Стихийное формирование мифа) г 1 страница

Вы вот думаете, что доктор должен лечить. А больной считает, что раз доктор пришел и осмотрел больного, то лечение уже началось. Я, по крайней мере, всегда так думаю. Уже один факт прихода врача есть начало лечения. Раз доктор, — значит, баста! Лечение началось.

А. Ф. Лосев

Всякая профессия есть заговор против непосвященных.

Бернарл Шоу

Индивидуальные суггестивные тексты интересуют нас как зафиксированные в массовом или групповом сознании синхронные вербальные социальные эксперименты, которые привели к определенным изменениям установок.

Данные тексты производятся как в обыденной жизни в виде диалогической продукции партнеров, в которой проявляется соперничество собеседников «за право быть лидером в конкретном акте общения при реализации своих целевых установок» (Романов А. А., 1992 г., с. 55), так и в условиях специально организованной коммуникации гетеровоздействия.

Проблема лидерства в диалоге подробно рассмотрена А. А. Романовым (1988; 1992 и др.). Диалогическое общение (диалог) трактуется как «взаимодействие партнеров, которое осуществляется с помощью речевых произведений — реплик или репликовых шагов, построенных из знаков естественного языка» (1992 г., с. 55-56). «Лидер в диалоге — это партнер по диалогическому взаимодействию типового образца, который владеет стратегической инициативой ведения беседы и обладает правом — на базе коммуникативно-социальных конвенций реализации фреймового сценария — принимать ответственные решения в пределах типового функционально-семантического представления (ФСП), значимые для развития диалогического обмена репликами и для реализации глобальной цели в типовом сценарии» (там же, с. 60).

Если в диалоге роль лидера хотя и является константой, но щ -ждается в постоянном удерживании, то в случае суггестивного воздействия (диалога с бессознательным), такого соперничества не требуется, особенно в случае воздействия лица, которому приписы-ваются априорно эффективные действия.

Отсюда и преимущественное внимание к разным уровням языка в процессе анализа воздействующих текстов. В диалоге это определенные языковые средства лексико- и синтактико-семантического плана, а в случае анализа суггестивных текстов, в меньшей степени зависящих от сиюминутного коммуникативного контекста, в большей— от социально-психологического, мы вновь обратимся к анализу наименее осознаваемых уровней языка, для измерения которых используем те же формализованные методы, что и в случае описания универсальных суггестивных текстов.

Индивидуальные суггестивные тексты— это интуитивная или осознанная попытка человека создать и внедрить свой миф (суггестивную роль).

Каким же образом моделируется, порождается суггестивная роль?

Ш. А. Надирашвили (1978), А. А. Леонтьев (1979), И. Н. Горелов (1980), А. Минделл (1993) и др. уделяли большое внимание роли коммуникатора в процессе воздействия.

Так, Ш. А. Надирашвили отмечает «эксперименты доказали, что если слушатели считают коммуникатора лицом с большим престижем, то его воздействие на них отличается большей интенсивностью. Это свойство коммуникатора исследователи обычно обозначают такими терминами, как «престиж», «убедительность коммуникатора», «ожидание», «установка» и пр. Реально данное свойство коммуникатор может иметь или не иметь, важно лишь установить, приписывается ли оно коммуникатору в данный момент. Создается весьма любопытное психологическое положение — пропагандист приобретает большую силу воздействия благодаря тому, что сами слушатели при-писывают ему такого рода свойство. На основе экспериментальных данных в социальной психологии было бесспорно доказано, что информация, идущая от источника с высоким престижем, характеризуется большей силой воздействия (1978, с. 71-72).

Н. И. Жинкин утверждает, что «из всех сенсорных воздействий для человека самым чувствительным, богатым и тонким является звук и его прием слухом, а самым устойчивым и объективным —свет и соответственно зрение. Это объясняется, вероятно, тем, что в первом случае учитывается время, а во втором — пространство, слитная информация о которых безусловно необходима для реальной ориентации в действительности» (1982, с. 120). И. Н. Горелов дополняет эту мысль, отмечая «весьма важное... различие, существующее между процессами восприятия речи только на слух и при наличии визуально воспринимаемого говорящего. В последнем случае слушающий, как правило, старается еще быть и «смотрящим». Он «считывает» дополнительную информацию с лица говорящего.

