Комментарий к статье 169

1. Норма ст. 169 некоторое время была предметом серьезных споров, вызванных, главным образом, попытками ее расширительного толкования. В частности, истцы пытались квалифицировать мотивы сделки как ее цель. При таком неверном толковании возникала юридическая неопределенность, что представляет собой существенную угрозу обороту. На самом деле цель сделки выражена в ее содержании, т.е. правах и обязанностях, на установление, изменение или прекращение которых она была направлена. Так, цель купли-продажи - передача вещи и получение денег, целью подряда - создание вещи и оплата результата работы и т.д. Мотив, в силу которого стороны совершают сделку, не может привести к квалификации сделки как антисоциальной. Например, если автомобиль приобретается для совершения преступления (мотив), сделка тем не менее соответствует закону, так как в покупке автомобиля ничего нарушающего основы правопорядка или нравственности нет.

Если же само содержание, т.е. цель сделки, нарушает основы правопорядка и нравственности, сделка является антисоциальной (продажа наркотиков, боеприпасов, подделка документов и т.п.) <1>.

--------------------------------

<1> См.: Постановление Пленума ВАС РФ от 10 апреля 2008 г. N 22 "О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с применением статьи 169 Гражданского кодекса Российской Федерации".

2. Последствия антисоциальной сделки состоят в возврате всего исполненного, если такой возврат не нарушает основы правопорядка и нравственности. В частности, наркотики либо яды не могут быть возвращены судом по этим основаниям.

Конфискация как последствие антисоциальной сделки применима лишь тогда, когда на это указывает специальный закон. В качестве общего правила норма о конфискации из Кодекса исключена, главным образом, исходя из тех соображений, что конфискация является санкцией публично-правовой природы и несовместима с гражданским законодательством.

Статья 170. Недействительность мнимой и притворной сделок

Комментарий к статье 170

1. Если сделка имеет цель создать, изменить или прекратить гражданские права и обязанности (ст. 153 ГК РФ), то мнимая сделка такой цели не преследует. Поэтому в точном смысле слова она сделкой не является. Однако норма о мнимой сделке помещена в главу о сделках прежде всего потому, что стороны мнимой сделки изображают, инсценируют сделку с целями, отличными от тех, на которые указывает закон, описывая сделку. Обычный (и остающийся весьма распространенным практически) пример мнимой сделки - укрытие имущества от взыскания, маскируемое сделкой об отчуждении вероятным должником своего имущества третьему лицу.

Мнимая сделка понимается как мнимая обеими сторонами сделки.

Поскольку мнимая сделка не направлена на установление прав и обязанностей, она не исполняется: ведь передача вещи или денег, выполнение работ, оказание услуг, т.е. исполнение обязательства, обнаруживают как раз намерение создать правовые последствия. В то же время возможна и инсценировка исполнения - при отсутствии оказанных услуг составляются фиктивные акты об оказании услуг, результаты ранее осуществленных работ выдаются за выполненные по мнимой сделке и т.п. Доказывание мнимости сделки состоит, следовательно, и в опровержении доказательств ее исполнения.

2. Отдельного упоминания заслуживает такой вид исполнения сделки, как передача имущества в собственность (по сделкам об отчуждении) или передача имущества в пользование (по договору аренды и т.п.). Иногда стороне мнимой сделки вещь действительно вручается, например товар, укрываемый от взыскания, мнимо продается третьему лицу и вывозится на его склад. Такого получателя имущества нельзя в точном смысле слова считать владельцем этого имущества, так как владелец, владеющий в качестве покупателя, вправе использовать имущество для собственных целей по своему усмотрению, без всяких ограничений волей иного лица (при аренде эти ограничения установлены договором, но в их рамках владелец также правомочен использовать вещь собственной волей). А получатель вещи по мнимой сделке не получает от другой стороны никакой возможности ею пользоваться, иначе сделка не мнимая. Поскольку сторона мнимой сделки не приобрела имущество по смыслу ст. 167, она и не должна его возвращать, имущество следует считать оставшимся во владении мнимого продавца (арендодателя и т.д.). Это весьма важно, например, для споров о разделе супружеского имущества: при доказывании мнимости сделки переданное третьим лицам имущество надо рассматривать как оставшееся у супругов. Для целей вытекающих из ст. 398 ГК РФ требований о выдаче проданной вещи также необходимо исходить из того, что вещь, переданная по мнимой сделке, осталась у продавца и может быть получена покупателем. Есть и иные ситуации, когда приведенные положения будут иметь главенствующее значение и для существа спора, и для выбора средств защиты.

В то же время из-за неразработанности понятия владения в ГК РФ приходится допустить возможность требования о возвращении полученного по мнимой сделке, хотя само по себе такое требование, как уже отмечалось, вступает в противоречие с тезисом о том, что мнимая сделка не исполняется.

Регистрация права на недвижимое имущество не является исполнением сделки (исполнением обязательства по сделке). Одна только регистрация права не препятствует признанию сделки мнимой. Более того, именно регистрация и выступает обычным средством маскировки истинных намерений при совершении мнимого отчуждения недвижимости. Поэтому следует признать ошибочным довод, что регистрация права делает невозможной квалификацию сделки о распоряжении недвижимым имуществом как мнимой.

3. Если мнимая сделка была совершена для цели уклонения от виндикационного иска (эта ситуация, в частности, описывается в п. 32 Постановления N 10/22), то стороны такой мнимой сделки, если истца нельзя защитить иными средствами, могут быть привлечены в качестве соответчиков по виндикационному иску. При доказанности мнимости сделки присуждение против соответчиков дает возможность истребовать имущество от любого из них.

4. От мнимой сделки следует отличать сделку притворную. Употребляемый иногда термин "фиктивная сделка" неверен именно потому, что не позволяет разграничить мнимую и притворную сделки. Притворная сделка, в отличие от мнимой, направлена на создание того или иного юридического результата, возникновение, изменение, прекращение гражданских прав и обязанностей. Но ту сделку, которую стороны на самом деле желают совершить, они прикрывают другой, собственно притворной. Притворная сделка никогда не скрывается, она, напротив, очевидна и обычно в ее внешних реквизитах и содержании нет ничего незаконного.

Обычный пример притворной сделки - случай передачи личного автомобиля директора в аренду своей фирме для получения под видом арендной платы части прибыли. Мотив такой сделки - уклонение от налога на прибыль и на дивиденды. Притворной сделкой будет аренда автомобиля, а прикрытой - договор о получении ежемесячно части прибыли.

Притворная сделка ничтожна, но не потому, что она не соответствует какому-то определенному закону, запрещающему совершать притворные сделки, а потому, что не отражает действительных намерений сторон. Общим правилом является применение закона, относящегося к прикрытой сделке. В приведенном примере это начисление налогов по правилам, установленным для случаев выдачи средств работнику (третьему лицу) из прибыли организации.

5. Притворная сделка иногда квалифицируется как обман бюджета (как в примере), акционеров или иных третьих лиц. Ранее встречалась также квалификация притворной сделки как антисоциальной по ст. 169 ГК РФ, если этот обман был направлен на получение налоговых выгод, не предусмотренных законом. Тем не менее сама по себе притворная сделка не рассматривается как правонарушение. Не является она и сделкой, направленной в обход закона с противоправными целями (п. 1 ст. 10 ГК РФ), поскольку содержит иные последствия: применение закона, регулирующего прикрытую сделку. Если, в свою очередь, прикрытая сделка окажется незаконной, к ней и будут применены установленные в законе последствия, тогда как сделка, направленная в обход закона в силу п. 2 ст. 10 ГК РФ, в качестве общего последствия предусматривает отказ в защите.

