлений биологии, что главным поддержателем альтруистических качеств является групповой отбор. Причём различаются трактовки понятия «групповой отбор» этологией и социобиологией. Социобиология выдвигает на передний план базирующуюся на концепции «эгоистичных генов» гипотезу родственного отбора, в рамках которого наиболее желательно самопожертвование в пользу ближайших родственников. Действительно, собственная гибель ради спасения родственника (имеющего много общих генов) может быть полезна для сохранения этих общих генов в генофонде вида. Однако при этом самопожертвование уже в пользу двоюродных братьев почти бессмысленно, так как доля общих генов у них слишком незначительна. Вместе с тем наблюдаются акты альтруизма в отношении очень далёких родственников, и даже не родственников вовсе, а созданий, принадлежащих аж другим видам! Вполне мыслимы и практически наблюдаются акты альтруизма между человеком и собакой, человеком и лошадью (причём «в обе стороны»), и даже между собакой и лошадью! Социобиологи склонны объяснять такие случаи сбоями при распознавании родственников, что лично мне представляется совершенно неубедительным – слишком такие неродственные альтруистические проявления часты, а распознавание родственников слишком чётко отлажено, чтобы сбиваться на представителей других таксономических отрядов. Однако я не вижу в этом особого парадокса. Просто не нужно быть более дарвинистом, чем сам Дарвин, и не зацикливаться на конкуренции аллелей (вариантов одного и того же гена). Кстати впервые о групповом отборе упоминал именно он, Дарвин, и он вовсе не напирал на родственный отбор. И неспроста – ведь альтруизм полезен любой группе, даже не объединённой никакими родственными связями. В этом смысле альтруизм подобен симбиотическому сосуществованию, которое возможно не просто между разными видами, но и между различными царствами живого мира. Внутригрупповой альтруизм даёт преимущества всей группе, вне зависимости от степени её генетической общности. Впрочем, лучше наверное сказать так: излишний внутригрупповой эгоизм делает выживание группы излишне проблематичным. В самом деле – хищников в биоценозе не может быть больше, чем их добычи, а паразитов – больше, чем их хозяев. В противном случае весь биоценоз может пасть жертвой кризиса, могущего иметь для него даже фатальные последствия. Думается, что оценки соотношений численности эгоистов и альтруистов вполне можно производить на основании тех же моделей, по которым рассчитываются колебания численности паразитов и хозяев в биоценозах. Ряд авторов, оценивая скорость отбора альтруистических и эгоистических генов в ходе группового и индивидуального отбора отмечают, что групповой отбор на альтруизм существенно менее эффективен, чем индивидуальный – на эгоизм, кроме разве что варианта родственного отбора; и раз это так, то актов неродственного альтруизма просто не должно бы быть – однако они есть. И немало! В чём здесь может быть дело? Продолжая аналогии между эгоизмом и паразитизмом, стоит заметить, что паразит и хозяин – понятия дискретно дихотомичные (или-или, проще говоря) – животные не паразитируют на представителях своего вида, и уж подавно не паразитируют сами на себе; разве что в переносном смысле, предполагающем прежде всего интересующий нас альтруизм-эгоизм. Другими словами – животное может быть или паразитом, или хозяином, но никак не тем и другим в одной и той же паре. И даже если вдруг окажется, что паразитов на хозяине слишком много, и хозяин погибает, губя кормащихся на нём паразитов, то паразит никак не может переквалифицироваться в хозяина; и даже просто отказ от паразитичности почти никогда не случается – при всей желательности такого действия для спасения всех участников этой системы. Хищники при исчерпании их основной кормовой базы могут переключаться на другие нехищные виды, но других хищников едят крайне неохотно, не говоря уж про особей своего вида.

Предполагая наличие аналогичной квантованности альтруистических качеств особей, можно далее заключить, что описанная квантованность радикализирует групповой отбор, доводя его эффективность до уровня, не менее, а то и более выского, чем эффективность отбора индивидуального, тем самым объясняя достаточно широкую распространённость альтруизма. Кстати, из этой же аналогии (насколько конечно она правомерна) следует что отбор, вообще говоря, не поддерживает именно альтруистов – вместо этого он окорачивает чрезмерных эгоистов, а это не одно и то же.

Теперь тоже очень часто задаваемый вопрос – что считать истинным альтруизмом. Напомню, что истинным считается лишь альтруизм, не предполагающий решительно никакого вознаграждения за поступок (в социобиологических терминах – hardcore, т.е. жёсткий), а если это делается хотя бы в расчёте на одобрение соплеменников, то это уже дескать не истинный альтруизм (в тех же терминах – softcore, т.е. мягкий). Так вот я полагаю, что в такой трактовке «истинный» (в кавычках) альтруизм практически немыслим, как у людей, так и у животных. Поскребите решительно любой альтруистический акт – вы обязательно увидите в нём как меркантильные, так и бескорыстные краски. Причём и те и те могут быть выражены в настолько разнообразных формах и количествах, что какой-то однозначности в этом вопросе бессмысленно и говорить. Сотрудник службы спасения, жертвующий собой при исполнении служебных обязанностей – вроде бы не альтруист – он за это деньги получает. Однако нужно заметить, что у него наверняка был выбор и среди других мест работы, да и саму эту работу можно выполнять по-разному.

