Глава 12. Дневники сумасшедших

Я шел по коридору. Казалось бы, чего в этом такого. Даже маленький ребенок, у которого только-только прорезались первые зубки, уже успел миновать сотни таких помещений. Да и вообще, странное это слово «коридор». Вроде бы ты уже где-то находишься, но в то же время пункт назначения еще далеко впереди. Коридоры это своеобразная свободная зона, место как бы существующее, но и в то же время его никто не замечает. Пропускает через сито проблем и переживаний, и вот, серое и унылое место остается лишь легким туманом на задворках сознания.

Та же судьба постигла бы и этот коридор, будь он хотя бы раз, ну не знаю, может в миллион короче? Все демоны бездны! Я шлялся по этой кишке уже не помню сколько времени. И ни тебе белых стрелок, ни зеленой таблички с надписью «Выход». Да и антураж у этого пространства был соответствующий — камень да редкий факел, угрюмо разгоняющей едкий полумрак. Но я не отчаивался, шел себе, закинув руки за голову, да насвистывал приятный мотив. Да и чего напрягаться, если после магического истощения и сломанных ребер, ты просто напросто заблудился в стране морфея.

Кстати дядька этот, морфей, та еще зараза. Вот кто-нибудь, хоть кто-нибудь, может вспомнить, когда ему посылали действительно приятный сон. После которого, проснувшись, ты ощущаешь себя если не повелителем всего мира, то хотя бы президентом Америки. Нет! Нифига подобного! И даже если вам выпало счастье любоваться поистине приятной картинкой, то не стоит питать пустых иллюзий. Резкий звон будильника, или кошка, цапнувшая вас за пятку, а может и еще какой конфуз, вытряхнут вас из этой утопии, как пыль из пылесоса.

Так что лично я к морфею и ему подобным питал, уже на протяжении семи лет, не самые лестные чувства. Но в этот раз властелин сумеречных миражей превзошел все былые заслуги. Мало того что никак проснуться не могу, хоть боли от щипков и не чувствую, так меня в какой-то коридор засунули. Коридор! Без дверей, без звуков и ощущений. Аттракцион под названием почувствуй себя мыслью в голове чиновника (не в обиду чиновникам будет сказано, вы ребята в принципе нормальные… хотя кого я пытаюсь обмануть).

И вот, когда я уже был готов на самую дикую авантюру — развернуться на пол оборота и пойти в обратную сторону, до не самого тонкого слуха дотянулась призрачная мелодия. Она легким туманом обволакивала сознание и тянула за собой. Пришлось ускорить шаг. И с каждый метром, или в чем меряют сновидения, я приближался к источнику этой мелодии. Наконец я замер перед входом. Тяжелая, дубовая, крепко сбитая дверь перекрывала дальнейший путь. А там, где-то в глубине неизвестности играла музыка.

Звуки духовых перемешивались с легким течением клавишных, создавая некую успокаивающую идиллию. Хотелось замереть, и, не дыша, прикоснуться к чему-то безмятежному. Но, мгновение спустя, в спокойный поток встраивались струнные ноты, а следом, еле различимые полутона скрипки полностью довершали картину. Говорят, музыка всегда о чем-то говорит. И это правда. В большинстве своем она воспевает любовь или что-то близкое к этому. Многие даже говорят: «О чем еще петь и играть как не о любви». Но только не в этот раз. Мелодия, что раздавалась из-за двери, пела о совсем другом. Спустя несколько секунд, когда стихла скрипка, я приоткрыл дверь. Раздался протяжный скрип, будто бы древние петли не чувствовали на себе липкую смазку вот уже как минимум вечность. В глаза ударил яркий, нестерпимо яркий свет.

Мда. А ведь я уже почти забыл эту тошнотворную белизну. Ни единой трещинки, ни пятна, или еще какого инородного штришка, не разрушало целостность лекарского полотна. Будто бы его выточили из цельного куска мрамора, или может, сюда каждый вечер отсылают провинившихся учеников, дабы они красили и красили здешние стены и потолки. Правда, в этот раз крыло все же отличалось. Раньше я считал себя единственным посетителем белых халатов. Но неожиданно для себя осознал, что не один в этом царстве. На койках где лежали, где полусидели, десятки студиозусов. Кто-то еще спал, не обращая внимания на то, что за окном уже давно рассвело. Другие уткнулись в книги и делали вид, что им не до внешнего мира, а некоторые тихо постанывали, теряясь в забытье. Около таких сидели лекари, от них ощутимо тянуло магией, но что же такое они делают, я понять не мог.

Сам же я очутился уже на «своей» койке. Седьмая от выхода, рядом с северной стеной, прямо напротив широкого окна. Там, на улице, уже не гнулись деревья от лихого ветра, и не видно было темных, серых туч на неродном небе. Вместо этого я видел голубую высь и маленькие, еще еле заметные и слабые, но все же — наливающиеся соком почки. Зима, собрав чемоданы, укатила в свои законные владенья, а на оживающую землю вступила изящная ножка красавицы весны.

Кстати о красавицах. Около моего изголовья сидела Лейла. Как всегда в простом, но даже с виду дорогом платье, она листала какую-то брошюрку. «Рагос весной» гласил заголовок. Ах да, совсем забыл рассказать. Рагос, небольшое королевство, расположенное у южных морей, это законодатель моды для всего Ангадора. И даже чванливые светлые эльфы, их скрытные темные собратья и воины кирки и молота, всегда присматриваются и прислушиваются к тамошним течениям. Ну а про нас и говорить не приходиться. Если и появляется что-то новенькое в светской жизни Империи, то знамо, откуда ветер дует.

— У меня карма такая, просыпаться в твоем присутствии. Или это судьба?

Герцогиня оторвалась от журнала и окинула меня грозным взглядом. От того её милое личико приобрело резкие черты.

— Студиозус Тим Ройс! — стальным голосом произнесла она.

— Я за него.

— Как вам не стыдно, — казалось девушка и вовсе не замечает моих слов. — Около вашей кровати денно и нощно несут вахту верные друзья, а вы вместо спасибо опускаетесь до бульварных шуточек!

Ну да, некрасиво получилось. И даже не учитывая, что девушка уперла руки в бока, олицетворяя собой богиню возмездия, мне уже стало стыдно.

— Я ч…

— И не заводи старую песню! — чуть ли не гаркнула она. — «Я чертильщик, мне положено», «по голове бабахнуло», «настроение такое». Хоть бы что-нибудь новенькое придумал!

