От автора. Каждый, кто пишет о работе секретных служб и хочет, чтобы его произведения

Каждый, кто пишет о работе секретных служб и хочет, чтобы его произведения воспринимались всерьез, должен, по-видимому, вначале объяснить читателям, что побудило его взяться за этот труд, какова его цель, какой методикой пользовался автор и какими источниками информации располагал.

Замысел этой книги родился в ноябре 1979 года, мрачным, дождливым вечером, когда у меня дома впервые появился майор Станислав Александрович Левченко. Незадолго до этого Левченко тайно перебрался в Соединенные Штаты из Токио, где на протяжении примерно пяти лет ему пришлось принимать непосредственное участие в крупных операциях, осуществляемых КГБ. Он все еще переживал перипетии своего побега, все еще находился под свежим впечатлением разлуки с семьей и близкими и, казалось, был ошеломлен тем, что оказался в чужом ему обществе, которое его учили ненавидеть и презирать.

В то же время Левченко произвел на меня впечатление «офицера и джентльмена», патриота своей страны. Ненавидя КГБ и советскую систему, он с благоговением относился к своей родине и народу. Этот человек понравился мне с первого взгляда. Мы беседовали, сидя у камина, и слушали музыку. Некоторые записи он просил повторять снова и снова: «Радость любви», «Говори со мной о любви», «Наша твердыня — Господь», «Боевой гимн республики»…

Левченко попросил меня встретиться с ним, так как прочел первую из моих книг, посвященных КГБ. Шел уже второй час ночи, когда он поднялся, взял эту книгу с полки и обратил мое внимание на то место в ней, где я привожу письмо из советской психушки, написанное молодым преподавателем по фамилии Чернышев. В письме говорилось:

«Заживо погребенному трудно доказать, что он жив, — разве что произойдет чудо и кто-нибудь разроет его могилу, прежде чем наступит действительная смерть. Точно так же человеку, заточенному в психушку, трудно доказать, что он в здравом уме.

Я окончил матмех ЛГУ и работал преподавателем математики в ленинградском филиале одного из московских институтов. С увлечением собирал книги и пластинки, писал стихи, короткие рассказы и философские эссе, не предназначенные для печати, — просто для собственного удовольствия. Все свои сочинения я перепечатал на машинке и переплел в виде трех отдельных томиков: в один вошли стихи и афоризмы, в другой — рассказы и очерки на разные темы, в третий — философские эссе с изложением моих идей, по существу антикоммунистических. Я писал это на протяжении пяти лет и за все время дал прочитать написанное только двум своим приятелям. В марте 1970 года меня арестовали за антисоветскую пропаганду». Как выяснилось, один из моих читателей сразу же «раскаялся в содеянном» и поэтому гуляет на свободе. Другой — В. Попов, выпускник Академии художеств (вина которого усугублялась тем, что он нарисовал экслибрис, украсивший томик моих произведений) попал, как и я, в тюрьму.

После ареста меня обследовали врачи. В результате обследования, занявшего всего полчаса, был поставлен диагноз: хроническая шизофрения параноидального характера. Мне не дали защитника, я не представал перед судом. Как диагноз, так и судебный приговор держались от меня в тайне. Я узнал о них от жены, с которой мне разрешили свидание после суда. Тот же диагноз был поставлен и Попову.

В США, как всем известно, была арестована Анджела Дэвис. Сегодня весь мир знает о ее судьбе, у нее есть адвокаты, люди могут выступать в ее защиту, протестовать против обвинений, которые были ей предъявлены. А я лишен каких бы то ни было прав, мне ни разу не позволили встретиться с адвокатом, меня судили заочно, я не имею права обжаловать приговор, не имею права даже на голодовку протеста. Я видел своими глазами, как здесь, в психушке, связывают политзаключенных, которые отказываются принимать пищу или лекарство, как делают им инъекции, после которых они не в состоянии двигаться, как их принудительно кормят и «лечат». Например, В. Борисов два года подряд протестовал против содержания в психушке. Тогда они ввели ему аминазин, и вот результат: утрата собственного «я», угасание мышления, атрофия всех чувств и потеря памяти. Для человека с творческими способностями это — смерть. Те, кто получает аминазин, теряют способность даже читать.

