Странным, хриплым и напряженным голосом, как будто страшно издалека, он сказал мне, что он и близнецы пообедали, но оставили мне мою долю.

И мы только притворялись, что съели все сладости, там еще полно осталось.

Сладости. Он говорит о сладостях. Он все еще в том детском мире, где сладости могут остановить слезы? Я выросла, стала старше его и потеряла способность к детским восторгам. Я хочу того, чего хочет каждая девочка-подросток — свободно развиваться и стать женщиной, свободно управлять своей жизнью!

Но когда я попыталась объяснить ему это, голос мой прервался от слез.

Кэти… что ты сказала… никогда больше не говори таких безобразных, безнадежных слов.

Но почему? — я была поражена. — Каждое мое слово — правда. Я только выразила, что чувствую в душе, и то, что ты чувствуешь тоже, я уверена, то, что ты прячешь от самого себя. Но если ты будешь держать это про себя и не выплеснешь наружу, все это превратится в кислоту и разъест тебя изнутри.

Ни разу в жизни я не хотел умереть, — вскричал он тем же хриплым голосом, в котором все еще чувствовался холод. — Никогда не говори такие вещи и даже не думай о смерти! Конечно, бывали и у меня сомнения и подозрения в душе, но я всегда улыбался, смеялся над ними и заставлял себя верить, потому что я хочу выжить! Если ты наложишь на себя руки, то я тоже не смогу жить без тебя, и близнецы последуют за нами, потому что кто же будет тогда их матерью?

Это рассмешило меня. Я засмеялась тяжелым, ломким смехом, так смеялась наша мать, когда ей было горько.

Как, глупышка Кристофер, разве ты забыл, что у нас есть наша дорогая, любимая, заботливая мамочка, которая прежде всего думает о нас? Уж она-то позаботится о близнецах.

Крис повернулся ко мне и обхватил меня за плечи.

Ненавижу, когда ты говоришь так, как она говорит порою. Думаешь, я не знаю, что ты больше мать для близнецов, чем она? Думаешь, я не видел, что близнецы глазели на свою мать, как на чужую? Кэти, я не слепой и не глупец. Я знаю, мама прежде всего заботится о самой себе, а потом уже о нас.

Старая как мир луна освещала застывшие в его глазах слезы. Его голос звучал твердо, приглушенно и глубоко.

Все это он сказал так спокойно, без горечи, только с сожалением, вот так спокойно и бесчувственно доктор говорит пациенту о его неизлечимой болезни.

Вот когда это открылось мне, как катастрофа, как наводнение: я любила Криса, и он был моим братом. Он делал меня целостной, давая мне то, чего во мне не доставало, например, стабильность. Когда я готова была нестись бешено и неистово, он умел все поставить на свои места, и что за идеальный путь возвращения в реальность, к матери, к бабушке и деду.

Нет, Бог не увидит. Он закрыл глаза на все в тот день, когда Иисус был распят на кресте.

Дата добавления: 2015-10-13