— Да…

— Извинись!

— Так ведь, — я как раз хотел придумать новую увертку, но наткнулся на сверкающие праведным гневом прекрасные очи. — Приношу свои искрение извинения, — вздохнул я.

— Они приняты, — кивнула Лейла и сразу повеселела. Ну-ну. Приняты, они. Как же. Мне теперь с декаду булочками грехи отмаливать. А ведь шутка то хорошая была, это создание меня уже второй раз подряд будит. — Кстати, с минуты на минуту остальные должны подойти.

И тут же, как по волшебству, а может и по нему самому, в помещение вошли двое. Один рыжий, а другая очень стервозная и едкая дамочка. И что-то мне подсказывает, что они просто идеально друг другу подходят. Дирг уже махал мне рукой и хотел что-то сказать, но главная Сестра, несмотря на свои телеса, подлетела к нему словно пчелка к цветку. Они какое-то время разговаривали, и я не КГБшник — по губам читать не умею, так что суть диалога останется в тайне. В итоге, минуты через две, понурившийся парень и сверкающая Норманн подошли ко мне.

— Ну, здравствуй, болезный, — завела свою скрипучую шарманку, Лизбет. — Смотрю, ты уже обустроился. Может тебе сюда шкаф поставить, полку повесить? Глядишь, и в общежитие возвращаться не надо будет.

Я было хотел ей ответить в «нашем» стиле, и начать очередную, бесконечную перебранку, но, видимо, недавняя встряска позитивно подействовала на соображалку.

— Сестра, — притворно жалобным хрипом воззвал я. Мгновение, и вот уже рядом стоит та самая, пышная дама. — Сестра, вот этот монстр, — махнул я в сторону Норман. — Хочет окончательно свести меня в могилу.

Лизбет вскинула руки, и защебетала на тему что она воплощение сострадания, но целительница не клюнула. Со всей строгостью она заявила, что если еще один шум с нашей стороны, она выгонит всех, а меня напичкает очень вредными травами. Дабы я её до выписки больше не беспокоил.

— Вот так всегда, — протянул Дирг, непонятно откуда потащивший себе и подруге стулья. — Вы бранитесь, а шишки всем.

— Она первая начала, — наиграно детским голосом, пробурчал я.

— Я первая? — вскинулась было Лизбет, но тут же перешла на шепот. — А кто меня в таверне обесчестил?

На меня уставилось две пары гневно сверкающих гляделок. Причем в глазах рыжего я прочел, что мне пора натачивать сабли.

— Девушка неправильно выразилась, — вскинул я руки и тут же поморщился от боли. Кажется, мне не только грудину подломили, но еще и пару ребер, опять же с правой стороны. — Я просто решил возникший конфликт мирным путем, а она сочла это за оскорбление.

— Что-то вы нам этого не рассказывали, — усмехнулась Лейла.

— Дорогая, — улыбнулся я. — Если тебе все рассказать, так ты спать по ночам не будешь. Кошмары замучают.

Девушка замахнулась своим острым кулачком, намереваясь ткнуть меня побольнее.

— Бить больных строго возбраняется кодексом приличной аристократки, — скороговоркой выплюнул я и натянул одеяло по самые брови.

Раздалось три смешка, а потом прозвучал голос рыжего.

— Вылезай, калека, никто тебя трогать не будет.

Откинув одеяло, я якобы облегченно вздохнул.

— А теперь историю, — как всегда Лейлу хлебом не корми, дай байку какую послушать.

— Это было перед… — начала графиня, но я её перебил.

— Э нет. Ты сейчас такого нарассказываешь, что от меня даже темные боги отвернуться, — девушка хмыкнула и вздернула курносый носик. — Короче дело было так. Заехал я в один трактир. Там мой старый знакомый хозяином был, и мне страсть как хотелось с ним пару тем обсудить. Но того и след простыл, ни привета, ни ответа, как будто и не было его никогда. Я, понятное дело, чутка расстроился, и решил чего времени то пропадать. Сел за стол, и заказ оформил. Надо признать со сменой хозяина, еда там стала на порядок лучше, во всяком случае, на помои больше не смахивала… Ну так вот. Сижу я, честный человек, никому не мешаю, никого не трогаю, чуть ли не примус починяю, а тут в таверну вваливается вот это создание. Глаза огнем горят, из пасти пламя вырывается, язык раздвоенный змеится… Больных не бить! Рыжий, держи её пока она меня не добила! Ладно, едем дальше. Потягиваю я пивко, хотя его разбавили так, что я решил допить исключительно из вредности.

— Вот ведь скилсы, — ужаснулся Дирг, но тут же затих под протяжным «тсссс».

— И я о том же. Норман, кстати не одна пришла, с ней еще пара охранников было. Обычные ученики Мечников. Ну а на дворе ж война. Люди разные по дорогам ходят. Да и по трактирам, что на развилке четырех дорог стоят, ты вряд ли встретишь кого-то, кто с Хартой не повязан. Так и вышло. Сидела за столиком компания служивых с лицами, не отягощенными моралью. Те ж наверняка, кроме приписных, никого уже с год не видели, а тут атмосфера подходящая, настойка душу горячит и наша красавица заявляется. Мужики то и не выдержали. Начали приставать, не грубо, но не красиво. А Норман, вместо того что бы развернуться и уйти, натравила на них своих стражников. Народ за клинки похватался, ну и я решил, что мне не с руки из окна то прыгать, дабы в разборку не втянули. Так что заказал я бочонок сивухи какой-то, да и позвал этих мужичков за стол. Мы с ними час пили, и когда их уже мутить стало, я ноги в руки и на тракт. Норман нашу догнал, хотел за сивуху и за хлопоты три серебрухи. А та опять завела про «обесчестил» и еще всякую муть толкала, под конец опять стражников напустила. В общем, когда эти сынки в песок носом уткнулись, я уже на другую встречу опаздывал, так что шляпой махнул да коня пришпорил.

Народ молчал, Норман старательно отводила взгляд, а толпа безмолвствовала.

— Ну ты герой, — хмыкнул Дирг. — Я бы не рискнул целый бочонок трактирной дряни в себя вливать.

— Да чего там, — отмахнулся я. — Мы люди привычные.

— И все же ты не прав, — вклинилась Лейла. — Мог бы хоть морды им набить.

— Вот тебе я и предоставлю эту возможность при случае, — проворчал я. — И ты им хоть морды бей, хоть носы ломай, любая кара на твой выбор. И вообще, чего-то я не понял, вы больного пришли проведать или нотации ему читать?