Примером сделки, направленной в обход закона, следует рассматривать совершение лицом сделки по распоряжению супружеским имуществом с намеренным сокрытием того факта, что оно состоит в браке для обхода нормы ст. 35 СК РФ. В этом случае нарушаются права не столько другого супруга, сколько контрагента в сделке. Скажем, если покупателю предъявляются поддельные документы об отсутствии брака, а затем сделка оспаривается другим супругом, я бы считал верным отказ в иске по основаниям п. 2 ст. 10 ГК РФ. Норма п. 2 ст. 170 Кодекса в этом случае неприменима.

6. Притворная сделка, как правило, вполне соответствует закону, в то время как прикрытая сделка представляет собой произвольную комбинацию условий, прав и обязанностей, не образующих известного Кодексу состава сделки. Прикрытая сделка может даже выходить за рамки гражданских сделок (например, выступать как вариант трудового соглашения), хотя бы и с имущественным содержанием. Применение закона, относящегося к прикрытой сделке, состоит в таком случае в оценке именно тех ее условий, которые указаны в законах, на которые ссылается истец.

Так, был заключен договор, в силу которого небольшая фирма получила право по своему усмотрению проводить в любое время в Московском международном доме музыки (ММДМ) любые зрелищные мероприятия, используя персонал и базу ММДМ и без всякой оплаты. Оспаривая этот договор, истец ссылался на то, что притворная сделка, которая была представлена как агентский договор, прикрывает сделку по распоряжению имуществом г. Москвы без согласия собственника, что для учреждения недопустимо. Однако суд посчитал, что для применения нормы п. 2 ст. 170 ГК РФ нужна точная квалификация прикрытого договора, тогда как в данном случае налицо комбинация элементов аренды, ссуды, оказания услуг. Между тем точная квалификация, а тем более отнесение к поименованным договорам оспариваемой для целей применения п. 2 ст. 170 сделки несущественны, коль скоро в любом случае налицо незаконное распоряжение имуществом и, следовательно, недействительность сделки.

Прикрытых сделок, как и притворных, может быть несколько. Например, банковский кредит и выдача векселя могут прикрывать куплю-продажу векселя.

7. Уточнением нормы п. 2 ст. 170 ГК РФ стала формулировка, указывающая на то, что прикрытой может быть та же сделка на иных условиях. Ранее встречались споры, способна ли купля-продажа дома прикрывать куплю-продажу того же дома. Сейчас этот вопрос прояснен. Например, если в договоре обозначена одна сумма, а на самом деле имелась в виду другая, применяются правила, относящиеся к прикрытой сделке. Ничтожность притворной сделки в этом случае, как представляется, не должна влечь без крайней необходимости полное аннулирование всех последствий сделки, в том числе вывод о том, что прикрытая сделка совершена с нарушением формы, если притворная на иных условиях тем не менее таких пороков не имела и нарушений прав участников оборота не усматривается. (Например, в договоре купли-продажи прикрыто только условие о цене, причем оно не затрагивает интересов третьих лиц). Если же притворная сделка, заключенная без регистрации или с нарушением нотариальной формы, прикрывает сделку, которая требует соблюдения квалифицированной письменной формы, прикрытая сделка должна считаться совершенной с нарушением закона. Например, если купля-продажа прикрывает залог недвижимости, то третьим лицам важна регистрация именно залога, поскольку это право срочное и содержит размер обеспеченного обязательства. В этом случае правомерен вывод о нарушении норм о форме прикрытой сделки <1>.

--------------------------------

<1> В целом указанная конструкция может квалифицироваться иначе - как фидуциарная продажа в целях обеспечения обязательства должника. Однако подобные сделки не нашли распространения в нашем правопорядке.

8. Обычно как притворная, так и прикрытая сделка заключается между теми же сторонами <1>, ведь именно их воля создает прикрытие одной сделки другой.

--------------------------------

<1> Постановление Президиума ВАС РФ от 2 августа 2005 г. N 2601/05 по делу N А01-1783-2004-11.

В то же время если притворных или прикрытых сделок несколько, они могут включать иных участников, в том числе посредников; в таком случае стороны притворной и прикрытой сделки могут и не совпадать.

Участие в сделке подставных лиц - один из вариантов притворной сделки.

Однако если сделка заключается по поддельным или чужим документам на имя другого лица, для обмана другой стороны сделки (примером может служить получение кредита одним лицом с указанием в качестве должника другого), такие действия должны квалифицироваться как обман по ст. 179 ГК РФ.

Статья 171. Недействительность сделки, совершенной гражданином, признанным недееспособным

Комментарий к статье 171

1. Гражданин может быть признан недееспособным только судом и только вследствие заболевания, при котором он не может понимать значения своих действий или руководить ими (ст. 29 ГК РФ). Воля, необходимая для заключения сделки, отсутствует, если совершаемое действие не осознается лицом, поэтому закон в этих случаях признает сделку ничтожной. Например, по одному из дел Верховный Суд РФ весьма точно указал на то, что "лицо, признанное недееспособным к моменту обращения в суд его опекуна с исковым заявлением, не может выразить свою волю, поскольку не понимает значение своих действий и не может руководить ими" (Определение ВС РФ от 30 августа 2011 г. N 24-В11-5).

Недееспособным может быть признано как полностью, так и ограниченно дееспособное лицо. Так, лица в возрасте от 14 до 18 лет могут самостоятельно совершать определенные сделки (ст. 26 ГК РФ), например, распоряжаться заработком и т.д. В целях лишения возможности совершать сделки, если указанные граждане не способны понимать свои действия, они также могут быть признаны недееспособными (см. вопрос 50 Обзора судебной практики ВС РФ за IV квартал 2005 года, утв. Постановлением Президиума ВС РФ от 1 марта 2006 г.).

В результате признания лица недееспособным над ним устанавливается опека. Это означает, что от имени и в интересах недееспособного в обороте действует опекун: только он может совершать сделки от имени опекаемого, он обеспечивает обязательное представительство недееспособного во всех делах, касающихся его имущества, дохода, трудовых отношений, поездок и проживания, социальных контактов и т.д. Недееспособность в целом означает полную утрату автономии почти во всех сферах жизни (см. Постановление ЕСПЧ от 22 января 2013 г. по делу "Лашин (Lashin) против Российской Федерации").

Недостатком отечественного законодательства можно назвать отсутствие возможности установления для лиц, имеющих психические расстройства, промежуточных состояний между недееспособностью и дееспособностью, наподобие ограниченной дееспособности (ст. 30 ГК РФ), в зависимости от того, какого рода действия лицо не может понимать и какими действиями не может руководить. На это обстоятельство не раз обращал внимание Европейский суд по правам человека. В частности, им отмечалось, что "наличие психического расстройства, даже серьезного, не может выступать единственной причиной лишения дееспособности. По аналогии с делами, касающимися лишения свободы, лишение дееспособности будет оправданным при наличии психического расстройства "характера или степени", делающих такую меру необходимой... российское законодательство не предусматривает "дифференцированных последствий". В результате права заявителя, предусмотренные статьей 8 Конвенции, были ограничены более значительно, чем это было строго необходимо при данных обстоятельствах" (см. Постановление ЕСПЧ от 27.03.2008 по делу "Штукатуров (Shtukaturov) против Российской Федерации").