А. Р. Лурия сообщает об экспериментах Г. В Гершуни, результаты которых «открывают для научного познания круг "подсознательных явлений". Речь идет о фиксации нашими зрительными и слуховыми рецепторами таких микроизменений объекта, которые не попадают в поле ясного сознания. Их учет производится позднее и подсознательно, в результате чего фиксируемые изменения субъективно оцениваются как "интуитивно познанные"» (1980, с. 87-88).

Именно с целью учета сенсорных воздействий для более детального рассмотрения были избраны 6 текстов популярного психотерапевта А М. Кашпировского (9094 слов), передававшиеся по каналам Центрального телевидения. Есть ли в этих текстах законо-мерности, которые могли бы прояснить их «феномен»? Ранее мы уже отмечали, что некоторые авторы (Дубров, Пушкин) отрицают роль слова в сеансах Кашпировского; неоднократно говорил об этом и сам Анатолий Михайлович. Попытаемся разобраться в этом явлении на уровне бесстрастных цифр: проанализируем данные обсчета параметров указанных текстов.

Сравнение фоносемантических признаков текстов Кашпировского со средними результатами обсчета формул гипноза как универсальных суггестивных текстов позволяет заметить:

1) «безликий» основной признак гипнотических формул — «тихий» в авторских текстах имеет отрицательную оценку;

2) признак «медлительный» является сквозным для всех приведенных текстов;

3) следующим по частотности является признак «сильный», характерный для половины текстов Кашпировского;

4) остальной «разброс» признаков обусловлен различными пресуппозициями выступлений психотерапевта и разными типами задач Если первые три текста смоделированы в жесткой фоносеман-тической системе (ср.: наличие признаков «устрашающий», «зловещий», «угрюмый»), то после известий о негативных результатах и острой критики тактика изменилась — последующие три текста построены в мягком, проповедническом стиле (признаки «прекрасный», «возвышенный»), а суггестивная роль передается на уровне мифа (роль страдающего за грехи рода человеческого Иисуса Христа — все та же модификация роли Божества).

Количественный состав «звукобукв» подтверждает коммуникативную направленность психотерапевтических сеансов, так как среди «звукобукв», превышающих нормальную частотность, поровну представлены группы «хороших» (Н, Л', О, Б, Я, И), «плохих» (С, X, Ж, Щ, Ы) и «нейтральных» (В, Г, 3, М, Т, У) звукобукв.

Среди гласных по-прежнему устойчиво выделяется «голубой» И.

Средние индексы лексических единиц в текстах сеансов

психотерапевтического воздействия А. М. Кашпировского

в сравнении, с формулами гипноза

Показатели Формулы гипноза Кашпировский

С 39.90 531.37

I, 1.47 2.90

1е 10.99 4.30

Р 44.55 78.40

Is 3.22 2.60

lex, 14.10 7.00

If 1.73 4.90

ср длина слова в слогах 2.31 2 50

Таблица 19

Лексические показатели подтверждают общие закономерности, отмеченные нами при сравнении групп универсальных и индивидуальных суггестивных текстов. В текстах А. М. Кашпировского наблюдаются повышенные, по сравнению с формулами гипноза, индексы предсказуемости, итерации, индекс длины интервала повторяющихся слов, что указывает на спонтанность этих текстов, асимметричность в использовании слов и большую зависимость от содержания.

Эти данные противоречат наблюдениям лингвистов, изучавших отдельные приемы, применяемые в конкретных текстах А. М. Кашпировского, так как единичные примеры удачного использования тех или иных художественных приемов можно найти в любом тексте психотерапевтического воздействия.

Так, О. А. Коломийцева, проанализировавшая 27 текстов лечебных сеансов А. М. Кашпировского с 1989 по 1991 год, отмечает несомненное лексическое своеобразие указанных текстов, выраженное использованием следующих приемов:

1) Синонимы и функции перечисления. Внешне это напоминает явление «поиска нужного слова», например: «У нас не лечение, а коррекция, выправление, воспоминание» (20.01.91). Пациент воспринимает не отдельное значение, а некий синтетический образ. Интересно отметить, что в приведенном примере не все слова являются языковыми, т. е. постоянными синонимами. Существительное «воспоминание» используется как синоним к слову «лечение» только в данном конкретном случае.