Ребята осознали всю тяжесть своего проступка и потупили взоры. Оно и понятно. Я тут, понимаешь ли, чуть на рандеву к жнецу не отправился, а они то истории выпытывают, то моральный террор устраивают. Не по-людски это. Кстати о нелюдях. В палату, если так можно назвать это гигантское помещение, вошел Сай O`Кнелли. И если я в лежке валялся, то этот перец являл собой олицетворение такого мифа как «хорошее утро». И единственное что выдавало в нем недавнего пострадальца, это неактивная правая рука, которой он старался не шевелить при ходьбе. Красные глаза подгорца не выражали ни капли лишних эмоций, лишь азарт и тихое пламя сдерживаемой злости.

— Я пришел сказать, — процедил он. — Однажды я убью тебя, смертный.

Высказавшись, эльф развернулся на каблуках и скорым шагом отправился на выход.

— Сам раньше не подохни, остроухий, — крикнул я.

Эльф затормозил, обернулся через плечо и на его лице на миг появился оскал дикого хищника. Затем он скрылся в коридоре. Светлые не любят, когда их называют ушастыми, а вот темные могут с цепи сорваться, заслышав оскорбительное «остроухие», Для них это еще хлеще, чем мельтешение тряпки для быка.

— И что это? — спросила Лейла.

— Это значит что не мне одному вчера понравилось саблями махать.

— Какое вчера, — вскинулся Дирг. — Ты уже шестой день лежишь здесь. Кнелли то на следующее утро выписали, а ты до сих пор в сознание не приходил. Валялся, бредил, да потел как будто ты не человек, а дух дождя какой-нибудь.

— И чего я говорил?

— Да всякий бред, — отмахнулся рыжий. — Мы особо и не разобрали. Ты ж не на имперском чесал, а вроде как на восточном. Тут сосед у тебя был, перевел нам пару фраз. Вернее как нам, он как первую озвучил, так девчонки чуть не в обморок рухнули. Просили больше такое непотребство не произносить, ну а я то не пальцем делан. Парочку особо крепких оборотов даже записал.

— Видать сильно мне прилетело.

— Не то слово, — вставила свои пять копеек Норман. Та последние пять минут сидела, уткнувшись в брошюрку подруги. — Вы когда в разные стороны разлетелись, так все сбежались. Но лэр Милфорд велел никого не трогать, ждать лекарей. Те уже через минуту примчали, перевернули тела. А у вас, у каждого, вся грудь разворочена, разве что сердца бьющегося не видно. Целители прямо на полигоне магичить стали. Раны закрыли и унесли вас сюда. Милфорд глазам своим не поверил, когда ты смог такое учудить. И вот какой возникает вопрос. У наемников все так фехтовать горазды?

— В нашем отряде — да, — коротко ответил я.

— И что же это за отряд такой? — прищурилась Лейла.

— Особый, — пожал я плечами. — И люди в нем были тоже — особые, да и даже не совсем люди. В общем, весело у нас было.

Мы выдержали паузу. В это время палата все больше погружалась в некую, характерную лишь для такого рода помещений, атмосферу. Где-то рядом бродили посетители, тихим шепотом общаясь и с больными и с врачами. Последние, в свою очередь, были незаметны, словно падающий по осени кленовый лист. И увидеть их можно было, только если сосредоточиться на поиске определенных личностей. Меня это мало волновало, возможно, именно поэтому я так пристально наблюдал за птицей, что решила пробиться через оконное стекло.

— Ты как себя чувствуешь то? — задала пожалуй самый важный вопрос наша герцогиня.

— Жить буду, — хмыкнул я. — А вам никуда идти не надо?

— А как ты?

— Да у Дирга пропуск из кармана торчит, — ткнул я пальцем в рыжего. Тот, опустив взгляд ниже, быстренько убрал бумагу подальше.

Ребята потупили взоры и даже как-то отвернулись от меня.

— Ну чего у вас такое? — вздохнул я. Иногда их манерность меня просто убивает. — Или вы по мне панихиду заказывали? Ну так не отменяйте, я может скоро того этого…

Тут девушки синхронно повернулись ко мне, и в их грозных взглядах я прочел самые страшные муки ада.

— … а может и нет.

— Если ты помнишь скоро Весенний бал, — взял слово рыжий. — Вернее он состоится послезавтра… Так что мы в город — за покупками.

И не было предела моей радости. Как сильно я не хотел идти на этот клятый бал, и теперь у меня есть вполне правдоподобная отговорка.

— Эх, жаль, что я не смогу пойти, — я картинно шмыгнул носом и подтянул одеяло. Под которым, между прочим, ничего кроме меня не наличествовало.

— Вот в этом-то и проблема, — вздохнула Лейла.

— Изверги! Хотите больного на силу в свет вытащить?

— Здесь как раз все наоборот. В прошлый раз принцесса присылала приглашение на мое имя, предоставляя возможность взять неограниченное количество спутников. А в этот раз он выслала приглашение на троих…

О как. Я даже поник. Не то что бы меня это сильно трогало, но быть в немилости у одной из кровных наследниц престола страны, в которой живешь, это уже малость неприятно. И даже тот факт что сама принцесса обратила на презренного студиозуса свой взор, уже пугает похлещи плети, сплетенной из змей.

— Если за этим не последует репрессий — переживу, — пожал я плечами.

Девушки переглянулись, и снова рыжему пришлось взять на себя миссию по заполнению пустоты.

— Ладно. Ты тут не скучай…

— Да проваливайте уже, — отмахнулся я. Ребята улыбнулись. — И не забудьте мне все рассказать, — и, чуть убавив голос, я буркнул. — Интересно все-таки.

Мы обменялись рукопожатиями, и троица отправилась на выход.

Подложив руки под голову, я предался размышлениям на волнующую тему. Как человеку, считающему себя если не благородным, то не лишенным чести, мне довольно сложно смотреть за мучениями слабых существ. И представьте себе возмущение, что поднялось в душе такого джентльмена как я, когда птичка, что так рьяно стремилась попасть в помещение, нашла свой покой в когтях здоровенного кота. О, это был воистину достойнейший представитель пушистой породы. Его зеленые глаза сверкали подобно двум изумрудам на полуденном солнце. Его рыжая шерсть, лоснилась и сверкала как спокойное море в тихой гавани. А черные полоски от морды и до хвоста были темнее безлунной ночи. Пожалуй, тот мелкий воробушек, счел бы за честь пасть от лапы такого красавца.

