|
– Вы все еще в обиде на Дэша и Хани?
Вопрос этот репортерша из «Бомонда» задала, скрестив ноги и глядя на Эрика сквозь стекла очков в красной металлической оправе. По виду Лорел Крюгер была типичной нью-йоркской интеллектуалкой – стройная и привлекательная, с простой короткой стрижкой и минимумом косметики на лице. Туалет ее составляли довольно случайно подобранные и чересчур свободные вещи: свитер под горло, брюки цвета хаки для багги[12], сапоги и советские армейские часы.
Ради статьи в «Бомонде» с фотографией на обложке стоило помучиться, но Лорел беседовала с Эриком уже несколько дней. Ему это порядком надоело, особенно сегодня, в воскресенье – единственный свободный день. Чтобы дать хоть какой-то выход раздражению, Эрик встал с одного из диванов, стоявших друг напротив друга в его роскошном номере, и подошел к окну; закурив сигарету, стал смотреть в парк. Порывы мартовского ветра раскачивали обнаженные ветви деревьев. От этой картины у Эрика защемило сердце от тоски по Калифорнии, хотя он не был там всего лишь месяц.
Наконец Эрик ответил на вопрос:
– Дэш и Хани поженились в конце восемьдесят третьего, более пяти лет назад. С тех пор я был слишком занят и особо не думал об этом. Кроме того, когда это произошло, я уже не участвовал в съемках сериала.
Эрик выпустил дым, и он рваными клубами начал растекаться по стеклу, смазывая, хотя и не закрывая целиком, отражение. Со времен «Шоу Дэша Кугана» черты его стали резче, лицо похудело, хотя нисколько не утратило мужской красоты. Во всяком случае, замкнутость и мрачная задумчивость двадцатилетнего Эрика Диллона после тридцати превратилась в зловещую соблазнительность, сделавшую тех отчужденных антигероев, которых ему частенько приходилось играть на экране, поистине неотразимыми.
Когда прозвучал очередной вопрос, внимание Эрика переключилось на автомобили, ползавшие далеко внизу по воскресному Манхэттену.
– Тем не менее, не будучи постоянным участником шоу Кугана, вы не раз высказывались по этому поводу.
Эрик отошел от окна и сел на диван напротив Лорел.
– Не я один высказывался. Если помните, к тому времени сериал уже четыре года шел на телеэкранах, и продюсеры готовили продолжение. Мы все рассчитывали получить большие деньги. А вместе с новостью о женитьбе Дэша и Хани все полетело к чертям. Россу Бэчерди пришлось прикрыть сериал.
– Да, грустно все это слушать,
– Деньги есть деньги. – Эрик устроился на полосатом диване удобнее. – Если бы я знал, как пойдет моя карьера, то, конечно, не расстраивался бы тогда так сильно.
– Думаю, выдвижение в номинации «Лучший актер» в нынешнем году сыграло в этом не последнюю роль. – Равно как и наличие круглого счета в банке.
– И вы решили простить влюбленным птичкам их прегрешения?
– Пожалуй, да.
– Вы поддерживаете с кем-нибудь из них отношения?
– Я никогда не был близок ни с Дэшем, ни с Хани. Вот с Лиз Кэстлберри встречаюсь время от времени.
– Куган все еще появляется в коммерческих роликах и на второстепенных ролях, но жизнь Хани окутана тайной, – продолжала Лорел. – Иногда ее видят на занятиях в университете Пеппердина, а так она, похоже, не часто покидает ранчо.
– И этим губит свой талант. Хани даже не представляла, как хорошо она играла. Хотя то, что она старается не попадаться на глаза, меня не удивляет. Ей основательно досталось от прессы.
– Она столько лгала о своем возрасте, что, когда наконец сказала правду, ей никто не поверил. То, что публика считала ее семнадцатилетней, когда она сбежала с Куганом, только подлило масла в огонь.
Эрик потушил сигарету в стоявшей рядом пепельнице.
– Хани не по своей воле скрывала свой возраст – это была затея Росса Бэчерди.
– Такое впечатление, что вы ее защищаете.
– С одной стороны, она пострадала ни за что, а с другой – они с Дэшем поломали жизнь многим людям.
– Но не вам.
– Не мне.
Лорел заглянула в лежащий на коленях блокнот:
– В последнее время у вас отличная пресса. Джин Сискел пишет, что видит в вас ведущего актера девяностых.