2. Поскольку сделкой признается только такое действие, которое направлено на возникновение, изменение, прекращение гражданских прав и обязанностей, норма ст. 171 ГК не применяется к любым иным правоотношениям. В частности, не является ничтожным трудовой договор, совершенный недееспособным (см., например, Определение ВС РФ от 23 апреля 2010 г. N 13-В10-2).

3. Совершение сделки с заведомо недееспособным расценивается законом как нарушение его прав, деликт. Поэтому виновная сторона несет ответственность в виде возмещения реального ущерба, причиненного в результате заключения и исполнения сделки.

4. В силу того что самостоятельно совершенная недееспособным сделка может быть направлена к его выгоде, а институт недееспособности призван прежде всего защитить именно недееспособное лицо, норма предусматривает возможность признания такой сделки действительной по заявлению опекуна. В частности, таковыми могут быть признаны все сделки, которые не состоят в распоряжении имуществом недееспособного (например, подряд, когда недееспособный действует на стороне подрядчика, дарение и т.д.). Однако сделка может быть выгодной и в случае с распоряжением, поэтому также может быть признана действительной (например, недееспособное лицо может совершить выгодную покупку). Сделка должна быть признана действительной судом.

Представляется, что истец вправе ограничиться взысканием реального ущерба (п. 3 настоящего комментария), не требуя применения последствий недействительности сделки.

Статья 172. Недействительность сделки, совершенной несовершеннолетним, не достигшим четырнадцати лет

Комментарий к статье 172

1. Разумеется, с точки зрения психологии граждане и до 14 лет способны совершать целенаправленные действия и понимать их значение. Однако в силу возрастных причин и уровня развития психики они не считаются способными совершить сделку.

Впрочем, закон разграничивает малолетних в возрасте до 6 лет и от 6 до 14 лет. Лица, относящиеся ко второй возрастной группе, не являются полностью недееспособными: законодатель допускает самостоятельное совершение ими мелких бытовых сделок, а также сделок, направленных на безвозмездное получение выгоды, по распоряжению средствами, предоставленными родителями (см. ст. 26 ГК РФ). В отличие от ситуации с недееспособными в таких случаях не требуется обращения в суд для признания сделки действительной: она является таковой изначально вне зависимости от чьего-либо признания. Однако ответственность по таким сделкам несут его родители, усыновители или опекуны, если не докажут, что обязательство было нарушено не по их вине (п. 3 ст. 28 ГК РФ).

Все остальные сделки от имени малолетнего могут совершаться только родителями, усыновителями или опекунами (п. 1 ст. 26 ГК РФ).

2. Лица до 6 лет недееспособны, поэтому они не могут самостоятельно совершать никакие сделки. Как и в случае с правовым положением недееспособных (ст. 171 ГК РФ), ничтожная сделка также может быть признана действительной судом, если малолетний получает от нее выгоду.

3. Последствия совершения сделки малолетним, если он не мог совершить ее самостоятельно, аналогичны тем, что установлены для недееспособных.

Статья 173. Недействительность сделки юридического лица, совершенной в противоречии с целями его деятельности

Комментарий к статье 173

1. Норма ст. 173 исторически связана с правилами о неуставной сделке, которые имели в советском правопорядке важное системное значение. Реформирование гражданского права потребовало отказа от ограничения правоспособности юридических лиц и, как следствие, норма о неуставных сделках подверглась кардинальной редукции.

В качестве переходного правила было ранее закреплено также понятие сделки, заключенной без наличия лицензии на соответствующий вид деятельности. На практике оспаривание сделок без лицензии часто вступало в противоречие с целями этой нормы. Например, признание недействительным договора с туристом по мотиву отсутствия у турфирмы лицензии (приостановления, отзыва и т.д.) приводило к тому, что турист был лишен возможности привлечь турфирму к ответственности за нарушение договора. В конечном счете от этой нормы законодатель отказался.

В известных случаях сделка в нарушение лицензии может быть оспорена как незаконная, причем право на иск имеет прежде всего потребитель лицензируемых услуг или работ.

2. Для применения комментируемой нормы необходимо, чтобы цели деятельности были определенно ограничены в учредительных документах. Юридический способ ограничения, впрочем, может быть различным. В учредительных документах может быть ясно выражено, что юридическое лицо занимается определенной деятельностью с определенными целями, либо может содержаться запрет на определенную деятельность.

3. Наиболее актуальным такой способ ограничения правоспособности юридического лица является для некоммерческих организаций и унитарных предприятий, которым такое качество присвоено законом. Коммерческие организации, имеющие в силу закона общую правоспособность, могут быть ограничены в целях деятельности по решению учредителей путем указания на это в учредительных документах.

4. Сделка по мотиву нарушения определенно указанных в учредительных документах целей деятельности юридического лица может быть оспорена только лицами, указанными в ст. 173, и только при осведомленности другой стороны сделки о наличии ограничений. Осведомленность предполагается, поскольку сторона сделки, проявляя обычную осмотрительность, обычно знакомится с учредительными документами контрагента, особенно при совершении сделки, выходящей за рамки текущей хозяйственной деятельности.

5. В любом случае истец должен доказать, что заключение сделки, помимо того, что она вышла за рамки ограничений, установленных учредительными документами, повлекло для него неблагоприятные последствия, а применение последствий недействительности сделки может полностью или частично устранить эти последствия.

Признание сделки недействительной не требуется для привлечения к имущественной ответственности руководителя юридического лица по основаниям ст. 53 ГК.

Статья 173.1. Недействительность сделки, совершенной без необходимого в силу закона согласия третьего лица, органа юридического лица или государственного органа либо органа местного самоуправления

Комментарий к статье 173.1

Введение данной нормы вытекает из иной новеллы - ст. 157.1. В целом норма ст. 173.1 ГК поддерживает тенденцию общего укрепления гражданского оборота за счет снижения возможности аннулирования сделок. Эта тенденция, как известно, является главным мотивом изменений в главе о сделках.

Во-первых, отсутствие согласия влечет только оспоримость сделки. Следовательно, хотя бы необходимость согласия и была указана в законе, его отсутствие не позволяет квалифицировать сделку по ст. 168 ГК как незаконную. В любом случае сделка без согласия не будет ничтожной.

Право на оспаривание сделки по мотиву отсутствия согласия имеют только те лица или органы, которые полномочны давать такое согласие, а также иные лица, указанные в законе. Само по себе отнесение сделок без согласия к числу оспоримых резко повышает их устойчивость. Необходимость получения согласия на совершение сделки должна быть указана в законе. Иные источники, закрепляющие необходимость получения согласия на сделку, нормой ст. 173.1 не охватываются.

Во-вторых, необходимо, чтобы другая сторона сделки знала или должна была знать об отсутствии согласия в момент заключения сделки. Применение этого дополнительного условия, которое можно назвать также условием о недобросовестности, требует дать оценку поведению другой стороны сделки. Добросовестное заблуждение должно касаться факта, а не права. Это означает, что другая сторона не может ссылаться на то, что она не знала положений закона о необходимости получения согласия на сделку. Значит, доказывание добросовестности состоит в выяснении того факта, каким образом, в каких документах было выражено согласие на сделку, как оно доводилось до сведения другой стороны. Вероятно, бремя доказывания добросовестности будет лежать на ответчике, поскольку он будет на него ссылаться, возражая против иска.

