Декабря, вторник, дома

Я с ним не рассталась.

Но, если честно, хотела.

Хотя и не воплотила свои желания в жизнь. Даже не потому, что невежливо бросать парня по телефону.

А из-за того, что наговорила мне бабушка.

Сама-то я и не думаю, что это правильно. Не в смысле, что неправильно расстаться с Кенни. Просто вчера после дополнительных занятий по алгебре мне пришлось идти в демонстрационный зал, где Себастьяно развесил свои последние творения и был готов выслушать слова восхищения.

Подошли худенькие девушки – помощницы Себастьяно и начали меня обмеривать со всех сторон. Бабушка, естественно, находилась тут же, не переставая твердить, что теперь мне следует носить одежду исключительно от кутюрье Дженовии, чтобы проявлять патриотизм или там что-то еще… Ну, это мы еще посмотрим. Модельер в Дженовии один. Это Себастьяно. Он практически никогда не использует для платьев хлопчатобумажную ткань.

Однако у меня, наверное, есть дела и поважнее, чем в начале декабря заниматься весенним гардеробом.

Рассматривала я все эти платья, да так задумалась, что унеслась мыслями куда-то совсем далеко.

– Амелия! – взорвалось вдруг у меня в мозгу.

Я аж подскочила. А, это бабушка.

– Амелия, что с тобой сегодня? Себастьяно спрашивает, что ты предпочитаешь: круглое декольте или квадратный вырез?

– Квадратный вырез чего? – спросила я.

Бабушка сделала страшные глаза. Она часто так делает. Поэтому папа никогда не заглядывает на мои уроки королевского этикета, хотя живет в соседних апартаментах.

– Себастьяно, – провозгласила бабушка грозным голосом, под стать взгляду. – Не могли бы вы оставить нас с принцессой наедине. На одну минуту.

Себастьяно почтительно поклонился и покинул помещение, девушки бросились за ним.

– Та-ак, – бабушка буравила меня пристальным взглядом. – Тебя определенно что-то беспокоит, Амелия. Что?

– Ничего, – пробормотала я и покраснела как рак.

Точно знаю, что страшно покраснела, потому что: а) я почувствовала это; б) я видела свое отражение в огромном трехстворчатом зеркале.

– Нет, не ничего, – как отрезала бабушка и достала сигарету, хотя я сто раз просила ее не курить в моем присутствии, потому что легкие пассивного курильщика страдают не меньше, чем легкие активного. Но бабушку проси не проси…

– Так что стряслось? Проблемы дома? Твоя мать уже скандалит с математиком? Я и не думала, что этот брак продержится долго. Твоя мать – ветреная и легкомысленная особа.

При этих словах я чуть не сорвалась. Бабушка всегда оскорбляет маму, хотя та вырастила меня в одиночку, и я, как мне кажется, выросла нормальным человеком.

– К твоему сведению, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более язвительно, – мама с мистером Джанини очень счастливы. И я вовсе не о них задумалась.

– Ну, а о чем тогда? – спросила бабушка со вздохом.

– Ни о чем! Просто я подумала, что сегодня вечером мне надо будет порвать со своим бойфрендом! Вот и все! И тебя это не касается!

И моя бабушка снова меня удивила.

Вместо того чтобы обидеться на мою грубость, как сделала бы любая уважающая себя бабушка, моя только отхлебнула виски, раздавила в пепельнице окурок и взглянула на меня с неожиданным интересом.

– Вот как? – произнесла она совершенно другим голосом (такой тембр ее голос обычно приобретает, когда бабушка получает конфиденциальную информацию о состоянии курсов акций на бирже). – Что еще за бойфренд?

Господи, за что Ты наказал меня такой бабушкой? Честно. Бабушка Лилли и Майкла помнит имена всех их друзей, все время готовит им пироги и обеды, всегда беспокоится, сыты ли они, причем их родители раз в неделю забивают продуктами холодильник и на этом успокаиваются.

Ну, иногда по вечерам заказывают на дом ужины из китайского ресторана.

А я? У моей бабушки есть лысый пудель и кольца с бриллиантами в девять карат каждый, а самое ее любимое развлечение в жизни – без конца мучить меня.

Ну почему так, почему? Я ей ничего плохого не сделала. Ну, разве что оказалась ее единственной внучкой.