Но покончим с иронией. Когда кот закончил с трапезой, меня ждал сюрприз, коим животное и заслужило привилегию остаться в памяти. Хвостатый подошел к окну, где-то его прижал, и, казалось бы, цельная рама разделилась на две части, и нижняя плавно поднялась к своей соседке сверху. Котяра шмыгнул на подоконник, снова что-то сделал и вот окно снова напоминает единый лист.

Легким, я бы даже сказал прогулочным шагом, пушистый переместился ко мне на кровать и стал откровенно устраиваться на послеобеденный сон. Свернувшись клубком у меня на коленях, он широко зевнул, демонстрируя свой нехилый оружейный набор. А затем, почти по-человечески причмокнув губам, обернул себя хвостом. Каюсь в своем малодушии, но вместо справления трагедии по погибшей птичке, я потянулся погладить этого проказника. Но когда пальцы уже почти достигли лоснящейся шерстки, котяра приоткрыл один глаз, как бы намекая, что этот шаг будет весьма опрометчивым.

— Как же тебя зовут? — улыбнулся я.

Кот приоткрыл оба глаза и что-то недовольно промяукал. А мгновение спустя в лекарском корпусе начался самый настоящий столичный цирк.

— Гаюс! Блохастое отродье! — вскричала старшая Сестра и, схватив швабру, понеслась по направлению ко мне.

— Что вы?! — вскинулся я, но было слишком поздно, швабра, подобно топору палача, опустилась мне на ноги.

— Мяу! — взревел недовольный кот.

— Демоны! — взревел недовольный больной.

И если пушистый успел миновать страшной участи, то больному повезло не так сильно. Потянувшись к коленям, я не заметил, как котяра буквально взлетел ко мне на плечо. Сестра замахнулась снова.

— Даже не думайте! — вскрикнул я.

— Пригнитесь Ройс, — прошипела она.

Признаться, я растерялся, и если бы не кот, то могло произойти все что угодно. Вплоть до моего очередного визита во владения седого с мешком. Но рыжий взял инициативу в свои лапы. Соскользнув мне на живот он, клянусь всеми богами, азартно мне подмигнул, цапнул за большой палец правой руки и повторил процедуру с окном. И последнее чем он меня порадовал — это некошачий прыжок от окна до стоящего рядом дерева. А там, между прочим, была пропасть метра в три. Воистину, достойнейший из достойных. Разве что кусается.

— Вот ведь неугомонный кошак, — утерла выступивший пот целительница. — Что ж вы, молодой человек, ворон то считали. Подсобили бы!

Тут уж даже мое джентльменское начало вернулась восвояси, аккурат до следующего посещения лекарского крыла.

— Знаете что? — рявкнул я и резким движением натянул штаны, не вылезая из под одеяла. — Идите вы… кошек ловите. А я пойду… а вот не знаю куда, но пойду.

Вскочив с постели, и полностью игнорируя легкую вспышку боли, я облачился в нехитрые одежды.

— Больной, лягте обратно, — с присущей строгостью произнесла волшебница. — Вам еще неделю лежать до выписки.

— Ага, — кивнул я. — Вы только бумаги сверьте, меня же уже выписали.

Сестра с подозрением отнеслась к моему заявлению, но все же взяла мою медкарту и перевернула несколько листов.

— Но как же, — возмутилась она. — Графа пуста. Так, хватит выдумывать, возвращайтесь в постель!

Я уже начал закипать. Выхватив свою карточку из пухлых рук целительницы, я написал в графе «выписка» слово — «сегодня» и вернул лист обратно.

— Все, спасибо за уход, — кивнул я и направился к выходу.

Видимо женщина настолько оторопела, что не сразу осознала происходящее, но вскоре по корпусу прогремело.

— Охрана! Буйный!

И тут же выход мне преградило двое. Ростом больше чем два метра, аршин в плечах, и ладони-сковородки. Дааа. Такие любого мага угомонят.

— Туше, — кивнул я.

Сестра хмыкнула и успокоилась. Зря. Не теряя времени, коего упущено уже слишком много, я развернулся и метнулся к окну. Спасибо котяре, я знаю, что с ним делать. Мгновение, и вот я уже свисаю с подоконника. И в момент, когда руки отпустили раму, в воздухе появилась одна из ручищ, но, увы, я уже был на земле. Всего два этажа не составляют проблемы для ученика Добряка. Отряхнув одежду, я поднял голову и увидел Сестру, грозящую мне кулаком. Сняв несуществующую шляпу, я поклонился и развернувшись, направился в общежитие.

Настроение было не то что бы очень хорошее, поэтому я напрочь игнорировал окружающий мир. Изредка отвлекаясь на студиозусов, я все глубже погружался в собственные мысли. И, что самое неприятное, в этих самых мыслях царил сущий беспорядок. Эти мечущуюся мыслишки, отчаянные идеи, громоздкие думы, сплелись в столь плотный клубок, что пытаясь выделить хоть одну, я непременно наталкивался на плотную связь с другой. Обидно, но присказка «потяни и распутаешь» в данном случае не работает. На мозговой штурм меня не тянуло, поэтому, миновав очередную компанию студиозусов, я напрямки пошел к дому.

И, несмотря на мою хмурость, атмосфера вокруг стояла праздничная. Учитывая сколько времени я провел в бессознательном состоянии, можно смело утверждать что сегодня местная пятница. Занятия остались позади, скучные домашние упражнения и медитации можно оставить на потом, а вечером заняться досугом. Счастливчики, расчетливо сохранившие свои пропуска, отправятся в город. Там, на Третьей Рыночной улице, есть заведение под названием «Пьяный гусь», излюбленное местечко для всех студентов. Цены не кусачие, алкоголь крепкий, да и закуски недурственные. В общем, в наличии все для приятного отдыха в столь же приятной компании приятелей.

Для тех, у кого нет пропуска, есть другой вариант — отправиться в местный паб. Правда, там нет таких вольностей как в городе. Все же «Дырявая мантия» находится прямо на территории Академии. С одной стороны балагурам и весельчакам это место явно не подходит, а вот тем, кто любит спокойную обстановку и уютную атмосферу — самое то.