В-третьих, истец, оспаривающий сделку по мотиву отсутствия согласия, не вправе ссылаться на факты, которые были ему известны при выражении согласия. В п. 3 ст. 173.1, видимо, имеется в виду ситуация, когда оспаривается само согласие на совершение сделки. В этом случае истец может указать только то основание недействительности согласия на совершение сделки или иного акта, которое ему не было известно в момент выражения согласия.

Очевидно, что сделка, требующая согласия на ее совершение, может быть ничтожной или оспоримой по общим основаниям и может быть по этим основаниям оспорена сторонами сделки или иными лицами, но при этом они не вправе ссылаться на отсутствие согласия или его порочность.

Статья 174. Последствия нарушения представителем или органом юридического лица условий осуществления полномочий либо интересов представляемого или интересов юридического лица

Комментарий к статье 174

1. Объединение в составе обсуждаемой сделки как действий представителя, так и действий органа юридического лица основано на том, что и представитель, и орган юридического лица действуют в силу полномочия. Полномочие по своей природе тем отличается от субъективного гражданского права, что оно осуществляется не в своем, а в чужом интересе. Соответственно, когда речь идет о сделке, совершенной в силу полномочия, всегда имеются определенные лица, в интересах которых это полномочие осуществляется. Именно они и являются теми лицами, которые вправе оспорить сделку по мотивам нарушения полномочия.

Формальное отличие полномочия от субъективного права проявляется в том, что оно может быть ограничено как по объему, так и по сроку в акте уполномочия, т.е. наделения полномочием. (Понятно, что субъективное право не может быть никак ограничено частным актом третьих лиц.)

Таким актом для представителя обычно выступает доверенность, для органа юридического лица - учредительные документы или иные регулирующие его деятельность документы.

Полномочия представителя и органа юридического лица также определяются (и при этом ограничиваются) законом - для законных представителей (опекунов и др.), некоторых видов юридических лиц.

2. Первая часть комментируемой статьи затрагивает случаи выхода за пределы объема полномочия. При этом объем полномочия, как он следует из доверенности, закона или вытекает из обстановки, в которой совершается сделка, ограничен договором, учредительными документами или иными регулирующими его деятельность документами.

Такое превышение полномочия (в части ограничений) дает основание оспорить ее лицу или лицам, в интересах которых было ограничено полномочие. Оспоримость сделки, конечно, означает, что истец должен доказать нарушение его прав и интересов, а не только сам по себе факт выхода за пределы полномочия.

Обязательным элементом состава недействительности сделки является недобросовестность третьего лица, которое знало или должно было знать, что при совершении сделки представитель или орган юридического лица вышел за пределы полномочия. При этом интересы стабильности гражданского оборота требуют, чтобы третьи лица, совершая сделки с представителями или органами юридического лица (что является рутинной практикой), не несли повышенные риски, связанные с полномочиями контрагента. Для того и выработаны некоторые универсальные формы уполномочия, чтобы перенести соответствующий риск на того, кто выдает полномочие, а не на третье лицо. Если представляемый намерен ограничить полномочия своего представителя, то он должен позаботиться о том, чтобы довести этот факт до сведения третьих лиц.

Ограничения полномочий органа юридического лица, указанные в уставе или иных учредительных документах, доводятся до сведения третьих лиц путем предъявления им этих документов. Обычно содержащаяся в контрактах формула, что орган юридического лица действует в силу полномочий, указанных в уставе, сама по себе не означает, что устав был предъявлен третьему лицу. В случае спора суду приходится проверять соответствующие факты.

Представляется, что в данном случае недобросовестность третьего лица не совпадает с неосмотрительностью в том смысле, что нужно было непременно ознакомиться с учредительными документами (либо запросить представляемого о действительном объеме полномочия), а коль скоро этого не сделано, то третье лицо предполагается недобросовестным. Лишь в случае совершения крайне сомнительных сделок (например, продажа объекта, который необходим продавцу для ведения его основной деятельности, и т.п.) покупатель должен проявить повышенную осторожность, в частности удостовериться, что полномочия на данную сделку не ограничены.

На практике недобросовестность третьего лица чаще всего имеет место при наличии формальной (аффилированность) или неформальной связи между представителем (органом юридического лица) и этим третьим лицом. Связь должна быть такого рода, чтобы предположение об осведомленности третьего лица об ограничении полномочия было бы обоснованным. Понятно, что такое предположение должно быть доказано также и иными фактами, равно как оно может быть опровергнуто третьим лицом.

3. Вторая часть комментируемой статьи вводит новый состав недействительности сделки по мотиву нарушения не формального объема полномочия, но нарушения полномочия по его сути как возможности (и обязанности) действовать в чужом интересе. Если осуществление субъективного права с ущербом для обладателя права не может повлечь недействительности соответствующей сделки, то осуществление полномочия, повлекшего ущерб интересу представляемого (или юридического лица), дает право этим лицам оспорить сделку.

Ранее суды довольно часто отказывались обсуждать нарушение чужого интереса при осуществлении полномочия как основание для оспаривания сделки. Нередко при этом полномочие ошибочно отождествлялось с субъективным гражданским правом (такой взгляд, впрочем, имеется и в юридической литературе).

Например, Г., являясь должником М., выдал ему в подтверждение долга доверенность на распоряжение своим домом (рыночной стоимостью около 6 млн. руб.). (Эту сделку, видимо, следовало бы квалифицировать как прикрытый залог дома с существенными пороками формы.) М. впоследствии продал дом по доверенности своей супруге М. за 30000 руб. Суды отказались признавать эту сделку недействительной, исходя из одного только факта наличия доверенности, не вдаваясь в вопрос, действовал ли представитель в чужом или в своем интересе.

Полагаю, впрочем, что и на основании ранее действовавшего закона данная и подобные ей сделки должны квалифицироваться как недействительные. Но отсутствие ранее нормы, аналогичной комментируемой, означает, что такие сделки должны квалифицироваться по ст. 168 ГК РФ (в прежней редакции) как не соответствующие ст. 182 ГК РФ, если они были совершены до вступления в силу комментируемой нормы.

Для целей ч. 2 комментируемой статьи не обязательно доказывать наличие сговора третьего лица с представителем, прослеживать их родственные связи и т.д., хотя обычно такие факты имеются.

Явный ущерб имеется в том случае, когда условия сделки очевидно отличаются в худшую для представляемого сторону от обычных рыночных. Помимо занижения цены имущества явный ущерб также может следовать из неоправданно длительной рассрочки платежа и т.п. условий.

Закон при этом не говорит о значительности явного ущерба. Это обстоятельство доказывается истцом в силу правила ст. 166 ГК РФ. Достаточно, чтобы истцом был обоснован интерес в оспаривании сделки в общем порядке, как это должно быть в любом случае, когда речь идет об оспоримых сделках.

Если истец своими действиями одобрил сделку, осознавая полученный им ущерб, и тем самым лишил себя права на иск о ее недействительности, то это не означает, что он не может требовать от представителя или органа юридического лица взыскания убытков, причиненных данной сделкой.