И в лицо я ей тоже не говорю ничего такого, что может ее расстроить. Забочусь. Ни разу не сказала, что она вносит свой вклад в разрушение окружающей среды, потому что предпочитает натуральные меха и курит французские сигареты без фильтра.

– Бабушка, – процедила я сквозь зубы, стараясь сохранять спокойствие, – у меня есть только один бойфренд. Его зовут Кенни.

А про себя подумала, что рассказывала о нем уже тысячу раз.

– А я думала, что этот Кенни – твой напарник по лабораторным работам на уроке биологии, – произнесла бабушка и отправилась смешивать себе коктейль.

– Он и есть, – подтвердила я, даже немного удивившись.

Как? Моя бабушка помнит, кто мой напарник по лабораторным работам? Ничего себе…

– Он еще и мой бойфренд. Но вчера вечером у него съехала крыша и он признался мне в любви.

Бабушка потрепала Роммеля. Все это время он сидел у нее на коленях и, как всегда, в ужасе таращил глазенки.

– Так что же тебя не устраивает в молодом человеке, который утверждает, что любит тебя?

– Ну, понимаешь, – говорю, – я-то его не люблю, вот в чем дело. Так что с моей стороны будет нечестно… ну, быть с ним.

Бабушкины брови поползли к основанию прически:

– Не вижу причины.

Как я позволила ей увлечь себя в этот разговор?

– Как, бабушка?! Люди ведь так не поступают. В наши дни, по крайней мере.

– Думаешь? Знаешь, мои наблюдения показали как раз обратное. Кроме тех редких случаев, конечно, когда любовь взаимна. Нет ничего страшного в том, что сейчас рядом с тобой поклонник, к которому ты равнодушна. Ведь при появлении подходящего тебе человека с ним в любой момент можно расстаться. Или тебе нужно расчистить путь для подходящего человека? – Бабушка пронзила меня взглядом. – Есть ли в твоей жизни некто подобный, а, Амелия? Кто-нибудь, хм… Особенный для тебя?

– Нет, – машинально соврала я.

– Врешь, – спокойно констатировала бабушка.

– Нет, не вру, – соврала я снова.

– Точно врешь. Полагаю, тебе следует знать, что для будущего монарха привычка говорить неправду – одна из наиболее неподходящих. И еще. Во избежание какой-нибудь неловкой ситуации, несовместимой с твоим статусом, я тебя предупреждаю: когда ты лжешь, твой нос краснеет как свекла.

Я схватилась за нос обеими руками.

– Нет! Ничего он не краснеет!

– Верь мне, – сказала бабушка, от души наслаждаясь произведенным эффектом. – Не веришь, взгляни в зеркало.

Я повернулась к зеркалам высотой до потолка, убрала руки от лица и всмотрелась в свое отражение. Нос не горел. Опять она смеется надо мной?

– А теперь я снова спрашиваю тебя, Амелия, – медленно проговорила бабушка из глубин мягкого кресла. – Ты влюблена в кого-нибудь другого?

– Нет! – воскликнула я, как всегда, машинально.

И тут же мой нос загорелся как фонарь!

О, Господи! Все эти годы я упоенно врала, а теперь выясняется, что при каждом вранье мой нос становится как свекла! И выдает меня с головой! Окружающие только смотрят на мой нос и уже точно знают, вру я или нет.

Как могло случиться, что до сегодняшнего дня никто не озаботился сообщить мне об этой, хм, особенности организма.

И бабушка! Бабушка, единственная из всех, сказала мне об этом. Не мама, с которой я прожила все четырнадцать лет своей жизни. Не моя лучшая подруга, у которой IQ выше, чем у самого Эйнштейна.

Нет. Разъяснила бабушка.

– Отлично! – горестно воскликнула я и повернулась к бабушке лицом. – Да, хорошо, да. Да, я влюблена в кое-кого другого. Довольна?

Бабушка приподняла рисованную бровь.

– Не надо кричать, Амелия, – спокойно заметила она. И по ее виду легко можно было заключить, что она ловит небывалый кайф от происходящего. – Ну и кто этот кое-кто другой? Кто бы это мог быть?

– Ну уж нет, – ответила я, выставив ладони перед собой. – Этой информации ты от меня не получишь.

Бабушка изящным движением стряхнула пепел с очередной сигареты в специально для нее поставленную хрустальную пепельницу.