– Такое, конечно, приятно слышать, но подобные авансы кажутся мне несколько преждевременными.
– Вам всего тридцать один год. Впереди достаточно времени доказать, что критики правы.
– Или ошибаются.
– Но вы-то так не считаете?
– Да, я так не считаю.
– У вас, безусловно, достаточно уверенности в себе. Иначе бы вы вряд ли решились приехать в Нью-Йорк играть в «Макбете», не так ли? – Лорел бросила взгляд на диктофон, проверяя, не окончилась ли кассета.
Эрик приложил палец к губам.
– В шотландской пьесе.
Лорел вопросительно посмотрела на собеседника.
– Актеры считают плохой приметой называть эту пьесу ее настоящим именем. Это старое театральное суеверие.
Рот журналистки скривился в недоверчивой улыбке.
– Мне что-то не верится, что вы относитесь к суеверным людям.
– Спектакли закончатся еще только через две недели, и я предпочитаю не искушать судьбу, особенно в таком рискованном деле.
– Согласна, дело, конечно же, рискованное. Приглашение вас и Нади Эванс – двух главных секс-символов нашего экрана – на роли лорда и леди Макбет было несколько неожиданным. Критики шли в театр, заготовив камни за пазухой. Вас могли растерзать на куски!
– Но этого не произошло.
– Это самая сексуальная постановка «Мак…», ну… шотландской пьесы из тех, что мне довелось увидеть.
– Секс сыграть несложно. Гораздо труднее пришлось со всей этой кровью и страстями.
Лорел рассмеялась, и Эрик ощутил, как между ними пробежали токи, питаемые магией притяжения полов. Это происходило уже не в первый раз, но он снова отогнал мысль о том, чтобы оказаться с Лорел в постели. То, что Эрик стал гораздо разборчивее в выборе сексуальных партнерш, было связано не только с угрозой СПИДа. Первый год брака с Лили, когда он старался достичь с ней настоящей плотской близости, изрядно поубавил желание заниматься сексом ради секса. Эрик уже не отправлялся в постель с женщиной, которая ему не нравилась, и, уж во всяком случае, избегал подобных отношений с представительницами прессы.
– А вы отлично умеете держать язык за зубами, не правда ли, Эрик?
Стараясь выиграть время, Эрик потянулся за сигаретой.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я «допрашиваю» вас уже несколько дней и до сих пор не имею ни малейшего понятия, чем вы живете. Более замкнутого человека я еще не встречала. И я даже не имею в виду то, как ловко вы уворачиваетесь от вопросов, связанных с разводом или вообще с прошлым. Вы даже оговориться себе не позволяете, не так ли?
– Если бы мне суждено было стать деревом, я был бы дубом.
Лорел засмеялась:
– Должна признать, вы сильно меня удивили. Скажите, а почему…
Но прежде чем она успела приступить к новой серии вопросов, дверь распахнулась и в номер ворвалась Рейчел Диллон. Темные спутанные волосы обрамляли маленькое нежное личико, тонкие черты которого смазывали лишь пятно от шоколада на щеке и кружок пластыря посреди лба. На девочке были красные джинсы, розовые кроссовки, свитер с аппликацией кролика Роджера и принадлежащее матери ожерелье из искусственных бриллиаитов. Через шесть недель ей должно было исполниться пять лет.
– Папа! – Рейчел завизжала с таким восторгом, словно не видела отца бог знает сколько, хотя расстались они всего несколько часов назад. Вытянув руки и едва не перевернув вазу с искусственными цветами, девочка бросилась к отцу. – Папа, угадай, что мы видели!
Рейчел не заметила воскресный номер «Таймс», лежащий на полу прямо у нее на пути, – она никогда не замечала препятствий между ней и тем, к чему она стремилась.
– Ну, так что вы видели? – Привычным движением Эрик подхватил малышку как раз в тот момент, когда она поскользнулась на газете и уже летела головой на стоявший рядом кофейный столик. Рейчел обвила руками шею отца, но вовсе не из благодарности за то, что он уберег ее от возможной опасности, – она всегда заключала его в неистовые объятия даже после самой короткой разлуки.
– Нет, ты угадай!