В связи с принятием нормы ч. 2 ст. 174 заслуживает обсуждения вопрос о соотношении ее с нормой ст. 153 ГК РФ и с нормами корпоративного законодательства, регулирующими оспаривание крупных сделок и сделок с заинтересованностью.

Иногда высказывалась мысль (и соответствующие решения можно обнаружить в судебной практике), что сделки органа юридического лица, повлекшие существенный вред для возглавляемой им организации, могут признаваться недействительными в силу ст. 153 ГК как не соответствующие закону (и тем самым ничтожные). В точном смысле такой подход не вытекает из нормы ст. 153 ГК, поскольку закон ограничил ее действие только взысканием убытков. Не могут оспариваться сделки органа юридического лица и по ст. 10 ГК, так как здесь можно говорить только о злоупотреблении правом, тогда как орган юридического лица осуществляет не субъективное право, а полномочие <1>.

--------------------------------

<1> См. также: комментарий к ст. 168 ГК РФ.

В то же время практика признания недействительными сделок органа юридического лица, злоупотребившего своими полномочиями, хотя и не имела основания в ст. ст. 10 и 153 ГК, сама по себе указывала на необходимость урегулирования этой сферы. С принятием нормы ч. 2 ст. 174 можно определенно утверждать, что только в рамках этой нормы могут быть оспорены сделки органа юридического лица, злоупотребившего своими полномочиями.

При этом признания соответствующих сделок недействительными вовсе не требуется для привлечения руководителя (или лиц, входящих в коллективный орган управления) к ответственности в виде взыскания убытков. Оспаривание сделки, указанной в ч. 2 ст. 174, может производиться только для применения последствий недействительности сделки, указанных в ст. 167 ГК РФ.

Что касается сделок с заинтересованностью и крупных сделок, то их оспаривание основано на фактах, в значительной мере отличных от тех фактов, которые составляют норму ч. 2 ст. 174. Следовательно, допустимо одновременное (в том числе в одном судебном споре) оспаривание сделки по тому и другому основанию при наличии совокупности фактов, указанных как в ч. 2 ст. 174 ГК РФ, так и, например, в ст. 84 Закона об акционерных обществах (обычно при доказанности недобросовестности третьего лица). Возможно и последовательное оспаривание сделки по одному и другому основанию. Факты, установленные в первом процессе, становятся преюдициальными для второго. Нужно при этом напомнить, что суждение суда о действительности или недействительности сделки не является установлением факта.

В то же время, например, факт сговора с третьим лицом может быть установлен.

Можно также заметить, что доказанность сговора органа юридического лица или представителя с третьим лицом либо иного соучастия третьего лица в причинении вреда истцу путем совершения и исполнения сделки дает потерпевшему основания для взыскания убытков с этих лиц солидарно (ст. 1080 ГК).

Статья 174.1. Последствия совершения сделки в отношении имущества, распоряжение которым запрещено или ограничено

Комментарий к статье 174.1

1. Текст комментируемой статьи претерпел значительные изменения в ходе подготовки и обсуждения изменений ГК РФ. Полученный результат все же оказался затруднительным для практического применения.

В прежнем Кодексе не было нормы о последствиях совершения сделки, нарушающей законный запрет на распоряжение имуществом или запрет в силу ареста. Хотя сомнений в недопустимости сделки, нарушающей арест, не было, основания ее оспаривания и последствия совершения оставались неясными. Чаще всего упомянутые сделки рассматривались как незаконные и, следовательно, ничтожные. Но в таком случае сами нарушители ареста, прежде всего должники, получали право на оспаривание совершенных ими сделок, что нередко и осуществлялось. Оспаривались эти сделки и третьими лицами, например приобретателями имущества, ранее подвергавшегося аресту, что также весьма сомнительно.

С учетом приведенной практики сначала было предложено квалифицировать сделки, совершенные в нарушение ареста, как оспоримые с правом на иск об их оспаривании только для лиц, в пользу которых был наложен арест. Это предложение не было принято, возможно, потому, что арест применяется не только в рамках частных споров, но и в процессе уголовного или административного производства следственными, таможенными и другими публичными органами во многих случаях до предъявления гражданского иска и признания участника процесса гражданским истцом. В таком случае нарушение ареста не давало возможности во всяком случае оспаривать сделку в исковом порядке. В дальнейшем возник вариант, согласно которому сделки, нарушающие арест, предлагалось квалифицировать как ничтожные с оговорками о защите прав лиц, в интересах которых был наложен арест. Но и это предложение в конечном счете не было принято.

Была использована формула, отчасти заимствованная из германского законодательства, а это потребует значительных усилий для установления системных связей с нормами российского законодательства.

2. Нормы п. п. 1 и 2 комментируемой статьи различаются источниками запрета: в первом пункте речь идет о запрете, установленном законом, а во втором - о частном запрете суда или иного органа с публичной компетенцией, установленном в отношении определенного объекта, принадлежащего должнику. Пункт 1 ст. 174.1, как уже говорилось в комментарии к ст. 168 ГК РФ, в значительной мере совпадает с нормой ст. 168, поскольку речь идет о сделках, запрещенных законом. Различение сделок, нарушающих закон, и сделок, запрещенных законом, достаточно сложно и едва ли возможно в рамках действующего законодательства. Нужно заметить, что до сих пор законодательный запрет не влек особых правовых последствий и законодатель не уделял внимания формулировке собственно запретов в тексте норм.

Разграничение сделок о распоряжении имуществом, которые запрещены законом, и сделок о распоряжении имуществом, нарушающих закон, вероятно, потребует длительного времени и изменения подходов и судов - к прежним законам, и законодателя - к законам новым в части выявления (формулирования) запрета в норме для различения нарушения запрета и прочих нарушений.

Указание на законодательство о банкротстве в комментируемой статье едва ли помогает устранить описанные неясности в отграничении норм п. 1 ст. 174.1 от норм ст. 168 ГК РФ, тем более что законодательство о банкротстве является специальным и с помощью ссылок на него не может применяться или толковаться общая норма. Ведь суть специальной нормы как раз в том, что она отличается от нормы общей, предусматривает иные правила.

Не составляет содержания п. 1 ст. 174.1 и указание на норму ст. 180 ГК РФ о частичной недействительности сделок, так как эта норма применяется во всех случаях, когда речь идет о недействительных сделках, и ее упоминание в комментируемой статье представляется попросту излишним.

В формулировке п. 1 ст. 174.1 тем не менее нет никаких оснований усматривать какие-либо признаки, указывающие на выделение обязательственных и распорядительных сделок. Ведь смысл всей конструкции распорядительных сделок, как они описываются в некоторых европейских правовых системах, состоит в том, что в случае недействительности сделки в целом условно с помощью фикции из нее выделяется действительная часть - "распоряжение" правом. Фикция здесь необходима потому, что на самом деле никакого отдельного распоряжения правом не существует, как уже говорилось. А в комментируемой статье, напротив, недействительность распоряжения правом противопоставляется действительной сделке, что, как представляется, едва ли имеет практический смысл.

Помимо этого, нужно заметить, закон нигде отдельных сделок о распоряжении правом не выделяет и сделкам по распоряжению имуществом (купле-продаже и др.) их не противопоставляет.