– Очень хорошо. Значит, как я понимаю, сей юный джентльмен не питает к тебе ответных чувств?

Все. Врать больше нет никакого смысла. Мой нос сразу показал бы, что к чему. Захотелось убежать и заплакать.

– Не питает. Ему нравится другая девочка. Она очень умная и знает, как клонировать фруктовых мошек.

Бабушка даже откинулась в кресле.

– Полезный талант. Ну да это не важно. Полагаю, Амелия, ты пока не знакома с выражением «лучше плохой, чем никакого».

Она многозначительно помолчала.

– Амелия, неужели не понятно. Не отталкивай этого Кенни, пока не обеспечишь себя чем-нибудь получше.

Я в полном ужасе смотрела на нее. Бабушка, конечно, заворачивала иногда такое… но чтоб TAКОЕ!!!

– Обеспечу себя чем-нибудь получше? – Я не могла поверить, что она говорит серьезно. – Ты говоришь, что мне не надо расставаться с Кенни, пока я не встречу кого-нибудь другого?

– Разумеется, – ответила бабушка и щелкнула зажигалкой.

– БАБУШКА!

Клянусь, иногда я сомневаюсь, человек ли она, как все мы, или просто засланный инопланетянин, шпионящий за нами и замышляющий козни, призванные разрушить устои нашего общества.

– Бабушка, так же нельзя! Нельзя же привязать к себе парня, зная, что сама его не любишь так, как любит он!

Бабушка выдохнула огромный клуб сизого дыма.

– Почему?

– Потому что это неэтично! Безнравственно! Аморально, по-моему. – Я покачала головой. – Нет. Я порываю с Кенни. Прямо сейчас. Сегодня вечером, и все.

Бабушка почесала Роммеля под подбородком, и он задрожал еще сильнее. Естественно, лысый пудель, а его – холодными кольцами, да еще и острыми камнями!

– Это твое право, твой выбор. Но позволь мне сказать, что если ты сейчас порвешь с этим молодым человеком, то зачет по биологии можно хоронить заранее.

Я испытала шок. По большей части оттого, что именно об этом я и сама думала днем. Удивительно, но иногда бабушка просто читает мои мысли.

– Бабушка!

– Да? – протянула она и раздавила в хрустальной пепельнице еще один окурок. – Что, я не права? Ты-то сама едва на тройку биологию вытягиваешь? Так что если бы этот милый молодой человек не позволял тебе списывать у него все ответы…

– Бабушка! – Я снова чуть не плакала.

Теперь потому, что она оказалась права.

Бабушка закатила глаза и взглянула на потолок.

– Давай-ка посмотрим, – сказала она. – 4 по алгебре, но 3 по биологии… Нехорошо.

– Бабушка! – в который раз воскликнула я.

Просто не верилось в то, что я слышала. Она знала о моих оценках! И она была права. Ах, как она была права!

– Нет, не стану откладывать разрыв с Кенни до конца зачетов. Это будет неправильно.

– Дело твое, – произнесла бабушка и глубоко вздохнула, – но я думаю, что тебе будет неловко сидеть рядом с ним – сколько там осталось до конца полугодия? А, целые две недели! Особенно принимая во внимание тот факт, что после разрыва он вдруг возьмет да и перестанет с тобой разговаривать.

Снова правда. И об этом я уже думала. Если Кенни разозлится настолько, что никогда больше не захочет разговаривать со мной, то веселья мало.

– Так, а что там с танцами? – бабушка опустила в коктейль кубик льда. – Рождественские Танцы?

– Не Рождественские, а Зимние…

Бабушка махнула рукой. Драгоценный браслет сверкнул сотней огней.

– Да какая разница. Если ты бросишь этого молодого человека, то с кем тогда пойдешь танцевать?

– Я вообще ни с кем туда не пойду, – твердо ответила я. Горло перехватило, но я продолжала: – Останусь дома.

– С чего это? Торчать дома, пока остальные веселятся? Амелия, это весьма неразумно. Ну-ка, расскажи мне о другом молодом человеке.

– О каком другом молодом человеке?

– О том, в любви к которому ты с такой страстью признаешься. Он разве не пойдет на эти танцы со своей леди, разводящей навозных мух?

– Фруктовых. Не знаю. Может быть.

