Новые лица

Как выяснилось, район, куда нас привезли, назывался Норвудом. В то время я еще не знал Лондона и никогда не слыхал о Норвуде, однако и так было понятно, что это не центр вселенной. Школа Гафин располагалась на тихой пригородной улочке. Вокруг не было ни других школ, ни пабов, ни магазинов, которые можно было бы ограбить. На одном конце улицы – большой парк, на другом церквушка, а между ними – дома, дома, дома. Одним словом, дыра. Разумеется, так и было задумано – держать нас в каком-нибудь душеспасительно нейтральном месте.

Я бы, конечно, предпочел Сохо или даже лондонский Тауэр, где мы целыми днями шатались бы по подземельям, но нас определили в Норвуд. Обычный, ничем не примечательный, нормальный такой Норвуд.

В первый день никаких особенных подвигов мы не совершили. Позавтракали, немного поболтали. Трое ребят заработали по тумаку (и это хорошо), в том числе я (а это – не очень), и каждому из нас пришлось, стоя перед классом, объяснять, почему мы оказались в Гафине. Три четверти учеников искренне недоумевали, за что же их сюда отправили, и жутко возмущались такой несправедливостью, что лично у меня вызвало смех. Упрямо делать вид, что ты прав, стоять на своем до конца – таковы были мы. Да, все мы натворили достаточно, чтобы попасть в школу для малолетних правонарушителей, но это совершенно не имело значения, ведь наказать нас повторно уже не могли, поэтому мы озадаченно чесали в затылках и пожимали плечами, не в силах разгадать непостижимую тайну. Я невероятно гордился своей причастностью к этой бравой команде.

После ленча продолжилась обычная тягомотина на тему «давайте познакомимся». Честно говоря, практически ничего из этой мутотени я не запомнил, хотя Рретсону не без помощи стопки личных дел все же удалось вытащить из нас несколько ответов, иногда дело дошло до моих соседей по комнате, я сделал для себя кое-какие заметки.

Почти предсказуемо, Четырехглазый оказался поджигателем. Я все гадал, кто из моих однокашников будет носить клеймо любителя развести огонек, и в общем-то не свалился со стула от удивления, узнав.; что это наш очкарик. Ну скажите, кем еще он мог быть со своими короткими толстыми ножками и заклеенной пластырем оправой? Школьным хулиганом? Форточником? Нет, поджигательство как нельзя кстати подходило Четырехглазому, и чём больше я за ним наблюдал, тем яснее видел на его хмурой физиономии легкую досаду от того, что в эту минуту никто поблизости не катается по земле, объятый пламенем. Четырехглазый сжег несколько акров леса вдоль дороги, ведущей к его дому, соседский забор, отцовский сарай и наконец часть школы. Все знали, что поджоги совершил он, но почему-то не могли этого доказать. Очкарик по всем статьям был настоящим ловкачом, ведь поджог – такое преступление, провернуть которое безнаказанно очень трудно. В конце концов на него повесили только сгоревший соседский забор. Четырехглазый отделался постановлением суда и медицинским обследованием на предмет психической нормальности. Забрезжила надежда, что это лишь трудности переходного возраста, однако четыре недели спустя, когда школьная столярная мастерская словно бы исчезла в вакууме и целиком уместилась в трех мусорных корзинах, подозрения пали на Четырехглазого. Тот горячо доказывал свою невиновность, но полиция и родители, сделав обыск в доме, обнаружили, что недостает полного комплекта одежды, а также тюбика с гелем для душа. Тюбик вскоре нашли на берегу реки за школой, а вот одежда пропала бесследно. Шмотки, понятное дело, наверняка воняли не хуже копченой селедки, и этих двух фактов властям вполне хватило, чтобы предъявить обвинение нашему герою.

Забавно, что Четырехглазый тоже должен был отправиться в Мидлсбро, но в последний момент его родители передумали и записали сына в Гафин – само собой, после того, как Грегсон проделал с ними тот же номер, что и с моими предками.

Наверное, думал я, за каждого придурка, присланного в Гафин, Грегсон получает от ее Величества изрядный куш, иначе с чего бы ему пыхтеть?

Трамвай был магазинным вором, и вором искусным. Он мог пройтись по любому супермаркету, не разнимая скрещенных на груди рук, и при этом вынести под своей мешковатой толстовкой больше товаров, чем вы увезете на магазинной тележке. У него были пальцы волшебника, вот что я вам скажу. Либо вторая пара рук под курткой.

К несчастью для Трамвая, против него действовало одно обстоятельство: возведенный в ранг закона расизм магазинных охранников. Бедолагу постоянно останавливали и проверяли только потому, что он был черным. По правде говоря, это дико бесило Трамвая, но что ему оставалось делать, платить за покупки? Да ни за что. Трамваю нравилось красть, он от природы обладал воровским талантом. Лишь по злой иронии судьбы невежественное, малокультурное, предубежденное и несправедливое общество раз за разом ставило препоны Трамваю с его смешной прической.

Крыса, можно сказать, находился на другом конце спектра. В отличие от Трамвая, он вовсе не хотел оставаться незаметным, а напротив, стремился быть на виду – как правило, у стайки девчонок и, как правило, с выставленным из штанов членом. Этот плюгавый извращенец «щелкнул» больше пташек, чем Дэвид Бэйли, и его трудно винить: будь у меня такая рожа, как у Крысы, я бы тоже любым способом постарался отвлечь от нее внимание.

Начав с девочек на школьной площадке, Крыса переключился на мамаш с колясками, гуляющих по соседним улицам, и в конце концов осчастливил видом своего члена заместительницу директора школы. Большая часть публики реагировала на зрелище смехом (девчонки и молоденькие мамаши), но заместительница директора почему-то напряглась. Едва Крыса расстегнул перед ней штаны, она потащила его в свой кабинет, а на следующее утро выставила юного эксгибициониста на позор перед всей школой. Как вы понимаете, подростки есть подростки, и один-два звонких выкрика переросли в бодрое, нарастающее скандирование полутора тысяч голосов: «Покажи! Покажи!». Остальное можете прочесть в приказе об отчислении. Полагаю, стыд и унижение Крысы оказались чуточку сильнее, чем рассчитывала заместительница директора.

Как ни странно, все время, пока я знал Крысу, он был одним из немногих парней, которые стеснялись мочиться при посторонних.

Теперь про Бочку. Вы спросите, каким образом жиртрест, принимающий мамочкино «лекарство от желудка», загремел в Гафин? Как выяснилось, Бочка был школьным хулиганом. Он любил задираться, при помощи угроз отбирать деньги и вообще всячески третировать других. Как и большинство ему подобных, Бочка обижал, выбивал деньги и отравлял жизнь лишь тем, кто был значительно младше и ниже его. Периодически Бочку ловили на том, что он гонялся за первоклашками на велосипеде и пытался окунуть их головой в унитаз, но все предупреждения, задержания после уроков, отстранение от учебы и даже исключение из школы не возымели ровно никакого эффекта. Ему просто нравилось так себя вести. А кому бы не понравилось?

К несчастью для Бочки, он очутился там, где не было малолеток, которых он привык запугивать, зато собрался целый класс воров, драчунов и прочих психов, притом почти все – раз в десять сильней его. Из грозы школы Бочка моментально превратился в забитую жертву. Какая ирония!

Ну, а что касается меня – мою историю вы уже знаете. То есть знаете вступление, а настоящая история только начинается.

Дата добавления: 2015-09-06