Хотя я и боюсь смерти, но пусть они лучше пристрелят меня. Мне противна сама мысль, что они отравят, изуродуют мою душу. Я обращаюсь отсюда к верующим. Н. И. Браславский, христианин, чахнет в этих стенах уже более двадцати пяти лет. Так же страдает здесь Тимонин — его вина состоит только в том, что он вылил чернила в избирательную урну. Они глумятся над религиозными чувствами Тимонина, требуют, чтобы от отрекся от веры, иначе его никогда отсюда не выпустят. Христиане! Ваши братья во Христе страдают здесь! Возвысьте свой голос, чтобы спасти наши души!

Я боюсь смерти, но готов принять ее. Я страшно боюсь пыток. Но тут применяют худшую пытку, предстоящую и мне: вводят в мозг химические вещества. Вивисекторы двадцатого века не остановятся перед тем, чтобы завладеть моей душой. Может быть, я и останусь после этого жив, но не смогу написать ни одного стихотворения. Я утрачу способность мыслить. Мне уже объявили, что принято решение принудительно «лечить» меня. Прощайте…»

Левченко заметил вполголоса: «Знаете ли, я тоже верующий». Он добавил, что его мать была еврейка. Это обстоятельство ему приходилось постоянно скрывать от «органов» и вообще от всех окружающих.

Втайне сделавшись христианином пятнадцать лет назад, Левченко отнюдь не стал пацифистом. Для начала он хотел нанести КГБ удар: рассказать всему миру о своей жизни и работе в «органах». Ему лично не нужно было ни денег, ни вообще какого бы то ни было вознаграждения. Но он настаивал на предельной точности изложения его истории тем, кто возьмется о нем писать.

В апреле 1980 года мы провели с ним три недели, уединившись на одном из островов Гавайского архипелага и воссоздавая на бумаге весь его жизненный путь. В последующие два года мы также часто встречались и беседовали. То, что он мне рассказал, вошло во вторую, третью и четвертую главы этой книги.

Факты, рассказанные Левченко, выходят далеко за рамки его биографии. Ему довелось работать в московском «штабе» КГБ и в тех советских организациях за рубежом, что пытаются манипулировать движением сторонников мира по всему земному шару. Поэтому он хорошо знал, каким видам подрывной деятельности Советы придают сегодня наибольшее значение, знал, чем отличается сотрудник КГБ от подлинного дипломата, с которым он работает под одной крышей. Он был хорошо осведомлен, по каким признакам можно судить о внедрении советской агентуры в легальные и с виду невинные организации свободного мира. На основе этой информации я и мои помощники, пользуясь преимущественно открытыми источниками, проследили, например, такие стороны деятельности КГБ, как кража передовой зарубежной технологии. Мы познакомились с разными методами воздействия советской секретной службы на группы «сторонников мира». О результатах этих исследований читатель прочитает в пятой и шестой главах.

В марте 1980 года ФБР сообщило о переходе на Запад полковника Рудольфа Германа, который на протяжении семнадцати лет был тайным агентом КГБ в Северной Америке. Я связался с Германом с помощью ФБР, и в ноябре того же года в Вильямсбурге (штат Вирджиния) он подробно рассказал мне о своей жизни и работе на КГБ. Его рассказы легли в основу седьмой и восьмой глав.

Одним из ближайших сообщников полковника Германа был профессор Хью Джордж Гэмблтон — канадский экономист, служивший агентом КГБ в течение двадцати трех лет. Услышав о нем от самого Германа, я встретился с этим человеком; он согласился побеседовать со мной. Наши беседы происходили в Квебеке на протяжении декабря 1980 года. Истории Гэмблтона я посвятил девятую главу своей книги.