Не содержит закон и никаких особых запретов на распоряжение правом, а если такое в нем и можно обнаружить, запрещаются как раз сделки по распоряжению имуществом - купля-продажа, мена, дарение (например, ст. 575 ГК РФ) и др., но никак не распоряжение имуществом отдельно от сделки.

Наконец, если обсуждать случаи продажи чужого (а именно этими случаями обычно и оправдывают введение упомянутой фикции распорядительной сделки), то коллизии при продаже чужой вещи логично и убедительно урегулированы ст. 461 ГК РФ в том толковании, которое дано в п. 43 Постановления N 10/22 <1>, причем решение этой коллизии современным российским правом представляется гораздо более непротиворечивым и верным, чем соответствующее решение права германского, которое вынуждено прибегать к тяжеловесным и путаным конструкциям.

--------------------------------

<1> Подробнее см. комментарий к ст. 167 ГК РФ.

Надо заметить, что проблематикой продажи чужого не охватываются случаи сделок по продаже чужого права, так как в отличие от чужой вещи чужое право продать нельзя.

В техническом смысле российское право не позволяет считать частью сделки действия по ее исполнению. Поскольку сделка создает обязательство исполнения, это обязательство (точнее, условие о нем) и является частью сделки. Значит, только это условие и может считаться частью сделки и, соответственно, способно оказаться недействительным, если оно нарушает закон, в частности если сделка предусматривает продажу чужого имущества. Такое обязательство ничтожно само по себе, независимо от его исполнения или неисполнения.

С формальной точки зрения действия по исполнению обязательства, даже если их, что считаю неверным, также расценивать как сделки, не подлежат отделению от сделки, установившей обязательство для целей ст. 180 ГК РФ, поскольку нельзя допустить, что стороны могли бы заключить сделку об отчуждении имущества, отделив ее от действий по ее исполнению. Между тем норма ст. 180 допускает обсуждение недействительности части сделки лишь в том случае, если бы было допустимо предположение, что стороны могли заключить сделку без включения в нее спорной части. Очевидно, что нельзя допустить предположения о заключении сделки без включения в нее условий о ее исполнении.

Уже говорилось, что есть известные основания для обсуждения целесообразности введения в ГК РФ фикции распорядительной сделки - для сделок цессии или лицензионных договоров. Но нетрудно убедиться, что такая фикция может быть введена только в нормы о действительных сделках (скажем, в виде дополнения ст. 382 путем, например, включения правила, что для передачи права требования достаточно, чтобы цедент обладал этим правом). Нормы о сделках недействительных для этого не приспособлены. Так, из п. 1 ст. 174.1 ГК РФ вполне ясно следует, что если сделка купли-продажи права недействительна, то и цессия недействительна.

Что касается совершения сделок по передаче права, которым не обладает отчуждатель (это особенно актуально для лицензионных договоров, которые часто предполагают существенные затраты приобретателя), то весьма желательно распространить на отмеченные сделки механизм возмещения убытков, аналогичный норме ст. 461 ГК РФ, на случай признания приобретателя не получившим права.

С учетом названных обстоятельств возникает вопрос о последствиях признания сделки ничтожной по п. 1 ст. 174.1 ГК РФ. Если имеется в виду, что возврату подлежит только то имущество, которое было предметом распоряжения, а всякое другое исполнение реституции (в виде взыскания компенсации) неосуществимо, такое толкование следовало бы признать крайне сомнительным, если не абсурдным. Если же исходить из распространения на состав, указанный в п. 1 ст. 174.1, общих правил ст. 167 ГК РФ, то следует прийти к выводу, что нет никакой возможности отделить последствия ничтожного распоряжения от иных условий сделки. В этом более логичном варианте отличий от общих правил ст. ст. 167, 168 ГК РФ, как видно, не остается. Это и неудивительно, если учесть, что в германском праве, откуда некоторые авторы заимствуют конструкцию распорядительной сделки, не предусмотрена норма, аналогичная ст. 167 ГК РФ, и что наличие этой нормы в Кодексе превращает идею перенесения в российское право разделения последствий недействительности сделки и последствий недействительности ее исполнения в целом скорее в источник излишних противоречий, чем в эффективное средство защиты оборота.

Во всяком случае, эти противоречия не должны, как представляется, трактоваться в смысле ограничения общего правила ст. 168 ГК РФ о презумпции оспоримости незаконной сделки.

3. Если норма п. 1 комментируемой статьи в значительной мере накладывается на норму ст. 168 ГК РФ, то положение п. 2 сразу же ставит вопрос о том, все ли виды ареста (иные ограничения распоряжения имуществом в дальнейшем я оговаривать не буду) ею охватываются. В частности, если в уголовном деле наложен арест для обеспечения гражданского иска, то, видимо, нарушение этого ареста влечет последствия, указанные в п. 2 комментируемой статьи. Соответственно, сделки должника могут быть оспорены кредитором либо органом, имеющим компетенцию выступать в его интересах.

В то же время арест, наложенный для целей конфискации, защищает интересы бюджета и направлен против правонарушителя, а не должника. При буквальном толковании придется сделать вывод, что, во-первых, такого рода сделки вновь оказались вне гражданско-правового регулирования, а во-вторых, что сделки, нарушающие арест для целей конфискации, видимо, будут ничтожными.

Если арест наложен в рамках гражданского дела, то сделки, его нарушающие, бесспорно, регулируются п. 2 комментируемой статьи. Помещение нормы в главу о недействительных сделках заставляет предположить, что сделки, нарушающие арест, могут быть недействительными (оспоримыми). Понятно, что признание недействительной сделки, совершенной в нарушение ареста, необходимо для аннулирования регистрационных записей о состоявшемся переходе права на арестованное имущество, если в заявлении такого требования имеется интерес. То есть без оспаривания сделки основанное на записи право должно признаваться существующим.

Формулировка нормы указывает на ее оспоримость по иску кредитора, в пользу которого наложен арест. Помимо кредитора лицами, в пользу которых наложен арест, могут быть, в частности, наследники в период спора о наследстве, истцы по виндикационному иску и т.п. Они, следовательно, также вправе оспорить упомянутые сделки.

Арест, вообще говоря, может запрещать как сделку, так и ее исполнение, а также регистрацию прав из сделки. Действие ареста в общем виде заключается в том, что после даты ареста отчуждения вещи (иного распоряжения правом) не происходит, хотя бы указанные действия стороны и совершили в соответствии с законом и договором. Понятно, что судебный арест не может исключить совершения сделки, ее исполнения или подачи заявления о регистрации права. Но суть ареста состоит в том, что эти акты лишаются юридических последствий, не порождают прав и обязанностей. Для данного вывода не нужно признавать исполнение сделки - платеж или передачу вещи - также сделкой; достаточно того, что стороны в своем договоре связали с одним из этих действий возникновение прав и обязанностей и придали им тем самым значение юридических фактов, влекущих переход права собственности. Арест, в свою очередь, лишает указанные действия юридического эффекта.

Если стороны связали переход права собственности с платежом, то в случае совершения платежа после ареста следует исходить не из недействительности платежа - это вообще бессмысленная постановка вопроса, а из того, что платеж не сделал покупателя собственником. Платеж состоялся, а потому он не может стать недействительным. Что касается возврата такого платежа, то покупатель не способен добиться этого путем оспаривания сделки, во-первых, потому, что платеж сделкой и не является, а во-вторых, потому, что нарушение ареста дает право на иск только тому лицу, в интересах которого арест установлен. В то же время допустима, видимо, защита плательщика в рамках норм о неосновательном обогащении: ведь основание (кауза) платежа - получение права собственности. В данном случае такого основания, как видим, больше нет. При этом право на кондикционный иск покупателя вещи, на которую наложен арест, не связано с признанием сделки недействительной, как и вообще право на получение неосновательного обогащения само по себе не связано с недействительностью сделки.