2) Антонимы Анализ языкового материала показывает, что чем меньше сходства между значениями сравниваемых слов, тем легче происходит размывание их границ, например: «моя задача —не усиливать, а ослаблять, не подстегивать, а сдерживать» (19.10.91).

3) Одно и то же слово в разных сочетаниях: «Я думаю, что вы уверены в том, что уверен в этом и я» (Ноябрь, 1989, TV сеанс).

4) Метафоры. Их формирование также предполагает соединение несоединимого и возникновение некоего целостного образа, например' «Что с блеском не может длиться вечно —это молчание» (7.06.89). «Наш сегодняшний сеанс напоминает мне натянутую те-тиву лука. Остается только выстрелить» (20.01.91).

5) Прием каламбура (игры слов). Употребление в одном контексте однокоренных слов разрушает их границы, например: «И ничто не нарушилось. Нарушилось только нарушение, которое было» (20.02 91). «У очень многих из вас пройдет слишком многое» (19.01.91). «Не старайтесь быть очень старательными» (20.01.91).

6) Расширение границ слова посредством его использования в разных значениях, с различными определениями, в качестве центра повествования, например' «Вам предстоит несколько минут побыть в одиночестве. Вы скажете: я ведь так одинок. Это не то одиночество, это другое. Это — высшее одиночество. У вашего ребенка, хоть он и маленький, есть свое, большое одиночество» (20.01.91) (см.: Коломийцева О. А., 1991, с 137-138).

По грамматическим параметрам тексты Кашпировского «тяготеют» к универсальным формулам гипноза, различается лишь количество местоимений и союзов (у Кашпировского их в среднем больше — 20 36% и 9.97% соответственно) и глаголов (их меньше — 18.98%).

Наличие большого количества числительных указывает на родство текстов Кашпировского с текстами классического гипноза. Это противоречит несколько поспешным выводам о том, что «А. М. Кашпировскин в своем воздействии, существенно отличающемся от классического гипноза, свел приемы прямого внушения до минимума» (там же, с. 130).

Таким образом, анализ уже на самом общем, формальном уровне, позволяет различать особенные и универсальные качества индивидуальных суггестивных текстов, а соотнося эти формальные показатели со смысловыми особенностями того или иного текста, можно разгадать, по крайней мере, часть его тайн и спрогнозировать его судьбу Грамматический состав текстов психотерапевтических сеансов А. Кашпировского в сравнении с формулами гипноза (в %%)

Части речи Формулы гипноза А. Кашпировский

существительные 18.65 17.64

прилагательные 6 52 6.28

числительные 3.31 2.52

местоимения 15.75 20 36

глаголы 25.49 18.98

наречия 13.97 9.36

предлоги 6.53 8.75

союзы 5.69 9.97

частицы 4.09 5.53

вводные, модальные слова — 0.59

междометия — 0.02

Таблица 20

Так, амбивалентность фоносемантики прямо выводит нас на амбивалентные особенности смысла, грамматики и пр. «Я не вызываю гипнотических трансов, никогда к ним не стремлюсь и вы не услышите из моих уст установки, что надо отключиться, надо рас-слабиться и чтоб с Вами что-то должно быть. Это вы не услышали. Не услышите это и потом»,— это высказывание А. М. Кашпировского, как, впрочем, и вся «словесная ткань» его сеансов, по сути, и есть способ вызвать сильнейший транс.

Что такое «фане»? Согласно 15-му изданию «Словаря иностранных слов» — это «1) внезапно наступающее кратковременное расстройство сознания, во время которого больные совершают немотивированные поступки, стремительно бегут, бессвязно говорят; отмечается гл. обр. при эпилепсии; 2) состояние отрешенности, экстаза, "ясновидения" идр» (1988, с. 502). Согласно взглядам М. Эриксона, В. Сейтер и др. американских психотерапевтов, транс — состояние лечебное (повышенной открытости, доверия, творчества), и вызвать его можно любым неожиданным вопросом или поступком.