Глава шестая посвящена движению за замораживание ядерного оружия. Впервые она была опубликована — в сокращенном виде — в октябрьском номере журнала «Ридерс Дайджест» за 1982 год. Публикация эта привлекла внимание общественности и даже вызвала дискуссию после того, как президент Рейген, основываясь на данных, приведенных журналом, во всеуслышание заявил, что Советы пытаются прибрать к рукам это движение и в известной мере преуспели в этом. Советская сторона, конечно, немало язвила по поводу этой публикации, но, между прочим, оказалась не в состоянии опровергнуть ни одного из фактов.

Готовя статью к печати, сотрудники журнала «Ридерс Дайджест» Г. Вильям Ганн и Дэвид Пахольчик скрупулезно выверили все приведенные в ней факты и утверждения. Почти целый год они трудились по шесть и семь дней в неделю изучая необходимую литературу, углубляясь в нарочито двусмысленные статьи коммунистической прессы и тягучую коммунистическую полемику. Они беседовали с самыми разными людьми, в том числе и враждебно настроенными к Соединенным Штатам. Сотрудникам «Ридерс Дайджест» удалось обнаружить любопытные вещи. Как-то, например, Билл Ганн пришел ко мне и протянул старый номер коммунистической газеты «Дейли Уорлд»: «Взгляни-ка, что я нашел! «В газете сообщалось, что некий Радомир Богданов встретился для беседы с членами конгресса США. Мне эта фамилия была хорошо знакома: мои исследования показали, что Р. Богданов был давним сотрудником КГБ и имел звание полковника. Но в тот день я впервые узнал о том, что через Богданова КГБ протянул щупальца к американским конгрессменам, стремясь заручиться их поддержкой движения за замораживание ядерных арсеналов.

В декабре 1982 г. Постоянная комиссия по делам разведки Палаты представителей опубликовала отчет о слушаниях, посвященных активной подрывной деятельности Советов. Наряду с показаниями свидетелей, отчет содержит результаты изучения документов, представленных Комиссии ЦРУ и ФБР. Сверяя публикацию с оригиналами этих документов, Дэвид Пахольчик обратил внимание на такой поразительный факт: при подготовке отчета к печати Комиссия сочла за благо исключить из него некоторые разделы. А именно — те, где упоминались фамилии конгрессменов, разделявших взгляды советских агентов в ходе борьбы за «разоружение». (Некоторые из этих сведений, скрытых от общественности, приводятся в конце главы шестой.)

В проверке изложенных в книге фактов и документов приняли участие также сотрудницы редакции «Ридерс Дайджест» Нэнси Тафойа и Катарина Кларк, что позволило уточнить некоторые детали и избавило книгу от ряда ошибок.

Я многим обязан также и другим лицам. Специалисты по Советскому Союзу, восточноевропейским странам и Японии, работающие в Библиотеке Конгресса, немало потрудились, выверяя литературные источники. Константин Симис, в прошлом советский юрист, разрешил мне использовать некоторые факты из его новой книги «СССР — общество коррупции». Дж. Фред Баси, президент приборостроительной фирмы «Тексас Инструменте», консультировал меня по вопросам новейшей электронной технологии и обратил мое внимание на ряд примечательных фактов, которые свидетельствуют о том, какой интерес к этой технологии проявляет КГБ на территории Соединенных Штатов.

Хочу также выразить благодарность многим лицам — в США и за границей, — оказавшим мне неоценимую помощь. К сожалению, я не вправе назвать имена этих людей. Все они разделяют со мной мысль, высказанную в свое время Уинстоном Черчиллем: «Мы сражаемся не ради славы, не ради богатства и даже не во имя своей чести; мы сражаемся за свободу и только за нее одну, ибо без свободы нет настоящей жизни».

Нельзя понять сущность Советского Союза, не представив себе той чрезвычайной роли, какую играет КГБ в советской политике и советском обществе. Хочу надеяться, что эта книга в известной мере приблизит читателя к такому пониманию. И оно, это понимание, станет нашим иммунитетом по отношению к системе, символом которой является КГБ.

Джон Баррон.

Вашингтон, 5 марта 1983 г.

Дата добавления: 2015-09-06