Арест может лишить качеств юридического факта и иной факт, отличный от исполнения сделки, с которым стороны связали переход права, например истечение срока.

Что касается заявления о регистрации права, то оно, конечно, исполнением обязательства не является, а арест в этом случае выражается в адресованном регистратору запрете совершать регистрацию перехода/ возникновения права.

Иными словами, действие ареста заключается не в том, что сторона его виновно нарушает и за это несет наказание или что ее воля порочна, а в том, что на известный срок механизм отчуждения (иного распоряжения правами) парализуется, перестает действовать. В то же время вина стороны в нарушении ареста может иметь значение в случае привлечения лица к ответственности за нарушение ареста помимо постановки вопроса о недействительности сделки.

Следует исходить из того, что действие ареста распространяется на все юридические факты, состоявшиеся после его совершения, независимо от того, указаны они прямо в акте об аресте или нет.

4. Изложенное общее действие ареста (которое в целом указывает на ничтожность сделок, нарушающих арест) значительно смягчено в рамках комментируемой нормы, в чем и состоит ее суть.

Нужно, впрочем, различать сделку исполненную и неисполненную.

Обращение к норме п. 1 ст. 167 ГК РФ об аннулировании прав и обязанностей из сделки, нарушившей арест, пока обязательство из сделки не исполнено, вполне допустимо и уместно.

В то же время применение правила п. 2 ст. 167 о возврате сторонами недействительной сделки всего исполненного по сделке приводит к тому, что имущество возвращается должнику, распорядившемуся им в нарушение ареста. Это не всегда отвечает интересам кредитора, а в некоторых случаях и недопустимо юридически или фактически, если должник, например, уже ликвидирован либо лишен возможности осуществить получение и владение имуществом из-за отсутствия персонала, когда речь идет о больших объектах недвижимости.

Если ориентироваться на суть отношений между кредитором и должником и применить некоторые исторические аналогии, прежде всего так называемый паулианов иск, наряду с нормой п. 1 ст. 167 правомерно предложить такой вариант последствий сделки, нарушающей арест, как возможность обращения взыскания на имущество, полученное третьим лицом, по тому требованию, которое было обеспечено арестом. Приобретатель имущества, несмотря на свою недобросовестность в отношении действия ареста, тем не менее выступает собственником этого имущества. По указанной причине ему, в частности, принадлежит разница, если она возникнет, между суммой, выплаченной кредитору по исполнительному листу, и суммой, вырученной от реализации имущества. По этой же причине для обращения взыскания нет необходимости добиваться аннулирования регистрационной записи о принадлежности имущества приобретателю как условия наложения взыскания на это имущество (что касается восстановления ареста на имущество, если его действие прекратилось, то этот вопрос решается по общим правилам, при этом требование кредитора в восстановлении не нуждается - оно остается тем же самым).

Поскольку изложенные последствия в комментируемой статье прямо не сформулированы, они могут быть введены в практику, видимо, только путем судебного толкования. В любом случае комментируемая норма оставляет неясной судьбу требований тех кредиторов, которые не оспорили отчуждение. Можно полагать, что если арест не был наложен также и в их интересах, они утрачивают право на обращение взыскания на данное имущество. Если вещь отчуждена недобросовестным приобретателем третьим лицам, которые не могли знать о нарушении ареста, обращение взыскания на нее становится невозможным.

В немалой мере изложенному выше пониманию соответствует и введенное законом вскоре после принятия комментируемой нормы указание на применимость к данным отношениям норм о залоге (п. 5 ст. 334 ГК РФ). Но при этом нужно все же иметь в виду, что отношения кредитора с недобросовестным приобретателем остаются скорее личными, обязательственными (кондикционными или, по другим представлениям, деликтными), чем вещными. Действие норм о залоге, пожалуй, ограничивается правилами о старшинстве: если приобретатель вещи передает ее в залог, то такой залог будет последующим по отношению к правам кредитора по аресту вещи. В то же время остается принципиальное сходство с залогом - право обратить взыскание на арестованное имущество как на собственное имущество приобретателя вещи.

Полагаю также, что в известных случаях применимым будет и иск о неосновательном обогащении (см. п. п. 7 - 8 настоящего комментария).

Если арестом защищалось вещное право истца (по виндикационному иску, иску о разделе вещи и т.д.), то нарушение ареста будет влечь то, что недобросовестный приобретатель занимает вместе с полученной вещью позицию ответчика и имеет, следовательно, все те возражения против иска, которые имел первоначальный ответчик. При этом недобросовестность приобретения для целей ст. 302 ГК РФ будет, видимо, обсуждаться по личности отчуждателя (первого ответчика).

Возможно и соучастие отчуждателя и приобретателя на стороне ответчика по виндикационному иску, если дополнительно заявлен иск о признании отчуждения мнимой сделкой (см. также комментарий к ст. 170 ГК РФ).

5. Для применения приведенных последствий сделки, нарушающей арест, во всяком случае требуется установление недобросовестности третьего лица, как об этом говорится в комментируемой статье <1>.

--------------------------------

<1> Ранее на это уже указывала судебная практика. См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 16 сентября 2008 г. N 6343/08 по делу N А59-2533/02-С23, в котором также разграничивается действие ареста на сделку и на ее исполнение, но, как говорилось в п. 4 комментария к ст. 174.1 ГК РФ, арест может исключить действие не только сделки, но и всех иных фактов, с которыми связан переход права, в зависимости от формулировки самого ареста. В этом случае подобных проблем вовсе не возникнет.

Осведомленность третьего лица об аресте предполагается, поскольку сведения об аресте доступны участникам оборота, прежде всего в результате регистрации ареста. В то же время если третье лицо узнало об аресте иным образом (например, было участником процесса, в рамках которого был наложен арест, и материалы дела были ему доступны), знание факта ареста может быть установлено и так. Следует заметить, что арест действует не с момента внесения записи об аресте в ЕГРП или иного доведения до сведения участников оборота, а с момента вынесения соответствующего акта.

Приобретатель имущества получает право собственности на него с момента совершения и исполнения сделки <1>, нарушающей арест, поскольку эта сделка не признана недействительной по каким-либо основаниям помимо нарушения ареста (например, сделка может быть признана недействительной при продаже чужой вещи).

--------------------------------

<1> Либо наступления иного факта, отличного от передачи вещи, если стороны связали с ним переход права собственности; для недвижимости необходима, естественно, государственная регистрация соответствующего юридического состава, с которым связан переход права собственности.

Он является не добросовестным приобретателем, который становится собственником по давности, но обычным собственником, приобретающим свое право в силу п. 2 ст. 218 ГК РФ, поскольку отчуждатель имел право собственности (иное правомочие на отчуждение).

6. Имуществом, на которое распространяется действие комментируемой статьи, могут быть не только вещи, но и права требования, исключительные права и т.п. объекты.