Эрик прижал неугомонное, переполненное энергией тельце дочери теснее и вдохнул особенный земляничный аромат детских волос, немного влажных – Рейчел никогда не шла спокойно там, где можно было бежать. На самом конце каштанового локона болталась заколка в форме панды. Делая вид, что он серьезно обдумывает вопрос дочери, Эрик снял заколку и положил ее на край стола. Заколки Рейчел валялись повсюду. Одну из них он даже достал из кармана во время пресс-конференции, приняв ее за зажигалку.
– Вы видели жирафа или Мадонну. Девочка залилась смехом:
– Да нет, глупый папочка, мы видели, как дядя писал прямо на тротуаре!
– Вот за что мы любим наш Нью-Йорк, – сухо заключил Эрик.
Рейчел увлеченно закивала головой:
– Правда-правда, папа! Прямо на тротуаре!
– Тебе повезло. – Эрик осторожно дотронулся до пластыря на лбу дочери. – Как твоя шишка?
Но Рейчел не позволила так просто себя отвлечь:
– Папа, даже твоя пай-девочка Бекки смотрела на дядю!
– А вот и она. – С какой-то особой нежностью в глазах Эрик посмотрел на сестру-двойняшку Рейчел, Ребекку, которая вошла в комнату, держась за руку Кармен – няни девочек. Девочка ласково улыбнулась отцу. Эрик подмигнул ей над головой другой дочери, посылая Ребекке их тайный сигнал. «Рейчел, как всегда, успела первой, но ей скоро здесь надоест, и тогда мы с тобой будем долго-долго обниматься!»
– Папа, мне мама звонила по телефону? – Резко обернувшись, Рейчел ударилась макушкой о его подбородок. – Она говорила, что будет мне сегодня звонить.
– Вечером, дорогая. Ты же знаешь, что она всегда звонит по пятницам перед тем, как вы ложитесь спать.
Рейчел надоело сидеть с отцом точно по расписанию, и, соскочив с колен, она подбежала к няне, оторвав ее руку от Бекки:
– Пошли, Кармен! Ты говорила, мне можно будет порисовать смывающимися красками. – Прежде чем покинуть комнату, Рейчел повернулась к сестре: – Не вздумай тут целый день мешать папе, копуша. Когда мы с Кармен закончим рисовать, я покажу тебе, как завязывать шнурки на туфлях. – Лицо ее стало строгим. – И попробуй только не стараться!
Эрик с трудом удержался от желания вмешаться и защитить свою хрупкую больную дочурку от решительной и жизнерадостной сестры. Рейчел не выносила медлительности Бекки, хотя искренне любила и отчаянно защищала ее. Когда Рейчел подросла и могла уже кое-что понимать, Эрик рассказал ей о болезни Дауна у сестры, но она отказывалась воспринимать медлительность Бекки как неизбежность и безжалостно муштровала ее. И то, что Ребекка развивалась быстрее, чем ожидали доктора, могло быть отчасти связано с нетерпеливой требовательностью Рейчел.
Эрик знал, что, вопреки расхожему мнению, врожденный синдром Дауна проявляется у детей далеко не одинаково. Задержка развития может быть как легкой, так и значительной, а физические и умственные отклонения при этом могут быть самыми разными. Дополнительная сорок седьмая хромосома, приведшая к болезни Дауна у Ребекки, явилась причиной легкой задержки развития у девочки, но это не означало, что она не сможет жить полноценной жизнью.
Когда Рейчел исчезла, Бекки повернулась к отцу, не выпуская изо рта большой палец. Девочки не были однояйцевыми близнецами, но, несмотря на слегка раскосые глаза и маленькую горбинку на носу у Бекки, они были необыкновенно похожи друг на друга и на отца. Осторожно вынув палец изо рта дочери, Эрик обнял ее и поцеловал в лобик:
– Привет, мое солнышко. Ну, как поживает папина дочка?
– Бекка кла-си-вая.
Эрик улыбнулся и прижал девочку к себе:
– Ну конечно!
– Папа тозе кла-си-вый.
Речь у Бекки была медленнее, чем у Рейчел, она пропускала слова, путала звуки. Постороннему человеку было непросто понять девочку, но у Эрика с этим не было никаких затруднений.
– Спасибо, дружок.
Прижав дочь к груди, Эрик в который раз почувствовал, как его наполняет необыкновенно глубокое умиротворение. И хотя Диллон никому в этом не признавался, он воспринимал Бекки как особый дар небес, единственную идеальную вещь в своей жизни. Забота о хрупкой беззащитной дочери держала его в постоянном напряжении и в то же время снимала часть непосильной ноши. Ребекка была словно ниспослана ему для искупления его вины перед Джексоном.