В данном же случае перед нами полностью амбивалентные, раздваивающие сознание, ставящие его в логические тупики, исполненные в стиле «плетения словес» тексты. К тому же, эти тексты предельно универсальны в смысле учета любой мифологии, любого типа реагирования (включая так называемых «сопротивленцев»). Стоит только сосредоточиться на таком тексте и., транс неизбежен. Чего стоит, например, одно лишь следующее высказывание: «Плывите по течению в своих мыслях, чувствах... Я должен сказать, что это нелегкая задача — плыть по течению, подчиниться самому себе, но вспомним древнее: "Не так, как я хочу, но как я". И простите мое творчество, потому что это изречение звучало по-другому: "Не так, как я хочу, но как ты". Это когда я к вам, но когда вы сами к себе, то вправе сказать: "Не так как я хочу, но как я"» и т. д., и т. п А на фоне «паутины» этих слов, конечно, трогательно звучат фразы типа: «Верьте мне, который выпил очень горькую чашу, прежде чем решился на то, чтобы войти в ваш дом, на то, чтобы рискнуть взять на себя вас, вашу какую-то судьбу, поверьте мне». Светлый образ страдающего человека, принимающего на себя чужие грехи и боли, вынужденного говорить: «Я мог бы не говорить, мог бы молчать и много раз даю себе зарок в таких ситуациях — помолчать. Но я чувствую ваше живое влечение к тому, чтобы что-то услышать».. И еще маленький штрих — самое частотное слово в этом тексте — союз «и» (70 раз), излюбленная связка в методике нейролингвистического программирования. Так что, с точки зрения современной лингвистики (в отличие от точки зрения современного естествознания, выраженной в уже цитированной книге Дуброва и Пушкина) никакого «чуда» и даже, к сожалению, тайны, в феномене Кашпировского нет. Налицо хорошее знание психологии и использование (возможно интуитивное) универсальных суггестивных приемов. Что до ошибок и логических противоречий — для огромной группы МС, потрясенного феноменом Кашпировского, это необходимый фактор. По свидетельству проф Б. А. Грушина с точки зрения МС бессмыслицы и противоречия все время выигрывают по сравнению с логикой. Не ясна только первопричина такой обусловленности: амбивалентность приводит к повышенной внушаемости населения или наоборот?

По мнению О. А. Коломийцевой, «психотерапевтический метод А. М. Кашпировского представляет собой уникальный, до последнего времени неизвестный способ возбуждения сферы бессознательного в психике индивида. Воздействие на бессознательное, сопровождаемое переключением сознания, отвлечением внимания пациента от своих заболеваний, по-видимому, возбуждает процессы саморегуляции в организме больного, что ведет к обратному развитию соматических и психосоматических патологических состояний и активизации негентропийных тенденций в организме» (1991, с. 124). Попытка постичь специфический языковой код Кашпировского привела к выделению ряда средств и приемов отвлечения сознания и введения в сферу восприятия адресата единиц кода бессознательного. К таким средствам и приемам О. А. Коломийцева относит:

1) Парадоксы, которые можно определить как языковые единицы, содержащие противоречия в своей смысловой структуре, включающие два противоположных сообщения, например: «Лечение тогда, когда нет лечения» (20.01.91). «Все условия хорошие, даже плохие» (20.01 91). «Лучший способ ко мне попасть — это не попадать. И вот тогда вы попадете». (17.10.91). Обычное восприятие таких сообщений с точки зрения истинности-ложности невозможно, поэтому парадоксы не анализируются больным, а выступают в его понимании как единое, не членимое целое, формируя некий синте-тический образ.

1а) Парадоксы семантические. Содержат противоречия непосредственно в своей семантической структуре как нечто постоянное, инвариант, например: «Мой метод — в отсутствии метода» (17.10 91);

16) Парадоксы прагматические, когда информация, передаваемая высказыванием, вступает в противоречие с истинным положением дел, с самой ситуацией: «Здесь никого нет, только Вы» (20.01.91).

2) Тавтологические высказывания: «Пускай с вами делается то, что делается» (18.01.91). «Ваши руки — это ваши руки» (20.01.91). «Все закончится тогда, когда закончится» (18.01.91).