Ну и последний вариант, это уже для отчаянных. Весь алкоголь на территории строго регулируется, а из «Дырявой мантии» даже Добряк бы не вынес ни чарки. Так что с первого взгляда перспектива устроить вечеринку прямо у себя в номере, не кажется такой уж радужной, но студенты не были студентами, если бы не нашли этому решения. Контроль спиртного проводится очень просто. По всей территории «висят» специальные плетения, и если они найдут подходящую жидкость, то сразу отправят сигнал кому надо. Но здесь есть дно «но», эти самые сигналки не реагируют на бутылки из «Дырявой мантии». И, я уверен, что в вашей голове возникла парочка скромных идей. Например, перелить. Но вот в чем загвоздка — как достать эти самые бутылки из «Мантии». И вот здесь за дело берется самая мощная сила во всех мирах. И это не магия, не золото, не власть, а знакомые. О да, знакомые это самая опасная и самая действенная сила. Сколько всего можно устроить, имея пару нужных людей на нужных постах. Вот и здесь тоже самое. За пару золотых мусорщик, еженедельно заезжающий на территорию, продаст тебе пару пустых бутылок. А дальше все просто. В первый же выход в город совершается перелив, и вот уже ты проносишь под мантией несколько приятно позвякивающих емкостей.

В чем же фишка гулять в общаге, если можно спокойно выйти в город? Я думаю, здесь сыграл свою роль «запретный плод». Ведь если говорят «нельзя», то так хочется это самое нельзя сделать в первую очередь. И именно поэтому раз в месяц или чуть чаще в общежитие раздается сирена. На этот звук сбегается толпа преподов, в то время как студиозусы пытается разбежаться по комнатам, а хозяева мероприятия лихорадочно прячут улики, ведь наказание поистине страшно. Все же не каждый выдержит две дюжины кругов по территории Академии в сопровождении нашего Капрала. Если честно я бы даже не выдержал обычной прогулки в его сопровождении…

Еле слышно пропела парадная дверь, и я вошел в чуть темноватую приемную. Старичок заведующий кивнул мне, на что я ответил тем же жестом. Вытащив ключик, чуть побитый ржавчиной — надо будет почистить, поднялся по лестнице и встал напротив двери. Легкий щелчок и мелодичный перескрип оповестили меня о том, что замок открыт и можно провернуть медную ручку.

Шаг за порог и вот я дома. Здесь не многое изменилось с моего первого визита. Разве что добавилось пыли на шкафах, прибавилось несколько полок, кресло, еще один стол и графин с чашками. Кстати местные никоим образом не различают таких вещей как чашка, бокал, стакан или кубок. У них для этого есть одно просто существительное «мнем», что переводится как «емкость для питья». Удивительная вещь — язык. Простой инструмент для выражения эмоций и чувств, но при этом у каждого он свой. И не просто у каждого народа, а у каждого человека.

Подняв со стола сумку, я поменял чернила в чернильнице, положил внутрь несколько перьев, повесил на шею новый пропуск и с прищуром взглянул на дверь.

Нет, все же длинные дороги не для нас. Провернув ключ в замке второй раз, я закрыл комнату изнутри. Дальше все было по наработанной схеме. Я подошел к окну и, открыв его, выкинул на улицу кончик веревки. Присев на подоконник я свесил ноги наружу и одним рывком спрыгнул в низ. Легким перекатом я избежал вывиха, а затем, встав, дернул за веревку — окно закрылось. Мгновение спустя я смотал бечевку и убрал её в сумку.

Дорога до родной библиотеки не заняла много времени. Хотя, чего там, она еще никогда не занимала «много времени». Возможно, потому что этот путь был для избранных. Как бы то ни было, но редкий студиозус ходит в сие замечательное заведение, предпочитая заниматься по куцым конспектам и выданным учебникам. Может и я бы предпочел этот путь, но если при ориентировании мы ищем легкие пути, то в ракурсе самосовершенствования коротких дорог не бывает.

И снова скрип и снова единогласный «Тссс». Если что и не меняется — так это местная приемная. Все так же пропахла книжной пылью, а в воздухе, казалось, зависла некая присущая таким местам серьезность. Невольно, зайдя сюда, ты и сам стираешь с лица улыбку, а через десяток минут убираешь её и из сердца. Я уже вроде говорил, что бег это интим, но вот книги это уже что-то сакральное. И, честно говоря, чтение в окружении других людей мне противит почти так же сильно, как отхожее место по центру площади.

— Снова вниз? — прошептала библиотекарша. Она, едва завидев мою фигуру, сразу полезла в стол и вытащила пачку бумаг.

— Да. И скорее всего надолго — если будите запирать, пошлите, пожалуйста, маяк, — ответил я, ставя на бланке несколько подписей.

— Хорошо, — кивнула женщина.

В который раз, поразившись бесшумности титанических створок, я шагнул во тьму. Возможно, стоило бы подробнее описать это чудо магической мысли под названием механическая лестница, но не будем заморачиваться.

Вступив на ступени, я открыл свой дневник. Перелистнув сразу несколько страниц я ударился в чтение выписки из одного древнего фолианта. Хотя вру, конечно, ему всего веков пять (по Ангадорским меркам не очень-то много), но, согласитесь слово «древний» придает этому абзацу некоей солидности. Содержание было следующего характера. Некий Томас Фарейан вел послевоенную хронику. К тому времени шестой род уже пал, а вот его наследие еще не кануло в Лету. И вот что он писал, но не надейтесь на многое, большая часть текста утеряна.

«…Страшно. Если каким словом можно описать мое состояние то это страх… Мы спускаемся все глубже и глубже, Архон трясется, а старый Гварио материться и непрестанно хлещет пиво… Старик, продавший эту карту, утверждал, что он один из дворецких, служивших, Надлежащим Забвению (так в хрониках упоминали шестых), и в его владении оказался древний документ, ведущий к хранилищу… Нас осталось всего пятеро. Арлайя сгинула в демоническом пламени, вырвавшемся из расщелины. Харуй пал от ядовитого газа без цвета, запаха, вкуса и какой либо магической составляющей. Артур стал жертвой умертвий… Они были ужасны, эти химеры. Это были люди с телами волков, лапами львов, хвостами драконов и рогами быков. Они дышали пламенем и могли поднимать многотонные камни. Гварио расплющило, а я почти перегорел, пока не одолел этих тварей… Надлежащие Забвению были хитры, последний раб сгинул в их очередной ловушке, нас осталось трое… Спаси нас, о, великий Харлахейн, бог старой религии, и предтеча новой. Помоги преодолеть… Я остался один. Архон пал от иссушающего плетения, и теперь эти ходы навеки запечатают его мумию. Отважный Гафейн закрыл меня от ледяного дождя, и теперь его искристая статуя будет служить укором этой безмолвной бездне… Кажется, я добрался, да, я смог… Здесь тысячи и тысячи, мы не могли предполагать, сколько их, надо сообщить, обязательно рассказать, что мы нашли хранилище… Я не удержался, открыл одну из них. Да поможет мне Харлахейн, я не знал, не ведал что творю. Они не достойны видеть свет, людей надо спасти, их надо сжечь…»

Как свидетельствует история, сезон спустя, в Империи состоялось Великое Горение, да-да именно так. В те времена на всех площадях, во всех парках горели огромное костры — люди уничтожали наследие проклятых. Их книги, записи, дневники, все предали огню. А в наше время люди даже празднуют день Огня, наивно предполагая, что чествуют приход лета, но нет, все куда прозаичнее.