7. В связи с нормой ст. 174.1 имеет смысл обратить внимание на такой институт, как оспаривание сделок должника в рамках процедур банкротства. Нормы гл. III Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о банкротстве) создали новые механизмы оспаривания, которые выходят за рамки гл. 9 ГК РФ. Во-первых, предметом оспаривания являются не только сделки, но и иные действия, влекущие переход прав на имущество, что в немалой мере схоже и с действием ареста, как об этом говорилось в п. 4 комментария.

Во-вторых, последствием недействительности выступает не аннулирование сделки, а применение норм о неосновательном обогащении с известными особенностями. Поэтому, кстати, "недействительность" действия, отличного от сделки, не становится в данном случае теоретической проблемой. Ведь для действия кондикции, как уже отмечалось, отнюдь не обязательно уничтожать юридическое действие акта, повлекшего обогащение. Напротив, юридическая действительность такого акта предполагается. Так, передача приобретателем имущества, полученного в результате сделки, попадающей под признаки, описанные в ст. ст. 61.2, 61.3 Закона о банкротстве, иным лицам не дает должнику права виндицировать это имущество от указанных лиц независимо от их недобросовестности, но влечет право кредиторов на предъявление иска о неосновательном обогащении только к приобретателю <1>. Данный механизм основан на том, что должник утратил право собственности и оно более в конкурсную массу не входит. Следовательно, иные приобретатели являются собственниками, получившими имущество по действительной сделке. В этом плане платеж, исполнение обязательства и т.п. действия влекут требование о неосновательном обогащении не потому, что они недействительны, а в силу предписания закона, квалифицирующего указанные отношения как факт, влекущий неосновательное обогащение в специальном варианте, описанном в ст. 61.6 Закона о банкротстве <2>. (В частности, в отличие от общего правила ст. 1102 ГК РФ имеет значение поведение и содержание воли сторон.) Никаких иных последствий недействительности те действия, которые сделкой не являются, не влекут.

--------------------------------

<1> Если такая передача имущества иным лицам, впрочем, имеет признаки мнимой сделки, то, на мой взгляд, применимо требование ко всем участникам схемы как солидарным ответчикам в порядке ст. 61.6 Закона о банкротстве (см. также комментарий к ст. 170 ГК РФ).

<2> Некоторый интерес представляет вопрос, является ли взыскание вещи в натуре от приобретателя (пока вещь не отчуждена иным лицам) в порядке ст. 61 Закона о банкротстве взысканием неосновательного обогащения (т.е. взысканием вещи, которая к моменту взыскания находится в собственности другой стороны сделки) или взысканием вещи, все еще принадлежащей должнику. Поскольку смысл нормы ст. 61 состоит в односторонней защите интересов должника и иных его кредиторов, решение данного вопроса, видимо, подчиняется этому приоритету.

В-третьих, в рассматриваемой ситуации, как и в случае с нарушением ареста, сделка затрагивает интересы третьих лиц (кредиторов), в связи с чем реституция в порядке п. 2 ст. 167 ГК РФ перестает быть адекватным средством защиты их интересов.

Следуя этому ходу рассуждений, можно заключить, что и применительно к действию нормы п. 2 ст. 174.1 надлежащая защита интересов кредиторов достигается средствами, отличными от простой реституции.

8. Правила п. 2 ст. 174.1, как и специальные правила законодательства о банкротстве, позволяют обнаружить тенденцию сохранения действия сделок, нарушающих права третьих лиц, которым взамен непригодного или неэффективного механизма реституции в порядке п. 2 ст. 167 ГК РФ предоставляются иные средства защиты. Следовательно, недействительность отмеченных сделок является относительной: они скорее действительны, во всяком случае, их исполнение производит то изменение во взаимных правах сторон сделки, которое присуще действительным сделкам. Названные сделки дают еще меньше оснований ставить вопрос о недействительности действий, отличных от сделок, в том числе действий по их исполнению.

Статья 175. Недействительность сделки, совершенной несовершеннолетним в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет

Комментарий к статье 175

1. Сделка, как волевое и целенаправленное действие, требует определенного уровня развития личности, способности осознания значения, смысла и последствий совершаемых действий. Лицо, не способное самостоятельно совершать осознанные действия и понимать последствия таких действий, не способно и совершить сделку. Считается, что в полной мере лицо может действовать самостоятельно при достижении возраста 18 лет. По общему правилу в возрасте до 14 лет совершенные сделки ничтожны (ст. 172 ГК РФ). С точки зрения права такие лица (малолетние) недееспособны, так как в силу возраста не способны дать надлежащую оценку своим действиям и принять риск их последствий.

Сделки, совершаемые лицами в возрасте с 14 до 18 лет (иногда их именуют частично дееспособными), оспоримы, т.е. могут быть признаны недействительными судом, если совершаются без согласия родителей (опекунов, усыновителей), необходимого в силу ст. 26 ГК РФ. Согласно указанной норме согласие должно быть выражено в письменной форме и может быть дано как заранее, так и после совершения сделки.

Норма определяет субъектов, которые вправе предъявить иск о недействительности: это родители, усыновители, попечители. До оспаривания сделка вполне действительна и не требует чьего-либо признания. В судебной практике можно встретить мнение, что совершенные частично дееспособными лицами сделки могут быть признаны действительными по аналогии с п. 2 ст. 172 ГК РФ (Обзор судебной практики от 1 декабря 2004 г. рассмотрения судами Кемеровской области дел о признании недействительными сделок с недвижимостью и применении Закона РФ N 122-ФЗ "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним"). На самом деле такая аналогия невозможна, поскольку смысл нормы ст. 175 ГК РФ и состоит в том, что сделка действительна с момента ее совершения. Обращаться в суд за признанием сделки действительной нет никакой необходимости хотя бы потому, что такая сделка не признавалась недействительной, тогда как в силу ст. 172 ГК РФ сделка изначально ничтожна. При этом формулировка нормы не содержит пробелов, поэтому аналогия лишена оснований и с юридико-технической стороны.

2. Применяя норму, необходимо учитывать положения ст. 26 ГК РФ, определяющие объем дееспособности несовершеннолетних. В частности, они вправе и без согласия родителей распоряжаться своим заработком, совершать мелкие бытовые сделки и т.д. Соответственно, в указанных случаях норма ст. 175 ГК РФ не применяется.

3. Как уже указывалось в комментарии к ст. 171 РФ, закон расценивает в качестве правонарушения совершение сделки с использованием непонимания (или недостаточного понимания) смысла сделки по причине отсутствия воли, способности осознания контрагентом сути совершаемого действия. Поэтому наряду с оспариванием сделки установлена также ответственность в форме возмещения реального ущерба.

4. Норма не применяется, если сделку совершает лицо хотя и в возрасте с 14 до 18 лет, но которое в силу эмансипации или вступления в брак стало полностью дееспособным.

Статья 176. Недействительность сделки, совершенной гражданином, ограниченным судом в дееспособности

Комментарий к статье 176

1. Согласно ст. 30 ГК РФ гражданин может быть ограничен в дееспособности, если он ставит свою семью в тяжелое материальное положение вследствие злоупотребления спиртными напитками, наркотическими веществами либо в результате пристрастия к азартным играм.

В соответствии со ст. 281 ГПК требовать признания ограниченно дееспособным могут: члены семьи, органы опеки и попечительства, медицинская организация, оказывающая психиатрическую помощь.

Дата добавления: 2015-09-06