Эрика настолько поглотило общение с дочерьми, что он почти забыл о Лорен Крюгер, которая с жадным любопытством наблюдала за семейной сценой. Эрик никогда не пытался скрывать состояние Бекки, но он не выносил, когда пресса интересовалась его детьми, и ни за что не позволял их фотографировать. Хотя вины Лорел в том, что девочки раньше вернулись с прогулки, не было, подобное вмешательство в его личную жизнь оставило у Эрика тяжелый осадок.
– На сегодня все, Лорел, – сухо произнес он. – Днем мне предстоят кое-какие дела.
– Но по нашей договоренности у меня есть еще полчаса, – возразила Лорел.
– Я не знал, что девочки вернутся так быстро.
– Вы всегда готовы бросить ради них все? – В ее вопросе чувствовалась нотка осуждения, присущая человеку, у которого никогда не было детей.
– Всегда. Ничто в жизни – ни «Бомонд», ни даже карьера – для меня не может быть важнее моих дочерей. – Это было его самое откровенное высказывание с начала интервью, но Эрик понял, что Лорел ему не поверила. Несмотря на его заявление об окончании интервью, она и не думала складывать блокнот и диктофон.
– У вас ведь с вашей бывшей женой совместная опека над детьми, да? Удивляюсь, что вы не оставили девочек с матерью на эти несколько месяцев, а сорвали их с места и таскаете с собой по всей стране.
– В самом деле?
Лорел ждала объяснений, но Эрик молчал. Ему не хотелось рассказывать журналистке, что Лили уже очень давно не способна справляться с дочерьми. По закону у них были равные обязанности по отношению к девочкам, но на самом деле Рейчел и Ребекка львиную долю времени проводили с отцом.
Лили любила обеих дочерей, но по каким-то непонятным для Эрика причинам она считала себя виноватой в болезни Бекки, и чувство вины мешало ей находить нужный подход к дочери. Еще хуже дело обстояло с Рейчел. Лили была далеко не глупой женщиной, но так и не научилась управляться со своенравной малышкой, и Рейчел буквально ездила на ней верхом.
Лорел продолжала наблюдать за ласковой возней Эрика и Бекки.
– Похоже, вы можете лишиться репутации последнего из парней с каменным сердцем. И это не так плохо, поскольку эту репутацию некоторые критики считают огромным недостатком. Они утверждают, что, за какую бы роль вы ни брались, всегда получается отчужденная личность.
– Бред.
– Давайте обратимся к последнему критическому анализу вашей работы. – Лорел перелистала несколько страничек блокнота. – Цитирую: «Явная тяга к уединенности у Эрика Диллона делает его типичным отшельником. Как актер, он балансирует на самом краю: сексуально опасный, постоянно отчужденный, добровольно уходящий в тень. Зрителю ясно, что он страдает, но лишь в той степени, в которой он сам хочет об этом сказать. Эрик замечателен, но кто он на самом деле, понять невозможно. И наконец, он великолепен, враждебен всему миру и побежден».
Эрик резко поднялся с дивана, крепко прижимая к себе дочь:
– Я повторяю, на сегодня уже достаточно.
Бекки посмотрела на него широко раскрытыми встревоженными глазами. Эрик заставил себя успокоиться и погладил руку дочери. Затем снова посмотрел на журналистку.
Судя по тому, как Лорел начала быстро собирать вещи и укладывать их во вместительную сумку, она сама поняла, что зашла слишком далеко. Однако на пути к дверям девушка на мгновение все-таки замешкалась:
– Я пока еще не закончила работу, Эрик, но потом мы можем… ну, сами понимаете. Где-нибудь выпить или еще что-нибудь.
– Или еще что-нибудь, – холодно повторил Диллон. После ухода Лорел Эрик успокоил Бекки, отправил ее поиграть вместе с сестрой, а сам в это время сделал несколько телефонных звонков. Закончив, он направился в просторную комнату, занимаемую дочерьми, и кивнул Кармен, предоставив ей долгожданную передышку. Пройдя в глубь комнаты, Эрик стал смотреть, как Бекки, сидя за низким столиком, терпеливо рисует пальцем красные круги на специальной белой бумаге.