Какое же мне дело до этих строк? Все дело в этом самом «Харлахейне» и строки с упоминанием «старой религии». Как я выяснил позднее, раньше на Ангадоре чествовали других богов. Но, как это бывает, с эволюцией мысли пришла и эволюция религии. А, зачастую, все самые старые и мудрые являются строгими консерваторами, и сохраняют в сердце уважение к великим предкам и их не менее великим свершением. И чтя прошлое, помнят древнюю веру. В записях о старой религии я и надеялся найти хоть что-нибудь, за что можно будет ухватиться и потянуть.

Лестница остановилась, и я ступил на твердую поверхность. Впереди показалась знакомая тележка. Зайдя внутрь, я вложил амулет и произнес

— Закрытая секция, отдел 174, секция 57, стеллаж 13.

Заскрипели замагиченные рессоры, и мы отправились в путь. По мере того, как мы продвигались вглубь огромной пещеры, зажигались целые вереницы магических фонарей, разбивая мрак и оставляя за собой сумрак — легкую дымку складки мироздания. Иногда я думаю, а может быть это та самая пещера, в которую спустился Томас, впоследствии сошедший с ума и проведший остаток дней в отдаленном монастыре? Но навряд ли это она.

Огни все зажигались, и целые этажи с книгами уходили далеко за границы человеческого зрения. Дубовые стеллажи, намертво прибитые к полу, поражали своими масштабами, ширина средней балки была столь высока, что даже пять мужчин не смогли бы обхватить её. И посреди этого лабиринта скользила тележка, кажущаяся лишь маленькой точкой в бесконечном мире абсолютной ночи. И сколько бы раз я не погружался сюда, сколько бы не любовался видами, но столь простой инструмент как язык не в силах передать то, что открывалось моему взгляду. Это величие, эта грандиозность и совершенность накрепко отпечатывались в воображении, вытуривая оттуда несущественные мысли. Библиотека была самым настоящим святилищем мудрости и знаний.

Спустя положенный отрезок времени, тележка замерла, и я, выходя наружу, забрал с собой и медальон-пропуск, ничем не отличающийся от прошлого. Всего несколько поворотов, и на лицо сама собой наползает не по возрасту детская улыбка. Вид стола, заваленного пергаментами и маленькой лаборатории, порождали целую палитру из приятных воспоминаний и впечатлений. Подойдя поближе, я аккуратно сгреб бумаги в семь не равных по размеру стопок. Бережно, почти с любовью, вытер пыль и, положив сумку, расположился на стуле. Ноги я привычно закинул на стол и, откинувшись на спинку, швырнул бесполезный медальон на середину. На сердце как медом полили, до того мне было хорошо.

— Еще бы книгу, — мечтательно произнес я.

— Запрос принят. Запрос обрабатывается. Невозможно выполнить запрос. Сформулируйте точнее.

Хрустальная идиллия вдребезги разбилась, а я от неожиданности не удержал равновесия и с громким «бум» поздоровался с полом. Сила удара была столь высока, что бумаги слетели со стола и накрыли меня ровным бело-желтым слоем. Выбравшись из под завала я стал искать источник голоса. Им оказался зеленый шар, парящий над столом, точнее над медальоном. Шар этот был размером с футбольный мяч и плавно покачивался то влево то вправо, то вверх то вниз.

— Эмм, — только и смог выдать я.

— Сформулируйте точнее, — прозвучал мелодичный женский голос.

И тут меня стали посещать некоторые догадки, одна из которых требовала немедленной проверки.

— «Теория ведения магической дуэли» Гардур О`Сомель.

— Запрос принят. Запрос обрабатывается, — от напряжения я задержал дыхание. — Искомый документ найден. Общая секция, отдел 83, секция 313, стеллаж 2. Документ находится под грифом «Четвертый курс. Боевая специализация». Для доставки требуется подтверждение прав.

И тут я понял, что в этом интерфейсе есть еще и идентификация пользователя. Вот только какой уровень у меня? А чем демон не шутит.

— Права пользователя?

— Права уровня Архивариус. Допуск выше ограниченного. Закрыты разделы: Секретный и Императорский.

Если бы рядом был Сонмар, я бы его как минимум бы обнял. А ведь этот старый перечник как то мне рассказывал о своих похождениях в молодости. И была там одна история, что якобы он на спор увел у тогдашнего архивариуса его пропуск. И видимо он не приврал, и этот самый пропуск сейчас лежит у меня.

— Подтверждаю права.

Прошла некоторая заминка, а потом шар сменил окрас на ярко-оранжевый.

— Права подтверждены. Документ отправлен.

И шар погас, а спустя пару минут появился аналог тележки, разве что эта была размерами с небольшой сундук, и ездила не по рельсам а имела небольшие колесики. И в этом самом курьере лежала нужная мне книга. Я даже засмеялся ненароком. В прошлый раз я этот талмуд целую декаду искал, проштудировал сотню другую каталогов. А тут — заказал и радуйся. И как только я поднял эту книгу, тележка с немыслимой скоростью унеслась куда-то во мрак.

Ну ладно. Будем играть по крупному. Вернувшись за стол и собрав документы, я пообещал себе, что при случае отправлю Сонмару изюм, он его мог целыми мешками уплетать. Когда эмоции чуть поутихли, и в голове прояснилось, я произнес.

— Общий поиск, — и зажмурился, надеясь, что у технарей всех миров мозги устроены одинаково. Благо общение с Томом меня сильно подковало в этой области.

— Задайте необходимые параметры, — вновь над амулетом возник зеленый шар, а по залу прокатился женский голос.

— Дата — не раньше последних семи столетий. Содержание — старая религия и источники энергии.

— Запрос обрабатывается. Запрос обработан. Документов не найдено.