3) Высказывания констатирующего типа с глаголами в настоящем, прошедшем или будущем времени, например: «У некоторых имеются приятные приливы тепла, происходит экскурсия крови, давление нормализуется» (7.06.89). «У многих уже начали шевелиться руки. У многих из вас уже прошла боль» (7.06.89).

4) Предложения с глаголами в форме повелительного наклонения, например: «Не боритесь с такими мыслями, которые являются нелечебного характера» (7.06.89).

5) Предложения, включающие перформативные глаголы, т. е. глаголы, которые являются наименованием определенных речевых действий. А. М. Кашпировский использует в таких случаях глаголы с суггестивным значением: «внушаю», «даю установку», «программирую», например: «Внушаю: закрываются глаза, закрылись» (Январь, 1989, ТВ сеанс)..,

6) Замена придаточного предложения обобщающим наименованием, например: «Не хочу говорить лишних слов, не хочу обещать золотые горы, эти слова скажете вы, об этом вы напишите, сообщите» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс).

7) Употребление восклицательных предложений, например: «Чего стоит только слово, один только намек на то, что сейчас тысячи людей расстались с болью!» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс).

8) Сочетание сложноподчиненного предложения с высказыванием, имеющим противоположное значение (сложный парадокс), например: «Все ждут от меня, что я начну уговаривать вас лечиться, что буду пояснять, что у вас проходит головная боль, у вас проходит опухоль. Я это никогда не говорю» (7.06.89).

9) Высказывания с глаголами в форме сослагательного наклонения, например: «Если бы мы все увидели, сколько сотен людей в эту же секунду освободились от своего недуга, мы все бы плакали» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс).

10) Риторические вопросы, которые не требуют ответа. «Правда есть, вы ощутили лень, слабость и дальше вы будете это испытывать» (Январь, 1989, ТВ сеанс).

11) Высказывания с имплицитной казуативностью. Речь идет о структурах, состоящих из двух частей. В первой части дается описание некоторого реального факта или состояния адресата. Во второй содержится информация о том состоянии, которое должно быть результатом воздействия. Сочетание в одном предложении реального и желаемого уничтожает различия между ними в восприятии пациента, что усиливает суггестивность высказывания, например. «Считаю, по ходу счета ваше состояние несколько углубится, получит новые краски, а многие испытают красочные ощущения, у некоторых перед глазами уже не мои глаза, а море, облака» (12.03.89).

12) Функция создания расплывчатости повествования создается неопределенными и количественными местоимениями, широкозначными существительными во множественном числе: «Никто не будет кричать и плакать громко, многие уже в движении, есть такие, которые ходят по залу» (7.06.89).

13) Показатели нереальной модальности (модальные глаголы, слова и выражения), например: «Перед вашими глазами может возникнуть человек, пляж, море, а может будет наплыв мыслей» (7.06.89).

14) Обобщающие высказывания, например' «Сила телевизионной терапии велика» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс)

15) Четкая ритмическая организация, которая создается за счет использования многочисленных стилистических приемов синтаксического статуса, основными из которых являются конструкции, повторы, полисиндетон «многословие», номинативные предложения, прием нарастания, сочленение вместо подчинения. Параллельные конструкции представляют собой сочетание двух или более предложений, построенных по одной структурной схеме. Высокая частотность параллельных конструкций создает впечатление четкости, определенности формы. Пациент как бы вовлекается в непрерыв-ный процесс воздействия, например: «Не задавайтесь целью расслабиться, не задавайтесь целью заснуть, не задавайтесь целью забыться, не присматривайтесь к себе. Не смотрите сейчас, допустим, на ваши руки или какие-то изъяны и не ждите, чтобы на ваших глазах это все моментально произошло, хотя такое тоже не исключено» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс) Аналогичную функцию выполняют повторы как отдельных слов, так и целых предложений, например: «Я бы хотел успокоить тех, кто некомпетентен, и я бы хотел успокоить тех, кто считает себя компетентным» (17.01.91). Использование приема нарастания, с одной стороны, создает четкость повествования, с другой — вызывает углубление состояния, что связано с объединением в одной структуре обозначений реальных и желаемых ощущений, например: «Кто расслабился — расслабиться еще боль-ше» (Ноябрь, 1989, ТВ сеанс, см.: Коломийцева, 1991, с. 126-136).