Мысль, что Майкл может пригласить на Зимние Танцы Джудит Гершнер, мне в голову не приходила. Но как только бабушка высказала это предположение, меня охватило такое же чувство, как тогда, когда я увидела их вместе в первый раз. Меня словно окатили ледяной водой, ну, примерно так же, как когда мы с Лилли переходили Бликер-стрит, а на нас наехал китаец – развозчик заказов на дом. Он так больно ударил меня рулем велосипеда в солнечное сплетение, что я перестала дышать и какое-то мгновение ощущала только панический ужас… Вот примерно так.

Но теперь у меня вдруг разболелся язык. Было уже намного лучше, но теперь он опять разболелся.

– Мне кажется, – сказала бабушка, – единственный способ привлечь внимание этого молодого человека – появиться на танцах под руку с другим молодым человеком. И на тебе должен непременно быть потрясающий наряд – оригинальное творение дженовийского дизайнера модной одежды Себастьяно Гримальди.

Я уставилась на бабушку с еще большим ужасом. Потому что она снова оказалась права. Как же она была права. Кроме…

– Бабушка, – сказала я, – какой еще такой молодой человек, который мне нравится? Ему-то нравится девушка, которая умеет клонировать насекомых. Понятно? Я сильно сомневаюсь, что какое-то платье произведет на него впечатление.

Разумеется, я не рассказала бабушке, что сама прошлой ночью мечтала именно об этом. Бабушка взглянула на меня так, будто прочитала мои мысли.

– Милая, – сказала она, – мне кажется, в это время года несколько жестоко бросать молодого человека.

– Почему?

Что за странная сентиментальность поразила бабушку? Раньше ее так не волновали чужие проблемы и чувства.

– Из-за Рождества, что ли?

– Да нет, – ответила бабушка и посмотрела на меня так, будто усомнилась в моих умственных способностях. – Из-за этих ваших зачетов. Если хочешь проявить милосердие, то подожди, по крайней мере, окончания зачетной недели, а там разбивай себе на здоровье сердце этого бедолаги.

Я набрала побольше воздуха, чтобы поспорить о том, что мне уже все равно – какой там сезон, жестоко или не жестоко бросать, а брошу в любом случае, но, вспомнив о зачетах, остановилась. Так и осталась стоять с открытым ртом. К тому же трижды отраженная в огромных зеркалах.

– Представить не могу, что тебе трудно подождать со своими признаниями до конца зачетов. Зачем усугублять стресс бедному мальчику? Но ты, разумеется, поступай, как сама считаешь нужным. Я полагаю, что этот, как его, Кенни, из тех людей, кто легко переносит отказ. Он, наверное, и с разбитым сердцем неплохо справится с зачетами.

О, Господи! До чего же мне стало плохо от этих ее слов! Мучительно как никогда.

Но, должна признать, некоторое облегчение я все-таки испытала. Потому что, по крайней мере, ситуация хоть немного прояснилась. Конечно, я не могу сейчас ссориться с Кенни. Плевать на оценку по биологии и на танцы. Причина вот в чем: нельзя бросать кого-нибудь накануне зачетной недели. Хуже не бывает.

Впрочем нет, Лана со своими кошмарными подружками все-таки хуже. Противно терпеть ее насмешки. Какое ей до меня дело! Вечно в раздевалке пристанет как оса: «зачем ты носишь лифчик, он ведь тебе без надобности», «а ты со своим бойфрендом хоть целуешься?» Ненавижу.

Вот и все. Я ХОЧУ порвать с Кенни, но НЕ МОГУ!

Я ХОЧУ сказать Майклу о своих чувствах, но НЕ МОГУ!

Я даже не могу перестать грызть ногти.

Я – биологическая аномалия. Лилли сказала, что мне необходимо обрести внутреннюю гармонию между сознательным и бессознательным. Как всегда, ей виднее – у нее родители психоаналитики.

СДЕЛАТЬ ДО ОТЪЕЗДА В ДЖЕНОВИЮ:

1. Купить запас кошачьей еды и наполнитель для туалета Луи.

2. Прекратить обгрызать ногти.

3. Достичь самоактуализации.

4. Обрести внутреннюю гармонию между сознательным и бессознательным.

5. Порвать с Кенни – но не перед зачетами (и не перед Зимними Танцами).

Дата добавления: 2015-10-13