— Дата — не раньше последних пяти столетий. Содержание — старая религия и источники энергии.

— Запрос обработан. Документов не найдено.

— Дата — не имеет значения. Содержание — старая религия и источники энергии.

— Документов не найдено.

Дальше последовал длинный диалог, затянувшийся на долгие три часа. И к его концу, когда слова «не найдено» стали для меня чем-то вроде надоедливой капли, бьющей по мозгам, я был готов зашвырнуть этот амулет в демонову бездну. Я коверкал поиск по всякому, да я почти изнасиловал этот медальон, но все тот же голос все так же беспристрастно произносил «не найдено». Достав из сумки флягу, я глотнул свежей воды и развалился на стуле, тяжело дыша. Это было действительно утомительно, и я решил взять перерыв.

— Мне бы хоть записки сумасшедшего, — бредил я. — Хоть что-то про источники.

— Запрос принят…

— Да заткнись ты! — крикнул я. — Еще одно «не найдено» и я, клянусь богами, переплавлю тебя в набалдашник для кочерги!

— Документ найден.

И снова я рухнул со стула, и в который раз документы накрыли меня ровным слоем. Но на этот раз я пришел в себя быстрее. Стрелой вскочив на ноги, я до белых костяшек сжал край стола.

— Идентификация невозможна. Отдел — неизвестен. Секция — неизвестна. Стеллаж — неизвестен. Документ находится под грифом «Надеюсь, ты не слишком долго мучил эту вещицу».

Боги, я действительно пошлю ему изюм, отравленный. И ради этого не поленюсь произвести новые изыскания, чтобы создать такую смесь, от которой он будет веками подыхать.

— Доставить, — прошептал я и стал собирать документы.

Шар снова окрасился в оранжевый, а маленькая тележка со свистом примчала прямо мне под ноги. И там, в глубине, лежала потрепанная книжка в кожаном переплете. Подняв её, я чуть ли не ощутил тот груз веков, что она перенесла на себе. Ей было как минимум, как минимум очень много лет. Открыв её, я увидел падающую записку. Понятное дело там красовался почерк Сонмара.

«Я не смог её прочитать, но тешу себя надеждой что прав в своих догадках. И не стоит травить мой изюм!»

Прочитав последнее слово, я резко обернулся, но за спиной, кроме книг, не было ничего и никого.

— Старый маразматик, — одними губами прошептал я и сел на стул.

Открыв первую страницу, я обреченно выдохнул — это были неизвестные мне символы. Какие-то черточки, точечки, крестики и прочая ересь. Даже на алфавит толком не похоже. Нет повторяющихся символов и какого-либо четкого деления по количеству знаков. Да это даже за век не расшифровать. Я уже было хотел зашвырнуть бесполезную макулатуру подальше, но внезапно осознал, что понимаю, то есть могу прочесть эту неурядицу.

И нет, я не стал лихорадочно листать талмуд. Чуть дрожащими руками я закрыл книгу, а вместо этого открыл сумку. На столе появился термос, стакан, несколько колбочек, а так же штук десять различных бутербродов. Налив себе кипятка, и замешав некое подобие кофе, я вооружился бутербродом и только после этого полез просвещаться.

«Сегодня я начну вести дневник. Учитель обучил меня премудрости письма, обещая, что только сведущий сможет прочесть это. Ну а мне то читать итак не надо. Сегодня был хороший день. Ничто не мешало мне предаваться медитациям, кои стали спасанием измученному калеки. Но было и нечто странное. Я привык к темноте, я больше не боюсь теней и шорохов, но сегодня я впервые за многое время испугался. Сегодня тьма взорвалась красками, их было так много, что пока я не вспомнил что это — цвета, я считал себя сумасшедшим. А потом мир снова погрузился во тьму. Учитель сказал, что это последствие моих упражнений, что срок становления магом близится. Да. Сегодня мой последний день, когда я именуюсь одаренным. Сегодня, когда объединятся источники, я стану магом…»

Я положил дневник неизвестного на стол и, проглотив остатки, поднял новый бутерброд и отхлебнул немного кофе. Как только дневник коснулся стола, по залу пробежался легкий ветерок — местная вентиляция, и касание ветра стало смертельным для этой ветоши. Дневник, буквально выражаясь, прахом развеялся и улетел вместе со свежим воздухом.

Возможный прохожий застал бы следующую картину. За столом, с куском бутерброда, сидел некто. В его руке находился стакан с коричневатой жидкостью, а его рот был раскрыт настолько, что туда бы влезла не одна лампочка. Вскоре этот человек вскрикнет, руку ему обожжет напиток. Стакан, выскользнув из пальцев, ухнет ему на колени и ошпарит их. Пытаясь стряхнуть горячие капли, человек испачкается бутербродом, а потом и вовсе упадет вместе со стулом прямо на пол. Вскочив на ноги, он оглянется и, убедившись, что находится в полном одиночестве, возопит на всех известных ему языках, все известные ему ругательства.

— Дурак, дурак, какой дурак, — корил я себя. — Филолог, темных богинь мне на любовное ложе. А подумать головой, а вспомнить про окисление. Магия есть, ума не надо. Дебил!

Так я провел еще полчаса. Корил себя, всячески понукал, но вернуть утраченное уже не мог. Вскоре, когда шок отступил, я вернулся за стол и по памяти переписал весь текст. Дальше последовали долгие часы. Я раскладывал текст по смыслу, на строчки и по словам. Исследовал вдоль и поперек, применяя все известные способы криптологии, и пришел к следующим выводам. Писавший был явно не в своем уме, об этом говорит постановка фраз и некоторые бороты. Далее, слиянию источников предшествовала хитрая процедура упражнений, еще один плюс в копилку отравления Сонмара. Ну и напоследок, две самые волнующие вещи — раньше магами считались лишь те, кто объединил свои источники. А все остальные были одаренными. И это укладывается лишь в контекст старой религии, которая проповедовала, что любое создание может обучиться волшебству. В новой религии объединение источников делает тебя Колдуном, другим ответвлением от общих течений. Но и это не самое важное…

Схватив чистый лист, я набросал простенькую печать, круг, треугольник и три фразы, одна из которых состояла из черточек, кружочков и завитков. Схватив этот лист, свой дневник, я вызвал тележку и устремился к выходу. Нельзя описать ту бурю, что поднималась в моей душе. Если я был прав, то только что решил одну из наиважнейших проблем выживания, да и просто возликую над торжеством своей смекалки.