Переезды с девочками по всей стране в течение последних трех месяцев оказались непростым делом. Каждый раз в номере отеля устанавливалось оборудование для игр и разноцветные пластиковые молочные контейнеры с игрушками и книжками. Ребекку надо было устраивать в специальную школу и к логопеду, а Рейчел – в частный детский садик. Но Эрик верил, что преимущества пребывания дочерей рядом с ним перевешивают неудобства, связанные с необходимостью постоянно срывать их с места.
Рейчел, которой уже наскучило рисовать смывающимися красками, решила поупражняться в кувырках «колесом». В комнате было слишком много мебели, и Эрику недолго пришлось ждать неизбежного результата. После очередной попытки девочка ударилась пяткой о край пластикового контейнера и отчаянно заревела.
Эрик присел рядом с ней:
– Не плачь! Дай я потру ножку.
Рейчел посмотрела на отца и решила переложить часть ответственности за свою гимнастическую неудачу на него:
– Папа, это ты все испортил! У меня все отлично получалось, пока ты не пришел! Это ты виноват!
Эрик приподнял бровь, показывая дочери, что тут его не проведешь.
Но Рейчел была одной из немногих, кого никак не смущала подобная мимика отца, и она в ответ тоже приподняла бровь-
– Эти кувырки – сплошная глупость!
– Ну-ну, – уклончиво ответил Эрик. – Во всяком случае, делать их в подобном месте – не самое лучшее занятие.
Эрик выпрямился, подошел сзади к Бекки и погладил ее по шейке:
– Хорошая работа, дружок. Когда рисунок высохнет, отдашь его мне – я повешу его в своей гримерной в театре. – Он повернулся к Рейчел: – Покажи мне свой рисунок!
Девочка бросила на отца сердитый взгляд:
– У меня он получился дурацкий, и я его порвала.
– По-моему, кое-кому пора в постель.
– Папа, я не капризничаю! Ты всегда посылаешь меня спать, когда думаешь, что я капризничаю!
– Выходит, я ошибся.
– Папа, днем спят только маленькие дети.
– А ты уже, конечно, не маленькая. Из-за столика раздался писк Бекки:
– Бекка хоцет показать рисунок Пэтчесу-одноглазому! Хоцю показать это Одноглазому.
Рейчел мгновенно перестала капризничать. Она вскочила с пола и, подбежав, схватила отца за руку:
– Ага, папа! Пусть Одноглазый поиграет с нами, ну пожалуйста!
Обе девочки смотрели на него с такой мольбой в глазах, что Эрик рассмеялся:
– Ну и жулики! Ладно. Только Одноглазый не сможет задержаться здесь надолго. Он говорил, что ему предстоит сегодня кровавая битва. И кроме того, ему надо встретиться со своим агентом.
Рейчел радостно захихикала и помчалась к своему шкафу, где, выдвинув ящик, достала пару темно-синих колготок. Подбежав к отцу и отдав ему колготки, девочка тут же бросилась за коробочкой с пластырем.
– Только не пластырь, – запротестовал Эрик, усаживаясь на маленький стульчик и оборачивая колготки вокруг головы. Концы их он завязал на манер пиратского шарфа. – Вы хотите оставить отца без половины его правой брови. Давайте, я просто зажмурю глаз.
– Папа, ты должен приклеить пластырь, – как всегда после его протестов настаивала Рейчел. – Ты не можешь быть Одноглазым без повязки, правда, Бекки?
– Бекки хоцет видеть Одноглазого!
Вздыхая и ворча, Эрик снял обертку с липкой полоски и приклеил ее по диагонали через правый глаз – от внутреннего уголка брови до края скулы. Палец Бекки вновь оказался во рту. Рейчел в предвкушении подалась вперед. Затаив дыхание, они наблюдали за волшебным превращением папы в одноглазого пирата. Эрик выдержал паузу. Какой бы скромной ни была аудитория, момент перевоплощения был для него святым – момент, когда исчезает граница между реальностью и сказкой
Эрик глубоко вздохнул один раз, затем другой.
Когда он, завершив перевоплощение, зажмурил под полоской пластыря глаз и грозно скривил рот, Рейчел завизжала от восторга.
– Так-так, кто это здесь? А, две кровожадные девчонки, лопни мой глаз! – Эрик бросил на дочерей свирепый взгляд и был вознагражден восторженным визгом.
Как всегда, Рейчел начала убегать от него. Эрик вскочил с маленького стульчика и быстро подхватил ее на руки.
