Никогда. Страшное слово. Самое страшное из всех слов человеческой речи.Никогда. Слово это сравнимо только со словом "смерть". Смерть -- однобольшое "никогда". Вечное "никогда", смерть отметает все надежды ивозможности. Никаких "может быть" или "а если?". Никогда. Я никогда не поднимусь на Эверест. Не будет долгих тренировок,медицинских проверок, переездов, гостиниц. Не буду проклинать погоду,скользкие тропы и отвесные уступы. Не будет промежуточных целей, гор большихи маленьких, ничего не будет. Может быть, если повезет, если очень повезет,я когда-нибудь увижу Тибет. Если повезет очень сильно, то меня подбросят навертолете до первого сборного пункта, до первого и последнего "нельзя". Яувижу горы, сумасшедших альпинистов, бросающих вызов себе и природе. Послевозвращения, если им повезет и они вернутся с гор без потерь, они радостно инемного смущенно расскажут мне, как все было там, за границей моего"никогда". Они по-доброму отнесутся ко мне, я знаю, я и сам такой жесумасшедший, как они. Все будет очень здорово. Только сам я на вершину неподнимусь никогда. Я никогда не спущусь в батискафе в Марианскую впадину. Не увижу, каккрасиво там, на морском дне. Все, что мне останется, -- это видеосъемки,документальное подтверждение чьего-то упорства и героизма. И в космос меня не возьмут. Мне не очень-то и хочется блевать отголовокружения, плавая в тесной металлической коробке. Совсем не хочется, нообидно. Кто-то летает там, над моей головой, а мне нельзя. Я никогда не смогу переплыть Ла-Манш. И пересечь Атлантический океан наплоту тоже не получится. Верблюды Сахары и пингвины Антарктики обойдутся безмоего внимания. Я не смогу выйти в море на рыболовном траулере, не увижу плывущегокита, спокойного кита, уверенного в своей исключительности. Рыбу мнепривезут прямо на дом, доставят в лучшем виде, разделанную и готовую купотреблению. Консервы, вечные консервы. Я трогаю джойстик электрической коляски, подъезжаю к столу. Беру в зубыпластмассовую соломинку, опускаю в бокал. Что ж, консервы так консервы.Медленно пью красное вино -- консервированное солнце далекой Аргентины.Кнопкой на пульте включаю телевизор. Выключаю звук. На одном из каналов --прямая трансляция с молодежного праздника. Фигурки в телевизоре счастливы,поют и танцуют. Камера дает крупный план. Тот парень в татуировках, с серьгой в ухе, яуверен, тоже пытается убежать от своего "никогда". Но мне-то от этого нелегче.
Братан
Мы добирались с друзьями из пригорода. Автобусов не было, жара стояластрашная. Ловить попутку было бесполезно. Три здоровых парня плюс инвалид вколяске -- кто ж нас возьмет. Неожиданное везение -- армейский автобус. Выбора не было -- надопытаться сесть. Парни подхватывают меня и коляску на руки, пытаются споритьс водителем. Водитель твердит что-то про "не положено" и "устав". И тут из глубины автобуса с криком "брата-а-н!" бросается к шоферувоенный. Он отчаянно пьян и зол. Они недолго спорят, и мы едем. Солдатики-новобранцы уступают нам место. Я неудобно полулежу на узкомсиденье, мне больно. Подходит "братан". Он еле стоит на ногах, кительрасстегнут, под кителем -- матросская тельняшка. -- Ты из Афгана? -- Нет. -- Это не важно. До Афгана я не знал, что такое инвалиды. А потомдрузья стали приходить без ног, без рук, слепые. Многие не выдерживали,ломались. А ты как? -- Да нормально все: жена, работа. -- Ты держись, живи. Мы доезжаем до города. Меня выносят. Он что-то кричит через стекло. Я все помню. Помню твою тельняшку, твои безумные глаза. Я помню тебя, братан. Я держусь.
I go
Английский язык. Язык межнационального общения, деловых переговоров. Нарусский можно перевести почти все. От поэзии Шекспира до инструкции поэксплуатации холодильника. Почти все. Почти.
X x x
Инвалидная коляска. Американская инвалидная коляска. У меня в руке --джойстик управления. Послушная машина перемещает мое обездвиженное тело поулице небольшого американского городка. Я переезжаю на красный свет. Это и не удивительно. Я перехожу первую вмоей жизни улицу. Коляска еще не совсем послушна приказам моейпарализованной руки. Машины стоят. Из машины, стоящей в левом крайнем ряду, высовывается радостныйводитель, машет рукой и кричит что-то ободряющее. Подходит полицейский. По моему ошалелому виду он догадывается, почему янарушил правила. -- У вас все в порядке? -- Да. -- Вы поступили очень правильно, когда решили выйти на улицу. Удачивам!
X x x
Женщина в инвалидной коляске проносится мимо меня на большой скорости.У нее во рту -- шланг респиратора. Спинка коляски откинута догоризонтального положения так, что на дорогу она смотрит через укрепленноена коляске зеркало. На борту яркая надпись крупными буквами: "Я люблюжизнь".
X x x
Небольшой китайский ресторан. Узкие двери, четыре столика. Выбегает официант. -- Я очень сожалею, очень. Мы приносим официальные извинения. Ксожалению, ваша коляска не войдет в эти двери. Если вас не затруднит, выможете зайти в соседний зал. Вы ничего не потеряете, уверяю вас, то же меню,такое же оформление зала, тот же шеф-повар. У нас есть сертификат, вы можетес ним ознакомиться. Никакой дискриминации. Я смущенно пытаюсь успокоить его, заверяю, что меня ничуть не затруднитпройти в соседний зал. Он провожает меня до входа в другой зал. Этот зал чуть побольше. Официант провожает меня до свободного столика,раздвигает передо мной стулья. Некоторые посетители ресторана убирают ноги из прохода, некоторые необращают на мою коляску никакого внимания. Когда колеса коляски наезжают начьи-то ноги, человек вскрикивает. Еще бы, вес коляски не маленький. Мыобмениваемся извинениями. Официант изумленно смотрит на меня. -- Почему вы все время извиняетесь? Вы имеете такое же право есть вэтом ресторане, как и они.
X x x
Девушка-американка в инвалидной коляске с гордостью показывает мнемикроавтобус с подъемником и рассказывает, что такими микроавтобусамиоснащены все таксопарки Америки. -- А разве нельзя было переоборудовать для инвалидов обычные легковыеавтомобили? Это было бы дешевле, -- спрашиваю я. Девушка смотрит на меня растерянно и смущенно. -- Но ведь в переоборудованном легковом автомобиле можно перевозитьтолько одного человека в коляске! А вдруг это будут парень с девушкой. Оничто, по-твоему, должны ехать в разных машинах?
X x x
На русский можно перевести почти все. От поэзии Шекспира до инструкциипо эксплуатации холодильника. Почти все. Почти. Я могу долго говорить про Америку. Могу бесконечно рассказывать проинвалидные коляски, "говорящие" лифты, ровные дороги, пандусы, микроавтобусыс подъемниками. Про слепых программистов, парализованных ученых. Про то, какя плакал, когда мне сказали, что надо возвращаться в Россию и коляскупридется оставить. Но чувство, которое я испытал, когда впервые тронул с места чудоамериканской технологии, лучше всего передается короткой и емкой английскойфразой: "I go". И на русский эта фраза не переводится.