Все эти приемы осуществляют переход к бессознательному, а «речь Кашпировского обнаруживает непосредственную связь с символикой бессознательного, характеризующейся континуальностью, метафоричностью, ритмичностью, эмоциональной окрашенностью, парадоксальностью, амбивалентностью» (там же, с. 135).

Если вернуться к гипотезе Б. Ф Поршнева, то историческое появление амбивалентности он назвал «дипластией» (дипластия — двойственность). И. Н. Горелов, имея в виду то же, по сути своей, явление, которое мы уже обозначили как «амбивалентность» и «дипластия», использует термин «энантиосемия» и отмечает, что «в современных языках энантиосемия не представляет собой особого раритета и обнаруживает даже определенную тенденцию к развитию (1987, с. 79) Может быть, тенденция к развитию энантиосемии и есть поиск новых суггестивных средств в различных языках? А пока отсутствие достоверных знаний о суггестивных резервах языка с одной стороны, и использование широких возможностей средств

массовой коммуникации с другой (телепсихотерапия, радиопсихотерапия) приводят к случаям отрицательного влияния на психику реципиентов: «Ятрогенно внушенные отрицательные эмоции способствуют обострению шизофренического, органического и эпилептического процессов и невротических расстройств» (Вишневская, Кошкин, Вишневский, 1991, с. 46). Авторы статьи «Психические расстройства у принимавших сеансы телепсихотерапии», наряду с другими возражениями морально-этического характера, отмечают «обращение к массовому сознанию, к недифференцированным механизмам регулирования поведения (прямое внушение истерических расстройств А. М. Кашпировским ради зрелищное и усиления психологического прессинга), принижение рационального отношения к происходящему» (Вишневская и др., с. 41), и делают вывод о том, что «именно несоблюдение медицинской морали делает телесеансы пагубными для психики части пациентов. Привлеченные умело подогретым ажиотажем, попав в ситуацию грубого эмоционально-стрессового воздействия истерической эпидемии, люди с наклонностью к психическим аномалиям в ряде случаев получают ухудшение самочувствия» (там же).

По-видимому, должны быть строгие научные критерии экспертизы суггестивных текстов, рассчитанных на воздействие не только массовое, но и индивидуальное. Приведенные выше данные анализа текстов телесеансов Кашпировского убедительно показывают, с одной стороны, умелое манипулирование МС, а с другой — интуитивное, зачастую ошибочное применение прямых внушений (недооценку латентных суггестивных механизмов языка). Авторы процитированной нами статьи, кстати, отмечают особо «высокую частоту появления агрессивных тенденций — у 13 из 40 пациентов, несмотря на "телеустановки" к добру и миролюбию» (там же, с. 46): та самая отрицательная индукция, о которой мы, вслед за Н. И. Чуприковой и В. С. Мерлиным писали выше.

Случайна ли такая реакция? Думаем, нет. О. А. Коломийцева, пытавшаяся разгадать «лингвистическую» загадку Кашпировского, обнаружившая «непосредственную связь с символикой бессознательного» и поэтическую основу его речи, вместе с тем отмечает: «Общение с пациентом на "языке бессознательного" ведет к возбуждению этой сферы. Справедливость данного положения подтверждается исследованиями, проводимыми Д. Л. Спиваком, который изучал процесс диссолюции сознания у больных под воздействием инсулина, кетамина, тремблекса и транквилизаторов. Процесс распада сознания включает шесть стадий, причем каждому из шести уровней соответствует своя система языковых средств. Употребление структур, типичных для определенного уровня, вызывает его активизацию....Авторский стиль А. М. Кашпировского характеризуется высокой частотностью сложносочиненных, простых и номинативных предложений, которые, по мнению Спивака, принадлежат к средним уровням диссолюции сознания. Указанные структуры используются в текстах, построенных по логическом}, а не ритмическому принципу. Компоненты сложноподчиненных предложений находятся в отношениях зависимости или причинно-следственных отношениях. Такие отношения невозможно передать средствами бессознательного. Как отмечает 3 Фрейд, логическая связь в бес-сознательном передается в форме одновременности. Например: "Каждый сеанс провожу по-другому, и только из-за этого — новые примеры" (7.06.89) "Приятная такая плавность во всем" (октябрь, 1989, ТВ сеанс)» (1991, с. 135-136).