– Ну, не так быстро, милочка! Я как раз подбираю надежную команду на свой пиратский корабль. – Взгляд Эрика перешел от Рейчел, визжавшей от восторга и извивавшейся в его руках, к Бекки, глядевшей на них полными счастья глазами. Затем он покачал головой. – Не-ет. Вижу, вы мне не годитесь. Вид у вас, как у слабаков. – Эрик опустил дочку на землю и подбоченившись продолжал грозно смотреть на нее.
Рейчел не собиралась сносить обиду.
– Мы не слабаки. Одноглазый! Попробуй-ка это! – Она подняла руку и напрягла мускулы. – Бекки, покажи Пэтчесу мускулы!
Бекки так и сделала. Эрик добросовестно наклонился и потрогал ручки обеих дочек. Как обычно, от ощущения хрупкости их косточек у него сжалось сердце, но он не подал виду и присвистнул от восторга:
– Да, вы гораздо сильнее, чем можно было подумать. Хотя… – Эрик остановил суровый взгляд на Бекки. – А ты хорошо дерешься на рапирах?
– Это сабли такие, – громким шепотом подсказала Рейчел. Бекки закивала:
– Оцень, оцень холосо.
– И я, Одноглазый, – завизжала Рейчел, – и я отлично фехтую! – Эту часть игры девочка любила больше всего. – И могу одним махом снести голову любому подлецу!
– А сейчас сможешь?
– Я даже могу не моргнув глазом вспороть ему брюхо, выпустить кровь и кишки и вышибить мозги.
Эрик, отличавшийся великолепной способностью сосредоточиваться, растерял ее почти полностью, когда Рейчел впервые попыталась воспроизвести его акцент. Однако он сам изобрел правила игры и тщательно следил за любым проявлением веселья. Но сейчас он смотрел на них с подозрением.
– Даже и не знаю. Налеты и грабежи – это все очень серьезная работа. И мне нужно, чтобы рядом со мной бился кто-нибудь с мужественным и храбрым сердцем. Но, по правде говоря… – Опустившись на стул рядом с Бекки, он заговорщически зашептал: – Сам вид крови мне не очень-то по душе.
Бекки, протянув руку, потрепала его по плечу:
– Бедный Пэтчес.
В глазах Рейчел зажглись ехидные огоньки.
– Пэтчес, а разве бывают пираты, боящиеся крови?
– Еще как бывают. Они, знаешь ли, тоже рискуют в своих занятиях.
– Пэтчес, а я и Бекки очень любим кровь, верно, Бекки? Если ты возьмешь нас с собой, мы будем тебя защищать.
– Я буду засисять Пэтеса, – предложила Бекки, обвив руками его шею.
Он с сомнением покачал головой:
– Это может оказаться чрезвычайно опасным. Нам придется совершать налеты на корабли, полные львов с огромными пастями, и эти львы способны запросто проглатывать маленьких хорошеньких девочек.
Они слушали, широко раскрыв глаза, а он расписывал опасности, поджидающие их в этом приключении. Он уже на опыте убедился, что их особенно восхищали грузы с редкими Животными, тогда как любое упоминание о разбойниках или больших собаках пугало.
Наконец Рейчел произнесла слова, которые говорила всякий раз:
– Пэтчес, а моя мамочка сможет поехать с нами?
Он умолк лишь на мгновение.
– А она сильная?
– О да. Очень сильная.
– И она не боится крови, не так ли?
Рейчел замотала головой:
– Да она просто обожает кровь.
– В таком случае непременно возьмем ее с собой.
Девочки засмеялись от удовольствия, а у него потеплело на сердце. По крайней мере в фантазии он мог дать им мать, которая так часто отсутствовала в их обыденной жизни и от которой было так мало проку, если она все-таки появлялась.
Затем пират Пэтчес принялся плести волшебную нить повествования о морских путешествиях, причем истории заканчивались тем, что доблестные девочки плыли под парусами через семь морей и побеждали всех своих врагов. Это были истории о мужестве и решительности, истории, в которых маленькие девочки, конечно же, дрались наравне с мужчинами и держались до конца.
Завороженные этими рассказами, дети жадно впитывали каждое слово. Внимая Эрику, они видели только щедрость воображения отца. Они были слишком малы и не понимали, что смотрят на человека, который является, наверное, лучшим актером своего поколения, исполняющим единственную в своей карьере роль, в которой он наиболее близок к зрителям, дорогим его сердцу.
Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 68 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 18 | | | Глава 20 |