Тележка затормозила и вновь, да что там, как всегда стал бегом подниматься по механической лестнице.

В который раз мне в спину крикнула библиотекарша.

— Распишись!

А я ей, под многоголосое «Тссс».

— Потом.

Ветер ударил мне в лицо, закатное небо стало золотым ковром на пути к успеху. Я бежал среди строений, низких и высоких, бежал, обгоняя студиозусов, одни осыпали меня проклятьями в след, другие от неожиданности вскрикивали. Я бежал, обгоняя птиц, и чуть не пришибил рыжего кота, усевшегося на одной из клумб. Я обогнал Дирга и компанию, вернувшихся из города, я затоптал молодой, неуверенно выползший из земной тверди цветок. Я положил так много на путь к успеху, что совсем не заметил как оказался на полигоне.

Сжав в руке трафарет, я, контролируя силу, обвел все линии, и вскоре в воздухе засияла нужная схема. Цвета небесного серебра, она стала символом успеха. Может я бы и прослезился, если бы не следующее, я ни как не ожидал успеха и оттого случайно порвал трафарет. В принципе, это должно было произвести крупный «бабах», но печать все так же висела воздухе, создавая некое праздничное ощущение.

Я взглянул на две части печати у меня в руках, потом снова на знак, снова а листы, а затем не нашел ничего лучшего кроме как разорвать еще на пополам. Знак, висевший в небе, замерцал и задрожал, а я, подхватив сумку, побежал в убежище. И когда ноги мои донесли тело до безопасного укрытия, на полигоне раздался классический «бабах».

— Два источника, — бормотал я. — две части одного целого. Когда они разъединены, нужен мост, а когда соединены, ты сам и есть этот мост. Плетельщики могут плести, только используя обе руки, аурникам нужно два уровня, заклинателям тексты и звук, ритуалистам опять же обе руки, как и целителям. А нам, чертильщикам, целая печать, но если у тебя две силы в одной, то ты справишься и с половинками. Но как же мне это использовать?

И тут новая догадка поразила мое сознание. В этот прекрасный день открытий мозг радовал своей находчивостью. Я выбежал из полигона, на бегу подмахнул подставленный мне бланк посещений и устремился в общежитие. По дороге мне встретился один из недовольных предыдущими пробежками. Он был со второго курса нашей специализации и явно хотел меня чему-то «научить». Увы, у меня совсем мало времени, и именно поэтому бедолага, схватившись за скулу, рухнул как подкошенный а я побежал дальше.

Вот и наша общага, вот и старичок, метнувший в меня перо, уклонившись, я отсалютовал ему и взлетел по лестнице. В комнате снова наша троица, девушки кружатся в новых платьях, а Дирг оценивающе кивает.

— Тим ты посмотри… — начал Лейла.

Я, напрочь игнорируя этих бабочек, схватил за грудки рыжего и даже приподнял его над полом.

— Где?! — взревел я.

Дирг ошеломленно посмотрел на меня, а потом указал на одну из половиц. Я отпустил его, от чего парень рухнул в кресло, и отодрал деревяшку. В импровизированном тайнике покоилась бутылка, схватив её, я помчался наружу. Пара прыжков по лестнице, и вот, я уже стою около номера одного хорошего знакомого. Постучав три раза, я стал ждать, надеясь, что старший курс выбирается не под ночь, а на ночь.

— О, Ройс, — удивился мне вечный стражник. — Что-то ты долго нас искал.

— Были дела, — выплюнул я и без приглашения ворвался в комнату.

На дальней кровати сидел другой студиозус, судя по знакам — целитель четвертого курса.

— Ну, заходи, — усмехнулся обладатель мутантского магического резерва и закрыл за мной дверь.

— Вот, — я поставил на стол бутылку и сел на стул. — Надо поговорить.

— Эрик, достань бокалы что ли, — полу попросил, как здесь принято, парень и сел напротив. — Так, я уже видел такой лихорадочный блеск, в глазах моего старого приятеля. Говорят, он после этого крышу женской общаги подорвал. Так что сразу говори, в чем проблема.

— Как сражаются чертильщики? — сходу выпалил я.

— Сразу скажу это плохая затея… Чего?

— Как сражаются чертильщики? — повторил я.

— Так спроси у своих, — насторожился приятель.

— Если пришел к тебе, значит, есть в этом смысл, так? — я был больше похож на частушника, говорил такими же скороговорками. — У тебя же большой опыт по этой части, давай вспоминай.

Мы некоторое время боролись взглядами, но команда брейк поступила, когда до ушей донесся звук разливаемого напитка.

— Да чего там вспоминать. Они с шестами обычно выходят, у них там тьма всяких печатей начерчено. Силой заполнят и вперед, крушат все, что видят. Хотя, похвастаюсь, я еще ни одному чертильщику не слил. Вы ребята конечно умные, но не ваша эта стихия — сражения, так что я и не знаю, зачем ты в боевуху ударился.

— Скоро сольешь, — хмыкнул я.

— Чего?

— Ментальным заклятием не попадало? — подмигнул я.

Мы переглянулись, а потом засмеялись и опрокинули содержимое бокалов. Целитель, неспешно потягивающий напиток, смотрел на нас ошарашенными глазами.

— Тебе что ли?

— Именно мне.

— На сколько? — сразу приосанился приятель.

— На золотой, — прищурился я.

— Крупно ставишь, — протянул знакомый. И ведь верно — обычная ставка для споров — серебруха. — Повышаю до двух.

— Добиваю, — хмыкнул я. — По рукам?

— По рукам, — мы снова выпили. — Когда бьемся?

— Через декаду, в это же время.

— Готовься к поражению, салага.

— Губу закатай, Стражник.

Мы продолжили смеяться. Я от радости, а парнишка просто потому, что такой человек — ему в радость, когда другим радостно, хороший человек, правильный.

— Ребят, я все понимаю, — подал голос до этого молчавший Эрик. — Но пять бутылок, да на троих…

— Каких пять… — начал было я, но тут увидел, как целитель ставит на стол еще четыре емкости.

— Надо звать народ, — протянул знакомый, — Кстати, меня Санта зовут

Мы пожали руки, а я снова рассмеялся.

— Хорошее имя.

— Да, мне тоже нравится, — улыбнулся собутыльник. — Ладно, я весточку кину, а вы пока закусон организуйте.

Так было положено начало моей первой студенческой вечеринке, хотя лучше бы я ограничился простеньким ответом на вопрос.

Дата добавления: 2015-10-13