А если это не только констатация приемов, но и диагноз? В начале той же статьи отмечается, что люди, участвующие в сеансах снимают всякую критику только потому, что находятся в положении зависимости от врача. Вспомним лидеров, которым приходится отстаивать свои лидерские права в диалоге! Насколько же комфортнее чувствует себя врач-психотерапевт, вещающий с телеэкрана в МС, впитывающее информацию как губка без всякой критики.

Подводя итог, отметим следующие закономерности порождения индивидуальных суггестивных текстов в процессе профессиональной коммуникации (в данном случае под профессиональной коммуникацией понимается намерение воздействующего тем или иным образом повлиять на здоровье собеседника или МС):

1) ситуация профессиональной оздоровительной коммуникации способствует ослаблению критики со стороны сознания суггестантов;

2) суггестор присоединяется к смысловым полям реципиентов и воздействует на них при помощи арсенала специальных средств речевой суггестии;

3) при порождении индивидуальных суггестивных текстов в качестве смысловой основы и фрагментов текста используются универсальные суггестивные тексты соответствующей мифологии;

4) наиболее характерные и частотные параметры индивидуальных суггестивных текстов легче изучать при помощи точных методов, так как при выборочном анализе внимание приковывают наименее частотные и характерные приемы;

5) анализ индивидуальных суггестивных текстов свидетельствует о том, что они в большой степени спонтанны, в большинстве своем не обработаны литературно; включены в контекст ситуации; ритмичность их обусловлена резонансом с толпой или отдельной личностью и поддерживается специальными средствами (музыкой, рас-качиванием и т. п.).

Таким образом, суггестор является вынужденным лидером, неотвратимо воспринимаемым подсознанием и не важно, кто осуществляет суггестию: профессионал высокого уровня или увлеченный какой-либо идеей маньяк с револьвером... Он победит. Даже, если ему не верят. Даже, если шум в зале. Даже, если Вы вовремя выключили телевизор. Социальный эксперимент пройдет успешно. Как пишет А. Минделл, «меня всегда беспокоила бессознательность и абсурдность поведения многих мировых вождей. Я удивлялся — как еще этот мир существует? Как можно было управлять этим миром, если на свете так мало истинно богоносных вождей?» (1993, ч. 1, с. 71).

Принципы восточного единоборства гласят:

«— Черное и белое — лишь названия полярностей; они хотя и разные, но равны.

— Победить противника можно, лишь поняв его, а понять можно, только полюбив.

— Жизнь — самый великий учитель. Учит все: и горе, и радость. Абсолютно из всего можно извлечь полезный урок саморазвития.

— Нельзя сопротивляться естественному потоку жизни и Дао — великому естественному ходу событий.

— Истина везде: если ты не можешь найти ее там, где ты стоишь, почему ты думаешь, что найдешь ее там, где тебя нет.

— Нельзя поучать, можно только показывать, как надо поступать.

— Настоящий учитель может научиться и у ученика» (Ши-хирев, 1993, с. 7).

Это очень похоже на те лингвистические приемы, которые мы находим, например, в текстах Кашпировского. Вопрос только о результате...

Возвращаясь к проблеме лидерства, вспомним древние представления, которые «включали в себя качества таких лиц, как жрецы, короли, королевы, духовные лица и политики. Например, в гексаграммах китайской "Книги перемен" — И-Цзин — лидер часто сравнивается с мудрецом, разговаривающим с небом и пытающимся передать эту информацию людям. Мудрый лидер улавливает настоящие и будущие проявления духа и помогает людям приспособиться к ним.

Лидер сам по себе является проявлением духа: это роль, на совершенное исполнение которой не может надеяться никакая отдельная личность. Лидерство — это часть группового проекта, и все мы должны выполнять его»,— считает специалист по психо-терапии Земли (психологии ноосферы) А. Минделл (1993, ч. 1, с. 66). Соединяя научный миф и другие виды мифов посредством магического языка, доктор (в той или иной мере осознанно) создает собственный миф.

Дата добавления: 2015-10-13