Часто в качестве такого критерия фигурирует рассудочность, дескать пчела, самоубийственно жалящая врага – не альтруист, так как делает это автоматически, скорее всего не осознавая, чем это для неё чревато (что, строго говоря, не доказано), а вот Александр Матросов – альтруист, т.к. сознавал, на что идёт (кстати, именно у Матросова выбора на самом деле не было, но история хранит массу аналогичных примеров по-настоящему непринудительного самопожертвования). Однако, напирая на рассудочность, мы фактически подсуживаем любимому HOMO SAPIENSу, и таким образом рассуждения о том, что только у человека может быть истинный альтруизм – сродни рассуждениям об исключительности той или иной нации. С точки зрения итоговой полезности альтруистического акта нет разницы, благодаря каким особенностям тела или духа он выполнен. Так что вопрос об истинности (с точки зрения таких критериев) альтруизма лучше просто снять с обсуждения, как не имеющий смысла. Кстати, в атакующем рое пчёл далеко не все особи решаются на самоубийственную атаку… Лучше уж полагать истинным альтруизмом лишь тот, который направлен не на ближайших родственников, ибо за родственников отвечают родительские инстинкты и инстинкт этологической изоляции видов, рассмотрение которых вечных вопросов не вызывает.

Итак, групповой отбор. Как это могло выглядеть у наших предков? Фактически возможны два способа консолидации группы, условно назовём их как – «военный» и «интеллигентный». Первый способ предполагает жёсткую иерархическую структуру соподчинения, с безжалостным подавлением неповиновения подчинённых. Второй – зиждется на альтруизме, предполагающем искреннюю и добровольную взаимопомощь членов группы вплоть до самопожертвования. У видов, стоящих на низших ступенях развития, разумеется преобладает первый путь, как наиболее естественно вытекающий из базовых инстинктов, надёжно реализуемый, и не требующий большого ума. Этот путь очень эффективен для максимальной мобилизации ресурсов и сил в течение непродолжительного времени (мобилизационный импульс), что практически чаще всего имеет место в периоды войн, которые в истории человечества (в том числе – и первобытной) имели место более чем нередко. Высокоранговые особи в этих ситуациях очень уместны и востребованы.

Но для организации очень сложного совместного поведения, особенно – в рамках производящей экономики он становится неэффективным; кроме того, производство ресурсов требует монотонной деятельности, практически не имеющей «вкуса борьбы и радости победы», столь желанного для особей с высоким ранговым потенциалом. Потому-то авторитарные режимы и сейчас в той или иной степени милитаризованы ибо война – это ситуация, в которой жёсткая и безжалостная иерархичность только и имеет право на существование; не поддерживая милитаристской обстановки авторитарный режим истощает почву, на которой он может расти. И даже уборка урожая называется не иначе, как битва за хлеб… Однако как верно заметил Наполеон, штыком можно сделать всё; на нём лишь нельзя сидеть. Ведь война ресурсы лишь перераспределяет и расходует, но не производит. В то же время, приятно резонируя на струнах иерархического инстинкта, милитаризм имеет свойство «защёлкиваться» сам на себе, неохотно расставаясь и с жёсткой иерархичностью, и соответственно – с милитаристским менталитетом, делая это лишь (в общем случае) под давлением внешних обстоятельств, таких как исчерпание ресурсов. В случае, если это исчерпание оказывается слишком глубоким, а осознание этого – запоздалым, происходит крах популяции или даже этноса, демонстрируя очередной драматический акт группового отбора. Привет от болотного оленя… К счастью подобные катастрофы до сих пор не касались всего человечества целиком – только лишь некоторых популяций и этносов. Сходные по сути акты группового отбора вполне наблюдаемы и на глазах одного поколения; можно указать на жизнь и смерть политических партий и общественных объединений, да и банкротства экономических предприятий. Хотя в последнем случае вряд ли этологическое защелкивание является самой частой причиной крахов предприятий, однако это тоже групповой отбор, качественно сходный по своему системному смыслу.

Очевидно что наши предки, живя в крайне опасной в смысле хищников саванне, имея к тому же основой экономики собирательство и (реже) охоту; то есть – не производя ресурсов, а лишь потребляя их, большую часть своего эволюционного пути прошли по первому пути. Не в том смысле, что альтруистических актов не наблюдалось вовсе, но в том, что альтруизм в тех условиях никак не мог быть по настоящему массовым явлением. Альтруизм стал относительно массовым лишь тогда, когда существенная часть человечества стала переходить к производящей экономике, а рост интеллекта сделал возможными очень сложные поведенческие схемы ибо в этих условиях альтруистическое сосуществование в набольшей степени способствует процветанию вида. В свою очередь, распространение альтруистических форм поведения ещё более усложнило поведение людей, и создало предпосылки для резкого ускорения социальный эволюции, выделившей человека из остального животного мира. Так или иначе, врождённые альтруистические поведенческие программы никогда не доминировали, тем более – в туманных далях плейстоцена. Поэтому столь ныне необходимый человечеству альтруизм приходится передавать негенетическими средствами – теми, что составляют понятие «культура». Однако ж чем крепче генетическая база альтруизма, тем выше, при прочих равных условиях, уровень культуры.

Теперь упомяну о таком генетическом феномене, как плейотропия, заключающемся в том, что один ген может влиять на широкий спектр наблюдающихся генотипических признаков. К примеру нейрогормон серотонин влияет не только на скорость прохождения нервных импульсов, влияя тем самым на ранговый потенциал, но и также на деятельность пищеварительной системы, других систем огранизма с гладкой мускулатурой, и даже на такие сугубо «технические» характеристики, как тонус стенок капиллярных сосудов и свёртываемость крови. Стало быть ген, регулирующий выработку серотонина, будет оказывать влияние на все эти многочисленные системы организма, чувствительные к серотонину[14]. И именно плейотропия позволяет нам с какой-то достоверностью определять характер человека по его внешности, телосложению, микромимике лица и прочим признакам, вроде бы к характеру отношения не имеющим.

Какое отношение плейотропия имеет к альтруизму? Такое же, какое имеет альтруизм к ранговому потенциалу. Хотя теоретически можно представить себе высокорангового альтруиста, однако практически это сочетание наблюдается крайне редко; а если и наблюдается, то нередко оказывается, что эта высокоранговая особь имеет умеренный ранговый потенциал, в силу сложившившихся обстоятельств занявшая весьма высокий ранг (который таким образом оказывается нескольно неадекватен ранговому потенциалу). Надо полагать, что низкий РП и альтруизм – близнецы-братья, плейотропически между собой связанные; явно связан с ранговым потенциалом и предпочитаемый характер деятельности – импульсная (резко напрягшись победить что-либо или кого-либо, но затем долго предаваться безделью) связана с высоким РП, монотонная (целый день пахать землю) – с низким. Отнюдь не исключено, что с низким РП тем же образом связан характер мыслительных процессов, и другие качества, очень полезные для процветания вида, хотя может быть и невыгодные конкретному носителю сих оных.

Опять же нельзя не обойти вопрос о том, откуда альтуризм взялся изначально. Поскольку и морфологические, и поведенческие признаки крайне неохотно возникают «на пустом месте», почти всегда являясь модификацией или гипертрофией чего-то уже существующего, то и альтруистические поведенческие программы явно возникли на базе какого-то другого инстинкта, более универсального и древнего. Полагаю очевидным, что таким инстинктом мог быть лишь инстинкт этологической изоляции видов, предполагающий негативное отношение к чужим, и же позитивное (при прочих равных условиях) – к своим. Иными словами, первоначальный альтруизм, в полном соответствии с социобиологической концепцией родственного отбора, действительно был направлен лишь на близких родственников, и по этой причине был не столько альтруизмом, сколько вариацией на темы родительских инстинктов, от которых инстинкт этологической изоляции видов видимо и произошёл. Однако рано или поздно эволюция не могла не придти к расширению границ применимости альтруистических проявлений, вплоть до всего живого на Земле. Тем более – сейчас, в эпоху массовых коммуникаций, когда Человечество стало фактически одной большой семьёй, перед которой стоят общие проблемы и задачи. Приходится лишь сожалеть, что эта общность всего человечества осознаётся далеко не всеми, с первобытной хищностью отстаивающими свои узкогрупповые интересы.

Короче говоря:

Альтруизм присущ далеко не только человеку, ибо имеет глубокие биологические корни; альтруистическое поведение можно уподобить симбиотическому сосуществованию, вовсе не обязательно предполагающему генетическое родство, хотя и тяготеющее к самопожертвованию в пользу носителей общих генов.

Абсолютно бескорыстного альтруизма не существует.

Альтруистические поведенческие акты, будучи в принципе невыгодными лично альтруисту, весьма полезны всей группе. И напротив, чрезмерно низкий внутригрупповой альтруизм приводит к выбраковке таких групп в рамках группового отбора. Таким образом, групповой отбор действует не «за» альтруистов, но «против» эгоистов, что не одно и то же.

Отношения альтруистов/эгоистов можно уподобить отношениям хозяев/паразитов и обратить при этом внимание на то, что паразитов не может быть больше, чем возможностей хозяев по их жизнеобеспечению.

Альтруизм коррелирует с низким ранговым потенциалом, что поддерживает в популяциях некое минимальное количество низкоранговых особей, несмотря на наличие сильных предпосылок к вымыванию низкоранговых качеств из генофонда.


Дата добавления: 2015-09-06; просмотров: 114 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Происхождение семьи, проституции и промискуитета | Ещё о выборе | Что делать мужчине, если никак не везёт | Практические следствия для женщин | О доблести, славе и унижении | Естественники и гуманитарии: краткая история подхода | О презумпции неинстинктивности | Так что же такое – инстинкт? | О культуре, примативности и идеализме | О рангах и ранговых потенциалах |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Можно ли изменить свой ранговый потенциал, и нужно ли это делать?| Об оптических обманах и наблюдательной селекции

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)